Глава XVI
Во сне он бродил по крышам. Под ступнями гремела дешёвая жесть, какую теперь не встретить в Париже. Скользил по мокрым от дождя, серым свинцовым пластинам, которые в солнечные дни красят город в голубой. Чёрной тенью летел между древних печных труб. Перебирался через стены фаерволлов, рёбрами разделяющих парижские крыши. Игнорировал вбитые в кирпич металлические скобы – ступени. Преодолевал их могучим кошачьим прыжком, чтобы секунду спустя оказаться на самом краю, где, внизу кипела жизнь. Но и здесь он надолго не задерживался: делаясь невесомым, как ветер пробегал по свободно висящим жилам кабелей. А где их не было, просто перепрыгивал от дома к дому. Выбирал места, где улица оказывалась слишком широкой для простого прыжка. И, наслаждаясь мгновениями полёта, падал… Падал. Простой человек непременно ударился бы об асфальт дороги. И на его изломанное тело наехали бы колёса машины. Или, в лучшем случае, долетел бы до тротуара. Да там и остался. Но Адриан во сне простым человеком не был. Он был Нуаром. А Нуар отталкиваясь от края крыши знал: по ту сторону гудящей пропасти – обыкновенный османовский дом. Инстинкт подсказывал ему, что у таких домов на втором и пятом этаже всегда имеются милые балкончики. За которые так удобно цепляться руками… Он пролетел пятый этаж, промелькнули горящие окна четвёртого и третьего. Адри вытянул руки – край балкона послушно лёг под крепкие пальцы. И парень мощным движением мускулов бросил тело вверх. Стопы ритмично ударили о стену: он нёсся вверх, и энергии оказалось достаточно, чтобы добраться до пятого этажа. Снова балкон, снова рывок… два удара сердца для человека. Целое приключение для камненосца. Адриан бесшумно (а он мог становиться неслышным, когда хотел!) опустился на край крыши. Втянул носом влажный воздух, наполненный запахом отработанного топлива, влаги, жареных каштанов, и тысячей тысяч других запахов, какими полнится Париж. Он выдохнул с восторгом. Глаза Нуара в одну секунду подмечали миллионы мелких деталей. Одновременно он видел и спешащих куда-то прохожих, и наглого мотоциклиста, пытающегося объехать затор по разделительной полосе. И воркующих на крышке трубы голубей. И зелёную вату мха, проросшего в древнем кирпиче. Мышь, ползущую по водосточной трубе, резкое движение в окне третьего этажа (кто-то раздражённо задёргивал шторы), воровато оглядывающегося клошара*, только что стянувшего апельсин из уличной лавки на углу. Ярко блестящую мелочь евроцентов в руке темнокожего продавца. Эти наблюдения вызывали в груди чувство эйфории. Сердце разгоняло её по венам, и восторг, недоступный человеку, занимал всё тело. - Вот что значит быть Нуаром. Адриан вздрогнул. Повернул голову в сторону говорившего: из-за трубы вышла тень. Знакомая по фотографии и другому сну: закутанная в потёртый чёрный плащ с поднятым воротником. С шарфом, закрывающим половину лица, маской – точной копией его! – и надвинутой на брови шляпой-федорой. Из-под полей, во тьме ярко горят зелёные кошачьи глаза. Мужчина поднял указательный палец к свиноцово-серому, в тон крышам, небу. - Но это ещё не всё, парень. Ещё не всё. - Что ты оставил мне? – тихо спросил Агрест. – Между станциями Ла Мотт-Пике - Гренель и Эколь Милитер? На самом деле он не хотел задавать этот вопрос. Ему хотелось просто бежать, вперёд, вперёд, пока не достигнет шпиля кафедрального собора, чтобы оттуда Париж показался безмолвным лабиринтом синих улиц. Но сон, такая вещь: здесь всё решено за сновидца. А он волен или подчиниться, или… проснуться. Старый Нуар пальцами стянул шарф на подбородок, и Адриан с ужасом увидел, что губы у него синие, как у покойника. Призрак словно из воздуха достал сигарету и зажигалку, быстро прикурил. На лёгком ветру уголёк горел особо ярко, и чутким слухом Нуара Адриан