Cor numero

Шпинель смешно — они не верят ей. Ну, от органиков — бывших людей, если верить их концепции окружающего мира — многого ждать никогда не приходилось. Она сама была предназначена для веселья и клоунады, не более чем забавная дурочка, призванная скрасить досуг Розового Алмаза, но прочно вбиты истины Империи Самоцветов — «вы лучше других, а мы — лучше вас». Забавная ирония, что один из их четырех столпов сам стал «родителем» человеку. …Они так легко обсуждают метафизическую преисподнюю, где сейчас скитаются и мучаются их — вполне себе из плоти и крови, Шпинель в этом убедилась в первые десять минут своего пребывания — души. Почему за столько сотен лет, учитывая краткий срок жизни, не переполнился этот ад? Потому что их «зачищают» каждый год такие же метафизические ангелы. Шпинель даже интересно взглянуть — а ну как окажется, что там с такими же реуниваторами носятся Лазуриты крылатые, и смертные сами додумали себе истину, как делали раньше, строя самоцветам храмы и провозглашая их богами… Они так легко и просто приняли, что находятся в полумифичеком аду — существовавшем на ином, эфирном уровне восприятия, пусть освещенный только в части верований Земли. Но не могут принять, что Шпинель происходит из абсолютно чуждого им вида — который в свою очередь мелькал во всей их истории, испещряя пещеры и свитки, который по-настоящему существовал на другом конце бесконечной Вселенной. Ей смешно. И грустно — они не верят ей… Сначала взыграла гордость самоцвета. Желание доказать истину захватило, но демонстративное искажение физической оболочки ничего не дало — в аду каждый первый имел хоть какие-то способности, и каждый десятый являлся чудовищем даже по меркам Шпинель (Демон с красными волосами приподнял брови в ответ на ее взгляд, «слушаю?»). Они в последнюю очередь напоминали людей вроде Стивена и его второго родителя… — Внешность Демона зависит от того, чем он жил, как умер, и что успел натворить. Не спрашивай! — тут же обрывает Вэгги, видя как Шпинель открывает губы. — Тут… не принято. Если сам грешник не спешит делиться — не лезь. Усекла? Дурной тон. …это странное место исказило и ее. Тело — лишь физическая проекция самоцвета, зависящая в основном от изначальных настроек, гравитации и, конечно, света. Они рождены силой инжектора, который с излучением, тонкой невидимой человеческому глазу вязью, вносит в их «душу», если можно так сказать, «характеристики». Реуниватор — болтающийся у нее на поясе — был в свою очередь призван сбрасывать Самоцвет до заводских настроек. Другие мелочи вроде веса, роста или одежды они регулируют сами. На временной или постоянной основе. Шпинель не меняла себя — как-то было не до того, знаете. Розовой нравились ее дутые шорты и фонарики-рукава, потом… потом внешность стала лишь отражением разбитого зеркала, в которое превратилась Шпинель. Сейчас она могла похвастать стальными шипами на наплечниках и подошвах высоких ботинок, на перчатках — с удивлением обнаруживает что неудобная конструкция может прятаться в пазы внутри и работать как кастет — даже на поясе. Зачем-то возникли три черные матовые пуговицы и куча никому не нужных застежек, но это все было мелочами. Самым главным, и невозможным с точки зрения самоцвета, было изменение цвета ее камня. Он — единственная составляющая, которую как-либо изменить было невозможно. Никак. Вообще. Только расколом.

