Шторм

Осветить полет аппарата в прессе не удалось даже частично. Это был большой удар для всех, кто трудился над кораблем. Теперь придется снова доказывать представителям ЦК партии состоятельность проекта и заодно - как-то утешать и подбадривать своих сотрудников. Чтобы заручиться поддержкой на продолжение работы, СП побывал у Неделина. Маршал ждал отчета заседания аварийной комиссии, и нужно было ему научным языком объяснить, почему аппарат упал в болото. Заодно можно было бы воспользоваться ситуацией и еще раз поговорить о лунном проекте, чтобы Глушко получил указания заниматься только жидкостными двигателями, - сверху, а не от равных ему. Это здорово облегчило бы им всем работу, поскольку Глушко уже давно сменил курс на твердотопливные двигатели и это каждый раз становилось причиной для бесконечных споров и препирательств в Совете главных конструкторов. Но интриги за спиной товарищей претили СП - не такой он был человек. Он всегда старался окружить себя единомышленниками, энтузиастами, как это было в тридцатые в его "Группе изучения реактивного движения", или, как они сами себя называли, "Группе инженеров, работающих даром". Маршал встретил его хмуро. Объяснения слушал формально, даже не задал никаких вопросов. Это показалось СП странным, но вскоре всё разъяснилось само собой. - А у меня как раз был Валентин Петрович, - сообщил Неделин. - Жаловался, что вы на него давите, угнетаете его разработки. СП это разозлило. Он хотел было напомнить маршалу, сколько аварийных пусков у них было за последний год по вине отказа двигателей, но это означало бы вбить гвозди в работу всего космического направления. - Глушко - не командный игрок, - только сказал он, наступив на горло собственной песне. - Возможно. Но от этого страдает дело, которое принадлежит не ему, не вам, а всей нашей стране. Оставьте разногласия и выполняйте свой долг. Ему я сказал то же самое, и не прибавлю ни слова больше, - маршал поднялся, показывая, что разговор окончен. СП вышел, кипя от ярости, но уже на улице, немного поостыв, подумал, что Неделин, в отличие от Валентина, не держал камня за пазухой. Тем более, для разработчиков космического направления маршал был самым лояльным человеком в военном руководстве страны, а за последний год их с СП здорово сблизило и то, что они жили в соседних домиках на испытательном полигоне "Заря" в Казахстане. Уже подъезжая к бюро, Сергей Павлович совсем успокоился и здравомысленно рассудил, что в словах Неделина не содержалось угроз - напротив, маршал предупреждал его о возможном разладе в рядах Главных. А разлад с Валентином был неизбежен, как холодная война. Их связывали давние и очень непростые отношения. Когда-то, в тридцатые, они вместе начинали в исследовательском институте, разрабатывали ракетные двигатели и были до того увлечены своим делом, что коллеги даже прозвали их парочку "две тысячи сто" - такая у них была зарплата на двоих. Оба были арестованы в 1938-м и потеряли друг друга на несколько лет. Да что друг друга, они и себя потеряли. Допросы, побои, каторга - разве можно тут думать о чем-то большом, если каждый день приходится выживать? Но они все-таки думали. И свою встречу спустя несколько лет - пусть в закрытой "шарашке", пусть в положении заключенных, - оба восприняли как новую надежду. После этого они больше не расставались - Казань, Германия, военные полигоны Советского Союза все крепче связывали их судьбы. За это время Сергей привык считать Валентина своим самым близким человеком. Ещё пару лет назад они и дня не могли прожить друг без друга, постоянно перезванивались, встречались, обменивались идеями и замыслами. Как будто невидимый мост существовал между ними. И вдруг стал разрушаться. Едва заметно, по камешку - разногласия на совещаниях, мелкие шпильки, невысказанные обиды... Телефон Валентина теперь все время оказывался занят, даже по выделенной линии. Когда Сергей Павлович прямо спросил, почему до него невозможно дозвониться, Валентин признался, что