Секрет

— Ну что, всё взяли? Давай сверимся со списком. Так, молоко, хлопья, пекинская капуста, сыр, чай… Мы забыли чай! А нет, вот он. Мыло, спагетти… Колин, наученный горьким опытом, — одного раза оказалось более чем достаточно — скрупулёзно сверялся с испещрённым мелкими буквами листочком, так же методично ставя галочки напротив названий тех товаров, что уже лежали в тележке. Обычно за разной мелочёвкой они бегали в магазин чуть ли не каждый день, стараясь уложиться в предоставленный Люси лимит наличных, вернее, делали вид, что укладывались, потому что Колин предпочитал тратить свои: мужская гордость не позволяла сидеть на хрупкой шее «супруги», имея собственный доход (вот когда онлайн фирма показалась особо выигрышным вариантом). За чем-то посерьёзнее Люси ходила сама — примерно раз в семь дней, поближе к выходным, чтобы попасть на скидки и акции, с тщательно составленным списком. Сегодня тяжёлая, но почётная миссия еженедельной Большой закупки была возложена исключительно на его плечи: в компании сучился какой-то аврал, и начальство вызвало всех без исключения. Дождавшись из школы Саманту и оставив её присматривать за Молли, остальные члены семьи Хартфилиев поехали в супермаркет. Кто-то несильно постучал его по ноге. Колин, придавив ногтём место в списке, на котором остановился, скосил глаза на требующую внимания Кэтти. — Что такое, детка? Устала и хочешь домой? Мы почти закончили. Осталось только заглянуть в кондитерский отдел за… Кэтти молча продемонстрировала ему пачку со своим любимым печеньем. — Ага, ты там уже была. Хвалю за самостоятельность, но больше так не делай — маленькие девочки не должны ходить по магазину одни, поняла? Если ты потеряешься, твоя мама меня убьёт. Кэтти потрясла пачкой, словно таким образом хотела напомнить, что у неё имелся очень весомый повод отлучиться. — Ладно, показывай, что там у тебя, — сдался Колин, присаживаясь на корточки, чтобы удобнее было разговаривать. — М-м-м, опять рыбки. Может, возьмём другое для разнообразия? Кэтти, грозно сдвинув светлые бровки и став при этом удивительно похожей на Люси (не знай он правды, ни за что бы не подумал, что они не родные), решительно запихнула коробку в тележку. — Рыбки так рыбки, — покладисто кивнул Колин, быстро сверил оставшуюся часть списка и повернул к кассе, с трудом сдерживая вздох облегчения: с покупками покончено. Дома злосчастная коробка снова попалась ему на глаза. Колин задумчиво покрутил её в руках. Он уже не раз пытался уговорить Кэтти попробовать что-нибудь новенькое — производитель приятно радовал широким ассортиментом, от пресловутых геометрических фигур и букв до героев мультфильмов. Но та с упорством, достойным уважения (или зависти, Колин пока не решил, какое чувство у него преобладает), отстаивала свои предпочтения. Впрочем, если бы дело касалось исключительно печенья, Колин оставил бы всё как есть: вкус от формы не зависел, как и цена, а ела его исключительно Кэтти. Так что в этой ситуации на первый взгляд было больше плюсов, чем минусов: ни мучительных раздумий перед прилавком, ни раздражающих выпрашиваний, ни бесконечных истерик, если купили не то, что хотелось. Но рыбы — именно рыбы, а не крабы, медузы, киты или другие морские обитатели — неуклонно проникали во все сферы. Если перед Кэтти вставал выбор, можно было не сомневаться: она возьмёт то, на чём нарисована рыбка. Это же касалось и ежедневных занятий. Кэтти не требовала к себе повышенного внимания, спокойно могла долгое время играть одна или просто тихонько сидеть в уголке, рассматривая книжку с картинками, но в совместные игры с другими детьми её можно было вовлечь исключительно с помощью рыбы-игрушки или предложив ей самой стать рыбкой. Такую безумную страсть к какому-либо животному (тут и психологом не надо быть, чтобы понять, что она не совсем нормальная) Колин в своей жизни встречал только раз, в университете. Одна девица с их потока фанатела от сов. Изображения этих птиц были у неё везде: на одежде, тетрадях, рюкзаке, контейнере для завтрака. Даже гамбургеры она делала в форме совы! Однажды он заглянул к ней после занятий буквально на пять минут — то ли забрать