Железнодорожная байка

— Какие нахуй таблетки? — Мои… — растерянно произнёс Галахов. Он приподнялся, видимо, желая добраться до своих вещей, но тут же передумал, оставшись на месте и выглядя при этом сконфуженно. Желая поскорее прояснить насколько всё серьёзно, Миха прямо спросил: — Ты без них умрёшь? — Что? — Ян перевёл на него расширившиеся в удивлении глаза и помотал головой, — Нееет! — Что ж, главное мы выяснили, — кивнул он с облегчением, почёсывая кончик носа, — Так и где они? — Возможно, мне они уже не нужны… — неуверенно предположил парень, собирая веснушки в хмурых складках между бровями. Милкович пощипал себя за переносицу и нервозно выпалил: — Тогда хули ты так разволновался-то из-за них? Мученическое выражение, вернувшееся на конопатую физиономию, заставило брюнета мысленно взвыть. Печаль украшала это прекрасное личико, превращая Галахова в лирического персонажа блядского романа. Но у Михи из-за этого вида в горле вставал ком отчаяния. Рыжий кретин должен счастливо лыбиться во весь ровный ряд своих белоснежных зубов и не ныть. Именно поэтому гопник готов был поиграть в психотерапевта, священника, дознавателя или чёрте кого ещё, лишь бы уже расставить весь бардак в рыжеволосой башке по полочкам. — Мне стоит тебя бояться? — пошутил Миха и не услышав в ответ смешка, не выдержал и резко развернулся к притихшему парню всем корпусом, мгновенно распаляясь. — Так! Не хочешь уже душу излить, чувак? Либо выкладывый как есть, либо я выбиваю из тебя всё это дерьмо как-то иначе. Что за кислая мина, а? Окинув его тяжёлым взглядом, Ян выдохнул, пройдясь пятёрней по волосам ото лба до затылка, и рывком поднялся. — Надо выпить, — решил он. Миха хмыкнул, потому что его запасы алкоголя иссякли, о чём он не преминул напомнить. — Пиво всё равно не подошло бы. — Да тебя и с пива нормально так развозило… — В этом как раз таблетки и были виноваты. Сверкая бледной пятнистой задницей, Галахов пересёк комнату и присел на корточки к своему рюкзаку. Поникший член понуро болтался между ног, пока не скрылся в чистых серых боксерах, что лишь выделили его соблазнительные очертания. Миха продолжал сидеть на кровати, обёрнутый простынёй. Его попутчику определённо следует напялить на себя больше предметов одежды, если они хотят, чтобы диалог у них получился сколько-нибудь конструктивным. Парень оглянулся на Миху, задумчиво жуя щёку. И, расстегнув молнию на внутренней стороне рюкзака, вытащил оттуда тонкую стопку футболок. Расправив каждую, он выбрал тёмно-синюю и швырнул её в его сторону со словами: — Вроде бы эта самая маленькая. На автомате поймав её, Милкович на том же автомате продемонстрировал свой любимый жест на это замечание. Но в его распоряжении не было другого гардероба, кроме как чужого. Поэтому, скрипнув зубами, он надел то, что имелось. С учётом нездоровой тяги рыжего к одежде в облипочку, футболка пришлась впору, оказавшись даже не шибко длинной. Несомненно, было приятно влезть в чистое, но Миха про себя отметил, что если бы ткань пахла не дурацкой «морозной свежестью», а своим хозяином, приятно было бы вдвойне. Он поспешил вылезти из постели, пока следом ему в рожу, чего доброго, не прилетела пара трусов. И отрыл среди своих вещей пляжные шорты, радуясь, что прихватил их тогда в магазине в последний момент заодно с очками. А Галахов извлёк из своего бездонного вещмешка армейскую фляжку — округлую такую, в чехле болотного оттенка, как положено. И, откручивая на ходу крыжечку, подошёл вплотную к Михе. Сделав глоток, он вложил атрибут в татуированные пальцы и кивнул в сторону балкона. Из ёмкости брюнету резко ударил в нос насыщенный терпкий аромат, заставив отстраниться, прежде чем тоже отпить. У засранца всё, блядь, найдётся, кроме пресловутой смазки! С этими мыслями он направился следом за рыжим. *** Они сидели на покрытых дорожной пылью пластиковых стульях, тесно стоящих рядом в углу маленького балкончика. Миха забрался в своё с ногами. А Ян, сгорбившись, поставил конечности на пол и непрестанно ими тарабанил. Парни обменивались друг с другом фляжкой на сигарету, уставившись на отблески огней в реке через дорогу. Темноту вокруг рассеивал свет фонарей вдоль улицы и слабое комнатное освещение за спиной. Ян чувствовал некую странную потребность поделиться со своим попутчиком всем наболевшим, что начинало давить изнутри на череп. Но при этом не хотел выливать на беднягу весь ушат своего дерьма. Особенно учитывая некоторые смущающие аспекты. И парень мысленно метался. С одной стороны, он ни с кем, кроме специалистов, толком не разговаривал обо всём случившемся. Братья и сёстры обмусоливали с ним лишь отдельные кусочки и чаще всего, когда он не был расположен к разговору. А потом им пришлось разгребать огромный завал проблем, в котором всё постепенно забылось. Хотя не совсем. Судя по осторожным взглядам родных, не забудется никогда. И отпугивать или нагружать своего попутчика — такая себе идея… Миха забрал из его руки скуренную почти до самого фильтра сигарету и, вытянув из неё последнюю фаску, отправил окурок щелчком пальцев в полёт через перила. А потом, запрокинув голову, выпустил вверх из своих лакомых пухлых губ несколько колец дыма. — Ну что? — приподняв бровь, обратился он. — Я не знаю с чего начать… — Попробуй с начала, — пожав плечами, непринужденно предложил брюнет. — Если что, я никуда не спешу, — добавил он, вальяжно развалившись в неудобном кресле словно на троне. *** *** В десятом классе после морозного января и череды нескольких месяцев одинаково пасмурной погоды, апрель неожиданно расщедрился на солнечный свет и температуру выше ноля. Так что к началу мая все грязные сугробы успели бесследно растаять и устоялось такое тепло, что Лип с Кариной в пьяном угаре даже купальный сезон открыли, когда поехали в лес с палатками на праздники. И Ян бы тоже не побоялся отморозить себе яйца в непрогревшейся воде, если бы не отказался от поездки в последний момент. Как только узнал, что Лидия, жена его начальника, собирается смотаться на все первомайские вместе с детьми к её родственникам на дачу, где сыновья могли получить дозу витамина Д, пока по велению непредсказуемого климата опять