Секрет

И снова всё закрутилось, только успевай вычёркивать в тщательно продуманном плане выполненные пункты. Иногда Колин вполне серьёзно жалел о том, что не может, подобно несчастной овечке Долли, заиметь несколько клонов, чтобы оказываться одновременно в разных местах и лично контролировать процесс. Это очень смахивало на паранойю, но ему было откровенно плевать, насколько смешно или странно он выглядит со стороны, гораздо важнее — воплотить задуманное. Причём не абы как — едва ли не впервые в жизни ему хотелось сделать всё идеально, без помарок и обидного разочарования, что впопыхах забыто нечто пусть не важное, но приятное. Причина его внезапно прорезавшегося перфекционизма была между тем проста и настолько очевидна, что оставалось только удивляться, как он не понял этого раньше. В оправдание себе Колин мог бы сказать, что ему было элементарно некогда — приходилось решать проблемы девочек (всех четверых, и хотя Люси уже лет десять как вышла из нужного возраста, называть её так даже мысленно было отчего-то тепло и приятно), так что собственные временно отошли на второй план. Что удивительно, никакой обиды или дискомфорта он от подобного расклада не испытывал, а спроси кто, почему он с таким энтузиазмом возится с чужими людьми, Колин, пожав плечами и сверкнув улыбкой, ответил бы: «Мне нравится», не солгав ни в одном произнесённом звуке. Потому что ему и правда нравилось. Нравилось возиться с Молли. В тайне от Люси он показал девочку Мавис. Та, поворчав на запустивших болезнь коллег, назначила другие лекарства, и малышка буквально расцвела: обычно смирно сидящая в своём гамачке, потому что ни на что другое у неё просто не хватало силёнок, теперь она требовала спускать её на пол и, научившись за неделю довольно бойко ползать, рассекала по всей гостиной, играя с Мэтти в догонялки. У неё округлились щёчки, болезненная бледность сменилась румянцем, а казусы наподобие того, что произошёл в их первую встречу, случались всё реже. Ему нравилось заниматься с Кэтти. Она оказалась на редкость любознательна и однажды сама, притащив книжку, начала тыкать пальчиком в буквы. Было забавно наблюдать, как сходятся к переносице светлые бровки и загораются восторгом глаза, если ей удавалось прочесть слово. Мавис отдала им магнитную азбуку, по которой его племянники учились читать, так что теперь каждую свободную минуту они занимались тем, что выкладывали по очереди слова. По-прежнему необщительная с другими, дома Кэтти оттаивала, и пусть не болтала без умолку, как раньше, с каждым днём говорила всё охотнее. Даже подколки Саманты уже не раздражали — Колин научился отвечать ей тем же, и они с удовольствием упражнялись в остроумии, беззлобно подшучивая друг над другом. Сэм беззастенчиво использовала его то как справочник по физике, то в качестве консультанта по мужской психологии, желая знать, что думают парни, и предугадать их реакцию на свои действия, то вместо пресловутой жилетки, изливая на него обиды от несправедливости мира. Но и это ему тоже нравилось. Однако лидером по количеству получаемой симпатии неизменно оставалась Люси. Всё началось не с их совместного выходного или первого робкого поцелуя и даже не со знаменитого позднего ужина, а гораздо раньше — с весёлого азарта, что она подпитывала в нём, оставаясь, несмотря на все его ухищрения и проделки, спокойной и терпеливой. Это вызывало восхищение: только мама с такой удивительной добротой и пониманием относилась к его проделкам. Нет, Колин не искал замену давно ушедшему дорогому человеку, но не отметить схожести не мог. А потом на это восхищение наложилось другое, не менее сильное: взвалить на себя троих детей — это не шутки! Он сам на такое точно бы не решился. Люси же вела себя так, будто ничего сверхъестественного не происходило. И эта простота завораживала, наглядно показывая, что героем можно (и нужно!) быть и в обычной жизни, учила ненавязчиво дарить заботу, получая от этого ни с