ищет Георгия. Егора - так он его называл. В тридцатые Георгий Лангемак был другом Валентина и руководителем их института. Арестовали его в конце тридцать седьмого, и сразу после своего освобождения Глушко развернул поисково-спасательную кампанию. Однако даже теперь, спустя двадцать лет, никакой информации о его судьбе у них не было. Ничего не знала и Лена, жена Георгия, которую Валентин разыскал в Казахстане. Глушко ничего прямо не высказывал Сергею Павловичу, но был недоволен, что тот никак не участвует в поисках. Это усилило их взаимное отчуждение. Последний клин в их былую дружбу вбил лунный проект. Каждый считал, что лучше разбирается в том, какие нужны двигатели для такого долгого путешествия в космосе, и ни один не желал уступать позиций. По истечении нескольких лет пропасть между ними расширилась настолько, что ее не преодолела бы и та межконтинентальная баллистическая ракета, которую они когда-то создали вместе. Однако после ночных кошмаров, в которых он видел Валентина мертвым, СП всегда тянулся к телефону - позвонить Глушко и узнать, всё ли у того в порядке. И всякий раз ему приходилось одёргивать себя. Что он мог бы ответить на вопрос Валентина: "Зачем ты позвонил?" Ну не говорить же, в конце концов: "Плохой сон приснился"? Это могло быть воспринято как попытка вернуть прошлое, донельзя нелепая. Здравомыслие подсказывало, что спасать в этих отношениях уже нечего, но что-то похожее на глупую сентиментальность не давало окончательно порвать затянувшуюся связь. Поднявшись к себе на второй этаж, СП вызвал Николая Алексеевича, друга и соратника в Совете главных, которого в неофициальной обстановке звал просто "Колюня". Когда тот явился с документами, СП только рукой махнул, мол, не до совещаний сейчас, - и достал коньяк. Колюня быстро сориентировался: попросил секретаря никого не впускать, запер дверь и задернул шторы. - Знал бы - захватил бы конфет, подсластить горечь, - сказал он. - Неужели и Неделин теперь против нас? - Да не в Неделине беда, - СП налил себе рюмку, выпил залпом и едва не закашлялся. Коньяк был хороший, армянский, многолетней выдержки, и СП берег его для радостного случая, но радостного у них в последнее время как-то не случалось. Колюня, не желая отставать, опрокинул вслед за ним и довольно крякнул. СП сразу налил им еще по одной. - Снова Валентин? - спросил Колюня проницательно. СП не стал отпираться. - Он был у Неделина. Жаловался, что я ему работать мешаю. - Пфф! - неопределенно отозвался Колюня. И попытался, как мог, утешить: - Он и раньше считал, что в ракете ничего, кроме двигателя, нет. Всегда был таким высокомерным, ты, разве, не помнишь? Я сам от него слышал сакраментальную фразу: "С хорошим двигателем и забор полетит в космос". Забор. Каково?! СП ничего такого от Валентина не слышал, а за Колюней знал склонность всё преувеличивать, но высказывание было действительно очень в духе Глушко. На всех собраниях главных конструкторов, с первого дня существования Совета, Валентин сидел с непроницаемым лицом и лишь изредка устремлял на СП взгляд своих серых глаз, неподвижный, как у змеи. Обыкновенно из него было слова не вытащить, лишь иногда, теряя терпение, он нарушал свой обет молчания и ронял реплику вроде: "Вы тут и дальше можете свои консервные банки клепать, а у меня много работы". СП мог бы закрыть на это глаза, но копилась усталость, а с ней раздражение. Излить душу было некому. Когда-то он сам, сознательно вычеркнул из своей жизни семью: думал, лишние эмоции помешают ему сосредоточиться на работе, которая была необходима стране. Семьёй ему стало конструкторское бюро, но на душе по-прежнему оставалась пустота, и никакие победы не могли ее заполнить в те дни, когда она вдруг давала знать о себе беспричинной печалью. СП считал, менять что-то уже поздно. Но всем его коллегам было для чего возвращаться домой. Его в просторной двухкомнатной квартире на Карла Маркса, 5 в подмосковном Калининграде никто не ждал. Вечерами он продолжал думать о