не набежали густые тучи, погружая отстроенный на болоте мегаполис в мрачно-серую холодную пелену. В итоге получилось так, что в разгар этой на редкость прекрасной погоды шестнадцатилетний подросток завис в городе, в то время как все вокруг его покидали, отстаивая многокилометровые пробки на выезде и толкаясь в набитых до отвала электричках. И он был несказанно доволен сделанным выбором. Впервые за почти полгода их с Али отношений им выпал шанс примерить роль нормальной пары. В полной мере побыть двумя любящими друг друга людьми, а не жалкими пидорами, трахающимися между стеллажей в тесной подсобке маленького дворового магазинчика. Галахов шёл по широкому тротуару, тянувшемуся вдоль главной транспортной артерии района. И удивлялся непривычной сухости асфальта под ногами. Воздух был пропитан смесью перегноя и свежести — и эти весенние ароматы пробуждали от зимней спячки всё живое внутри и вокруг. Чёрт! Ближайшие несколько ночей он сможет вытворять такие вещи с мужчиной, какие им обоим только снились. И без постоянно нависающего страха разоблачения. От осознания такой перспективы его походка стала совсем лёгкой и Ян зашагал дальше чуть ли не вприпрыжку. Его рюкзаку придавали вес покупки из гипермаркета, которые под влиянием настроения он сделал по пути из дома к траходрому. Бутылка грузинского вина, упаковка клубники, длинная лента презервативов, огромная банка согревающей смазки и скромный подарок для своего любовника. Тому эмоциональному подростку купленная вещица казалась милой и символичной, но спустя несколько лет молодой человек никак не мог вспомнить, что именно это была за хреновина. При приближении к нужному адресу Галахов накинул капюшон на свою рыжеволосую макушку. И осмотрелся по сторонам, прежде чем войти в парадную. У него был ключ от домофона, чтобы он мог подняться по чёрной лестнице, сократив возможность встречи с другими жильцами до минимума. С каждым преодолённым через две ступеньки этажом внутри парня росло волнение и возбуждение. На десятом, выйдя на балкон, он отправил Али сообщение, что прибыл на место. Дожидаясь ответа, Ян курил, глядя с высоты на двор сквозь свою длинную чёлку. Солнечные лучи сочились из-за крыши соседней высотки, и их свет, отражённый от окон, слепил глаза. Грязные кучи на газонах постепенно начинали зеленеть, как и ветки деревьев, тут и там текли ручейки талой воды. Пацаны гоняли по полю мяч, раздевшись до одних шорт, а по асфальтированным дорожкам звонко цокали женские каблуки… Телефон пиликнул, доставляя послание от ожидающего его мужчины: «Всё чисто!» И Ян направился на лестничную площадку, втянув плечи и весь подобравшись. Дверь в квартиру была приоткрыта и, проскользнув внутрь, он с облегчением захлопнул её, отгораживая их двоих от остального мира. Али встретил его лучезарной улыбкой и, заключив в горячие объятия, словно марионетку повёл в спальню, не позволяя даже толком осмотреться. Настрой подростка поменялся резко и кардинально. В один момент он стягивает футболку через голову, предвкушая их сексуальные игры, а в следующий уже неотвратимо пятится обратно к выходу, прижимая одежду к обнажённой груди. Вся жизнь его женатого любовника вдвое старше его была представлена в каждой мельчайшей детали обстановки квартиры. Неебическое множество подушек и ковров повсюду, косметика жены на тумбочке, её платье, висящее на стуле, фотографии детей в рамочках, их игрушки, сувениры из совместных отпусков — все эти вещи представились парню церберами на страже ворот в чужой семейный уют, норовя броситься и растерзать на месте. Автоматически закрывшийся замок входной двери не поддавался его нажиму, и суетившийся вокруг подростка мужчина не пытался помочь с ним справиться. А Ян не пытался что-то ему объяснить, потеряв дар речи от накатившей панической волны, накрывшей с головой. Стараясь ею не захлебнуться, он нервно дёргал защёлки, мотая головой как заведённый. — Янчик, зайка, мальчик мой, погоди… Смуглые руки ринулись к его беспокойным пальцам, желая остановить и успокоить, но этот жест возымел совершенно обратный эффект. Как и приторный запах каких-то расслабляющих благовоний лишь неприятно щекотал носовые пазухи, добавляя к панике ещё и раздражения. В конце концов Галахову пришлось найти в себе силы, чтобы гаркнуть: — Ебать! Выпусти меня отсюда! Срочно! И как только он оказался в коридоре, то тут же смог вдохнуть поглубже. Хотя буквально только что с превеликой радостью сам же себя и запер в чужой квартире, хозяин которой молча стоял на пороге, то опасливо озираясь на двери соседей, то недоуменно смотря на своего сбегающего любовника. Прежде чем броситься к спасительным лифтам, Ян замер на мгновение, чтобы произнести тихое: — Извини… Он не был уверен в том, насколько правдоподобно звучало его хилое извинение в контрасте с криками минуту назад. Галахов начал приходить в себя только в лифте и вовремя спохватился, чтобы натянуть на тело майку, запоздало понимая, что кофта осталась в квартире. Стоило расправить подол, как двери кабины раскрылись, впуская внутрь поглядывающую с подозрением на взмыленного паренька старушку. Впервые столкнувшись с реальной панической атакой, Ян, нуждающийся в глотке свежего воздуха, хотел прогуляться по вечернему району. Но весь мир вокруг показался таким враждебным… Лица — агрессивными, голоса — мрачными, смех — слишком громким, а звуки шагов — угрожающими… Так что он позволил своим ногам как можно быстрее привести его домой. Виола с мелкими поздно вернулась с какого-то фестиваля, и он слышал шум воды в ванной, где она купала Лёню. Быстро прошмыгнув на кухню за пивом, пока никто из домочадцев не засёк его присутствия, Ян заперся в их с Липом комнате, радуясь, что последний отсутствовал. Он не имел никакого желания объяснять кому-либо своё странное состояние, а если бы и хотел — то не смог бы. Рыжий просидел на подоконнике полночи, цедя выдохшуюся жидкость и смоля сигареты. Телефон пиликал до тех пор, пока он не обрубил на нём сотовые сети, чтобы спокойно включить музыку, которая смогла его немного отвлечь от произошедшего. Но зерно сомнений в его голову было уже посажено, хоть и в пока зыбкую почву. Чувство тревоги