чем не сравнимое удовольствие. Подогреть ужин, укрыть пледом, сделать чашечку кофе, решить мелкие бытовые проблемы вроде подкапывающего крана или злобно бьющего током чайника — это и многое другое, незаметное, но очень ценное, начало вдруг делаться словно само собой, без напряжения. Просто потому, что хотелось. Потому что получал в ответ тёплую улыбку, от которой так и подмывало помурчать, как пригревшемуся на хозяйских коленях коту. Последним — по времени появления, а не значимости — и наконец открывшим ему глаза стало едва ли не мистическое совпадение. Колин понимал, что Люси больше задела сама история, чем корабль под странного цвета парусами, но зачем же отказываться от того, чтобы воплотить сразу обе мечты? У Люси будет Грэй, пусть не идеальный, зато внимательный и заботливый, а у него — собственный корабль. Ладно, не совсем у него и не такой уж настоящий… Да кто будет обращать внимание на подобные мелочи? Колина так уж точно не заботили эти условности, его интересовал конечный результат и получаемое в процессе удовольствие. Поэтому он собирался выложиться на полную, не считаясь со средствами и мнением окружающих. Благо, те самые окружающие в лице Саманты, Кэтти и Гажила (Молли в силу возраста в обсуждении не участвовала) поддержали его идею с не меньшим энтузиазмом, а Люси никто спрашивать не собирался, иначе какой тогда сюрприз получится? Сэм, вспомнив их первое «дело», предложила и этому дать кодовое название. «Чтобы Люси ни о чём не догадалась, если случайно что-то услышит», — пояснила она. «Тогда пусть так и будет — «Секрет», — согласился Колин, желающий любыми способами поддержать в себе дух предстоящей феерии. Он с удовольствием прочитал перевод повести и пересмотрел все экранизации, даже не включая субтитры: его интересовали только эмоции актёров и антураж, сюжет был и так известен. Картинки в сети, чтобы показать остальным свою задумку, Колин искал сам; Саманта едва не визжала от радости, не замолкая ни на минуту, Гажил лишь удивлённо хмыкнул, но комментировать вслух не стал, уточнив, кто будет делать проект. — Может, твой отец подсунет его Люси? — всё ещё витая в облаках, высказала идею Сэм. — Ага. Чтобы она тут же заподозрила неладное, как только увидит его воочию? — саркастически поддакнул ей Колин и лёгонько щёлкнул по носу. — Я был лучшего мнения о ваших умственных способностях, мисс. Но в твоём предложении есть разумное зерно — лучше папиных ребят никто с этим проектом не справится. — У меня есть знакомый плотник, — внёс свою лепту в процесс обсуждения Гажил. — Толковый, и руки откуда нужно растут. Он и с материалами поможет — подскажет, что и у кого брать. Как выяснилось при личной встрече, с этим чудо-мастером они уже знакомы, если считать за первое приветствие удар ведром по голове. — Ты уж прости меня, парень, — смущённо почесал в затылке представившийся Дином Проффиттом плотник. — Я же не со зла. Даже предупредить пытался, чтобы ты в сторону отошёл, но не успел. — Да нормально всё, — отмахнулся Колин, желающий поскорее забыть о неприятном инциденте. — И ничего «нормально»! — встряла в разговор увязавшаяся за ним Саманта. — Ты, между прочим, память потерял! И шишка была огромная. — И что, так ничего и не вспомнил? — совсем опечалился Дин. — Ну-у-у… если не считать младенчества, — попытался пошутить Колин, игнорируя подаваемые Самантой знаки. — Да у тебя крепкая черепушка, парень! — рассмеялся Дин и, посерьёзнев, добавил: — Слушай, я пойму, если ты не захочешь иметь со мной дело, но работаю я на совесть, быстро и качественно. И скидку сделаю! — услышав сердитое покашливание Саманты, выдвинул он последний аргумент. Разве откажешь, когда так заманчиво предлагают? Они обговорили условия, ударили по рукам и разошлись, довольные собой и друг другом. Оказалось, что их сильно ограничивают сроки: Люси обязательно заглядывала в кафе раз в неделю, хоть на полчаса, и скрыть от неё столь масштабные работы не