тех же проблемах, от которых вышел за ворота бюро, - они летели вслед за ним по тёмным улицам, их отголоски он слышал, поднимаясь на лифте и гремя ключом в замке, от них просыпался по ночам. Мысли о Глушко занимали среди них далеко не последнее место. Фотография в ящике стола не давала забыть, как всё начиналось, а тяжелые мигрени напоминали, чем всё могло закончиться. И единственное, что СП мог позволить себе в бешеном круговороте жизни - на мгновение отступить на шаг в сторону от ситуации и взглянуть на нее трезво. Сегодня этот метод снова оправдал свою эффективность. - Если он не хочет со мной работать, я обойдусь без него, - сказал СП, обращаясь скорее к себе, чем к Колюне. - В Советском Союзе не только КБ Глушко проектирует двигатели. Найду кого-нибудь посмышлёней из авиационщиков. Если Валентин намерен заниматься твердотопливными ракетами, копируя американцев - что ж, дело его. Значит, отныне нам с ним не по пути. Колюня, уже изучивший манеру СП говорить вслух и не ждать от собеседника ответных реплик, давно расслабился, распустил галстук и налегал на коньяк. Однако последнее заявление заставило его встрепенуться. - Бог с тобой, Сережа... Не кипятись, - произнес он встревоженно. - Ты сам знаешь, я бы за Глушко заступаться не стал. Но сейчас у нас нет никого лучше. Давай хотя бы завершим существующие проекты, а там посмотрим... На Луну еще не завтра, а человека надо отправлять в космос как можно скорее. - Согласен, - поразмыслив, сказал Королёв. И вдруг сразу успокоился. Для него принятое раз решение было равносильно поступку - сделав выбор, он никогда не колебался и не пытался переиграть. Они с Колюней допили коньяк, и СП решил для себя, что этот день следует считать продуктивным, несмотря на то, что они пока ни на шаг не продвинулись к заветной цели. *** Стоял изнуряюще жаркий июль, Москва плавилась на солнце, в палисадниках конструкторского бюро пожухла вся трава, а члены Совета главных стали еще раздражительнее, чем обычно: будто жар из Казахстана добрался до центральной полосы. На очередном совещании, сколько ни старался председатель комиссии по космосу Мстислав Всеволдодович, прозванный за рассудительность Мудрым, спокойного разговора не получилось. Всё как обычно скатилось к лунной ракете и ее двигателям. СП был в этот день не в форме - ему опять приснилась катастрофа на стартовой установке, а утром перед оперативкой Валентин подлил масла в огонь, приветствовав его вопросом: "Что-то ты, Сережа, не весел, сон плохой приснился?" СП на мгновение замер. "Сказать ему, что ли?" - подумал он. Но ситуация для разговора была неподходящая - как, впрочем, и всегда в последние двадцать лет. Он привычно смолчал, но Вася и Колюня, ставшие свидетелями этого эпизода, недобро переглянулись. Так что обстановка до начала совещания уже была приближенной к боевой. Глушко довольно быстро припёрли к стенке и заставили объясниться, чем вызвана такая резкая смена курса деятельности его бюро. - Ведь обсуждали же, и ты сам уверял, что будем делать запуски на жидком топливе! - ярился Колюня. - Не припомню, чтобы вопрос двигателей как-то касался вашего бюро, - цедил Глушко в ответ. - Соломинку в чужом глазу ищете, а у вас разве всё уже в порядке с автоматикой? Хитрый Глушко всегда основательно готовился к оперативкам - выяснял через Неделина или другими окольными путями, у кого какие недоделки, а затем кидал противникам в лицо те обвинения, на которые им нечего было сказать, кроме жалких оправданий. Естественно, каждый желал не только исправить свои ошибки, но и отплатить той же монетой Глушко. Поэтому накинулись на него разом и с видимым удовольствием. - Твердотопливная ракета обладает большей мощностью и позволит вывести груз большего веса, - снизошел наконец до объяснений Глушко. "Нет, тут дело не в этом, тут что-то другое", - подумал СП. - У нас уже есть двигатели на жидком топливе, и они в целом хорошо себя показали, - словно прочитав его мысли, возразил Мстислав Всеволодович. - С