начало рассеиваться вместе с солнечными лучами, разогнавшими густые тени. Парень где-то слышал, что ночь — это негатив прошедшего дня, а утром проявляется снимок. И в этом высказывании была своя правда, потому что ему казалось, что в мыслях прояснилось. Когда он только примчался домой, то его опутало невыносимое мрачное одиночество. И он ощущал в себе такую враждебность, словно у собаки, загнанной палкой в угол. Но ведь он сам оттолкнул любовника и отгородился от близких. Палка находилась в его собственной руке. С этой мыслью он и проснулся, после того как вырубился на рассвете поверх одеяла. Ян сразу же прочитал пришедшие ему сообщения, которые лишь добавили пунктов к снедающему его чувству вины. Али беспокоился и был огорчён. Но вместе они нашли выход из сложившейся ситуации, сняв аппартаменты на ночь, где оторвались по полной программе. Мужчина был крайне ласковым и перестал извиняться за то, что подверг парня такому испытанию только тогда, когда тот заткнул его рот своим членом. Но несмотря на их взаимную привязанность, стало ясно, что после этого инцидента между ними всё стало несколько иначе. Раньше Ян не задумывался, куда приведут его эти не самые здоровые отношения, даже когда старший брат отчитывал его за них. Впервые узнав об этой связи, тот рвал и метал, готовый либо лично отмудохать женатого любовника своего несовершеннолетнего брата, либо ментов на того наслать. Рыжему пришлось хорошенько разъяснить лупоглазому умнику свою позицию при помощи кулаков и чётких слов. Он считал себя достаточно взрослым для самостоятельного принятия решений с кем ему ебаться, а с кем — нет. И искренне полагал, что их с Али чувства выше всяких обстоятельств и условностей. Прикусив язык, Лип отстал и больше не лез со своими чёртовыми советами, как надо жить. Но теперь посеянное зерно дало росток, и сомнения глодали парня непрерывно. Уже под конец всех праздников не только он сам чувствовал, как отстраняется, но даже мужчина это заметил. Тот постоянно метал на него то обеспокоенные, то похотливые взгляды прямо за спиной своей жены. Стал в значительной степени более озабоченным, зажимая парня при каждом удобном и не очень случае. И так распускал руки, будто пытался облапать наперёд. Чтобы осталось вдоволь воспоминаний для дрочки, когда они окончательно расстанутся. По крайней мере сначала Галахов воспринял его образ действий именно так — что это излишнее внимание возникло из-за чувства тоски перед грядущим одиночеством. Но уже вскоре парню начало казаться, что мужчина, наоборот, не собирается его никуда отпускать и всеми силами жаждет удержать при себе. Начальник подтвердил эти опасения, когда вдруг отказался предоставить Яну выходной на День Победы, хотя устная договоренность была у них давно, да и работал подросток в магазине без продыху. Пришлось ему обратиться к Лиде, чтобы выбить отгул через неё. Девятого мая Галаховы по традиции ездили на Синявинские высоты к братской могиле почтить память прадеда, одного из тех героев, кто по дороге жизни обеспечивал город провизией. Не все носители их фамилии являлись такими кусками дерьма, как их папаша. Правда бабуля рассказывала, что её отец был тем ещё ловеласом. Недаром её родная мать сбежала от него ещё до войны, когда тот обрюхатил их няню. Но именно эта, по сути не родная ей женщина каким-то чудом не дала в Блокаду помереть с голоду всем трём девочкам — и своим и приёмной. Сменив городскую обстановку, Ян проветрил мозги и, хорошенько порывшись в самом себе, не смог найти там былых чувств к своему начальнику. Внутри всё сжималось от мысли продолжать эту интимную связь, и вновь дышать становилось тяжелее. Так что на вечернюю смену в начале учебной недели он вышел с окончательным выбором в пользу прекращения этих отношений и увольнения. В своё время ему понравилось расположение магазина между школой и домом, а также свободный график с возможностью внесения в него изменений. То, что привлекательный добродушный азербайджанец выразит парню свою заинтересованность, стало приятным дополнением к этим условиям. Блядь, как-то резко у него всё поменялось… Будто наваждение схлынуло. Чувствовал ли он что-то к Али на самом деле? Возможно, что парень действовал тупо по инерции и не устоял перед проявленной к нему симпатией. Начальник подловил его в расстроенных чувствах после того, как с Юркой Остряковым не сложилось. У чувака из параллельного был огромный ствол, который тот так и норовил присунуть кому-нибудь меж булок. Но рыжего совершенно не прельщали такие виды утех. Потому подростки, только открывающие для себя мир секса, довольствовались оральными и другими типами ласк без проникновений. Эти отношения длились пару месяцев и обоим помогли в принятии своей ориентации и понимании своих желаний, но закончились, стоило Юре найти кого-то менее упрямого. Галахов был уверен, что Али всё поймёт. Кроме его навязчивого поведения последнюю неделю, парень не мог вспомнить никаких неприятных моментов. Мужчина всегда был с ним мил, обходителен, отзывчив и благожелателен. Проявлял интерес к его увлечениям, расспрашивал обо всех делах, стремился узнать о его достижениях и целях в жизни… Был ли этот интерес иногда чересчур излишним? Тогда он об этом не задумывался. Чёрт. Знал бы Ян с чем столкнётся, когда объявит о принятом решении… Али выслушал его с непроницаемым лицом. И пока подросток мысленно терзался, какой же он неблагодарный пиздюк и как сильно он ранил чужое сердце, начальник успел запереть дверь и затолкать его внутрь подсобки. Растерявшись от такого внезапно грубого обращения, он не сразу сообразил, что происходит. С лица его любовника будто бы маска слетела, открывая бешеный оскал. Или это с глаз Яна пелена спала — как позже он размышлял. Мужчина больно стиснул ему предплечья и попытался своим жаждущим ртом поймать его уворачивающиеся матерящиеся губы. Когда это у него не вышло, то он развернул парня от себя и озверело вжал в железные полки. Ещё сколько-то непростительно долгих минут Ян отстранённо наблюдал за происходящим, будто бы извне. Липкие ладони, собственнически шарящие под его футболкой. Звон металлической застёжки ремня позади. Шумное лихорадочное