— Ты… эм… не хочешь поговорить? — кое-как выдает она, глядя в черные глаза. Люди говорят о своих проблемах. Стивен говорил. Потому что это… важно?
Чарли застывает. Поза неприятная, угловатая, как на паузу поставили красочную мелькающую картинку, а та оказалась… такой. Неловкой, недорисованной, не…
Нелепой. Потому что ни фильмы, ни принцессы для заминок не предназначены. Им надо петь, танцевать, фонтанировать эмоциями, а не…
Ей не идет быть расстроенной и потерянной, — решила Шпинель.
Взгляд сам собой быстро касается кромки зеркальной витрины, цепляет собственное отражение — а тебе, значит, все к лицу? — и возвращается к замолкнувшей на полуслове принцессе. Сейчас нужно разговорить ее, а не в себе копаться.
Магнэ, вот, молчит. Глаза в пол.
Проклятье. Шпинель готова поспорить, что со Стивеном не было бы таких проблем…*
Где эта Вэгги, когда так нужна? Неужели не заметила, как перекосило блондинку, как быстро та сбежала с места своего очередного позора? Или это Шпинель легко замечать такое — сама еще разбита, собрана из осколков, и зажила неправильно — острые грани торчат во все стороны. Вот и видит это в других, как в кривом отражении.
В Чарли сейчас идет трещина. И вместо того чтобы выплеснуть собравшийся внутри яд, она молчит. А рядом — только Шпинель, которая сама с собой разобраться не может, не то что разговорить, отвлечь, успокоить.
Тишина. Секунда, другая, третья…
Но надо ведь! Органики не чинятся так просто. У них не проекции — сердца. Они не обновляются, но умирают. У самоцвета у самой закололо фантомное, в груди, от мысли что сейчас Чарли посереет, осядет на этот замызганный кафель и…
Органики умирают.
И попадают в…
Стоп.
— А ты как оказалась в аду? — вырывается само собой. Так себе тема для успокоения, молодец, Шпинель, но случайно сказанное выстреливает: Чарли, до того заставшая, оживает. Хлопают черные ресницы. Неожиданный успех заплетает язык, и говорит Шпинель даже более нескладно, чем когда делала это специально, повеселить Алмазов. Но остановиться на может: — Ну, нужно же… грешить, так? Мне, кхм, указали на мои проступки, про Даста и Алого даже спрашивать не буду, и так ясно. Но…
ты?
Магнэ усмехается тихо. Тени рассыпаются, и улыбка снова расцветает на белом личике. Искренне.
Шпинель выдыхает втихаря.
И понимает внезапно, что помимо беспокойства внутри мешался давно забытый, всегда тщательно подавляемый
страх. Ведь Розовая была так же прелестна, так же добра и прекрасна… и так же избегала, закрывала глаза на все свои и чужие провалы. Чтобы потом взорваться неоновыми всполохами, крушащими кристальные колонны дворца.
Чтобы калечить случайно своих же подчиненных.
Или бросать их на шесть тысяч лет.
Чарли не такая! — собственная черная перчатка бьет по лицу, пользуясь тем, что Магнэ отвернулась. Щека горит, и Шпинель успокаивается. Чарли не такая.
Не такая ведь?
— …Я не оказывалась тут. В смысле, я тут была всегда. — тонкие пальцы скользят по полкам, смахивая нужные товары в тележку. — Родилась в аду. И все. Только тут.
Звучит не очень.
— Все одно и то же. Из города в город, из года в год. Меняются лица, столетия, но не… люди. Демоны. Да и места не сильно, что уж тут, — она вздыхает. — Но они хоть видели… другое. Небо. Солнце. Океан! Веришь, не черный деготь, не реки крови! Иное. Я как будто в болоте, стою на носочках, и все пытаюсь дышать.
Задыхаюсь. повисло в воздухе.
Шпинель не то чтобы сильно нравились эти планеты вроде Земли, но… сравнивая с Небулой-7, или Родным Миром, этот Ад… оставлял далеко не лучшие впечатления.