услышал, как тлеет бумага. - Я не знаю, - после паузы ответил призрак, - я ничего не оставлял другим Нуарам. Возможно, меня убили раньше. Возможно, я не посчитал нужным что-то кому-то оставлять. В любом случае, ничего такого не помню. Он перевёл взгляд демонических глаз с Адри на раскинувшуюся внизу панораму. Теперь Агрест узнал её: сейчас оба они стояли где-то на вершине Монмартра. Отсюда, с холма, тянущиеся вниз улицы казались корнями исполинского дерева. Он, этот холм, вцепился ими в почву так крепко, что не выдернуть самой крепкой бурей… Агрест мотнул головой – мысли, лезшие в разум, явно принадлежали не ему. Но и не Баст. Сейчас, во сне он точно знал – если ква-ми и есть в этом мире, то где-то далеко. - Что ещё? – покоряясь логике сна, спросил Адриан. - Нуар, - по-кошачьи мягко произнёс призрак, - символ Парижа. Париж – символ свободы. Твой Париж – свободен?.. - Я не знаю. Призрак улыбнулся синими губами. Перекинул сигарету в уголок рта. - Вот именно, - прошептал он, и кошачьи глаза пронзительно посмотрели на Адриана. – Вот именно… - Сейчас это не имеет значения. Нам объявили войну, и… Старый Нуар выдохнул облачко сизого дыма. И ветер тут же растерзал его, понёс над гудящей улицей. - Парень. Тебя выдумал Париж. Как выдумал Нотр со всеми его горгульями, Мулен Руж с танцовщицами, Розовый Дом, Мост Менял, Рю-дю-Ша-ки-Пеш… и вот эту дрянь. Он ткнул пальцев в темнеющую на горизонте иглу Башни Эйфеля. - Без них, без людей, это была бы просто груда ржавого металла. Она ею и была, пока город не принял её, не придал смысл… - Нуар пожал плечами. - Без парижан Красная Мельница – дорогой старый бордель, и цена ему меньше сантима. Камни Бастилии – просто камни. Можно надеть кольцо, и стать рабом похотливой богини – это не страшно, она забавная баба. Но стать Нуаром получится только когда город признает тебя, как свою часть. - Где город, - улыбнулся Адриан, - и где Древний Египет. Старый Нуар вернул ему кислую улыбку. - Да. Но Египет уступил нас этому городу. Есть повод задуматься. А?.. Он щелчком выкинул окурок, и тот исчез, не долетев до свинцовой черепицы. - Париж выдумал Нуара, - продолжил призрак, - придал мелкому явлению, незначительному объекту… очередному камненосцу… смысл. Нуар – ничто без Парижа. А вот Париж без Нуара, как я вижу, жив – живёхонек. По крайней мере, он живее меня… Старый Нуар горько хмыкнул. - Мы взросли на благодатной почве, нас уже признали. Но тебе придётся труднее – тебя начали забывать. Самое время напомнить. Делай уже свою работу, парень, если не хочешь остаться рабом марида. Адриан медленно моргнул. - Я не понимаю, - произнёс он, - как это поможет убить гуля. Судя по всему, ваш Париж за вас не заступился. Призрак прервал его решительным жестом. Снова натянул шарф на лицо. И, засунув руки в карманы, перекатился с носков на каблуки. - Думаешь?.. – хитро щуря глаза, спросил он. – Ты точно знаешь, где нас убил гуль?.. - Что, неужели не?.. Мужчина приложил палец к закрытому шарфом рту. Кивнул себе за спину, как бы намекая: «нас могут услышать». - Вот тебе пища для размышлений, - равнодушным тоном продолжил он. Опустив глаза, пнул носком кучку мха. – Для начала: ты ничего не знаешь. Ты только думаешь, что знаешь. А вот для конца: ты, быть может, победишь, когда поймёшь, каков он – твой враг. Но нипочём не победишь, пока не поймёшь, кто ты такой… Адриан промолчал. Поднялся ветер. Холодными щупальцами он хватался за горло, тревожил пряди волос. Колыхались, совсем как настоящие, поля шляпы Старого Нуара. Призрак бросил короткий взгляд на небо. С севера приближалась чёрная снежная туча. В голове Адриана, сквозь пелену сна прорвался вопрос – и Агрест почувствовал, как задрожала реальность. Ещё чуть-чуть, и он проснётся… - Вы точно умерли? - Это так же верно, как то, что