дыхание в затылок. Желчные слова, которые говорил ему при этом любовник, память записывать не стала — только резкие интонации и грозные ноты в его до неузнаваемости изменившемся голосе с усилившимся южным акцентом. Именно этот голос и пробудил в сердце страх, распространившийся через артериии по всему организму, отчего Ян, наконец-то, вышел из охватившего его оцепенения. Галахов резко дёрнулся всем корпусом, и в следующее мгновение их положение коренным образом изменилось. Уже парень вжимал мужчину в стеллаж, надавливая локтем на его горло до придушенных хрипов и замахивался левой рукой для удара. Страх был вытеснен яростью. — Охуел, Али?! Ёбу дал совсем? — орал он, не заботясь о производимом шуме. Напряжённо сжатый кулак так и не опустился на зажмурившееся от испуга смуглое лицо. Яну не хотелось мараться об озлобленного труса, который предстал перед ним во всей своей ебанистической красе. Он отстранился и молча вышел из подсобки, направляясь к выходу. Но как только он отпёр замок, понимая, что ни за что не переступит порог этого магазина вновь, то развернулся и, смерив уже бывшего начальника гневным взглядом, потребовал расчёт. — Отдай всё, что я заработал за две недели сейчас же и никто о нас никогда не узнает, — процедил он сквозь зубы, облокачиваясь на прилавок. Уходя с пачкой денег в кармане, парень даже не задумался, что угрожать, возможно, не следовало. *** Ян всё ещё чувствовал себя пиздецки мерзко, когда встретил их следующим вечером. Возвращаясь с тренировки, где он выложился по максимуму, исчерпав все ресурсы своего организма и заранее предвкушая, как сильно назавтра будут ныть мышцы, парень размышлял над тем, как он мог быть таким ёбаным слепцом. Ведь, если подумать, то чересчур навязчивым Али был всегда, но подростку лишь только льстило такое высокое к себе внимание. Тупой кретин. За одни сутки все положительные качества человека, с которым он был близок несколько месяцев, вдруг обернулись своей противоположной стороной. Забота — помешательством, привязанность — одержимостью, страсть — извращённостью, а доброжелательность — коварством. Он почувствовал угрозу ещё до того, как услышал издевательские голоса и увидел толпу азеров за спиной. Это были братья и приятели Али, с которыми тот делил одну съёмную комнату, когда только прибыл в страну — до того как нашёл себе среди местных невесту с жилплощадью. Сам он в числе надвигающихся мужчин замечен не был. Против такого количества соперников шанса у парня не было никакого. И подстерегли они его на пустыре, где вряд ли кто-нибудь стал бы шляться в столь поздний час. Только он, идиот, и свора темпераментных кавказцев, которым чёрте чё наговорил про него обиженный любовник. — Куда спешишь, педрилка рыжая? Подросток попытался убежать, но безуспешно. Он тут же был опрокинут на землю грубой силой нескольких пар рук. И град тяжёлых ударов посыпался со всех сторон. Кое-как спрятав голову в сгибе локтей, он безщащитно свернулся в позу эмбриона. Ян почти успел смириться с неизбежным, когда сквозь шум бушующей в ушах крови он услышал приближающийся лай, а потом — рычание и крики. Из-за боли, пронизывающей всё его тело, он не сразу сообразил, что избиение прекратилось. И удивился тому, что до сих пор дышит. Ян считал, что ему чертовски повезло. Но его семья совершенно не была с ним согласна. Перепугавшиеся до усрачки, они не брали в расчёт тот факт, что всё для него могло кончится намного хуже. Если бы не мужик, выгуливающий свою сторожевую оврачку — специально в позднее время и в отдалении из-за её бойцовского нрава, который собственно и спас парня. И обошлось без переломов и внутренних кровотечений — он отделался поверхностными ушибами, синяки и царапины от которых к лету уже почти полностью зажили. Зато в мозгу будто бы рана открылась, которая в дальнейшем не затягивалась и вбирала в себя всю заразу, гноясь и разрастаясь. Он не стал никому рассказывать, что шапочно знаком с нападавшими. И так уже допизделся. К тому же вся эта история являлась одним большим позором, и он жаждал побыстрее забыть о ней, как о страшном сне. В больнице его продержали около недели, в течение которой он гадал, как ему поступать после выписки. Ян не имел никакого грёбаного понятия, позволит ли ему эта мразь обо всём забыть и сможет ли он это действительно сделать, пока тот находится неподалеку. Но долго гадать не пришлось. Вопрос решился без его участия. Киря примчался в палату со всех ног и с энтузиазмом поведал о перестрелке в магазине Али, но азарт пацана был остановлен старшим братом. Лип пояснил, что его начальник просто прострелил ногу незадачливому воришке. Неизвестного парня загребли в колонию вместе с пулей в бедре, но он оказался из какой-то криминальной семейки. Так что той же ночью ларёк сгорел дотла. А Али либо сбежал, либо… — Кто его знает… — осторожно закончил Лип, внимательно следя за реакцией младшего брата. Ян не почувствовал ровным счётом ничего. Ни в тот момент. Ни через неделю. Ни потом. Все чувства парня словно истлели, оставив на своём месте безжизненную пустыню. И после выписки он стал сам не свой. Родные смотрели на него как на чужого. И в этом нельзя было их винить. Ян всегда являл собой энергию во плоти, а тогда из больницы будто бы призрак вернулся. Первые дни дома рыжий пролежал на разобранном диване, тупо уставившись в потолок сквозь сигаретный дым. Зато научился пускать его кольцами. Он игнорировал все звонки, в том числе из школы. И там забеспокоились. Повезло, что классная дозвонилась Виоле, и сестра заставила его с ней пообщаться. А так же с социальным педагогом и всеми остальными вмиг активизировавшимися ответственными лицами. Подросток сделал вид, что с ним всё в полном порядке, чтобы от него быстрее отвяли. Но он не мог врубиться, чего так все пересрались. Ну подумаешь, избили — с кем, блядь, не бывает. У него есть больничный до конца оставшейся учебной недели, и зачёты давно все проставлены. А если он и пропустил какие-то контрольные, то учителя в нём души не чают — простят, куда денутся. Больше всего на свете он хотел, чтобы от него все отъебались. Но это желание было невыполнимо. Потому что обмануть завуча