***

Шпинель пальцем обвела острые темные грани на груди. Она не задавалась лишними вопросами — так и свихнуться было недолго. Единственным лучиком света — правда происходящее или нет — по прежнему оставалось искупление (пока не появится другая информация, опровергающая\дополняющая уже полученную, по-крайней мере). В рай ли после этого попадет Шпинель, или еще куда… но оставаться здесь… Она уже нашла того, с кем готова провести вечность. И если есть самый безнадежный, самый мизерный шанс, что туда можно вернуться… Шпинель его ни-за-что не упустит. Больше никогда. Нужно будет — вырежет весь ад своими руками. —…Или исправишься! Да? — нервно протянула Чарли. — А… — Шпинель захлопала ресницами, несколько смущенно слезая со стола. Что-то темное поднялось внутри, требуя крови… Ну, вернее, на шаткую поверхность ее потянула натура артиста, а вот схватить из-за пазухи оружие и почти его активировать… — Это нормально! — поспешила убедить ее демон. — Это, в конце концов, ад. Безнаказанность развращает, но мы постараемся с нею бороться, — она подняла вверх большие пальцы. Шпинель натянуто улыбнулась. Или она исправится, да. «Стать достойной» — это было не в шутку. От отчаяния и желания быть услышанной. Теперь надо соответствовать… Реуниватор вернулся в чехол на поясе.

***

Чарли украдкой выдохнула — сеанс «расскажи мне все, что тебя беспокоит» вышел даже фееричнее чем в свое время с Энджелом. А то событие прочно заняло в голове Принцессы пьедестал «запомню навсегда, при угрозе повторения — откушу язык тут же». Она скрестила пальцы — Шпинель в отличие от Даста была почти беззащитной в столь непосредственном выражении чувств. Это было и хорошо, и плохо. Плюсы: Шпинель проста как палка, которую она зачем-то с собой носит — кто знает, может это тоже часть ее души, как микрофон Радио Демона. Когда она злится, когда чему-то рада, обычно какой-то мелочи или своим мыслям (наверняка об этом Стивене), когда готовится ударить в лицо — спасибо, теперь последнее выражение запомнили все — любая сильная, яркая и бесхитростная эмоция волной проходит по ее почти детскому личику, чтобы потом взорваться и перетечь в другую. Минусы: да все ровно то же. Шпинель не думает наперед. Она даже не пытается обдумать последствия своих поступков. И не связывает эти последствия с собой до последнего. Как ребенок. И как ребенок, она жестока. Обучаема, но… Хорошо, хоть в новостях не мелькают больше сводки о чудовищных похождениях Жнеца. Единственное фото его светящейся косы Магнэ очень не понравилось, серьезно. Шпинель, конечно, свято уверена что это все — отравление и смещение нижних слоев литосферы, последующие землетрясения и цунами — ее рук дело, но после долгой и проникновенной речи об Империи Самоцветов Чарли поняла, разубеждать девушку было безнадежно. Каждый должен иметь шанс на искупление!.. если к этому стремится.