конспекты, то ли перекинуть на флэшку слайды с последней лекции — и задержался на четыре часа, слушая подробнейший рассказ о совах и записи их уханья. Ему потом неделю снились кошмары, в которых он то отбивался от атакующих его птиц, то сам превращался в сову и оказывался на полке в качестве очередного экспоната сумасшедшей сокурсницы. Возможно, у Кэтти помешательство на рыбах было временным явлением и со временем бы прошло, как большинство детских увлечений, но Колина подобный расклад не устраивал: деятельный по натуре, он не мог сидеть и ждать, когда проблема утрясётся сама собой, а неприятные воспоминания о девушке-сове (по ходившим среди студентов слухам несчастная через пару лет тронулась-таки умом окончательно и загремела в психиатрическую лечебницу, по крайней мере, он её больше в университете не видел) лучше всего остального подталкивали к активным действиям. Но прежде чем поднимать панику и тащить Кэтти к врачу, следовало провести разведку боем. — Она всегда их любила? — спросил он как-то вечером, складывая третью по счёту рыбку-оригами. Рисовать, лепить и вырезать рыбок из бумаги Колину надоело, поэтому он нашёл в интернете простые схемы, и теперь они втроём увлечённо крутили фигурки, стараясь перегнать вторую команду в лице Молли и Мэтти, с не меньшим энтузиазмом их уничтожающих. — Нет. — Сэм, закончив рыбку, несколько раз подбросила её, пока та, ударившись о неудачно подставленную ладонь, не отлетела далеко в сторону. Мэтти тут же бросился за ней и оттащил трофей довольной Молли. — Раньше она всё любила: цветы, птичек, зверюшек разных. Люси ей часто слонов рисовала и домики прикольные, у нас где-то папка с ними лежит, их много набралось. Мы даже шутили: надо было ей не на дизайнера учиться, а на художника, книжки детские иллюстрировать. Пока Сэм рассказывала, её руки безостановочно крутили новых рыбок. К тому времени, как она сделала паузу, у неё на коленях лежало штук шесть или семь фигурок. Мэтти крутился рядом, выпрашивая, но Сэм отпихивала его морду, пока вконец раздосадованный пёс не тявкнул на неё тихонько. Сэм показала ему язык и отдала всех рыбок Кэтти. Та переползла поближе к Молли и принялась делить фигурки между нею и Мэтти. Пёс обескуражено смотрел на растущую перед ним горку; когда она перестала увеличиваться, сунул в неё нос и шумно выдохнул. Рыбки разлетелись в разные стороны. Мэтти покрутил головой, рассматривая их, поднялся, прыгнул на одну, но та, задетая его лапой, отлетела ещё дальше. Во второй раз у него этот фокус не получился, но Мэтти неудача не сильно расстроила: он сам подкидывал фигурки вверх или отбегал от них и снова возвращался, припадал на передние лапы, после чего делал круг почёта по гостиной, по пути облизывая всех, кто попадался и был не сильно против стать мокрым. Набегавшись, он улёгся между Кэтти и Молли, позволив девочкам тискать себя, как им вздумается. — Это после аварии началось, — вполголоса продолжила Сэм, рассеянно наблюдая за расшалившимися сестрёнками. — Да и то не сразу. Первое время она вообще ни на что не реагировала. Делала, что говорили, только не смотрела ни на кого, хвостиком за мной или за Люси ходила. И тут мы как-то в магазин все вместе поехали. Кэтти эти печеньки как увидела на полке, вцепилась в них, пришлось даже на кассе другую пачку пробивать. А на следующий день стала всем это печенье раздавать. — А Мишель ей такие не покупала? — Мишель никому ничего не покупала, кроме себя, любимой. Я не знаю, с чего Кэтти так на них переклинило. Мы и до этого их брали, всегда разные, радовались, если новинки появлялись. А теперь она на другие и не смотрит, только рыбки-рыбки-рыбки-рыбки… — Ты говорила, Мишель называла её рыбкой. — Да это случилось всего раз или два, — отмахнулась Сэм. — Кэтти тогда совсем маленькой была, вряд ли помнит. Колин задумчиво потёр подбородок. По всему выходило, что истоки рыбного помешательства нужно искать не в прошлом, хотя всё же стоит уточнить у Мавис, с какого возраста дети осознают и помнят себя. Но даже если они с Самантой ошибаются и воспоминания о жизни с Мишель у Кэтти остались, выяснить подробности аварии лишним не будет: вдруг тогда произошло