по телефону труда не составляло, а вот полную квартиру родных — хрена с два. Особенно Липа, с которым приходилось делить одну комнату на двоих и который знал о его личной жизни больше остальных. Даже чрезмерно много. И никуда от него было не деться. Лип поставил себе целью растормошить его и привести в чувства, и эти попытки эффект возымели, но явно не тот, которого он добивался. Пробудившиеся от спячки чувства нисколько не были положительными. Для упрямого подростка старший брат просто стал воплощением всего, чему руки чесались дать по мордам. Лип так назойливо лез со своими разговорами, что заставил Яна выбраться из постели, в которой он намеревался валяться дальше до скончания веков. В конце концов имеет право хоть раз в жизни забить на всё болт и позволить себе ни черта не делать. Не рекорды бить, а баклуши. А то, блядь, передовик выискался — везде ему надо поспеть и преуспеть. Выскочка хренов. Возомнил себя грёбаным героем. Человечество спасать вздумал. Будто вшивые медальки за дурацкие соревнования автоматически переводят его в разряд тех, кто на это реально способен. Пора пыл свой поумерить. Ну сдаст он все нормативы — с этим и дрессированная макака справится. Ну напишет текст без ошибок — на родном-то языке, подвиг прямо! Всё равно мозгов не хватит нормально сдать математику. Не подружился он с геометрией, как ни старался. А эта сука — основа всего в военном деле. Так что губу следовало закатать и заняться чем-то посильным и полезным, а важные дела оставить важным дядечкам. К тому же — какие дела вообще? На дворе стояло лето. Самое время расслабиться и прекратить уже быть такой нудной скотиной, чувак. Было скуч-но. И тошно. И всё бесило. Особенно он сам. Жалкий. Унылый. И ни на что не годный. Когда эти мысли давили особенно сильно, Ян в сердцах нажимал костяшками на синяк или сдирал зажившую кровавую корку, а то и тушил хабарик о ладонь. Не то, что бы от этих действий становилось веселее или менее противно, но зато он чувствовал что-то иное. Боль вот… Виоле три её работы и недавнее болезненное расставание не мешали играть с Яном роль надоедливой мамочки. Всё это чрезмерное внимание не вызывало в потерянном подростке ничего, кроме повышенной агрессии. Старшие требовали от него хоть каких-то ответов, когда он сам абсолютно не смыслил, что, блядь, вообще происходит. И в конце концов, не выдержав, он дал волю кулакам и подрался с Липом. Они толкали друг друга, пока не разбили стекляную вставку в кухонной двери. Повезло, что никто не порезал себе какое-нибудь грёбаное сухожилие. А перед этим он в пух и прах разругался с Виолой, грубо высказав ей всё, что думает о её настырной заботе. — И тут нечего винить моих братьев и сестер в оказанном давлении. По сути, мы — всего лишь группка брошенных детей, которые самостоятельно учились выживать и заботиться друг о друге. Всё, что мы знали о жизни — было изъято из личного опыта, никто нас не учил никаким основам. Тебе ли не знать… И кто мог представлять, как правильно действовать, когда кто-то из нас… ломается? Мы привыкли к тесной связи, потому никто никогда не стеснялся лезть другому в душу, но… Миха подумал о том, какими полярно противоположными были две их семьи. С учётом того, сколько общего они при этом имели… И те, и другие сбились в стаи, чтобы стать сильнее. Но Галаховы ни черта не ведали о личных границах, в то время как Милковичи держались на расстоянии. Это были две крайности, и не им тут решать, что являлось более нормальным — знать друг о друге досконально всё или не знать ровным счётом ни хрена. Милковичи своих не бросали, если кто-то обращался за помощью, просто оказывали её без лишних вопросов. Даже будучи не особо в ладах с брательниками, Миха всё равно знал, что может на них рассчитывать в случае чего… Хотя чаще именно ему приходилось разгребать их дерьмо. Но дольше необходимого из них всех вместе взятых он мог терпеть только Игорька — с ним порой можно было реально затусить без напряга. Вот с Мари они в самом деле были близки, насколько могли, без потребности трясти друг перед другом своим нижним бельем. Миха не имел понятия, кто отец его племянницы и с кем ебётся его сестра, что нисколько не мешало ему любить их обеих. Эта схема отменно работала для них. И только сейчас наступил момент, когда парень не был уверен в безупречности такого расклада. Ведь иначе он был бы в курсе того, с каким бесом Мари пришлось столкнуться в его отсутствие… Все эти мысли промелькнули в его голове, пока Галахов молчал, собирая волю в кулак, чтобы продолжить. Если честно, это немного пугало. Милковича до сих пор потряхивало от ярости после начала его рассказа. Он выслушал, крепко стиснув кулаки и истерзав зубами нижнюю губу, лишь бы не ляпнуть ничего лишнего про хача-педофила, в которого мелкий рыжий мальчишка имел неосторожность влюбиться. Тот не нуждался в его запоздалых вшивых нравоучениях, давно осознав все свои ошибки. Но внутренний термометр Михи накалялся до взрывоопасных температур. И не взорвался парень лишь потому, что испытал шок, когда внезапно понял, о каком именно черномазом подонке Галахов ему рассказывает. И он бы выдал себя с потрохами, когда резко кинул на говорившего неверящий взгляд, если бы тот не глядел куда-то сквозь время и пространство. Это неебическое совпадение в их жизнях предстояло ещё обдумать. В конце концов отвращение вкупе с раздражением привели к единственному выходу. Он сбежал. И это отчаянное желание сбежать от самого себя привело подростка прямиком к матери. Она его когда-то родила — пусть теперь и разбирается. Мать-перемать… Тем летом Ника обитала в одном из притонов на Дыбах. При встрече с сыном женщина засияла, заключив его в жаркие объятия. И повела по грязным коридорам, громко хвастаясь равнодушным обитателям, какой он у неё охуительный красавчик вырос. А потом щедро отсыпала дорожку «спидов». Ни секунды не раздумывая, Ян неумело за два захода втянул ноздрёй порошок, обжигающий слизистую. И к тому времени, как мама потащила его отрываться в гей-клуб, парень взлетел на пик необузданной активности. Ему казалось, что он веселится в ту ночь впервые за целую вечность. Непомерный приток дофамина