шлюхи толпятся на Монмартре, - кивнул Старый Нуар, - мы – просто сожранные духи, тени… тени… воспоминаний… Призрак нахмурился – под маской этого не было видно, но Адриан почувствовал, что собеседник насупил брови. - …и мы уже устали… очень устали, парень. Это сложно, когда ты не можешь запомнить ничего нового. Когда ничего не случается, а весь твой мир – уже случившееся. Это как прожить всю жизнь на одном вдохе. Адриан понимал, что просыпается. Мир подёрнулся дымкой, потерял очертания, как бывает только в настоящем сне. Разум, словно заведённый мотор, подбрасывал новые и новые мысли. Нужно было сказать, спросить, пока явь не забрала его себе… - Я мог бы передать Банникс что-нибудь от того… Агреста… Старый Нуар дёрнул плечом. Явно рисуясь, осмотрелся: - Что-то я его здесь не наблюдаю. Видно, ему нечего ей сказать. Или рассчитывает, что ты так на так утешишь безутешную вдову. В любом случае, ты можешь придумать что-то от себя. Сделать от себя. Ведь Агрест – это ты. Он сощурил зелёные глаза. Хмыкнул. - Нагретое местечко, да, парень?.. о, ты изменился в лице. Думай теперь, это всё я сказал, или твой рассудок вытащил потаённую фантазию?.. Адриан показал ему средний палец, и Старый Нуар рассмеялся хриплым голосом. - О ля-ля! Пардон! Пардон. Теперь я вижу – ты другой. Мне нравится. Ты мне нравишься. Тогда слушай ещё, это сказал Нуар до меня… Он сделал глубокий вздох, и мир задрожал как в летнем мареве. А затем Париж накрыла темнота. - …если тебе велят, чтобы стало темнее – убей пламя…******
Солнечный луч слепил глаза даже сквозь сомкнутые веки. Он прикасался к коже нежной тёплой рукой. Заставил улыбнуться. Адриан приоткрыл глаз. Хлоя проснулась раньше него, и успела уже зашторить окна. В луче света, нашедшего лазейку (а свет всегда находит лазейку!) танцевали пылинки. Они вертелись под высоким потолком, над королевских размеров кроватью, застеленной белым бельём. Парень осторожно повернул голову: Хлоя ходила по комнате, и не торопясь собирала разбросанные вещи. Делала она это, конечно же, обнаженной. Адри разлепил второй глаз, и, чувствуя на губах глуповатую улыбку, продолжил наблюдение. Закончив с «уборкой», девушка открыла дверцу шкафа – по стене метнулся узкий солнечный зайчик. Сейчас стояла к нему спиной. Распущенные, цвета мёда волосы доставали как раз до ямочек на пояснице. Словно перст указующий, они переводили внимание на округлые ягодицы и стройные ноги*. «Боже, до чего ж они длинные. Это законно вообще?» Хлое что-то понадобилось на верхней полке, и она привстала на цыпочки. Адриан с какой-то неясной печалью вздохнул. И девушка, бросив из-за плеча хитрый взгляд, набросила на плечи тонкие бретели ночной рубашки. Адри вздохнул ещё печальнее. - Да-да, - пробормотала Хлоя, продолжая перебирать гардероб, - за окном день, бесплатное кабаре закрыто, хоть до смерти усопись. Нас ждут дела. Адриан сделал попытку спрятаться под одеялом. - Я сварила нам кофе, и оно ждёт внизу, - безапелляционным тоном заявила Хлоя, придирчиво взвешивая в руках две курточки на прозрачных пластиковых плечиках. – Что ты за человек, если начинаешь день не с кофе? - Ну ма-а-м, - пробубнил Адриан. Хлоя, морщась, вернула куртки на место. Видимо решив что обе одинаково недостойны. - Ладно - ладно, - притворно вздохнула девушка, поворачиваясь к нему лицом. – Валяйся. Но учти, я заказала нам завтрак в буланжери внизу, курьер должен вот-вот подойти, и встречать я его буду вот так… Она провела ладонями по тесной, тонкого шёлка ночнушке. Которая хоть и заканчивалась чуть выше колена, но скромнее от этого не становилась. Не прочитав в сонном взгляде Адриана должного ужаса, Хлоя щелчком пальца сбросила с плеча лямку бретели. - Хм-м, кабаре приоткрылось, - тоном равнодушного наблюдателя заметил Адриан. - Чуть-чуть. Снизу