Cor numero

Шпинель склонилась над пакетом. Закрыла глаза и напряглась, чувствуя как проходит волна по телу. Ничего. Пакет пуст, а она как небывалая идиотка стоит на четвереньках в темной комнате, и тщетно пытается выплюнуть то печенье. Прошло несколько дней, а та так и не избавилась от лишних объектов внутри — пусть предварительно перетертых в состояние каши и «запитых» белесой мутной жидкостью, которая, по словам Чарли, тут была на вес золота. Проклятье. Всегда говорили — если вещества не перерабатываются в чистую энергию и просто комом болтаются внутри, избавляться сразу. Они и не нуждались в таких «подпитках», которыми жили белковые, но ходили слухи о прячущихся в катакомбах одичавших\самозародившихся (что совсем уже бред. Всех создали Алмазы! Ничто не может… бр-р-р), что жрали камни и других себе подобных… Сказки сказками, а зерно правды там было: в отчаянной ситуации Самоцветы могли и органикой закусить. Но лучше — высокочастотным светом. А ей требуются и дополнительные источники энергии, т.к. трансформируясь она расходует много, и являясь не боевой огранкой имеет малую энергоэффективность, затрачивая больше, чем другие. Когда пляшешь во Дворце и являешься фаворитом Алмаза, можно никогда не задумываться о сторонних подпитках — Свет Родного Мира был чистейшим из существующих… и-и-и, теперь Шпинель о нем может только мечтать. Особенно неприятно вспоминать о его идеальной структуре, когда тебя полощет в замызганной комнате отвратительного кривого строения в мире с алым излучением, что, судя по всему, никак не усваивается ее организмом. Может, потому тело отказывается расстаться с тяжестью в животе? Говорили, не тащите внутрь гадость — разлагаться начнет. Или, того хуже, окажется обитаема… Но она дотянула — сначала пыталась адаптироваться и голова шла кругом, потом — Алый Демон, и Даст что открыл ей странный факт об одежде, и… Ее снова скрутило. Неприятное ощущение в районе живота не прекратилось. Могли ее отравить? Намеренно или случайно? А может, Даст? Он ядовитый? Лизал же ее… фу. Фу-фу-фу, удалить из бланков памяти бы, да инструментов нет. Хоть своим реуниватором рассекайся смело… Странная, новая совершенно идея свела нутро не хуже печенья. Шпинель, сдерживая позывы свернуться внутрь камня, подняла голову и сфокусировала взгляд на сложенном оружии, что лежало на комоде. А если… если правда обновить себя — что выйдет? Не сильно. Что… — Шпинель, ты тут? В дверь постучали. Шпинель, мрачно вытерев рот перчаткой, поднялась на ноги. До реуниватора шага два, и если сильно повезет, она не свалится на первом. Но ее воспоминания… ее Стивен!… — Я слышу как половицы скрипят, — словно извиняясь, Чарли снова поскреблась во все еще закрытую (и, видимо, в таком виде полностью хозяйку комнаты устраивающую) дверь. — Ты уже сутки взаперти. Может, хоть перекусить хочешь? Аластор готовил, никаких больше горелых печенек, ха-ха… Вот уж нет! — застряло в горле. Шпинель откинула пакет в сторону, кулаки сжала, готовясь заорать на белесую идиотку… но чуть не свалилась: боль горячим комом поднялась внутри, на этот раз не беззвучно — странный рокот эхом отдался в брюшине. Она все-таки упала, испуганная: темнота камня в груди не позволяла рассмотреть его на наличие повреждений, и Шпинель подсознательно берегла его, опасаясь что Алмазы оставили на память скол или трещину, которая и сказалась на ее нынешнем странном виде. И этот звук показался ей тем самым — вот-вот пойдет сеткой гладкая поверхность, и существование ее прекратится. Шпинель была потеряна. Напугана. Зла, и… — Прости, но раз не заперто… — Магнэ замерла на пороге, едва-едва заглянув в образовавшуюся щель — ее остановил очередной клокочущий звук. …и… — Да ты же голодна! — Чарли, наплевав на свои же попытки «уважать ее личное пространство, пока не привыкнет, по-крайней мере», вихрем оказалась внутри, схватила Шпинель за руку и каким-то неведомым образом — несмотря на сопротивление последней — притащила