повернул тумблер его потерянных эмоций с ноля на запредельный максимум. А норадреналин вызвал такой прилив сил, что он чувствовал в себе способность сворачивать горы. На контрасте с бесцветным вакуумом, в котором пребывал его разум предыдущие недели, всё это ощущалось просто охуенно. Мать представила сына усатому менеджеру клуба, которого знала лично, а он — компании молодящихся хорошо одетых старпёров. Новые знакомства воспринялись, как глоток кислорода после гипоксии. Он трепался без устали, чувствуя себя звездой вечера. Натанцевавшись до упаду, Ян потом сутки отлёживался под грязным одеялом в зловонном углу маминого пристанища среди других таких же малоподвижных тел. Его изношенный организм уснуть тем днём так и не смог. Мышцы ныли, челюсть болела, в висках пульсировало. Парень с удовольствием окунулся бы обратно в свою спасительную апатию, потому что накрывшая депрессия изводила до изнурения. Вырубился он только следующей глубокой ночью, а уже утром Ника разбудила его радостной новостью о каком-то шикарном предложении, какое делают далеко не всем. Судя по её бодрости, либо у неё шёл амфетаминовый марафон, либо она догонялась чем-то ещё… Из бурного потока бессвязной речи Ян выловил лишь заманчивые слова о завтраке в бургерной, которые и заставили его вылезти на свет божий. Ведь возвратившееся чувство голода требовало срочного своего удовлетворения. *** Сам точно не помня, как именно он проявил себя той ночью в клубе, Ян оставил о себе образ горячего и гибкого парня. Поэтому менеджер и предложил ему работу. Стриптизёром. В состоянии отходняка подросток вяло пытался сообразить: смущён ли он, удивлён, или, может, возмущён. Но озвученные суммы потенциального заработка мгновенно отбросили любые сомнения и зажгли в нём деловой интерес к такому предложению. Его яркая внешность и мускулистое тело должны были стать превосходной приманкой для похотливых посетителей заведения, если он научится двигаться. А оказалось, что двигаться Ян умел от природы. Так что он быстро был принят на работу, минуя возрастные ограничения, и в самом деле стал получать охеренные чаевые. Таких денег подросток из неблагополучной семьи в руках не держал и его просто развезло от их мнимой лёгкости. Дальнейшие события того злосчастного лета прошли в смутной череде наркотиков, танцев, денег и секса. Глядя на тот период с расстояния прожитых нескольких лет после, Ян понимал, что всё это чуть его не уничтожило, но при этом в каком-то смысле и оживило. Потому что ничто не могло сравниться с тем непередаваемо восхитительным чувством, когда все вокруг желают тебя до изнеможения. Когда ты собираешь толпу зрителей, пожирающих тебя взглядом, и заводишь её, превращая в сексуально озабоченное стадо. Осознание того, что именно ты собрал всех их у своих ног, делает тебя кем-то значимым. Это всеобщее обожание словно превозносило на вершину божественного Олимпа. К такому легко привыкаешь. И такое круче прихода от любого экстази. Именно оно и стало его главным наркотиком. И привело к настоящей навязчивой идее — быть желанным. Это стало чуть ли не единственной целью парня. Чтобы его хотели. И как следствие повлекло за собой невероятное множество беспорядочных половых связей. То, что он не подцепил тогда какую-нибудь заразу, являлось результатом благоразумия не его самого, а контингента посетителей заведения, которые в основном и были его партнёрами — обеспеченные, чаще всего женатые папики, от греха подальше безукоснительно следившие за своим здоровьем и контрацепцией. В качестве бонуса за секс ему частенько платили. Отсасывать клиентам в сортире клуба парень не брезговал с первого своего рабочего дня. А разнообразных колёс он проглотил не меньше, чем спермы. Вообще в то время трахнуть кого-то было для Яна так же просто, как руку пожать. А лёгкие наркотики стали частью ежедневного рациона. *** Из всей родни отыскала его именно Диана. Самостоятельно вычислив дислокацию Моники, она обнаружила ту в полном беспамятстве. Опознанный потёртый зелёный рюкзак парня доказывал, что женщина обязана была хоть что-то знать о месторасположении её потерянного брата. Но попытки достучаться до неё оказались провальными. Название клуба девочке невнятно сообщил некто из кучи тряпья в углу. Ян к тому времени сам редко появлялся в том притоне, проводя ночи если не на работе, то на вечеринках, которые устраивали завсегдатаи заведения. Некоторые из них были чуть ли не светскими, а некоторые больше походили на свингер-пати. Двенадцатилетка не смогла пройти фейс-контроль даже в такую дыру, где работал Ян. Хотя, возможно, будь на её месте Кирилл — охрана глаза бы и закрыла. Её саму уже спохватились старшие. Первым ей смог дозвониться Лип и тут же примчался, когда узнал, где девчонка шляется ночью и что она напала на след их непутёвого братца. *** Но их воссоединение не принесло никакого толку, кроме установления факта, что Ян в порядке. Относительно, конечно, в порядке. Жив же, засранец. И всем своим видом показывает, как ему заебись. Полагает, что нашел своё место в жизни. И абсолютно уверен, что всё у него, блядь, под контролем. В тот вечер он подрабатывал за барной стройкой, а не танцевал у шеста. Но несмотря на то, что их миновало зрелище полуголых плясок в его исполнении, оба остались в полнейшем шоке. Один только внешний вид рыжего чего стоил. Подведённые чёрным глаза со зрачками во всю радужку, блестящая обтягивающая майка с пайетками и кожаные шорты настолько короткие, что еле прикрывали бледную кожу ягодиц. Добавьте к этому ненормальную весёлость, слишком быстрые движения и явную худобу — и будете вконец добиты. Дабы не привлекать внимание и ещё сильнее не травмировать и без того расшатанную психику их младшей сестры, Лип вызвал им «Убер» и мысленно гадал по дороге домой, что, блядь, делать со своим несовершеннолетним братом, который, кажется, слетел нахрен со всех катушек. Тем не менее после своего обнаружения Ян начал периодически появляться в их квартире. Не бросая новый образ жизни и пугая домочадцев внешним видом и сменами настроений. Но всё чаще по утрам его яркая макушка торчала из-под одеяла на соседнем диване. Трудно было представить, что