раздался протяжный «динь-дон» звонка. Буржуа испуганно вздрогнула, и, будто курьер уже вломился в спальную, быстрым движением прикрыла грудь рукой. Адриан ленивым жестом отпустил позволение Хлое побыть сегодня леди Годивой. - Адрикин!!! Поднимаясь с кровати, он клятвенно заверил себя, что обязательно, всенепременно ляжет сегодня пораньше. И выспится, ух как выспится! Как никто до него не высыпался… А ещё он начинал понимать людей, которые ненавидят курьеров. - Иду, иду… Недовольно сопя, Адри влез в джинсы. Спустился по лестнице в холл, где ненадолго потерялся, пытаясь вспомнить какая из дверей, собственно, входная. Но пара бодрящих ударов по щекам вернули память на место, и Агрест, шаркая, добрался до выхода. Уже толкая створку двери от себя, парень поймал себя на мысли, что с его-то везучестью там может оказаться не курьер, а гуль в обнимку с Парижским мэром, Римским Папой и толпой папарацци. Опасения подтвердились лишь частично. На лестничной клетке стоял улыбчивый лопоухий паренёк. Со вздёрнутым маленьким носом и рыжей шевелюрой северянина. Адриан, с ходу не разобравшись в чём подвох, вежливо поздоровался, и уже протянул руку за лежащей в бумажном пакете выпечкой. Надеясь, что этим всё и ограничится. Но низкий, по плечо, паренёк бодро отрапортовал: - Борбыйень, пержеле желашання мезмель Жужруа! И жежё бодброму ждругу. Адриан сонно моргнул. А затем обречённо произнёс: - Господи – Боже. Северянин, как и положено северянину, говорил на шти**. А с этим диалектом у коренных Парижан случались некоторые… сложности. - Жеже? Мы не наз мессе. Итетели, мсе, заказаз от мезмель Жужруа, и я… жолдежен еперджать от ежто Жадриану Кобжелину. Рука северянина нырнула в карман куртки. И показалась со сложенным пополам листком. Края его были соединены скобами степлера. Адриан пытался «завести» сонный мозг, но тот предательски глох. Северяне любят «шти». И делятся на два типа – тех кто его знает, и тех кто говорит только на французском. Вся сложность заключалась в том, что знающие шти отчего-то считают, что и другие французы на нём говорят. А уж если признаться, что ни слова из сказанного не понял – обиды не миновать. Кроме того, это просто неприлично. Как если сказать бубнящему человеку что из его монолога понятно лишь то, что ему нужно обратиться к логопеду. Как коренной парижанин Адри знал и о северянах, и о шти. Но столкнулся с языком суровых шахтёров и рыбаков впервые. - Жадриан, это, наверное, я, - неуверенно произнёс Агрест, протягивая руку к листу бумаги. Северянин записку отдавать не торопился. - Жадриан Кобжелина? – сощурив светлые глаза, уточнил курьер. – Жабжерное? Вы вжурже не увебрежнены в жом хто жыесжть? - Я с утра ни в чём не уверен, - буркнул Адри, - но вообще-то моя фамилия «Агрест». - Ажбешт? - Агрест, - мстительно настоял Адриан. – Мы в столице, а здесь, как известно, асбест в опале, как опасный для жизни материал. Северянин сокрушенно покачал головой. - Жабже неже жабержаю об ём бы гобержим, жужье Ажбешт. Но жвот жака иштория: жержебоння ражно ужром ж наже бубланжери жашла мазмель с рыжежным вужлосами, жабулажная жернардина, и прожелила пержедать жет эту жабижульку… жля Жадриана Кобежелина. Же казала жо эжно жожно важно. Для Жадриана, я бужбжею жакажть. Закончив энергичный монолог, курьер выразительно подвигал густыми бровями. И вопросительно уставился на собеседника. - Не знаю как насчёт «рыжежных вуржиков», - осторожно произнёс Агрест, - но я определённо Адриан, а за моей спиной бродит самая настоящая медемуазель «Жужруа». Если хотите, могу её позвать. Клянусь, вы будете в восторге и ужасе одновременно. Курьер оторопело моргнул. И, задумчиво подвигав губами, кивнул мыслям. - Жижего не жежабержал. Вы Жадриан Кобжелина, ти не? Адриан, решив больше не рисковать, мрачным тоном