— А это точно не… эм, пытки? — на всякий случай уточнила она с сомнением и опаской, и са-амым кончиком пальца ткнула в верхнюю картинку. Снизу шел мелкий текст, чье содержание оставалось загадкой.
Еще большей загадкой для Шпинель было само его наличие. Иллюстрация-инструкция… э-э-м… была вполне красочной. И детальной. Люди, конечно, отсталые существа низшего цикла воспроизводства и все-такое, но…
Нет, даже этот вопрос не сравнится с другим.
Это точно физически возможно?
Ну, без превращения напарника — по… как он сказал, «спортивной борьбе» — в отбивную? Они ведь не проекции — они кровь и плоть, сама видела, и вляпывалась тоже! Разве такое проворачивать возможно — без ее, например, способностей к трансформации?
Ну какими же противными могут быть органики, ужас.
Занимается этим Стивен? Трещину ей в камень, а ведь ради самого его формирования Розовая наверняка…
…кощунство.
— Это? Умоляю тебя, — Даст ухмыльнулся, и подал ей какую-то тонкую коробочку с собственным портретом на ней. — Это цветочки.
Шпинель приняла это, покрутила в руке. Ни кнопок выпуклых, ни интерактивных. И что с этой штукой делать? И на цветочек явно не похоже.
Цветочки — они такие… мягкие? Симпатичные? На Земле иначе, что ли?
— О дорогая, — снова восхитился Даст. — Пара видео с тобой — сколько говоришь лет? — и мы бы такие бабки подняли, Валентино бы повесился…
— Ты его уже второй раз упоминаешь. Местный босс?
Энджел отмахнулся, забирая у нее коробку. Ловко открыл и вытащил зеркальный диск, вставил в другое, не менее доисторическое устройство…
Когда появилась картинка, Шпинель закатила глаза. Даже только запрограмированным юнитам Империи давали более продвинутую технику для обучения.
Когда завязка закончилась — минуты три от силы, ведь в хорошем порно-фильме все должно быть понятно без слов! — она начала подозревать что под «взаимоотношениями» она и Даст понимали несколько разные вещи.
Когда в середине действа к мешанине (иначе она отказывается это называть) присоединяется выше упомянутый, она просто закрывает руками глаза.
— Ты сейчас пропустишь самый смак! — справедливо возмутился Даст: это была одна из лучших его ролей.
— И сохраню рассудок. — мрачно ответила самоцвет, и не думая убирать руки.
— Детка, ты с этим немного запоздала. На, сколько говоришь, шесть тысяч лет?
Губы у нее искривились, открывая ровные белые зубы. Но Шпинель, к своей гордости, быстро успокоилась: Даст, кажется, не пытался ее реально спровоцировать, как тот… алый. Этот больше походил на нее саму — клоун, что ищет внимания.
Энджел, пакостно улыбвнувшись, выкрутил звук на полную. Всхлипы, хлюпанье и крики самого недвумысленного характера мгновенно заполнили маленькое помещение.
Шпинель, не особо парясь, выкрутила обе руки и закрыла всю голову, став похожа на улей с ножками.
Кстати, об оных.
Деточка много порола о «твердых проекциях света» и прочее, но вот застежки на ее шортах были что ни есть работающими — а ручки, опасные между прочим, в данный момент еще и заняты.
Но Энджел не насильник! И даже ради праздного любопытства просто так ей в трусы не полезет. У элитного порно-актера есть свой кодекс.
— Не нравится? — отвлекая уточнил он, и зализывая назад челку. Она в такие моменты несколько мешалась.
— Как ты догадался? — глухо донеслось из «улья», в котором находилась голова его падавана. — Может выключишь уже? Я просто не уверена, что не выплюну ваше печенье по дороге к двери, а злить Аквамарин не хочется.
— Аква… А-а, ты о Ниффти. — Даст на пробу поднял одну ее ногу в громоздком ботинке, но та оказалась куда легче, чем была на вид. — У нее просто фетиш на чистоту, не обращай внимания. У всех они — фетиши — разные, и, думаю, начнем мы с самого распространенного…
Заподозрившая еще большую подставу Шпинель споро раскручивала свою спираль, пытаясь понять что за подлая атака сейчас идет на ее колени, но…
— Как? — только вырвалось у нее после долгих секунд молчания.