удастся. — Давай скажем, что у тебя ветрянка? — маниакально блестя глазами, подобралась к Гажилу Сэм. — Там карантин двадцать один день, вот нас и закрыли, и ей приезжать нельзя, чтобы девочек не заразить. А тебя мы для достоверности зелёнкой намажем. — Так не мажут вроде уже, — опасливо отодвинулся от неё Гажил. — Я же сказала: для дос-то-вер-нос-ти! — по слогам повторила Сэм. — Мы возьмем водную, она легко смывается. Люси, конечно же, поверила, тем более что зелёный, как лягушка, Гажил был весьма убедителен. Кроме того, они получили неплохую фору: Гаж позвонил накануне предполагаемого визита, а за прошедшую до звонка неделю многое удалось сделать, и впереди было ещё три, которые они собирались потратить с максимальной пользой. Тем более что недостатка в помощниках не испытывали: Дин Проффитт, всё ещё чувствуя за собой вину, привёл с собой пару друзей, Гажилу вызвались составить компанию ребята из байкерского клуба, а Колин вспомнил про Лонгрена. Раз уж бездомный взял себе прозвищем имя отца Ассоль (в том, что оно настоящее, Колин сомневался), то идею оживить легендарный «Секрет» он наверняка одобрит и не откажется посодействовать: в доках всегда есть, кому хочется подзаработать, а Лонгрен, живущий там, укажет подходящие кандидатуры. Колин не ошибся в своих предположениях, кроме, пожалуй, одного — деньги Лонгрен не взял, как и его «команда», а вот от еды и добротной одежды не отказался. «Я не для того отрёкся от золотого тельца, чтобы снова ему служить», — гордо задрал подбородок он. Русский эмигрант, в прошлом профессор словесности, Лонгрен тридцать лет преподавал в университете мировую литературу, пока в один прекрасный день не понял, что словно проживает чужую жизнь. Оставив теперь уже бывшей жене дом, он ушёл на «вольные хлеба». «Свобода, салага, — мечтательно вздыхал Лонгрен, расправляя плечи, когда они в обеденный перерыв часто сидели вдвоём, беседуя обо всём подряд. — Если ты хоть раз почувствовал её, всё остальное становится не важно. Поверь старому морскому волку: чувства, деньги, карьера — ничто по сравнению с ветром в лицо и возможности идти, куда хочешь, ни на кого не оглядываясь». Колин его философии не разделял — он бы точно не смог навсегда оставить тех, кто ему дорог, даже был почти готов побывать дома, но с удовольствием слушал рассказы о вольной жизни, жалея лишь о том, что Бог не наделил его писательским талантом, потому что сам Лонгрен писать о своих приключениях отказывался. Бывший профессор был не единственным, кто стал ему пусть не другом, но хорошим приятелем. Предчувствие Колина не обмануло: у них с Гажилом нашлось ещё несколько точек соприкосновения, кроме некой блондинистой особы и её беспокойного семейства. Несмотря на устрашающий вид, брутальный кондитер оказался своим в доску с очень узнаваемым чувством юмора — теперь можно было даже не спрашивать, у кого Сэм научилась сарказму. Так что однажды они под чашечку кофе поведали друг другу свои истории знакомства с Хартфилиями. У Гажила всё вышло до банальности просто: никто не хотел брать на работу утыканного железом, словно сдобная булка изюмом, парня на работу, как бы хорошо он не готовил. Свою роль сыграл и конфликт с ректором: эта истеричная, отчаянно молодящаяся старая дева невзлюбила его с первой встречи и пыталась любыми способами от него избавиться. Гажил, с детства бредивший монпансье и клубничным желе, стойко игнорировал её придирки, тем более что основная масса преподавателей была настроена к нему вполне миролюбиво. На выпускном экзамене они всё же сцепились: ректор утверждала, что в его пирожном, приготовленном в качестве дипломного проекта, обязательно должна быть ваниль, а Гажил, тряся распечатками из старинных поварских книг, доказывал обратное. Диплом он всё-таки получил, причём вошёл в десятку лучших выпускников, однако с мыслью устроиться по специальности пришлось проститься: ректор использовала все свои связи и влияние, чтобы ему везде