именно этот парень ещё зимой уговаривал его не бросать школу, закончить одиннадцатый класс, сдать долбаные ЕГЭ и поступить назло всем в чёртов университет. Что именно он вставал ни свет ни заря, чтобы совершить пробежку перед началом уроков, фанатично поддерживал свою атлетическую форму, участвовал во множестве спортивных соревнованиях и старался подтянуть учёбу для достижения своей чётко поставленной цели. Когда Лип узнал, что его, действительно, приняли на факультет, то первым делом стал дозваниваться Яну. Он хотел скорее поделиться новостью с этим рыжим оборванцем в надежде напомнить ему о его собственных былых стремлениях. Обо всей этой военной байде, которую старший всегда так презирал. Достучаться до того благоразумного и прилежного парня, каким этот обдолбанный кретин всегда был. Сука, каждый имеет право проебаться, но пора было уже заканчивать это дерьмо. Абонента, «находящегося вне зоны доступа», он обнаружил там же, где и видел в последний раз — под синим пледом, в их комнате с запахнутыми настежь шторами. — Эй, чувак, а тебе на работу не нужно? — неуверенно обратился он, получив в ответ тишину. Складывалось ощущение, что Ян не шевелился с тех пор, как Лип ушёл утром из дома. Страх вылился на него ледяным ушатом. Мгновенно подскочив к неподвижному телу, он сдёрнул с брата плед, чтобы тут же нахлынула волна беспокойства. Пальцы, касающиеся шеи парня, стали мокрыми от его пота, которым насквозь пропиталась вся постель. Жар буквально испарялся из-под откинутого одеяла, оседая на лице Липа. Он перевернул Яна на спину, чтобы потрогать лоб, о который, казалось, можно было обжечься. Из пересохших губ вырвался тихий протяжный стон, после которого глотку разодрал приступ жуткого кашля. И вновь все Галаховы собрались вместе, скучковавшись тревожной группкой в больничном коридоре в ожидании вердикта врачей. Скорая забрала Яна с температурой под сорок в лихорадочном бреду и еле успела спасти лёгкие, готовые сгореть изнутри. Всю ночь прошатавшись в одной майке, парень попросту не заметил очередное резкое похолодание. И на его истощённую химическим порошком слизистую мигом налипла целая орда бактерий, как мухи — на липкую ленту. *** *** Первые солнечные лучи нового дня осветили переполненную за ночь пепельницу, отражаясь от её стеклянных углов. С вершины этой горы окурков струился шлейф дыма, напоминая просыпающийся вулкан. — Я опять легко отделался. Но уже начался новый учебный год. Начался с того же, на чём закончился предыдущий. С больницы… Ян оборвал речь на полуслове. — Дальше пришлось ещё хуже, — выдохнул парень, опустив голову. — Шутишь? — не сдержался Миха. — Хуже, чем танцующий стриптиз обдолбанный подросток?! — Проебался я. А аукнулось всем, — Галахов перевёл на него свои покрасневшие глаза. — Я привлёк к нашей семье внимание соцслужбы… И как только меня выписали, явилась тётечка. Мы даже толком опомниться не успели. Это было внезапно… — А нашу семью эти сволочи всегда обходили стороной, — поджав губы, пробурчал Милкович и тотчас пожалел об этом. Он отвернулся, увидев, как встревоженно дрогнули лицевые мускулы собеседника, отреагировав на горечь в его голосе. Будучи взрослым, он не верил, что государство могло бы как-то помочь их ёбнутой семейке. Но он помнил, как мальчишкой ныкался в кладовке от гнева отца и просил высшие силы о чудотворном вмешательстве извне. У Галаховых была их старшая сестра, и подобное вмешательство им не требовалось, но, к несчастью, свалилось на них как снег на голову. — Наверное, добросовестный врач вызвал их… — предположил Ян после паузы, — услышал что-то в наших разгорах… Плюс к этому мой видок, в котором меня привезла скорая — я же не смыл с себя ни хера — ни тушь, ни блёстки… Но знаешь что? Я даже благодарен ему. Брюнет непонимающе уставился на говорившего. И заметил, как его большие руки беспокойно теребят друг друга. Миха зажал между колен свои ладони, интуитивно потянувшиеся к чужим навстречу, боясь что этот не присущий его натуре жест только смутил бы их обоих, не позволив закончить мысль. — Та тётка… она нашла пакетик «скорости»… в Лёниных игрушках… Наверное, выпал из моего кармана, а он подобрал… А если бы?.. Страшно представить. Михина рука сама собой легла на плечо парня и легонько сжала. И осталась лежать там, не спрашивая своего обладателя позволения. — Меня от этой находки тогда словно по башке шарахнуло… Да и все в шоке были. Мы, наверное, только в тот момент и осознали всю серьёзность происходящего. Знаешь… Что тётя не просто в гости заглянула. У меня буквально ноги подкосились, потому что именно я навлёк на нас всё это. И я просто сел на пол посреди комнаты, а вокруг началась какая-то суматоха. В проёме между лямками спортивной майки рыжего Миха заметил, что среди веснушек забегали мелкие мурашки. И непроизвольно стал растирать кожу ладонью, разгоняя их. — Я в тот момент выпал из происходящего, бесконечно прокручивая в голове все свои поступки за лето, за год и вообще за всю жизнь… Желая понять, как я пришёл туда, где находился. Как потом оказалось, вернувшийся к Липу дар речи заставил его принять решение за всех. И он ответил, чьи это наркотики… не кривя душой, признался, что наша мать — наркоманка… Долгим глотком он допил содержимое фляжки. Миха меньше него притрагивался к коньяку, чтобы не надраться, прослушав что-нибудь важное. Хотя в некоторые моменты рассказа брюнету хотелось отхлебнуть добрую половину напитка одним махом. Глядя в горлышко опустевшей тары, Ян продолжил: — Потом последовали долгие месяцы в приюте, пока Виола добивалась опеки над нами… всеми имеющимися в её распоряжении способами. В большинстве своём не законными. Фёдор в итоге остался нашим отцом. Он умеет задвигать пламенные речи… И каким-то чудом сумел явиться на суд трезвым. Я об этом упоминал… А Нику материнства лишили, и она его так и не восстановила. И поделом — подумал Миха, но вслух этого не произнёс, видя отблески болезненной привязанности к матери в печальном взгляде рыжего. — И сестра добилась своего? — Конечно, иначе бы мы так и остались в приюте. Она тогда единственной из нас была совершеннолетней, и сделала просто невозможное. Впрочем