Девчонка оказалась отбитой.
Вэгги без понятия, воспитывали ее в секте, стала она такой из-за пережитого шока или родилась уже с прочно поехавшей крышей, но факт оставался фактом — ее «подопечная» свято верила, что является инопланетным…
камнем, которому уже шесть тысяч лет (плюс пару-тройку сотен, — поправила ее Шпинель).
Камнем, которого казнила космическая ИМПЕРИЯ за — секунду, уберите кружки с чаем и печенье, иначе рискуете оказаться в их теплой компании в аду, подавившись — уничтожение Земли.
— Ну, скорее всего Белая была зла именно за ранения Стивена, а не колонию — она все равно была совершенно нерентабельна, — со вздохом уточнила Шпинель. — Да и не уничтожена эта планета до конца. Может, даже восстановится… через пару тысяч лет. Ой, люди столько не живут, да?
Охуеть просто.
Других слов — менее матерных — у Вэгги не подбиралось.
Самую каплю сглаживало ситуацию то, что даже у такой ебанутой был свой лучик света: на Земле, живым, остался тот самый ненаглядный ее, Стивен (и Вэгги знать не хотела, по своей воле он ей ненаглядный, или в общую копилку розовой идиотки можно добавить сталкинг). Почти-обычный мальчик, который ей нравился, видимо, и Шпинель очень хочет
вылечиться стать достойной его дружбы.
И вернуться туда.
Ну, оживить ее они конечно не смогут, но Вэг удалось каким-то мифическим образом убедить девку, что если Стивен не (ха-ха-ха, блядь) самоцвет, а человек, то он тоже умрет и окажется в раю. А чтобы попасть в рай, надо искупить свои грехи!
— …и-и-и, таким образом она согласилась остаться! — закончила девушка, устало оседая на стул. За спиной послышались издевательские аплодисменты — Аластор особенно впечатлился частью о якобы устроенном геноциде. — Любите и жалуйте.
Чарли хлопала куда искренней: она даже подпрыгивала на месте. И умудрилась обнять новую постоялицу — Шпинель явно не знала куда деть руки и вцепилась в свою подозрительного происхождения палку сильнее — а потом захлопотала с утроенной силой.
— Я уверена, все получится! Вэгги, как же я тебя… — мир замер, когда Принцесса прижалась уже к ней, зарывшись лицом в плечо. Она, правда, готова была закрыть глаза и просто радоваться этому моменту… если бы со стороны выхода не послышался тихий разговор:
— …так какого ты все-таки пола? Можно посмотреть? А это у тебя не вибратор, нет? — недоуменное молчание в ответ. — Жаль, похож.
— Что именно посмотреть?
— Ну, знаешь… наличие одноглазого зверя. Его отсутствие… да не парься, давай я сам! — звук растегивающейся молнии на розовых шортах — и копье Вэгги, пролетев через весь холл, впечаталось в миллиметре от головы Энджела. — Да брось, зануда! Мы же не трахаемся у вас на глазах! И даже если да — отвернитесь, кто вас заставляет, гребаные вуайеристы!
— Тра… что?
— О, невинное мое дитя, — восхитился Даст. — Нам столько предстоит обсудить, увидеть и попробовать! Я согласен. Бесплатно — цени, Валентино за такие слова стреляет без предупреждения.
— На что…
— Скажи «да».
— НЕТ! — Вэгги успела подлететь первой, до того как наивная кретинка правда согласится, и за ворот притянула к себе Энджела. — Нет. Иначе, как и обещала: это копье окажется в твоей заднице по самую ручку.
— О-о-о, да, детка, — он сладко прикусил нижнюю губу и даже глаза закатил. — Вот этот разговор мне нравится куда больше… Подожди, ты что, опять несерьезно? Ну вот… Шпинель, котик, а ты уверена, что это у тебя не вибратор? В этом отеле никому нельзя доверять: доведут, а выебать забудут. Все приходится делать своими
руками… Ха-ха! Ну, руками? Поняли? Рукоблудие.
Яростное рычание в перемешку с невнятными матами вырвались у Вэгги сами собой. Она хотела приказать Шпинель уйти — но Чарли ее опередила — подхватила девушку под руку и утащила куда-то в сторону кухни. Отлично. Теперь можно сорваться.
Но, для начала…
— Даст, ты на зло это делаешь? С каких пор тебе нравятся женщины?
— Да ладно, — он хитро сверкнул глазами. — Мы же не знаем, женщина ли она…
Вэгги открыла рот. Закрыла.
Ебанутое воспитание, изоляция от действительности… она сама умерла в две тысячи четырнадцатом. Тогда как раз набирала популярность секта, как-то связана с инвазией из космоса, они считали, что правительство скрывает правду, и Землю давным-давно колонизировали какие-то полуфантастические твари.
Если Шпинель верит в свое неземное происхождение, что мешает ей оказаться взращенным в извращенном обществе… мальчиком, который носит женскую одежду? По Энджелу тоже с первого взгляда пол не понять.
Вэгги заскрипела зубами, заметив сытое выражение лица бывшего (уже как две недели и три дня, если не пиздит про свои загулы) порноактера. Он попал в точку.
— В любом случае, — она тряхнула его за шиворот. — Не смей.
— Шпинель шесть тысяч лет, или думаешь у са-мо-цве-тов, — смешок, — другой возраст согласия?