учетом прежних ошибок мы имеем все шансы выпустить корабль на имеющихся мощностях уже в первом квартале следующего года. Глушко склонился над столом. - Если хотите успеть к Луне первыми, соглашайтесь на мое предложение, - сказал он подчеркнуто тихо. - Все ваши проекты пока - фантазии. А у меня есть реальный двигатель. И мне нужен всего год на его доработку. - Ваш двигатель нас не устраивает, - не сдержался СП. - Как и ваши сроки. У нас нет года на доработку. Глушко вспыхнул. - Если желаете идти на принцип, - так же переходя на "вы", с нескрываемой угрозой в голосе произнес он: - мне есть куда уйти. У Янгеля тоже есть проект лунной ракеты, и он ждет одного только слова, чтобы отдать мне заказ! СП скрипнул зубами. Мстислав Всеволодович быстро оценил обстановку и сказал примирительно: - Никто не идет на принцип. Уже не раз было говорено, что твердое топливо очень токсично. В случае неудачи... - тут он сделал паузу и посмотрел в упор на Валентина Петровича, - огромные площади советских пашен и водоемов будут отравлены. Это недопустимо. - Это сопутствующий ущерб, - бросил в ответ Валентин. - Мирный космос - сказки. У нас война, а на войне нельзя не замарать рук. Поднялся гвалт, так что Мстислав Всеволодович, нетерпимый к любым проявлениям грубости, объявил перерыв. СП и Колюня отправились в курилку "выпустить пар". - Про Янгеля он проговорился - явно думал скрывать до последнего, -сказал СП, чиркая спичкой. - Правда, я подозревал. Но от этого всё равно не легче. К тому же, у Янгеля планируется пуск к годовщине Октября, а у нас - нет. Валентин слишком амбициозен, чтобы остаться в стороне от фанфар. - Янгель занимается только боевыми, а наше направление уникально, - попытался утешить Колюня, пока СП нервно стряхивал пепел. - Хрущев ему благоволит, сам знаешь, - проворчал СП. - И потом, у него есть своя харизма. Валентин и не устоял. Колюня взглянул ему в лицо и только покачал головой. - Если Валентин хочет с ним работать, отпусти его с миром. Сам же говорил, Глушко не единственный двигателист. - Не единственный, - повторил СП механически. Только сейчас он осознал, что, невзирая на все разногласия, не мог всерьез представить себе проектирование лунной ракеты - да и любой другой ракеты - без участия Валентина. - Знаешь, в чём твоя беда? Ты слишком привязываешься к людям, - сокрушенно заметил Колюня. - Только до тех пор, пока это не начинает мешать моей работе, - заверил СП, потушил окурок и зашагал обратно в кабинет: перерыв заканчивался. *** Всего через несколько дней после этого совещания СП получил записку: госкомиссия утвердила график для подготовки первого в мире пилотируемого космического полёта. Всё должно было быть завершено до конца декабря, а уже следующей весной планировался пуск с человеком на борту. Следовало за полгода выявить и устранить все недостатки. Работали в страшной спешке - из-за границы просочились агентурные сведения, что американцы планируют свой пуск на конец апреля. Об этом знали только Главные, СП строго-настрого запретил рассказывать подробности подчиненным, но требовал решить все оставшиеся вопросы в самые сжатые сроки. Пытаясь скоординировать действия предприятий - своих и смежных, а их у него было больше сотни - СП всё лето практически постоянно ночевал на работе. Днем кто-то из сотрудников заботливо приносил из столовой суп, второе, он ел, но не ощущал вкуса. - Серёжа, ты себя угробишь, - периодически урезонивали его Мстислав Всеволодович, Колюня и другие члены Совета, приезжая в КБ и заставая его в одной и той же позе - за письменным столом, то с телефонной трубкой в руках, то склоненным над бумагами. - Опередить американцев - дело чести! - возражал СП. С этим аргументом никто не спорил. В конце июля были выбраны кандидаты в первый полёт. Пришло время СП вступить в игру. Нужно было раскрывать инкогнито. Шестеро лётчиков первого отряда жили теперь в отдельной комнате при "Лаборатории". Галлай рассказал СП по секрету, что выбирал их сам генерал