дали от ворот поворот. Хартфилии тоже поначалу собирались ему отказать, правда, по другой причине, но у потерявшего последнюю надежду Гажила был такой несчастный вид (кафе было одним из последних в списке, потом шли только охрана и доки), что доброе сердце миссис Хартфилии не выдержало, и вопрос с работой оказался решён. Гажил добро помнил, тем более что обращались с ним почти как с родным сыном, так что он добровольно взял над девочками шефство, когда те остались одни. Мишель бесила его до зубовного скрежета — сначала тем, что пыталась залезть к нему в постель, потом попытками разорить кафе, выдоив из него всё до капли. Гажил крутился, как уж на сковородке, пытаясь сохранить то, что осталось, и не сильно дёргать Люси, понимая, как той тяжело одной с тремя детьми, но урон, нанесённый Мишель, оказался слишком ощутимым. Так что если бы не Колин с его идеей, давшей им пусть пока призрачный, но шанс восстановить репутацию кафе, сложно сказать, чем бы всё закончилось. История «мистера Хартфилия» вызвала у Гажила гомерический хохот. — Всегда подозревал, что болельщица только с виду такая тихоня, а на самом деле там тот ещё чертёнок, — чуть успокоившись, прохрипел он, вытирая выступавшие от смеха слёзы. — Но чтобы так… — А почему болельщица? — ухватился за возможность узнать что-то новое о Люси Колин. Кажется, это уже становилось для него идеей фикс: собирать по крупицам всю информацию о ней, будто он и правда потерял память, а теперь скрупулёзно восстанавливает утраченные знания. — Мы как-то — Люси ещё мелкая была — на футбол ходили. Она так «болела» за нашу команду, что потом неделю говорить не могла — горло сорвала. И так во всём, — с ноткой некой гордости, словно сам её этому учил, добавил Гажил. — Эта девочка полумер не знает. Особенно если дело касается её близких. Колин согласно кивнул: если кто-то и заботился о нём так же, то только мама. Не потому, что отцу или брату было наплевать, просто у мамы это выходило так легко и непринуждённо, с таким видимым удовольствием, что он чувствовал себя средоточием маленького и очень уютного мирка, желая сделать его ещё лучше — не только для себя, но и тех, кто забредёт к ним «на огонёк». В Люси тоже была эта тяга отдавать себя близким — полностью и безраздельно, и при этом без ожидаемой в подобных ситуациях жертвенности просто потому, что ей нравилось делать именно так и по-другому она не могла. Поэтому и Колин старался изо всех сил: Люси заслуживала самого лучшего, и он решительно намеревался дать ей это. Тем более что средств хватало, даже с излишком, а окружающие, хоть и саркастически фыркали, устало закатывали глаза, понимающе усмехались, всё же поддерживали и помогали, так что к намеченной дате всё было готово. Однако заманить Люси в кафе в определённое время и на их условиях оказалось гораздо труднее, чем его отремонтировать. Нужно ведь не просто сделать сюрприз, но и сразу отпраздновать столь приятное событие и при этом избежать вполне заслуженного нагоняя за самоуправство. Последнего не хотелось особенно: как потом веселиться, если у всех будет испорчено настроение? Но в конце концов и с этим разобрались. Схема, правда, вышла немного мудрёной, зато позволила отыграть, как по нотам. В пятницу вечером, стоило Люси переступить порог и принять душ, её вниманием безраздельно завладела Кэтти: малышке срочно, «вот пьямо сичас», захотелось показать маме свои рисунки. Конечно, это был всего лишь отвлекающий манёвр: Колину, вышедшему «погулять» с Мэтти, требовалось время, чтобы вывести машину из строя. Там же, на улице, он набрал Гажила и дал отмашку: звони! Минут через десять телефон Люси тренькнул входящим. Колин не стал прислушиваться; он и так знал, что скажет Гажил: заглянул проверить закрытое на «карантин» кафе и увидел открытую дверь. Вызвал копов. Вроде ничего не украли, но ей лучше приехать. Сейчас. Потому что надо написать заявление, составить протокол, опечатать кассу… Нет, он