ее в уже знакомое место. Чертова кухня, — раздраженно пронеслось у самоцвета в голове. — Чертовы органики. Чертовы ошибки проекции, — с неменьшей злостью вцепилась в поданное ей (чем-то напоминало слоистую горную породу, и это успокаивало. Разве что, текло мерзко) и проглотила слюну. Она не должна так реагировать. Живот снова кольнуло. — Шпинель, ты что, после печенья вообще ничего не ела? …она, простите, не делала что? Шпинель разжимает руки, и мерзкое непонятное нечто падает издевательски медленно на тарелку, со шлепком. Вернее, то, насколько мерзким оно было, она поняла только рассмотрев повторно. Верхний слой съехал, открывая месиво из розовато-красного желе с мелкими желтыми косточками, каким-то куском бывшей плоти — судя по запаху — и зеленой мятой органикой по типу травы. Рот был забит. Судя по следам мелких ровных зубов на краях этой гадости — она… она это… …укусила?! — Ты… ты подавилась?! — Чарли захлопала торопливо по худой спине, пытаясь утихомирить чужой задыхающийся кашель и судороги, но потерпела неудачу. Вошедшая к ним Вэгги молча открыла холодильник и неторопливо — слишком уж, на взгляд паникующей Принцессы — подала Шпинель извлеченное. Та присосалась к краю пакета с молоком и сделала пару шумных глотков. Пока она пыталась отдышаться, Чарли жестами попросила совета. — Может, ей не понравился бутерброд? — прошептала она, для большей убедительности указав на тарелку. Вэгги закатила глаза, а Чарли широко и жутко улыбнулась, изображая знакомую им личность. И показала на дверь, а затем — в направлении ближайшего крупного магазина. — Я сказала что готовил Аластор, но он на самом деле только-только ушел за продуктами. Ее подруга помотала головой. Покрутила пальцем у виска, а потом сунула их в рот, изображая… ох. — Больная. Я много таких видела… по работе. Булимия — это частый спутник всех степеней ебанутости. Вот вообще не удивлена. — и закатила глаза. Чарли сердито нахмурилась, явно желая покритиковать ее отношение к чужим проблемам, но Вэгги уже пожала плечами «не я, а жизнь у нас такая», и откашлявшись, и села рядом с тяжело дышащей Шпинель. — Эй. В норме? — Нет. — та заскрипела зубами, замерла, почувствовав что-то инородное в полости рта — и выудила лист салата. Только заметив как побелело ее лицо, Вэгги потянулась было за молоком снова, но Шпинель замотала головой. — Не надо. Может стать хуже, жидкости проще поглощать и выводить, но не перерабатывать… Она уронила голову на руки. Пальцы зарылись в жесткие волосы, делая ее прическу еще более растрепанной. Вэгги не соврала. Она таких много видела. Мог ли этот гребанный идиот, Даст, своими приставаниями так ее довести? Похоже на то, с натяжкой, но все же. Ей самой прекрасно известно это чувство. Омерзения к себе, к своему телу, желание очиститься хоть как-то… …но Шпинель в то же время отличалась от нее. Слишком. Она не была похожа на — как ни противно, стоить быть честной по отношению к своей бывшей жизни — шлюху. А вот на ненормальную? Еще как. — Скажешь в чем дело? — вмешалась Чарли. Она виновато пожала плечами, глядя на свою непосредственную охрану, которая взяла шефство над новенькой. — Ты… не любишь сэндвичи? — Я их ненавижу. — согласилась Шпинель, откидываясь на стуле. Под глазами у нее залегли тени — еще более глубокие и темные чем обычно, если это вообще было возможно. — Хотя увидела и попробовала впервые в жизни. — лист съехал с тарелки и шлепнулся на стол. — Кажется, это взаимно. — Могу приготовить что-нибудь другое. Тебе нужно пое… — НЕТ! — черные перчатки грохнули по столу, заставив посуду подпрыгнуть. Вэгги — в такие моменты обычно уже стоящая наготове, с копьем у горла предполагаемого дебошира, осталась на месте. Она видела, как и Магнэ, что их «самоцветная» не пыталась причинить вреда. Только… выразить эмоции. — Нет, — уже тише процедила Шпинель, садясь на место. Щеки внезапно залило краской — они не среагировали на нее агрессивно, не попытались