Каманин и был до того педантичен в своей аргументации, что даже военные медики не рискнули с ним спорить. Из галлаевского списка в их число попали "свой парень" Юра и его приятель, кудрявый блондин Гера. Тренировки у летчиков первого отряда стали еще интенсивнее, даже по выходным их не всякий раз отпускали повидаться с семьями. Жилая комната будущих космонавтов располагалась в отдельном крыле тренировочной базы. Королёв без труда смог попасть в это помещение - запираться здесь было не принято. Пользуясь тем, что ребята на занятиях, он хотел заочно познакомиться с ними. Но беглый осмотр комнаты мало что дал - никаких личных вещей, всё по-военному скупо и функционально: кровати вдоль стен, в изголовьях - тумбочки. Койки были тщательно заправлены, только на одной из них поверх безликого серого покрывала лежала забытая книга. Сергей Павлович подошел, посмотрел обложку - "Овод". Художественную литературу СП в руках не держал уже несколько лет - всё было не до того. Но в детстве, когда, обреченный на одиночество в большом доме своей бабушки, он глотал одну книгу за другой, у него была любимая игра: задать вопрос, раскрыть наугад любую страницу и прочесть первые строчки, на которые упадет взгляд. И теперь что-то словно толкнуло его под руку. Он открыл книгу и прочел: "Монтанелли был тогда каноником и ректором духовной семинарии в Пизе. Он давал Артуру уроки философии и, когда Артур поступил в университет, продолжал заниматься с ним. Они очень любили друг друга и были похожи скорее на влюбленных, чем на учителя и ученика. Артур боготворил землю, по которой ступал Монтанелли, и я помню, как он сказал мне однажды, что утопится, если лишится своего padre". СП хмыкнул. Молодёжь! Лётчики всегда были романтиками. Такая уж это профессия. Без горячего сердца в ней не удержаться. Поэтому и герои у них всегда - мечтатели. Из него всякий романтизм давно уже вытравило ядовитым воздухом Мальдяка. Но он невольно задумался, перелистывая страницы. Свой вопрос он уже позабыл. "Ну ладно, поглядим, кого там выбрал Каманин", - проворчал он себе под нос, выходя из комнаты, и вдруг до него донеслось несколько голосов. У летчиков как раз закончились занятия. Повинуясь внезапному импульсу, СП, вместо того, чтобы пойти им навстречу, дернул на себя ближайшую дверь. За ней обнаружилась подсобка - швабры, ведра, на боку которых было выведено красной краской "ЛИИ-47". Он сам не знал, что им двигало, когда он скользнул внутрь, прикрыл дверь и замер, вслушиваясь в голоса, которые звучали все громче. После тяжелых тренировок ребята возвращались разгоряченные и веселые - молодости же всё нипочём. - Ну и ты не расслабляйся, - произнес один из них. - Слыхал, что полковник говорит? На той неделе нас будет инспектировать ЭсПэ. - Что это хоть такое, ЭсПэ? - Не говорят. Секретно. - Вероятно, сокращенье. - И я так подумал. "Союз пролетариев". - "Стратегическое подразделение". - А я слышал, приедет какой-то Главный. - А я слышал, будто он уже здесь. - Тем более не расслабляйся, мой юный друг. Может, это будет лично Никита Сергеевич Хрущёв. - Скажешь тоже... Что это за машина такая, если её лично Никита Сергеевич Хрущёв инспектирует? - Когда слетаю на ней, расскажу тебе. - Я сам слетаю и тебе расскажу! Шутливая перепалка смолкла - хлопнув, закрылась дверь в общую комнату. Королёв выскользнул из своего укрытия. На проходной попросил дежурного соединить с Галлаем. - Приду к тебе завтра знакомиться с ребятами, - сказал он. - Велю им явиться при параде. - Не надо, - отказался Сергей Павлович. - Я не хочу, чтобы они заранее знали о моем визите. Во сколько у тебя центрифуга? - В три часа. - Тогда жди к трём, - сказал Королёв и дал отбой. *** Центрифуга была гордостью Центра подготовки: уникальная, трофейная, единственная во всем СССР, изготовленная еще в сороковые годы в Германии. На ней отрабатывалось воздействие перегрузок на человеческий организм. СП нарочно выбрал именно это испытание, - знал, что здесь ребята напрягаются до