Разговорить ее она смогла, а успокоить — нет. Три шкалы из десяти, Шпинель, класс. Возможно, стоит все-таки научиться читать и пролистать те талмуды о психологии, что подогнала ей Вэгги. Она закусывает губу, силясь припомнить хоть что-то яркое, красивое в своей жизни, чем можно поделиться, но…
— А я могла увидеть всю вселенную, — Шпинель упирается пятками в колеса, и отклоняется назад, глядя в белый потолок. И попыталась представить там звезды, на которые пялилась в течении нескольких тысячелетий. — Порталы, уровень доступа фаворитки Алмаза. Куда угодно могла… но в голове — только те же «люди». Личности. Столько всего на своем веку застала, а глядела — только на них, и в их уходящие спины. Миры это, конечно… но главное же то, что кто-то в этих мирах
останется с тобой.
Белизна потолка мешает и никак не желает превращаться в сверкающий, радужный космос, что мог ждать Шпинель в каких-то двадцати шагах. От места расставания с Розовой — до портала. Что манил ее, что предлагал ей бескрайние просторы и…
Пустота. Холод. Одиночество.
Ты одна ты одна ты одна.
Теплые руки обнимают за плечи. Шпинель закрывает глаза. Тошнота отходит. Она только поняла, что сжала кулаки на ручке тележки до скрежета, оставляя вмятины.
— Спасибо.
— Пожалуйста. — Шпинель аккуратно приобнимает ее в ответ, и на секунду прикрывает глаза… чтобы другой рукой схватить за голову какого-то ящера, что пытался стащить у Чарли кошелек, и швырнуть его через половину магазина. Кажется, она начинает здесь обживаться. — Хотя не понимаю за что.
Нелепо как. Она, созданная чтобы выражать фейерверки эмоций, как оказалось, совершенно не умеет о них
говорить. В клоуна не закладывали такую сложную механику. Ведь никому не нужно было знать, что она чувствует. Игрушка не личность.
Шпинель — не человек.
— Что делишься. — девушка отлипает, и плечи неприятно холодит — отлично, теперь и перепады температур ощущаются острее. — Ты права, поговорить стоило, но еще лучше — отвлечься! И шоппинг мне, ха-ха, кажется, не очень помог. И вообще, плохой опыт — тоже опыт. Не только у меня ведь бывают плохие деньки, да?
Она не Розовая. Та бы этого не признала.
Хорошо.
— Определенно, не только у тебя. — самоцвет косится в конец зала — ящер упал на другого посетителя, и теперь оба самозабвенно друг друга мутузили. Это почти не раздражало.
— … и раз уже мы не можем исправить недочеты презентации, то предлагаю эм, как же правильно сказать… отвлечением и заняться!
— Ага. — «Я уже занялась»: чешуйчатый раскрутил хвост и выпустил шипы. Стало куда интереснее.
—… в таком случае я хочу узнать, каким образом печаль компенсировали самоцветы!
На этот раз молчит Шпинель. Тупо наблюдает за дракой — уже из десяти единиц, ого, хладнокровная ящерица неплохо держится! — и пытается осмыслить вопрос.
— Как мы
что…?
— Развлекались. Проводили свободное время. Эм… расслаблялись?
Шпинель — важная особа, пусть и шут, но часто проводила время на официальных приемах. Но вряд ли Магнэ это имела ввиду. То есть, можно такое устроить, но кому это надо? Танцы, унылые разговоры о восхвалении политики Родного мира, обсуждение плана колонизации, снова танцы, музыка — как ножом по стеклу. И все ходят по струнке, и все движения — выверены до пикометра, ни взгляда, ни вдоха в сторону.
Наверное, не это. Шпинель смотрит на ее сияющее лицо, на прижатые к розовым щекам руки и сверкающие глаза.
Точно не это, — упав духом решает она.