защититься, сгруппироваться, как стоило (как точно сделали бы земные самоцветы. Как уже сделали, вернее). Они просто глядели на нее понимающе, успокаивающе, и оттого стало еще больнее, как ядом поливая ее раны. — Мне это наоборот не нужно. Не должно быть нужно, понимаете? Ну конечно, о чем это она! Откуда им понимать! Они не верят. Никто не… — Поняла, — Чарли подняла вверх палец. — Вы из света, и не органики, то есть не едите такую пищу? Вы потребляете энергию… напрямую? Правильно? Вэгги предпочла промолчать. Шпинель замерла. Она с подозрением выискивала на открытом, доброжелательном лице Магнэ усмешку, издевку какую, или признак фальши — «поощряю идиотку, чтобы успокоилась и прекратила нести бред», но… их не было. Как похожи они со Стивеном! Сердце — камень — обдало колющим, непонятным чувством снова… И живот тоже. Он словно вспомнил о своем существовании, не позволив ей насладиться секундным воспоминанием о единственном своем утешении, и заставил сжаться в комок, прячась от боли. В уголках глаз возникли слезы — и Шпинель уже не знала, свет это, подчинившийся ее прихоти выглядеть несчастной, или реальные… выделения. Последняя мысль добила. Она тихо завыла, пытаясь свернуться в комок. Вэгги что-то шепнула о системах, и жидкой пище, но Принцесса покачала головой. Она, конечно, тоже не верила… сначала. Чем больше они общались, чем больше открывалась Шпинель, тем больше ей самой хотелось в это верить. Не в то, что с нею так отвратительно обошлись — как именно она не знала, но видела по сгорбленным плечам, по тусклому взгляду. А в то, что есть другая жизнь. Что если существуют существа из света, но и грешникам проход в рай не покажется таким уж бредом. Если ей будет легче — нужно поддержать. А если это правда — тем более. — Шпинель… что обычно ты куш… поглощаешь? Мы должны знать, чтобы помочь. — Свет. Камень впитывает и проводит свет, — глухо ответила та, не поднимая головы. Она глубоко дышала, явно пытаясь совладать с болью. Боль в желудке, наверное, не была такой уж сильной. Но ее инородность, непривычность била по всем ощущениям, мешала. — Может… адский свет тебе не подходит? — Чарли закусила губу. Найти тут Солнце не предоставляется возможным, значит… — Но печенье ты переварила, — скептично заметила Вэгги. — Ниппи не прибегала с бешеными глазами и не махала тряпкой как крестоносец в походе, в ванную комнату ты тоже не выходила. Она пыталась мягко — в своем стиле — убедить. Или поймать на лжи. —…мы можем… «есть». Если необходимо. — А тебе необходимо! — тут же поймала настрой Чарли, и, быстро обыскав кухню глазами, нашла хлопья. — Молоко вроде подошло, может и это пойдет? Выдержав две ложки, Шпинель отобрала инструмент и попыталась сама. Долго глядела в миску с плавающей там мутью, и боролась с тошнотой. Но кроме тошноты ничего правда не было. Отторжения, то есть. Неужели дефицит энергии был настолько высок, что ее организм перерабатывал все подчистую?

***

«Может… адский свет тебе не подходит?» Если органики-таки в каком-то смысле правы, и находятся в другом измерении… инородное излучение, которое не подходит ей, не способно питать ее камень… более того, судя по внезапному «голоду», что просто не присущ самоцветам, излучение способное отнимать у нее силу… Если они правы, то ей нужно выбираться отсюда срочно. И для этого нужны силы, хоть какие-то. Придется — проклятье! — есть. Придется, кривясь от отвращения, работать челюстью и драть горло, проталкивая органику в горло. Она должна функционировать в достаточной мере, чтобы выбраться отсюда. Чарли улыбается ей, и в ее лучистых черных глазах Шпинель видит того, ради которого готова вырезать не планету, а всю чертову вселенную и еще пару измерений. — Приятного аппетита, — пожелала Принцесса. — Спасибо, — невнятно ответила розовая, с подсказки Вэгги. Блондинка словно заискрилась счастьем, и принялась стучать дверцами шкафчиков, силясь найти для подопечной что-то особенное. Шпинель справится. Ради него.