согласился, что он и есть «Кобжелина». «Что бы это ни значило». Эта новость курьера явно обрадовала. Белозубо улыбаясь, он вручил парню тёплый пакет. И листок бумаги. После чего, пожелав «бобжрого ужра», двинулся вниз по лестнице. Адриан, вздохнув, захлопнув за спиной дверь, побрёл на кухню. На белоснежном столе, украшенном графинчиком с цветами и стопкой чистых тарелок, покоились чашки кофе. Хлои не было, и Адриан, поставив на столешницу пакет, источающий заманчивые ароматы выпечки, не глядя опустился на стул. Бумага записки жгла пальцы. Подумав немного, Агрест кончиком столового ножа аккуратно сковырнул скобы. - Семьдесят пять, - пробормотал он, разворачивая послание, - семьдесят пять диалектов Франции. И мне достался «шти». Он пробежал глазами по строчкам, выведенным размашистым почерком – бумага пахла знакомыми духами, и Адри с первых же слов догадался, кто навещал пекарню сегодня утром.«Доброе утро, кобелина!
Преамбула: хотела навестить ваше кобеличество лично, но меня не пропустил чёртов консьерж. Похоже, я недостаточно буржуазна для этого дома, и своими плебейскими кроссами только запачкала бы святой мрамор респектабельной халупы. Свобода, равенство, братство! Впрочем, мы все из третьего сословия, и я уже думала войти к вам как полагается (то есть в окно), но побоялась, что моё слабое сердце не выдержит зрелища твоего грехопадения. Номер твой не отвечает, и потому ты читаешь это письмо. Амбула: сегодня ночью виделась с мсье Бражником. К моему прискорбию, с ним всё хорошо. По крайней мере, он подавал признаки жизни, и даже высказал некоторые… идеи. Вот они-то внесли тревогу в моё сердце. Потому хочу тебя попросить – держись от него подальше. Хотя бы пару дней. Затаись. Исчезни. Обычно ты кладёшь на мои просьбы сам-знаешь-какой предмет. Но в свете последних событий (как мне думается) ты научился пользоваться им… иначе. Значит, не угасла ещё надежда. Будет неплохо, если ты и дальше продолжишь сам себя заранее поздравлять и устраивать медовый месяц. Уверена, мне удастся привести мсье бабочку в чувство, а ты своим явлением только помешаешь. Сама с тобой свяжусь, когда будет нужно. Подпись: Ирэн Кафлэр. P.S. В Миракль не входи. Гуль слаб, но там тебя достанет. P.P.S. Хлоя! Аликс А. велела передать тебе привет. P.P.P.S. В здешней пекарне работают настоящие северяне! Нихрена не понятно чего говорят, но такие забавные! Я убедила ребят, что ты говоришь на их языке… ой как они обрадовались! Оценишь.» Адриан улыбнулся, откладывая письмо. - Вот зараза. Он задумчиво посмотрел окно. За ним, возвышалась уже знакомая стена дома. А за ней – только голубое небо, в перистых прожилках редких облаков. Кажется, будто нет никакого Парижа, и всей Франции. А только этот двор. Тишина, царящая на кухне - уютная, хоть и с нотками стерильности – дополняла это ощущение. «Но это иллюзия. Вокруг меня кишмя кишат камненосцы. Город. И, похоже, так было всегда. Подумать только». Конечно же, у Бражника созрел план. И то, что Банникс так беспокоится, говорит о том, что план этот Нуару не понравится. Адриан вздохнул, выпуская воздух сквозь плотно сомкнутые зубы. Ему и самому не хотелось сейчас куда-то вмешиваться. Спорить, лезть в неприятности. А вот чего хотелось – чтобы его оставили, наконец, в покое. Он получил передышку в пару часов, и показалось, будто всё-всё осталось за этой вот кирпичной стеной. Но Миракль приходит во снах. Он присылает записки через Банникс. Не потеряй Агрест телефон – ещё б и позвонил. - Как же мне это надоело. По лестнице зацокали каблучки. И Адриан, спохватившись, начал доставать круассаны из пышущего теплом бумажного пакета. Он разложил их по тарелкам ровно когда Хлоя вошла на кухню. - Та-дам! Агрест поднял взгляд. И удивлённо присвистнул. Он уже привык, что Буржуа одевается вызывающе. Но