нечто достаточно яркое для того, чтобы застрять в памяти, а потом, исказившись самым невероятным образом, трансформироваться в рыбоманию? Мавис отнеслась к его идее с осторожностью. «Человеческая психика — очень тонкий инструмент, — попыталась она предостеречь его после краткого изложения истории Кэтти. — А детская — в особенности. Тем более после такой травмы. Лучше оставь это профессионалам». Увы, старалась она напрасно: Колин был решительно настроен разобраться в проблеме. Не из желания кому-то что-то доказать, а исключительно потому, что не доверял этим самым профессионалам: за полгода назначенная опекунским советом психолог не продвинулась вперёд ни на дюйм! Наоборот, занятия с ней, по словам Саманты, только вредили Кэтти: после них та становилась угрюмее и весь оставшийся день пряталась по углам, как зашуганный зверёк. Колин тоже это заметил, но из-за отсутствия информации не смог провести параллели. Теперь всё встало на свои места, окончательно убедив его в необходимости вмешаться. Узнав у Саманты точную дату, Колин полез в интернет. Его интересовало всё: фотографии, репортажи, просочившиеся в сеть отчёты экспертов, рассказы очевидцев. Материала оказалось не просто много — огромное количество. Но и сама авария была непростой: на перекрёстке столкнулось около десятка машин, три сгорели, ещё две не подлежали восстановлению из-за серьёзных повреждений, остальные отделались вмятинами. Количество пострадавших так и не удалось точно установить: одни источники говори о семнадцати, другие приводили цифру двадцать пять, а некоторые — больше сорока, видимо, беря в расчёт не только непосредственных участников аварии, но и попавших под раздачу пешеходов и пассажиров чудом избежавшего столкновения школьного автобуса, отделавшихся лёгким испугом и синяками. Невольным виновником аварии стал водитель грузовика: у мужчины прихватило сердце, и он умер до того, как его неуправляемый автомобиль вылетел на перекрёсток. Колин монотонно пролистывал фотографии. Это была уже сороковая, а может, пятидесятая вкладка. От одних и тех же снимков уже начинало слегка подташнивать. Раскуроченные машины, укрытые тканью тела погибших, уставшие лица работников спецслужб, рыдающие на могилах родственники. На некоторых фото с кладбища ему даже удалось рассмотреть Люси и Саманту: младших девочек дальновидно оставили дома с няней. Вряд ли ему удалось бы найти что-то новое, но он продолжал искать, сам не зная чего. В конце концов его упорство было вознаграждено. Открыв очередную вкладку, Колин едва не подпрыгнул на стуле: вот оно! Правда, пришлось ещё изрядно попотеть, чтобы увеличить изображение и замазать на нём то, что могло бы расстроить Саманту, прежде чем предложить ей посмотреть снимок: нужно было либо подтвердить, либо опровергнуть свою версию. — И что я должна здесь увидеть? — недовольно проворчала та, опасливо покосившись на экран монитора. — Ну же, Сэм, смотри внимательно! — Колин раздражённо ткнул пальцем в припаркованный у тротуара фургон. На остальных фото был виден только задний бампер, а на этом в фокус автомобиль попал полностью. — Машина с логотипом любимого печенья Кэтти, и что? — не поняла Саманта. — Не просто логотип, — принялся терпеливо объяснять Колин, — а те самые треклятые рыбки! Судя по всему, она стояла там в момент аварии. Наверное, Кэтти увидела его и зациклилась, чтобы вытеснить неприятные воспоминания. — Это фургон наших соседей, — отвернулась от монитора Сэм. — Мистер Коллинз иногда подвозил меня на нём в школу. А тогда он почти месяц дома сидел со сломанной ногой. Ему даже пару раз штраф выписывали за неправильную парковку и грозились вызвать эвакуатор, миссис Коллинз рассказывала. — И вы не обратили на машину внимания? Она же у вас под носом стояла! — Нам, знаешь ли, как-то не до этого было, — обиделась Саманта, скорбно поджав задрожавшие губы. — Прости, — сконфузился Колин. Девочкам и вправду тяжело пришлось, выжить бы да умом не тронуться, какие тут детективные изыскания? — Надо, наверное, рассказать об этом психологу. — Зачем? — зло прищурилась Сэм. — Чтобы она запретила их покупать? Нагородит чего-нибудь на латыни, терминов своих