не знает, зачем, копы сказали, а он, Гаж, человек маленький, его дело передать, в общем, «Люси, приезжай, разбирайся сама!» Колин честно пытался состроить самое недоумённое лицо в ответ на невнятные объяснения «супруги», куда это она собралась на ночь глядя. Если бы на его месте был кто-то другой, Люси так легко не отделалась бы. Но Колин лишь растерянно покивал на жалкое «Нацу, прости, пожалуйста, я потом всё тебе объясню, обещаю!», показательно расстроился, получив отказ на предложение помочь (Саманта, заранее отпросившаяся якобы на ночёвку у подружки, ещё в обед убежала в кафе доделывать вместе с Гажилом вылезающие в последний момент мелкие косяки, поэтому оставить Кэтти и Молли было не с кем, не с собой же их тащить куда-то на ночь глядя), со спокойной душой закрыл за Люси дверь и приготовился ждать. Она вернулась минут через пятнадцать, уставшая и расстроенная. — Ты быстро! — постарался удивиться Колин. — Я никуда не уезжала — машина сломалась, — поделилась печальной новостью Люси. — Вызвать тебе такси? — потянулся к телефону Колин, надеясь, что она не передумает, иначе придётся импровизировать. — Да, если тебе не трудно, — тепло улыбнулась ему Люси. Колин на пару мгновений подвис, любуясь ею в этот момент, и быстро набрал номер одного из друзей Гажила, согласившегося исполнить роль таксиста, через десятые руки достав машину, форму и временную лицензию. Обычное такси не подошло бы: нужно было задержать Люси в дороге, чтобы он с девочками успел приехать раньше неё в кафе, а такое можно провернуть только с подставным. Снова закрыв за ней дверь — теперь уже окончательно, Колин весело подмигнул стоящей рядом Кэтти: — Давай, детка, у нас мало времени. Успеешь переодеться за десять минут?

***

Люси любила вечера пятницы. Обычно они оставались с Самантой одни: для родителей это было самое напряжённое, не считая выходных, время в кафе, а Мишель, пользуясь их отсутствием, сбегала из дома. Люси делала бутерброды и чай; они запирались в её комнате, смотрели книжки с картинками, мечтали о будущем и засыпали в обнимку. После всех трагических событий в их семье стало не до любимой традиции, и лишь устроившись в «Драгонфлай», Люси смогла её вернуть, правда, в слегка изменённом виде. Потому что теперь местом проведения стали качели на крыльце, на смену книжкам пришли звёзды, вместо чая растекался на языке ванильной сладостью какао, а компанию ей составлял… Нацу. Просто пришёл однажды, сел рядом, словно это было привычно для него. Для них обоих. «Сэм сказала, мы раньше часто так делали», — сказал он, протягивая ей одну из кружек, что принёс с собой, и она не стала переубеждать его в обратном. Но сегодня все будто сговорились испортить ей вечер, да ещё и перед Нацу было так неудобно за своё странное поведение. Давно нужно было рассказать ему о Гажиле и кафе. Но сначала она не хотела так далеко пускать «мужа», а потом за всеми событиями закрутилась и всё откладывала, откладывала… Теперь молчать точно нельзя, чтобы не вызвать ненужных подозрений и обид. Вот вечером они и поговорят. Гажил, как они договорились, ждал её на улице, у задней двери. Фонарь над входом не горел, а уличные располагались довольно далеко, так что они оказались в почти полной темноте. — А где полиция? — осмотревшись и не заметив поблизости никаких машин, кроме быстро умчавшегося такси, спросила у него Люси. — Уехали, надоело им ждать, — отмахнулся тот. — Пошли, раз уж приехала, счета заберёшь. Внутри тоже было темно. Люси, пару раз щёлкнув выключателем, недоумённо нахмурилась: — Что со светом? Может, вышибло рубильник? Проверишь? — Да нормально с ним всё, — потянул её вглубь кафе Гажил. Ему отсутствие света двигаться не мешало. — Я специально выключил. — Зачем? — осторожно спросила Люси. Поведение Гажила начало её настораживать. Как же ей сейчас не хватало Нацу! С ним она в любой ситуации чувствовала себя защищённой. — Так нужно было, — туманно ответил Гажил и отпустил