Гольф был спущен. До самого ботинка. Даст бы обувь снял, чтобы добраться до нежной части, да побоялся тратить время: шнуровка там была знатная, на такой и повеситься не стыдно. Потому сделал что проще.
Она тупо пялилась на тонкую темную ткань (ТКАНЬ), что складками собралась внизу, и оголившуюся розовую кожу. Ущипнула себя — ощущалось все так же. Твердым, но не теплым или бархатным, или как еще описывают человеки свой покров.
Если бы Даст не был занят своими грязными делишками, он бы заметил, что в глазах Шпинель почти буквально бежит синий экран и символы ошибки. Или буквально.
…потому что это физически невозможно. Каждый самоцвет сам задает настройки своего внешнего вида и физику его атрибутов. Легкость юбки какой-нибудь Жемчуг, жесткость волос Шпинель, должны ли мяться рукава, как изгибается грубый подол при ходьбе, в какую сторону загибаться коленям — потому что и колени, и какая-нибудь брошка на плаще, это все ее тело. И ей решать, как это тело должно работать.
Чулок Шпинель не может быть снят. Это… это как подвинуть глаз человека, наверное. Ну, вернее, подвинуть глаз даже вероятнее — плоть у них мягкая, не сравнить с ее проекцией…
Она была так ошеломлена, что не обратила внимание как сразу две пары рук на эту самую кожу опускаются.
Ощущение чужого прикосновения — слишком… близкого — ударило по восприятию не хуже молота рабочего Бисмута, которых она изредка видела при реконструкциях еще активного сада, вырывая из шока и ввергая в еще больший.
Оно пушистое. Или не так. Теплое, мягкое…
Оно ползет по ее левой ноге выше.
Самоцвет — только проекция. Они испытывают боль, если она наносит фатальные повреждения. Все остальные ощущения — не более чем воздействие на эту же проекцию переносимых эмоций.
Она не может это чувствовать так ярко. Не должна! Нужно прекратить.
Большой палец выводит круги на худом, костлявом колене.
Неправильно.
Другая рука ведет под ним.
Странно. Это было не похоже ни на что… так ли описывали это «гештальт-самоцветы»? Он пытается с ней… слиться?! Или уже?! Спортивная борьба или танец, святые Алмазы, Шпинель не знала что делать! Нет, подождите, знала:
Руку в кувалду — и огреть его по голове. Сейчас же.
Соберись!..
— Не волнуйся ты так, сладкая — я свое дело зна-аю. Расслабься уже~
Голова, щекотно касаясь ее бедра жестковатыми белыми волосами, опустилась ниже и горячее, влажное, медленно прошлось от колена и выше, до самой линии шорт. Неизвестно откуда появилась еще пара рук, фиксируя ее на месте. Глаза у Даста были закрыты, и вибрация — мурлыканья? — совершенно отвратительным образом отдалась у нее в паху.
Ее собственная рука, которой Энджела собирались огреть, безвольно опустилась — контроль над трансформацией был потерян от заваливших сознание ошибок.
Слушай тех, кто приказывает.
Давай сыграем в одну игру…
Самоцвет, окончательно потерявшись, смогла только растеряно сжать колени.
***
Шпинель выглядела как будто ее пару раз хорошо приложили по голове, а затем еще катком переехали, и останки закинули в мусоросжигатель. Мягко говоря, удовольствием и не пахло. Пахло жженым электричеством, и он мог поклясться, что видел даже розовате искры, что скакали по ее жестким волосам.
В глазах — не смущение, не упрек, возмущения тоже ни грамма. Похоть, злость, отвращение даже — он привык.
Но не к пустоте.
Смирению с неизбежным.
Запах электричества… питающего стул смертника.
Нет, быть педофилом-насильником в его планы на сегодняшний вечер точно не входило!
Даст, после долгой паузы, со вздохом отодвинул ее ногу и освободился от замка. Она явно не на «не останавливайся» этим намекала. Скорее «сверну себе шею прямо сейчас, ну и тебе перед этим».