***

Хаск, ничтоже сумняшеся, хохотал, широко распахнув пасть и демонстрируя миру полный набор клыков. Ну, сначала он, как и любой другой демон на его месте, хрипло попросил повторить услышанное. Даже когтем поковырял в драном ухе. Затем выпучил глаза с резко сузившимся от эмоций зрачком, грохнул со стойки бутылку — прямо на новый костюмчик Даста! — и начал выдавать эти страшные хрипящие звуки, которые по прелестному переливу тембра можно было сравнить с ведением ножа по стеклу. Его можно понять. — По лицу?! Радио Демону?! — Хаск вдохнул поглубже, успокаиваясь… и снова начал ржать. — Охуеть! Да чтоб я еще хоть раз пропустил рабочий день… — Да-да, рад что ты в восторге, сладкий, — Энджел печально вздохнул, нижней правой рукой отряхивая полы белого пиджака. Вышло плохо. Пах он теперь — еще хуже. А ведь готовился — шерстку пригладил, надушился, все по красоте… но красивая затяжная подготовка себя любимого к не менее любимому времяпровождению ни к чему не привела — их несостоявшийся секс закончился на вступительной шутке. Мда. — Но теперь наша Святая Принцесса Ада здорово беспокоится за жизнь самоцветика. — Само…чего? — Долгая история, — махнул свободной рукой Даст. Несколько других споро наливали ему коктейль. Не отдерут его — сам в хлам надерется. — Чарли бегает за Шпинель, Вэгги ревнует и бегает за Чарли, за ними по пятам бегает Радио-душка, а я собираюсь нахуячиться с тобой… — Хуячься сам, — прозорливо обломал его бармен, хмыкнув. Он наклонился ближе. — Мне больше интересно, что сделал наш радио-хмырь. — …все сам, да сам. Что меня вообще держит в этом отеле… а, да, долговая яма размером с Марианскую впадину! — демон-паук отхлебнул из бокала, тщательно облизав каемку. За такое зрелище некоторые готовы были повторно продать душу, но у Хаска даже ухо не дернулось. Разочарованный Энджел залпом допил свой — неудачный, признаться — коктейль и слез со стойки. Он успел даже два шага сделать — по привычке призывно виляя жопой, но пришлось увернуться — в спину чуть не прилетел тот самый бокал. Даст даже успел его поймать. — Воу-воу, к таким прелюдиям я готов не был… продолжим? — Хватит говорить со мной дыркой, и попробуй для разнообразия использовать мозги. Что он сделал-то с вашей Шпинель? И почему она жива? Запугивает, в угол загоняет? Знаю этого засранца — чужие муки любит, мама не горюй… Белый демон тяжело вздохнул, рот открыл… и задумался. — Что, не привык-таки к мозгам, а? — От меня всем не мозги нужны! Погодь, подумаю… — показал Хаску язык. Потер подбородок, в бок упер руку, задницу отпятил — сразу видно чем думает. На расслабленном лице проступило недоумение. — Эм… ничего? Пока что? Два дня прошло, это много или мало? — Да ты просто проебал все, — с чувством фыркнул Хаск, припоминая что за Аластором терпения водилось мало, и два дня мариновать страх жертвы для него — нонсенс. — Все, не трать тогда мое время… — Как будто ты там так занят! А мог бы уже в это время пялить меня где-нибудь… На плечо опустилась рука в черной перчатке. На памяти Энджела — а он на нее, не смотря на все нападки Хаска, не жаловался — такие носил только один знакомый ему демон. — …где-нибудь в середине упорной и изнурительной работы по… — скороговоркой закончил он, скосив взгляд на настенные часы. В это время Даст, вроде, должен был… — …разработке рекламы отеля, — ласково подсказал Аластор. — Именно. Да. Пойду прямо сейчас. — Будь добр. Хаск бы этой шлюхе — Энджелу Дасту, да у него псевдоним взятый от наркотика, что еще сказать? — не поверил. Слишком хорошо знает Аластора, слишком долго, и вообще слишком — к своему большому сожалению. Он только кивает в знак приветствия, и принимается вытирать стаканы. Он бы не поверил что кто-то может ударить Радио Демона и остаться безнаказанным. Скорее Даст наплел, чтобы набухаться нахаляву. Или залезть к нему в штаны. Или, что вероятней — оба варианта… Он бы не поверил, если бы в это время не послышался звонкий музыкальный звяк — лифт опустился на первый этаж. Двери раскрылись. В холл вышла та самая — по одному описанию Даста: «Сердечко у нее сасное, ножки-ручки как прутики, но силища — у-у-ух! Удлиняется еще, м-м!» — ему бы правда рекламой заняться, а не фильмами своими — понял: Шпинель. Она несла в руке небольшую совсем стопку журналов и папок. «Психология жертвы — чего нам не хватает в Аду», «избавление от созависимых отношений — что делать если ваш напарник по убийствам решает найти новый кинк», «Абьюз — где искать себе жертву» — Хаск их сто раз видел, но не все разом. Он был так заинтригован подбором литературы, что только по резко ударившему в уши молчанию в эфире понял, что что-то не так. Аластор улыбался. Молча. Ни треска, ни шума… по пальцам пересчитать, сколько раз бармен видел его серьезным и, упаси Сатана — это происходило сейчас. Решит убивать девку, сделаю вид, что меня нет дома, — решил Хаск, с сожалением отдавая замеревшей девчонке последнюю честь. Они в аду. Тут каждому своя шкура ценнее.

***

Шпинель смотрит в пустые багровые белки, красные зрачки и думает, что вот она — кровь. Только не мертвая, как тогда, вяло текущая под ногами, а живая. Шпинель кажется, что Аластор ей верит. И ей не смешно.