предела, а у измученного человека меньше шансов соврать. СП хотелось увидеть их такими, какие они есть, без всего наносного: в идеале, он хотел бы доверить свою мечту душе настолько чистой, чтобы полёт в небо для неё стал сродни возвращению домой. Собеседование они проводили вдвоем с Галлаем - Каманин был в отъезде, и СП счел это добрым знаком. Последним с тренажера пришел Юра, "свой парень". Галлай незаметно кивнул Королёву, мол, помнишь моего протеже? Со времени их случайной встречи в мае мальчик как будто похудел, после центрифуги был бледен, а растрепанные волосы делали его лицо еще более юным. Его заметно покачивало. На СП он взглянул мельком, но затем во взгляде его появилось узнавание. - Старший лейтенант Гагарин, - отрекомендовался он, наспех приглаживая волосы. Голос у него был мягкий, никак не вяжущийся с профессией летчика, но задору в нем было побольше, чем у остальных кандидатов. СП невольно улыбнулся, подумав, что таким же неунывающим и живым он сам, должно быть, казался когда-то своему учителю, Туполеву. "На тебя в молодости похож", - снова вспомнил он слова Галлая. - Вольно, Юра, - сказал Галлай и, сжалившись, указал на стул. - Присядь-ка. Тот уселся с видимым облегчением. - Десять жэ сегодня зарядили! - сообщил он, блестя глазами. - С ума сошли! - воскликнул Галлай. - График вам на что? - Да я сам попросил, - заверил Юра. - Вы не ругайте их. Это моя личная ответственность, Марк Лазаревич. - Действительно. Я и позабыл. Всё на свете - твоя личная ответственность. Смотри, какой герой, - проворчал Галлай, но СП вдруг понял, что в словах полковника содержалось куда больше похвалы, чем недовольства. - Ну ладно, не будем задерживать специалистов, - добавил полковник. - Ответишь на несколько вопросов - и свободен. СП не стал ждать официального представления - сразу перешёл к делу. - Что ж, старший лейтенант Гагарин, - произнёс он, постукивая карандашом по бланку анкеты. - Как ощущения от центрифуги? - Ужасные! - от всего сердца воскликнул мальчишка, и СП поднял на него глаза. - Если честно, - продолжал тот, смело встречая взгляд Королёва, - я эту центрифугу ненавижу. Поэтому и попросил нагрузку, чтоб уж... сразу. СП должен был, наверное, рассердиться на дерзость, но вместо этого испытывал удивление. Все предыдущие подопытные давали одинаковые ответы - "настроение бодрое, самочувствие отличное", и, хотя СП слепым не был и прекрасно видел, что не бодрое и не отличное, аккуратно записал ответы с их слов. "Он же мог просто сказать то, что от него ждут услышать. Что это, патологическая честность или патологическая же беспечность? - думал он. - Не зная меня, вот так взять и выложить всё первому встречному?..". Ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы не показать своего удивления. Галлай и вовсе окаменел. Он-то решил, что любимый ученик уже провалился в глазах Королёва, и хотел избавить его от дальнейшего позора. - Ладно, Юра, - произнес он мрачно. - И генерал Каманин, и я - мы оба возлагали на тебя самые большие свои надежды... - Оправдывайте их и впредь, - вмешался СП, и Галлай недоверчиво обернулся к нему. - Вам, конечно, предстоят трудные экзамены, но первый вы сегодня уже сдали: превыше всего я ценю в людях честность. Это качество - одно из важнейших для космонавта. Что ж, молодой человек, готовы посмотреть на мир с высоты? - Так точно, - покосившись на Галлая, ответил мальчишка. СП полистал данные. - У вас самые лучшие результаты в сурдокамере, на тренажерах и даже на столь "любимой" вами центрифуге. В чем ваш секрет? - спросил он, взглядывая исподлобья - обычно это повергало в трепет даже самых бывалых из его окружения. Мальчишка только пожал плечами, ни капли не смутившись. - Я умею контролировать свой пульс, - сказал он спокойно. - Вот как? То есть, вы утверждаете, что даже в смертельной опасности... - СП неопределенно махнул рукой. - "Смертельная опасность" - это лишь набор команд, - ответил мальчишка. - Я могу дать запрет на их прохождение в