— Это сложный вопрос, — признавать поражение нельзя. — У самоцветов нет таких недочетов, как у органиков.
Мы счастливы там где есть и делая то, для чего созданы. Все остальное — помеха, — заученные основы сами вырываются, даже не из горла, а прямиком из камня, где они и выгравированы.
— То есть ты снова будешь счастлива, если «будешь делать для чего создана»*?
Ха. Бито.
Шпинель сконфужена. Она пытается переосмыслить кодекс, что вписан в ее груди и…
Представить себя королевским шутом снова — смерти подобно. Шпинель и во дворец Алмазов, в прямом смысле, вернулась только ради своей казни. Иных причин там оказываться снова — не было. не могло быть.
Чарли, однако, умеет задавать… каверзные вопросы.
Кристальные самоцветы, повстанцы и предатели пропагандировали свободу, но в датабазу попали только их сражения, и рассказать что-то о них не получится. Все остальные представители Родного мира свое хобби могли охарактеризовать максимум как «колонизация», «совершенствование» и «во славу Алмазов». Причем все три пункта взаимосвязаны и даже взаимозаменяемы.
Остается только одна фигура, чье «свободное время» она застала лично, и которое могло сойти за подобие бытия органиков.
— Розовая… Розовая выпускала себя с гневом.
Шпинель редко видела эту ее сторону — она была призвана этот гнев подавлять и отвлекать.
А вот Жемчуг повезло меньше.
Розовая была пугающе величественна в такие моменты. И Шпинель начинала верить, что когда-то ее… предыдущая версия была лицом
Войны.
— Не думаю что это нам подойдет, — натянуто улыбается Магнэ. И у самоцвета отлегает от сердца: они точно не похожи. — Ну, а ты? Что ты любила, Шпинель? В Родном мире? Я всю жизнь в Аду, и мне очень-очень интересно. — Чарли печально вздыхает. — Знаешь, местное общество из своих жизней считает лучшими… далеко не-лучшие моменты. С моей точки зрения. Я не осуждаю, но не думаю что хотела бы вместе с нашим соседом — его кстати зовут Гейл, но лучше не здоровайся — разделывать других соседей. Меня пугает. А ему нравится. — Чарли снова скисла. — Ну так…?
Любила?
Шпинель ведь что-то любила. Что-то, что осталось
ее частью даже после того как мир перевернулся на голову. Что не казалось мерзкой насмешкой Розового Алмаза, что было отдушиной и самовыражением…
— Петь, — быстро выплюнула Шпинель.
А Чарли ахнула, роняя покупки.
— Я…
«Не ожидала. Не понимаю. Есть более серьезные вещи. Я хочу узнать то, что поможет мне выпнуть тебя поскорее в рай.» — столько вариантов промелькнуло перед глазами. И все были бы вполне ожидаемы. Но Магнэ удивила ее.
Снова.
— Я тоже люблю петь, о-о-о, небесные пончики, это же идеально! Шпинель, вот оно! Мы должны устроить музыкальный вечер!
Музы… что?!
—… Аластор будет за весь оркестр разом, он может. По Энджелу не скажешь, но он отлично играет. Вэгги… — Чарли прикусила губу. —…как нибудь согласится, думаю. Мы ее уговорим! Да, брось эту тележку, мы идем в магазин одежды!
— И мороженное…?
— … нет, мороженное мы, пожалуй, купим.
Шпинель, запихивая купленное по пакетам, спешащая за летящей принцессой и едва за ней поспевающая… запоздало понимает что опять не выкинула бумажку от банки. Впрочем, не такая большая цена — горящие огнем глаза Чарли ей нравятся больше.
***
Чарли правда зажглась идеей провести этот идиотский вечер. Шпинель не слишком поняла о чем она, но если хоть десятую долю будет похоже на то что проводилось в Родном Мире — она себя ударит реуниватором.