сегодня, похоже, она решила слиться с толпой. Простенький, но элегантный тёмно-синий пиджак поверх белой футболки, аккуратно забранные ободком волосы. Юбка ниже колена. В тон пиджаку, но с игривым плиссе. И самый минимум косметики. Хлоя, будто извиняясь, развела руками. - Похожа на «бишибижиху»***? Мамка – католик с выводком катольчат. Да? Адриан на пальцах показал, насколько Хлоя близка к истине. Тут же прибавил пару жестов, изображая восторг – тем более что новый образ ему был по душе. - Я ещё очки надену, - сказала Хлоя. И действительно надела чёрные очки, закрывающие добрую половину лица. - Надо понимать, у тебя или фингал, или ты от кого-то собралась прятаться. От отца?.. Девушка небрежно отмахнулась. Села напротив Адриана. Совсем не по-католически положив ногу на ногу. - А то он не в курсе, - буркнула Хлоя, поднося к губам чашку кофе. – Он бы половину Парижа на уши поднял, не заявись я сюда ночью. Консьерж ему доложил обо всём, и, будь уверен, твой папенька тоже в курсе дела. Она сделала глоток. И разочаровано произнесла: - Остыл. - Прости. На доставке был северянин. И говорил он… -…на шти? Странно. Они прекрасно знают местный французский. Ну да, ты справился. Жена Рейнарда, моего пра-пра… оттуда родом. А сам он из Бретани. Так что мы, по традиции, окружаем себя северянами. Привыкай. Адриан, решив, что холодный кофе – все ещё кофе, потянулся к чашке. - Так, если это не маскировка, то траур. Хлоя тихо хихикнула, бросив на парня красноречивый взгляд. - Это маскировка, дурачок. Мы едем на Монмартр. - Да-а?.. – разочарованно протянул Адриан. Он-то до последнего надеялся, что самое дальнее из сегодняшних путешествий – на лестничную площадку. - Да-а, - передразнила его девушка, - сегодня первая суббота месяца, и там проходит Праздник вина. Не знаю, насколько это весело, но ты же тянешься ко всему клошаровскому и плебейскому. Так? Адриан изобразил подобие счастливой улыбки. Он достаточно хорошо знал Хлою, чтобы понять, насколько велика жертва с её стороны. И потому смирился. - А… -…а маскируюсь я от наших сокурсников. Поскольку они там наверняка будут. Ты же до последнего будешь скрывать меня от них, так? Ну и, ко всему, всякие… с камерами. И потом. Адриан хотел было сказать, что не собирается прятаться, но… это не то чтобы не было правдой. Только частью её. Он представил себе полные удивления взгляды Нино, помноженные на выразительную мимику… с этим неизбежно придётся столкнуться. «Но хорошо, если не сегодня. Я устал. Я влюблён. Я хочу гулять, щебетать... и ни о чём другом не думать». Он поднял глаза на девушку. И понял – она хочет того же. Потому-то впервые на памяти поступилась принципами. Адри открыл было рот, чтобы сказать о помолвке, которая в итоге случится если не в конце месяца, то зимой – наверняка. Но Хлоя опередила: - Тем более рядом с твоими обносками, одетая… нормально, я буду выглядеть нелепо. Парень поперхнулся кофе. «Ну вот что делать с этой женщиной?..» Баст бурей ворвалась в сознание, прогоняя остатки сна. Она подбросила пару образов, от которых у Адриана щёки налились краской. «И тебе доброго утра». Дух не удостоила его ответом. Локтём он нечаянно задел послание. И Хлоя, потянувшаяся было за круассаном, резко выбросила руку вперёд. Быстро ухватила письмо за край, не давая Адриану и шанса уронить его на пол. - Так-та-ак, - пропела она, разворачивая листок. Светлые глаза пробежали по тексту. И, с первых же строчек, на лице её появилась холодная, не предвещающая ничего доброго, маска. Когда чтение дошло до постскриптумов, во взгляде появился огонь, какому позавидовали бы все круги Ада. Девушка ещё секунду сверлила письмо полным ярости взглядом. Судя по всему, она мучительно выбирала между тем, смять послание, или порвать его на мелкие клочки. Но в итоге, поджав