её руку. За спиной с противным, пробирающим до мурашек скрипом захлопнулась дверь. Люси замерла, с бешено колотящимся сердцем вслушиваясь в непонятные и оттого ещё более страшные, едва различимые звуки: шорох, шёпот, шарканье… — Гажил! — крутанувшись на месте, срывающимся голосом позвала она, с ужасом поняв, что не знает, в какую сторону идти. — Пожалуйста, перестань так шутить. Мне страшно! — А я говорил, что ей не понравится, — внезапно оказавшись у неё за спиной, пробурчал тот. — А вы заладиди: сюрприз, сюрприз! — передразнил он кого-то и неожиданно рявкнул: — Да врубайте уже свет! По глазам ударило яркой вспышкой. Люси зажмурилась на пару секунд, а потом быстро-быстро заморгала, стремясь восстановить зрение. Сквозь цветные пятна проступили растерянно-виноватые лица Саманты, Нацу и каких-то незнакомых мужчин. Да что здесь творится?! — Ты только не ругайся, пожалуйста, я тебе сейчас всё объясню! — подскочил к ней Нацу. — Лучше сначала усади, — посоветовал Гажил, — а то она сейчас в обморок грохнется. Вокруг неё тут же развили бурную деятельность: придержали за талию, пододвинули стул, всунули в руки запотевший стакан с чем-то пузырящимся и отдающим приятной лимонной кислинкой, даже обмахнули газеткой. Но Люси ждала другого. — Обещай, что не будешь смеяться, — заглядывая ей в глаза, попросил Нацу, осторожно сжимая её ледяные пальцы в своей горячей ладони. — Тебе вечно звонил какой-то мужик, а ты молчишь, о нём ни слова. И я начал ревновать. Осторожно порасспросил Сэм, вдруг мы там ссорились или вообще… разойтись хотели, я же ничего не помню. Она о Гажиле рассказала. Ну а когда уже мы с ним познакомились, решили вот такой сюрприз тебе сделать. Нацу широким жестом обвёл пространство вокруг себя, и Люси наконец как следует осмотрелась. Кафе стало… другим. Стены теперь были обшиты деревянными рейками, дешёвую пластиковую мебель, которую они вынуждены были купить взамен распроданной Мишель, сменила деревянная, тёмная и весьма добротная на вид. Ставшими круглыми, похожими на иллюминатор окна неожиданно добавили интерьеру уюта, как и умело вписанная в него морская атрибутика: завязанные замысловатыми узлами канаты, большие ракушки, украшающие колонны искусственные водоросли… Даже колокол на стойке теперь смотрелся совершенно иначе. — У меня нет слов… — прошептала Люси. — Это ты ещё не всё видела, — хохотнул Гажил. — Показывайте, — вздохнула Люси, выходя вместе со всеми на улицу через главный вход. Лучше уж сразу осознать масштабы грянувшего апокалипсиса, чем разбираться с ним по частям. И буквально через несколько минут поняла, насколько наивной она была — к такому подготовиться невозможно. Кафе больше не существовало, по крайней мере, в привычном виде. Вместо него в тёмное ночное небо вздымал тонкие шпили мачт настоящий старинный парусник. Само здание было корпусом, а крыша превратилась в подсвеченную фонарями, ещё не оперившуюся парусами палубу — настоящую или нет, отсюда, с земли, понять было сложно. Внутри кольнуло робкой надеждой — как же хотелось на ней побывать! — Почему корабль? — единственное, что смогла выдавить из себя Люси. — Ну так море же рядом, — обняв её за плечи, пояснил Нацу и негромко, больше утверждая, чем спрашивая, добавил: — Тебе не нравится? — Ну что ты! — горячо возразила Люси. — Я просто… — Она ещё раз окинула взглядом нереально красивый корабль-кафе и выдохнула, позволив наконец бурлящему в груди восторгу затопить себя с головой: — Он такой… такой… — Люси всплеснула руками, не в силах облечь в слова то, что чувствовала сейчас. — Спасибо! Спасибо вам всем. Её тут же обняли десятки рук; кто-то целовал, что-то говорил, хлопал по плечу. А потом они все как-то разом оказались внутри, в тёплом полумраке обновлённого зала кафе, и Люси присела у барной стойки, чтобы отдышаться. Нацу отлучился — его внимания требовала Молли, Саманта дальновидно затесалась в толпе от неё подальше, поэтому они с Гажилом, занятым