заумных через слово навставляет, запугает Люси до полусмерти, а та и поверит! И только хуже будет. Кэтти без них на улицу вообще не выходит. Один раз не успели новых купить, так пришлось её на руках выносить. А когда мы на светофоре остановились, выскочила из машины — умудрилась же ремень отстегнуть! — и бросилась бежать прямо по дороге. На Люси смотреть было жутко, я сама чуть от страха не умерла. Не хочу больше такого. Колин сочувственно кивнул: уж он-то понимал Саманту как никто! И пусть жизни его племянников редко угрожало что-то действительно серьёзное, переживал за них по-настоящему. Сэм любит сестру и не стала бы отговаривать его, если бы молчание могло навредить Кэтти. Но и сидеть сложа руки, ожидая когда проблема рассосётся сама собой, тоже не дело. Поискать втихаря другого психолога? Порыскать в интернете на предмет каких-нибудь методик? Уболтать-таки Мавис посмотреть девочку? Вдруг что дельное посоветует. Кэтти о его терзаниях ничего не знала, поэтому спокойно занималась своим любимым делом — запускала в ведро с водой разнообразных рыбок. Когда те заканчивались, вылавливала их ситечком, аккуратно раскладывая на расстеленном полотенце, и бросала обратно. Сейчас она шла уже на третий круг. Колин полюбовался очередной плюхнувшейся в воду игрушкой и спросил, почти не удивившись пришедшей в голову идее (даже, скорее, слегка разочаровавшись, что она не посетила его раньше): — Ты случайно не в курсе, в гараже есть удочки? — Думаешь, поможет? — поняла без объяснений его мысль Саманта. — Не знаю, — честно признался Колин. — Можем попробовать на свой страх и риск. Других нормальных вариантов у меня пока нет. — Тогда пошли в гараж. Не найдём — у соседей поспрашиваю. Им повезло: пара видавших виды удочек скромно дожидались своего звёздного часа в дальнем углу. Нужно было только перетянуть леску и купить наживку. Сэм осталась дома с Молли, а они вдвоём с Кэтти отправились на пирс. Погода выдалась чудесная: прошедший накануне дождь пригасил одуряющую жару последних дней, солнце лишь приятно грело макушку и плечи, не заставляя плавиться куском сливочного масла, лёгкий бриз дразнил обоняние терпким солёным ароматом. Море, синее, спокойное, переходящее у горизонта в такое же чистое небо, лениво покачивало на волнах мелких белых чаек; те, вдоволь наевшиеся выброшенной на берег ночным штормом рыбы, сонно поклёхтывали, не реагируя даже на сновавшие мимо катера. Колин, поставив ведро на деревянный настил пирса, огляделся. Кроме них и ещё одного, крепкого и сурового на вид мужика, желающих помедитировать с удочкой не было. Да и просто гуляющих отчего-то тоже. Это хорошо: никто не станет приставать с «умными» советами или неуместными расспросами. На сегодня им точно не нужна компания. — Ну что, тряхнём стариной? Подмигнув Кэтти, Колин ловко нацепил на крючок червяка и закинул удочку. — Я, когда маленький был, часто сюда рыбачить приходил. Даже с уроков иногда сбегал. Мне потом попадало, конечно, но это уже мелочи. Так, иди сюда. — Он, притянув Кэтти к себе поближе, вложил ей в руку удилище и указал на поплавок: — Видишь вон тот бело-жёлтый шарик? Если он вдруг начинает тонуть, это значит, что мы поймали рыбку. Надо её быстро вытащить! Сможешь? — Кэтти кивнула. — Хорошо, но сначала потренируемся вместе. Ученица ему попалась понятливая. Колин старался особо не вмешиваться в процесс, обходясь советами, и лишь иногда подстраховывал, если леска шла туго. Кэтти явно получала удовольствие от рыбалки; даже если добыча срывалась с крючка, не расстраивалась, лишь нетерпеливо совала свою удочку Колину в руки, чтобы тот поскорее заново её настроил. Через пару часов в их ведёрке плавало с пяток рыбок. Отцепив от крючка очередную рыбёшку, Колин, прежде чем нанизывать новую наживку, поинтересовался: — Ещё половим? Кэтти, видимо, уставшая, отрицательно помотала головой. Колин задумчиво почесал кончик носа: — А что тогда? Домой? Быстро смотав удочку, он протянул руку Кэтти, но та даже не пошевелилась. — Ах да, — вспомнил Колин, — ты же их обычно отпускаешь обратно. Хочешь так же с живыми? Тогда сделай вот так. — Он сложил ладони лодочкой и, когда Кэтти повторила