С другой стороны, возможно будет такое же шоу как на земле — песня Стивена и его биологического отца ей понравилась даже. Если бы не резала так по сердцу. Если бы не осознание, что Стивен готов был на что угодно чтобы вернуть своих драгоценных нянек, но не ее…
Святые Алмазы, ладно, это уже в прошлом, и на тот момент она сделала ВСЕ, чтобы он не хотел ее возвращать. В смысле, уничтожение планеты, попытка прикончить личности его друзей…
Да, Шпинель более чем уверена за какой список оказалась в Аду.
Но не думала что за этот список придется еще и…
—…проведем прямую трансляцию, по каналу! И песня не будет эм, помехой для программы, провальной импровизацией или еще что. Это будет…
— Еще больший позор, если такое вообще возможно.
— Катастрофа.
— … я имела ввиду что это будет запланированное выступление, — закончила возмущенная Чарли и резко обернулась.
Даст быстро уткнулся в прихваченную с полки книгу (Ницше, Энджел, серьезно? Кто тебе поверит!), а Хаск издевательски отсалютовал бокалом: он даже для приличия не пытался укрыться от ее укоряющего взгляда. Катастрофа, дескать, и ничего иного.
Вэгги сидела с таким лицом, будто земля только что раскололась и весь отель свалился к хренам в бурлящие потоки лавы, а с неба спустилась горстка ангелов и заявила, что они победили в лотерее и их решили убить, не дожидаясь конца года.
В принципе, не так далеко от истины. Потому что ее подопечная собиралась идти на
телевидение. Снова. И
петь.
Снова!
И драку устроит, наверное, чисто чтобы из заученной роли не выходить. То-то рейтинги опять взлетят…
— Чарли, — она, закусив губу, хватает ту за локоть и тянет в более-менее пустой угол комнаты: остальные постояльцы и работники Отеля уже подняли приличный шум, и, несмотря на гиблость затеи, явно ею заинтересовались. — Чарли, ты же понимаешь, что на 666 канал нас просто не пустят? Кэти, эта сучка, уж точно позаботится чтобы в любом их отделении нас просто отпиздили тряпками!
Магнэ, горько вздохнув, кивнула.
— Но есть ведь и другие каналы…
—…которые никто особо не смотрит? Да, есть. Чарли, ты собираешься потратить время и ресурсы на, — Вэгги попыталась подобрать наименее травмирующее сравнение, — на собственное развлечение.
— Это не…!
— Это
развлечение, Чарли. Если люди и заинтересуются нами — это будет не ради благих целей. А посмеяться. И я…
Веселья.
У Принцессы под глазами залегли темные круги. Даст раздражен больше обычного — тот прилипала фанат, которого они избили, теперь гневно трубил на всех площадках о произволе, и актеру теперь названивал Валентайно — имидж студии зависел от актеров, а Даст как ни крути, был самым популярным из них.
Шпинель — как обычно мрачновато-тихая — молча глядела на нее из своего угла. Не взглядом «как вы мне надоели, я сейчас снова пропаду, ищите в подсобке», а «ты же знаешь что надо делать, я просто намекаю».
Вэгги закрыла лицо руками.
Это определенно кончится еще хуже, чем всё предыдущее. Просто сто процентов, можно идти и закладывать ангельское копье.
—…и я лучше сама найду нам другой канал, — погребальным голосом закончила она.
Воцарившуюся тишину взорвал восторженный визг Чарли и апплодисменты Даста. Вот же сукин сын…
— Вэгги, ты лучшая!
Обнимашки не компенсируют ей будущих нервов, но хоть сейчас дарят иллюзию счастья и покоя. Пока к ним с воплями не присоединяется Даст, и не тащит за собой упирающуюся Шпинель, и Хаск, гогоча, не подливает им пойло…
Аластор снова свалил, и не появлялся в Отеле уже вторые сутки как. Хорошо бы, чтобы инициатива Чарли не дошла до его ушей, пока они не переживут этот позорный период. Вэгги была уверена в провале, но еще больше в том, что Радио Демон этот провал обернул бы в пользу.
Свою.
Не их.