губы, резкими движениями вчетверо сложила бумагу. И небрежно отбросила её в сторону. - Маньячка. Она тебя преследует, - ледяным тоном заключила Хлоя. Подняла на Адриана взгляд, требующий незамедлительных, полных мольбы о пощаде, оправданий. Но Адриан счёл за мудрое промолчать. Не дождавшись комментария, блондинка нервно выбила кончиками ногтей по дереву стола смутно знакомую мелодию. И прихлопнула её ладонью. - Сколько ещё это будет продолжаться? – процедила девушка. – Всю жизнь, пока её не прибьёт этот гуль?.. или кто-нибудь ещё? - Пока мы его не прибьём, - осторожно поправил её Адриан. И тут же пожалел о том, что вообще открыл рот – голубые глаза жгли похлеще раскалённой кочерги. Она указала в его сторону пальцем. - Это ненормально! Я не хочу… так жить. С этим нужно что-то сделать! Адриан пожал плечами. С одной стороны ему очень хотелось напомнить про приключения в Пассера. С другой – он Хлою понимал. - Хло, - сказал он, и девушка вскинулась, ожидая упрёков. Видимо, и ей вспомнился Марсель. Адриан, как мог, мягче, продолжил: - Меня это раздражает. Посмотри – я просто ужасно зол. Вообще, Банникс, влезающая в окно – не то зрелище, на какое рассчитываешь с утра. - Но, - с вызовом перебила его Хлоя. – Здесь притаилось «но». Давай его сюда, Агрест. - Но-о… сделать с этим я ничего не могу. Сейчас. Между мной и,.. – он, морщась, сделал паузу, понимая, что произносить вслух «Ирэн» или «Аликс» - опасно. – И… и кем-то ещё… ничего нет. Это вопрос доверия. Вот я тебе доверяю… и э-э-э… не собираюсь ревновать к любому существу мужского пола. Даже если оно будет слать тебе записки голубиной почтой. Тебе ничего не остаётся, как мне довериться. Он виновато развёл руками. Ноздри Хлои гневно раздувались, но пламя гнева понемногу утихало. - Если оно будет слать записки, - произнесла она, едва размыкая губы, - ты оторвешь ему голову. У меня такой возможности нет! Это камненосица с манией! И на неё не настучишь в полицию! Я даже со всеми связями сделать ничего не могу. Она сбежит из любой тюрьмы! Факт – у меня проблемы! Хлоя открыла рот, приготовив полное негодования продолжение тирады, но Адриан оказался быстрее. - У нас, - поправил её парень. И примиряющее улыбнулся. Хлоя шумно выдохнула. Наморщив лоб, прикоснулась пальцами к вискам, будто у неё резко разболелась голова. - Нас ждёт непростое будущее. Мы камненосцы, - тихо произнёс Адриан, глядя Хлое в глаза, – и нас окружают… камненосцы. Не все из них – приятные люди. Например, мой отец. Руки Хлои обессилено упали на столешницу. Закусив губу, она отвела взгляд. - Ты знала, - вздохнул Агрест. Девушка дёрнула плечами. Вымученно улыбнулась. - Я не хотела говорить… потому… потому что это бы тебя ранило, Адрикин, - сказала она, глядя под ноги. Её ноготь нервно терзал столешницу. – Правда… я собиралась, но не знала как, и… не знала, а надо ли? Адриан кивнул. «Значит, я не ошибся». Он поймал её ладонь в свою. И Хлоя, вымученно улыбнувшись, ответила слабым пожатием. Поцеловала его пальцы. - В Пассера ты сказал, что хочешь жить нормальной жизнью, и гулять по Парижу под ручку… с нормальной девушкой… и есть мороженое… а теперь… «мы камненосцы». Боже! Ты смирился… вроде как. Но Адрикин. Я тоже, как и ты, хочу гулять по Парижу, под ручку… и жить… - Гулять по Парижу с нормальной девушкой? – хохотнул Адри. – О-ля-ля! - Дурак, - фыркнула Хлоя. Их взгляды пересеклись. Она ещё крепче сжала его пальцы, и Адриан ободряюще ей подмигнул. Губы девушки дрогнули, складываясь в неуверенную улыбку. Она пыталась сохранить серьёзное выражение лица, но не сумела, и облегченно рассмеялась. - Я не смирился. Просто, если разобраться, нормальным меня точно не назовёшь, так что… пошли гулять по Монмартру? - Только чур не по крышам, Нуар. - Это, - хмыкнул Агрест, - уж как получится.