как и всегда… При этих словах Галахов тепло улыбнулся и посмотрел на своего внимательного слушателя помутневшим взглядом. Парень давно захмелел и был пиздецки вымотан. Ещё бы. Милкович за всю свою жизнь столько слов не сказал. — Я не понял насчёт таблеток. — А. Да я, знаешь, за эти годы чего только не принимал… Эти снижали тревожность. Пропиваю курс раз в полгода. Несмотря на всю проделанную над собой работу, у меня до сих пор бывают страхи, что я сорвусь и не замечу, когда прекращу всё контролировать. — Невозможно всё контролировать, чувак. Галахов на это лишь кивнул и, зевнув, устало привалился виском к его плечу. Рукой, что лежала на спинке соседнего стула, Миха нерешительно приобнял парня. Отстранённо он удивился, что мир от этого нехитрого действия не рухнул. Наоборот, внутри будто бы что-то встало на место. — И кто тебе их выписывает? Как ты вообще поступил в свой универ с таким неебовым багажом? — Подруга семьи Вика… — невнятно пробормотал рыжий, вновь зевая, уже шире. — Ладно, подымайся, чувак, пока не задрых прямо тут, — подпихнул его Миха. — Ага, щас пойдём, — поворачиваясь на бок на стуле, что с трудом вмещал в себя его габариты, ответил измотанный парень. — Ну нет! — рявкнул Миха, тормоша сонную тетерю. — Я твою тушу отсюда не потащу. Живо в койку! Либо тут останешься. Но Галахов лишь перекинул свою граблю через его талию, придавливая к сидению, от которого уже зад затёк. — Засранец! — выругался Милкович и, тяжело вздохнув, просунул руки тому под мышки и стал поднимать их обоих на ноги, сразу лишая свою угрозу какой-либо силы. Чуть приподняв голову, Ян поморщился, хлопая ресницами. — Прости, я уснул? — Шевели копытами. Благо он послушался и сам поволочил ноги через порог, наваливаясь своей массой на Миху. — На чём я остановился? — Ты упомянул некую Вику. — Ви! Я бы без её помощи пропал. Её мать мне мозги вправила на место. — Да всё с твоими мозгами в порядке было. Ну напортачил немного, стрессанул, с кем не бывает, мужик… — возразил он, подводя того к кровати. — Я не ощущал себя активным участником своей жизни! — воскликнул Ян явно заученную фразу, бессильно валясь на постель и утягивая Миху следом. — Ты запудрил себе голову, — выдавил он, плюхаясь на крепкую грудь парня. Он переполз через распростёртое долговязое тело и откинулся на спину, с удовольствием расправляя затёкшие мышцы. Но Галахов не позволил ему долго расслабляться — он тут же прильнул к его боку, словно гигантский осьминог обвивая своими щупальцами. Милкович застыл, врасплох застигнутый таким бесцеремонным вторжением в его личное пространство. И с грустью глянул на вторую половину кровати — столько свободного места там пропадало. — Ёпт, ты меня с матрацом не перепутал? Заплетающимся голосом Ян пояснил: — Ой, гиперкинетические реакции. До сих пор случаются. С этими словами паршивец прижался ещё сильнее. Колено переместилось выше, ладонь обхватила рёбра, а щека устроилась на его вздымающейся груди. Миха, не знающий куда деть свои руки, наконец опустил их, укладывая на широкую спину. Еле ворочая языком, Галахов выдал: — Девиантное, мать его, поведение. И они продолжили тихо переговариваться, неся уже малоосмысленную дичь. — Слушай ты, дервигент… — Девиант! — Да по херу! Мозгоправам лишь бы ярлык навесить. — Нет! Роза помогла мне. Серьёзно. — Чем же? — Мне стимулировали процесс актуализации. — Лучше бы тебе простату стимулировали, мужик. — Да иди ты! Это не по моей части, — усмехнулся Ян его глупому стёбу. — Ты многое теряешь, поверь мне. — Кстати о сексе. Промискуитет мне тоже приписывали. — Проми, блядь, что?! — Беспорядочные половые связи. — Ну ещё бы. Называй вещи своими именами. Ебёшь всё, что движется. И я тоже попал под эту раздачу хуёв. — Нет, ты не… ты не… — еле слышно промямлил Галахов, проваливаясь в царство Морфея — «Не» что? — сглотнув, спросил Миха в возникшей тишине, уже не ожидая услышать ответ. — Ты — другое, — на удивление чётко и как-то мягко произнёс Ян, прежде чем окончательно отрубиться. Что это значит, чёрт возьми? Как прикажите понимать? Михино сердце неистово долбилось парню в самое ухо, а тот мирно сопел как ни в чём ни бывало. Брюнет глядел, как просочившийся через жалюзи утренний свет рисует полосы на измятых простынях поверх их переплетённых ступней. Рассеянно водя пятёрней по короткому рыжему ёжику волос, он представил, как отросшие пряди можно было пропускать между пальцев. Но представить курсанта с размалёванными глазищами и в блестящих коротких шортах, выплясывающим перед толпой похотливых виагроидов, он не мог. А когда пытался, то внутри тугой узел скручивался из чуждых ему чувств. Сам Миха в то же самое время просиживал задницу на нарах. Он загремел по собственной невъебенной тупости. Выскочил на улицу без бабла и в дурном настроении зашёл в первый попавшийся ларёк, где спиздил грёбаную шоколадку. И когда хозяин начал быковать, приложил того к прилавку и потребовал выручку. Средь бела дня с голыми руками совершить налёт на кассу? А хули нет? Всю свою негативную энергию он направил на подвернувшегося под горячую руку черномазого гандона. Кто же знал, что он заслуживал этого и даже больше? И кто знал, что ублюдок держит при себе пистолет? Сука, кто же мог знать, что этой заварушкой он отомстит за неизвестного ему пострадавшего паренька и значительно облегчит тому жизнь? Братья хорошенько отмудохали козлину и спалили его помойку, а их угрозы подействовали резким пенделем под трусливый зад. Теперь Миха хотя бы узнал, что в каком-то роде не зря проебал несколько месяцев собственной жизни. Он хмыкнул, вспоминая первое своё впечатление об этом парне. Мажор напыщенный. Ладно, это было второе. Первое заставило его член шевельнуться. Потом он ещё список его странных качеств начал вести, не ведая, что продолжать тот можно бесконечно. Боится потерять контроль значит? А что если… рыжий проснётся, вспомнит, где находится и решит, что он уже это сделал? Не сегодня, так завтра? Они хотели отправиться дальше с первой электричкой, но теперь хрен знает до скольки будут плющить хари. Надо Галахова доставить в его чёртов лагерь быстрее, чем он пожалеет обо всех их совместных приключениях.