мозг. - А что насчет эмоций? - спросил с любопытством СП. - Их я умею переключать. - Как робот? - поддел Сергей Павлович. - Как лётчик, - ответил Юра и впервые улыбнулся, переводя весь этот странный разговор в шутку. Улыбка у него была замечательная - искренняя и такая обезоруживающая, что СП потерял мысль. Такого с ним давно не случалось, он первым отвёл взгляд, натолкнулся на удивленное лицо Галлая и сморгнул. - Я хочу сам посмотреть на это, - сказал он, обращаясь сразу и к мальчишке, и к полковнику. - Я не против, - пожал плечами Галлай. - Отдышался, Юра? Тогда пойдем. Все трое понимали жестокость этого эксперимента после только что перенесенных Юрой нагрузок, но на лице мальчишки не отразилось никаких эмоций - он и правда держался отлично. "Мне бы его спокойствие... глядишь, и с Валентином бы договорились", - невольно подумал СП. Они застали медиков уже собирающимися уходить. Те повздыхали, усадили Юру на стул, подключили все датчики и отправили его на тренажёр. Галлай махнул рукой, давая разрешение начинать, жестом, каким на аэродроме диспетчер разрешает посадку самолёта, - и они вдвоем с СП нависли над кардиограммой. Наконец СП прервал эксперимент: - Я всё понял, достаточно его мучить. Юру освободили от датчиков, он натянул майку и подошел со смиренным видом, готовый к новым проверкам. СП успел заметить, что, несмотря на невысокий рост, развит мальчик вполне гармонично, и мысленно соотнес его с конструкцией кабины будущего космического корабля - Юра вписывался туда идеально, как винтик в будто для него созданное гнездо. Винтик, не понимающий своего совершенства. - Сергей Павлович, у них режим, так что, если нет больше вопросов... - отвлек его от этих размышлений Галлай. - Да-да, разумеется... - откликнулся СП рассеянно. - С завтрашнего дня начнем работать вместе. Я приеду в двенадцать. - Хорошо, скажу остальным ребятам, чтобы были к двенадцати. Галлай ушёл, а СП протянул Юре его анкету. - Заполните ее, как требуется, и отдайте медикам, - сказал он. - Только мы вдвоем будем знать, что вы в действительности думаете о центрифуге. Да еще полковник, но он нас не выдаст. - А вы разве не врач? - спросил Юра удивленно. - Я? Нет. Полагаю, теперь уже можно представиться. Я конструктор корабля, на котором вы покорите космос. Моя фамилия Королёв, но она вам ничего не скажет. Юра прищурился, и в тот же миг лицо его озарилось. - Сергей Павлович... - произнес он медленно. - Так вот что такое "ЭсПэ"! - Да уж не "союз пролетариев", - проворчал Королёв и запоздало прикусил язык. На лице Юры наконец-то проявились и последовательно отразились эмоции: осознание, изумление и смущение. А СП снова почувствовал, что, против воли, его губы морщит улыбка. Этот мальчишка на него странно действовал. Что-то творилось с привычной внутренней навигацией: он как будто с размаху влетел в грозовые тучи - и все приборы разом сбесились. - Вижу, Юра тебе понравился. Я рад этому, - признался Галлай, когда СП заглянул к нему в кабинет перед уходом. - Ты знаешь, у меня не бывает любимчиков, но тут даже я готов отступиться от своих принципов. - Я уже понял, для чего ты припас его напоследок. Но итоговый выбор все равно буду делать не я, - напомнил Королёв, для виду хмурясь. - Однако свое мнение непременно выскажу. По физическим данным он нам подходит. "Как идеальный винтик", - это он вслух не произнес. - Думаю, здесь ты встретишь поддержку откуда не ждал, - хитро улыбнулся Галлай. - Николай Петрович Каманин тоже поставил Юру первым в рекомендательном списке. - Ладно, время покажет, кто в действительности станет первым, - сказал СП. - А теперь я должен вернуться к работе. На той неделе начинаем компоновку изделия. - А имя-то у твоей ракеты будет? - спросил Галлай, провожая главного конструктора до двери. - Или так и полетят у тебя ребята на "изделии"? - Будет, будет! - заверил СП. - Оно уже есть, только пока засекречено. - Я секреты хранить умею, - прищурился Галлай с легкой обидой в голосе. - Я зову её "Шторм".