его жест, выловил из ведра рыбку. Но прежде чем отдать, предупредил: — Она шевелится. Не бойся. И держи крепче, а то выскользнет. Переложив рыбку, Колин посильнее сжал детские ладошки своими (настолько, чтобы не упустить рыбёшку, но и не придавить её). Вдвоём они дошли до края пирса, и там, обхватив малышку за талию, чтобы та случайно не свалилась в воду, разрешил: — Давай. Едва Кэтти открыла ладошки, рыбка дёрнулась и серебристой капелькой упала в море. Таким же способом за ней последовали и все остальные. Колин, выплеснув из ведра воду, перехватил весь их немногочисленный скарб в одну руку, отвёл не глядя вторую чуть в сторону, ожидая, что в ладонь ткнётся маленький кулачок, но ничего не почувствовал. Внутри всё упало. Он же отвлёкся всего на несколько секунд! Сразу вспомнился рассказ Саманты о побеге Кэтти из машины. Представилось лицо Люси. Если с малышкой что-то случится… Да он сам себе никогда не простит! Колин бросился на поиски. Пропажа нашлась на другом конце пирса: Кэтти преспокойно сидела на корточках перед ведром второго рыбака, с любопытством следя за пойманными им вёрткими рыбёшками. Колин не стал ругаться — всё ведь обошлось, а лекцию о безопасности он и дома успеет прочитать — присел рядом, уточнил — негромко, так, чтобы рыбак не услышал: — И этих тоже? Кэтти, засияв, как новогодняя гирлянда, сложила ладошки лодочкой. — Э-э-э… мистер, — обратился Колин к рыбаку, — простите, что отвлекаю. Моей дочке очень понравились ваши рыбки. Сколько хотите за улов? Рыбак обернулся, смерил хмурым взглядом их обоих. Кэтти бесстрашно шагнула вперёд, протягивая ему горсточку любимого печенья, хотя обычно одаривала только одним. — Двадцатка — и они ваши, — нехотя согласился мужик. Колин, не торгуясь, отсчитал ему нужную сумму и, на мгновение задумавшись, добавил ещё столько же. — Это чтобы вы сегодня больше не ловили, — пояснил он на изумлённый взгляд рыбака. Тот, понятливо хмыкнув, быстро собрался. Удостоверившись, что они остались одни, Колин кивнул на ведро: — Начнём? Они выбросили в море всех рыбок: и живых, и — на всякий случай — мучных. Идти домой отчего-то расхотелось; пляж по-прежнему пустовал, будто у обычно шатающихся по нему людей именно сегодня нашлись срочные дела, не давшие им прийти. Солнце перевалило через зенит, потяжелело, налилось жаром, зарумянилось, как подходящий в духовке пирог. Море пошло пенистыми волнами, растревожив чаек; те, раздражённо покрикивая, бегали по песку, охотясь на зазевавшихся рачков, дрались, отбирая друг у друга добычу. Ветер посвежел, окреп, раздувал парусом футболку, путался в волосах, крепко пах солью и чем-то ещё, далёким, забытым, зовущим. Колин вдавил в стену песчаного замка ещё одну ракушку и отряхнул руки. Они с Кэтти долго бродили по берегу, выискивая в песке причудливые раковины или необычного цвета камушки. Потом, с удовольствием перекусив приготовленными для них Самантой сэндвичами, принялись строить замок. Сейчас Кэтти возилась рядом, пристраивая оставшиеся сокровища. Колин, щурясь от скачущих по воде солнечных бликов, смотрел на её счастливую мордашку и думал о том, что даже если у них ничего не вышло, пришли они сюда не зря. Вечер ничем не отличался от десятка других. Но прочитав Кэтти сказку, Колин, уже потянувшийся выключить ночник, услышал негромкое: — Не уходи. Книжка едва не выпала у него из рук. Аккуратно пристроив её на краешек комода у изголовья кровати, Колин, стараясь, чтобы голос звучал ровно и не выдал его чувств, уточнил: — Посидеть с тобой, пока ты уснёшь? Кэтти помотала головой по подушке: — Совсем не уходи. — Я… Договорить он не успел: малышка, вскочив, бросилась ему на шею, обняв во всю силу своих детских ручонок. — Я здесь, детка, здесь… Колин осторожно прижал к себе худенькое детское тельце, не в силах больше произнести ни слова.

***

В коридоре, тяжело привалившись к стене, стояла Люси. Она чудом вырвалась домой пораньше, надеясь успеть к вечерней сказке. А успела к кое-чему другому. И теперь боялась даже шевельнуться, чтобы не вспугнуть так внезапно случившееся чудо. Только зажимала рукой рот, заглушая тихие всхлипы. Она плакала впервые с похорон родителей.