Не удержавшись, прижал хвостатую голову к своей пушистой груди.
— Нет, это возмутительно. Я не могу так работать… Как ты можешь быть такой пиздецки невинной, выглядя как дешевая малолетняя героиновая проститутка?
Тишина — чернота глаз пропадает, уступая ядовито-розовому цвету — наконец обрывается ее высоким голосом:
— Извини меня, я выгляжу как? — зловеще прохрипела Шпинель — от Вэгги она уже успела услышать точное определение «проституткам». — Работать?
— Плакали мои денежки, — горько заключил Энджел, не особо замечая как резко повысился градус опасности вокруг него, изящно перегибаясь через нее и выуживая из-за спинки… записывающее устройство.
«Ка-ме-ра».
— …Придется иначе долг выплачивать… эх, Шпинель, столько лет, а опыта — нихуяшеньки!
Она покосилась на появившийся аппарат — явно еще работающий. На трагически изогнувшегося Даста, что аж глаза закатил от переживаемого горя.
Картинка сложилась и — почему же, право слово — ей жуть как не понравилась. Полегчало, с одной стороны. Тело, правда, помнило прикосновения, и от одной мысли о творимых им вещах камень в груди леденел, но… определенно легче. Люди, то есть демоны, точно демоны — не такие непредсказуемые, как ей показалось на первый взгляд.
Жадность, расчетливость, эгоцентризм. С этим дело иметь куда проще.
Придя к такому выводу Шпинель взбодрилась. И с удовольствием дала ему пинка, заставив гольф окончательно слезть, а демона — кубарем свалиться с кровати, больно — она надеялась — приложившись о ту самую камеру и пол.
Спустилась сама, независимо поправив слезающий предмет «одежды» (ужас-ужас, успокойся, это последствия телепортации. Ну, подумаешь, снимается без твоего разрешения на доступ. Подумаешь…) и перешагнула через стонущего. Поза у него была — ну точь в точь с картинок что показывал ранее.
Опыт, да? Профессионализм.
— Не утруждайся, дальнейшим поиском информации займусь сама, — пропела Шпинель, с наслаждением захлопывая дверь о косяк и голову ее несостоявшегося учителя, что так удачно оказалась на пути створки.
Она шагнула в направлении комнаты, что ей предоставила Вэгги, и врезалась в нее же.
— Что… что ты делала у Даста?! — девушка, вспыхнув, схватила ее за плечи и осмотрела. Взгляд зацепился за линию темного чулка, что была ниже чем другой на целую ладонь.
Шпинель, поморщившись, отстранилась.
— Эти… фетиши изучали, да. Я все поняла, спасибо. Дела!
Вэгги, что-то проорав, с ноги выбила дверь и залетела внутрь.
***
Конечно, было и горькое послевкусие.
«Все еще никому не нужна» — ухмыльнулось ей отражение.
Правильно. Разбитая мерзкая дура. Что творилось в ее голове, когда Даст будто просился на…
слияние?
Пока Шпинель летела (медленно. Долго. Одиноко.) к Земле, она раз за разом прокручивала поврежденную, но относительно читаемую информацию из блоков Сада. Смешно — его функциональность поддерживали так рьяно, вплоть до обновлений по новостям Империи до и после войны, но ни один Самоцвет не переступил черту портала за эти тысячелетия.
Потому что Розовую
оплакивали.
Но в то же время пытались, видимо,
забыть. Горькая ирония — как она оставила позади свою верную Шпинель, так ее пыталась оставить Империя.
Здесь, в саду.
Она знала о их мерзких отношениях (практически всех синтезах. Ха, и имена себе подобрали, надо же!) — видела смазанные проекции, которые успели отослать схваченные солдаты. Отрицание, гнев… пустота.
Розовая оставила ее в саду, а сама…
Счастливо играла
Осознание, что эти — Чарли, Вэгги, Энджел,
Аластор — вьются вокруг ровно ради того же (выгоды) успокаивает. Больно, но уже не так. Совсем не так. Ее закалили. Ценой многого, но…
Если Шпинель не привяжется к ним, то не будет страдать когда ее покинут.
Помни, что рядом никого нет. Все уйдут без тебя.
Все просто.