— Ты-ы-ы! — Вэгги отпустила пушистый ворот. И удобней перехватила копье.
***
Драку, конечно, остановила вездесущая Чарли. Она уже нацепила розовый передник с милыми летучими глазами, успела приготовить посуду и нарядила в кружевной передник Шпинель. Красота!
— Даст, застегни ширинку.
— На мне передник смотрится лучше, если под ним ничего нет.
— Ха! Готовка определенно станет интереснее! — Вэгги вздрогнула — за спиной (как всегда неожиданно) возник Радио Демон. Он с улыбкой, но без всякого интереса, заглянул в чашку Чарли, где мешалось тесто. — Предлагаю сделать начинку!
Из чего (кого) будет начинка — Принцесса интересоваться не стала. Аластор правда хорошо готовил и, что еще лучше — продукты брал тоже неизвестно откуда, что здорово спасало и без того скромные запасы отеля, так что на их происхождение (иногда с аляпистыми пятнами крови) дипломатично закрывали глаза.
Он закатал рукава и даже начал напевать — в своем стиле, с тихим шумом помех и периодическим трещанием.
Шпинель косилась на демона с плохо скрытым подозрением. Но молчала. Она вообще оказалась тихой, но после всей полученной информации, Вэгги это успокаивало мало. Социопаты и шизофреники редко разговорчивы, да?
Первые минут двадцать девушка внимательно следила за Шпинель: сама привела ее сюда, не хватало, чтобы помимо выдуманного прекрасного мира у той оказались зачатки любителя расчлененки или самоубийцы. Затем втянулась в процесс — смех Чарли и переругивания с Энджелом, который свое участие ограничил сексуальным облизыванием кухонной утвари — отвлекли ее от сосредоточенного на своей работе «самоцвета».
Кухню наполнил звон посуды и смех. Дела, наконец, шли в гору, а на лице Чарли сияла привычная (так ей идущая) улыбка.
Аластор убедился, что внимание Вэгги прочно приковано к веселящейся Принцессе, и незамедлительно повернулся к новой цели. Взгляд его приковывал черный кристалл в центре чужой груди.
Он бы просто охуенно смотрелся на его каминной полке.
Улыбка его разъехалась на пару сантиметров.
***
Она вырезала формочкой фигуры. Кошечки-сердечки-черепушки. Приложить — нажать — повернуть — убрать. Тесто выложить на поднос. Когда место там заканчивается — взять новый. Простой алгоритм. Успокаивающий. Обдумывать свое положение не хотелось, окруженная шумной разномастной толпой, в центре плотно застроенного города и кое-какими планами на ближайшее время, Шпинель все равно безнадежно ощущала себя так же, как когда стояла в Саду. Беспомощной. Надеющейся на непонятно что.
Уже мертвой.
Приложить — нажать…
— Так кто же ждет тебя в раю, моя дорогая? — послышался рядом надтреснутый голос.
Шпинель этот индивид очень не нравился. Ее сложно назвать гением, и как такового опыта среди придворных в общении она не получила: предпочитала в то время плясать, да жонглировать. Но что-то екало внутри от этой вот, абсолютно пустой, не несущей ничего улыбки-оскала.
Органики себя так не ведут. И — она заметила маячащие в воздухе знаки — такое не умеют. Странное высказывание Вэгги об этом, как его… «аду» впервые показалось не таким бредовым.
Она отодвинула полный поднос. Взяла новый, аккуратно уложила липкую тянущуюся морду кошки. Получилось все равно криво. Трещание с левой стороны становилось все неприятнее.
И прекращаться явно не собиралось.
Когда частота гула стала вовсе невыносимой — самоцветы были к ней куда чувствительней в отличие от созданий из плоти и крови — Шпинель не выдержала.
— Друг, — без особой охоты ответила, но предательски потеплел голос. Делиться им, даже образом, не хотелось.
Форма в руке, странным образом расплылась (кажется, Шпинель напутала с пропорциями) и теперь напоминала улыбающееся лицо, окруженное крупными кудрями…
Поднос с тестом внезапно подцепил черный коготь и со скрежетом потащил к себе. От неожиданности Шпинель отдернула руки, и масса липкими кляксами стала сползать к запястьям.
— Какая неприятность! — с чувством воскликнул Демон. И Шпинель ему решительно не поверила.
Она, нахмурившись, принялась соскребать с себя мерзкую жижу — как они собираются это… есть? — и поспешила отвернуться. Этот Аластор жутким образом походил на Белый Алмаз.
Красные глаза проницательно сощурились.
— Дружба — это прекрасно, — вдохновенно начал он, подавая самоцвету полотенце. — Как любовь и любое другое сильное чувство, знаешь, она
особенно прекрасна, — чужое лицо оказалось слишком близко, и Шпинель смогла видеть свое гротескное отражение в монокле. В зрачках — нет, матовая чистота. Мертвая. — Когда…
обоюдна.
Ее, наверное, выдала возникшая заминка. Болезненная, обнаженная в своих не утихших чувствах. Гулкая — с распахнутыми широко глазами, поблекшими до цвета завядшей розы зрачками и еще больше потемневшим на груди кристаллом — Шпинель не видит, но он из просто черного превратился в абсолютную тьму, будто поглощающую свет.
Именно заминка, а не то, что секунду спустя Шпинель молча удлинила руку, схватила полный печенья поднос и с размаху дала Радио Демону прямо в оскаленные острые зубы.