коктейлями, остались одни. — Гаж, — окликнула Люси друга, — я должна сказать тебе кое-что. — Расслабься, — не отрываясь от работы, махнул рукой тот. — Сэм мне всё рассказала. Ты же знаешь: я могила и тайну твою не выдам. А он, кстати, нормальный мужик, так что держись его, за ним вы точно не пропадёте. — Мне всё равно нужно сказать ему правду… — Нужно, — согласился Гажил, — но не сегодня. Правда, расслабься! Мы все очень старались, так что не порть настроение ни нам, ни себе. — Где вы взяли деньги? — не удержалась от вопроса Люси. Противный червячок сомнения продолжал грызть её, и хотелось выяснить всё до конца, чтобы не выглядеть потом полной дурой. — Заначку свою распотрошил, — ухмыльнулся Гажил. — Сама знаешь, я, как хомяк, запасливый. Материалы нам со скидкой достались, ребята бесплатно работали — им за кайф тяжести потаскать, на спортзале сэкономили. Я ведь тоже с тобой поговорить собирался, предложить кое-что изменить, а тут как раз твой муженёк нарисовался. Вот мы и решили… сюрприз тебе устроить. — Я отдам тебе… — Забудь! — прикрикнул на неё, даже не дослушав, Гажил. — Ты бы для меня и не такое сделала, — уже спокойнее добавил он. — Парней вон лучше порадуй бесплатным пивом. — И можно не только сегодня, — согласно улыбнулась Люси. — Обойдутся, — подтверждая свою репутацию запасливого животного, проворчал Гажил. — Этим проглотам только дай волю, они и воду из-под крана вылакают. Продолжая что-то бурчать вполголоса, он подхватил поднос и убежал раздавать напитки. Скучать Люси не пришлось — на соседний стул почти сразу же опустился Нацу. — Всё, девочек я накормил, дальше за ними присмотрит Сэм и Гажил, — отчитался он. — Так что можем идти. — Куда? — удивилась Люси. Похоже, сюрпризы на сегодня ещё не закончились. — Секрет, — таинственно улыбнулся, подтверждая её догадку, Нацу. Они поднялись по красивой винтовой лестнице, расположенной в углу за стойкой бара, и оказались-таки на крыше, переделанной в самую настоящую корабельную палубу. — Осматривайся, я сейчас. — Нацу, приглашающе махнув рукой, склонился над какой-то странной конструкцией, отдалённо напоминающей лебёдку. — Гажил настаивал сразу их поднять, но я хотел это сделать, когда мы будем с тобой вдвоём. Всё, смотри! Люси, запрокинув голову, с детским восторгом любовалась тем, как взмывают высоко в небо широкие полотнища парусов. В темноте сложно было различить оттенок, но она и так догадалась, какого они цвета. — Алые… — Я видел картину в кабинете, — не сводя с неё глаз, негромко сказал Нацу. Он подошёл, взял её ладони в свои — как тогда, рассказывая о мучившей его ревности и прося не смеяться над ним, и Люси едва не задохнулась от интимной нежности, проскользнувшей в этом простом движении. А ещё отчего-то стало страшно и безумно волнительно, как перед первым выступлением в музыкальной школе — она тогда едва не уронила скрипку и напрочь забыла все ноты, пока не провела первый раз смычком по струнам. После этого осталась только музыка, в которую она старательно вслушивалась, за которой шла, как за путеводным маяком. Сейчас вместо музыки был голос Нацу, проникновенный и тихий, не отпускающий ни на миг. — Я давно собирался тебе сказать. Просто ждал подходящего случая, ну такого, необычного. Важного. Вот сейчас как раз такой. Я, правда, не умею красиво говорить. Просто хочу, чтобы ты знала: я очень рад, что вы у меня есть — ты и девочки. И мне абсолютно всё равно, что там было раньше, до того несчастного случая. Гораздо важнее, что есть сейчас. И я хочу, чтобы это было всегда: ты, я и наши девочки. Наша семья. — Я тоже, Нацу, — прошептала Люси, всем сердцем отзываясь на каждое его слово. — Я тоже. И тогда Нацу наклонился и поцеловал её. А потом ещё и ещё. И обнимал, и шептал что-то неясное, но очень нужное — сначала на палубе, под трепыхавшимися на ветру алыми парусами, а после в маленькой каюте, где они любили друг друга нежно и долго, пока не заснули, крепко обнявшись.