Шторм

Осень пришла в Москву рано. В начале сентября все деревья стояли уже желтые, и такие же желтые коридоры тянулись вдоль дороги, когда СП, выбрав время между испытаниями, ехал в Жуковский на совещание с военными медиками. Путь был давно знакомым - Карпов со своими заседал в том же корпусе Лётно-исследовательского института, где тренировались будущие космонавты. У Карпова сидел полковник Яздовский, они были старыми приятелями, хотя и выбрали разные специализации в медицине, - и оба влюбились в тему освоения космоса. Один из них отправлял на орбиту собак и полевых мышей, другой готовил сейчас полет человека. СП застал их за каким-то спором в его угасающей стадии: оба сидели набычившись и глядя друг на друга исподлобья. Что-то в их позах показалось СП странным, и он принюхался: в кабинете пахло спиртом. "Этого еще не доставало", - подумал он, подсаживаясь к столу третьим. Карпов жестом предложил ему присоединиться, СП жестом отказался. - Мы тут рассуждали, - сразу перешел к делу Карпов, - сколько животных нужно послать туда, - он поднял взгляд на свежепобеленный потолок. - Собака ведь не сообщит с орбиты, если что пойдет не так. - Не сообщит, - перехватил инициативу СП. - Так что, по вашему, можем мы уже отправлять человека, если в технике совершенно уверены? Карпов нахмурился и потёр переносицу. - Опасно это... Опасно, - пробурчал он. - Никто из нас не знает, что будет там. Мы можем предполагать, можем даже быть самонадеянными, но ведь это - чистая стихия, поймите. Вам известно, сколько человек у меня срезалось после барокамеры? А после сурдокамеры? Но сложнее всего - центрифуга... - А еще невесомость, - поддержал Яздовский. - И невесомость. Какие только удивительные метаморфозы ни происходили в человеческом мозгу при попадании в невесомость... Вот... - Карпов поднялся и не вполне твердой походкой подошел к несгораемому шкафу. Открыл его, покопался внутри и вытащил папку. - Смотрите... Участники эксперимента испытывали дезориентацию, тошноту, потерю контроля над собственным телом, панику, - читая, он то и дело взглядывал на СП, производит ли его речь должное впечатление. СП сидел молча. - Если космонавт рехнется на орбите и начнет творить что-то невообразимое внутри космического корабля, он может вывести его из строя и даже разрушить... - снова вмешался Яздовский. СП нахмурился. Человеческий фактор этого полета до сегодняшнего дня оставался для него на периферии, он был слишком занят техническими вопросами. Сейчас ему показалось, что медики пытаются поставить крест на его мечте. - Вопрос с космонавтом мы решим системой управления с Земли, - сказал он. - Какие у вас прогнозы? - Мы со своей стороны все, что могли, исследовали. Больше от кабинетных наблюдений вы ничего не получите, - пожал плечами Карпов, водворяя папку обратно. - Тогда о чем спорить? Пора выходить в поля, - сказал СП и поднялся. - Пора-то пора, - кивнул Яздовский. - Но я видел ваше лицо, когда вы держали на руках Лисичку, Сергей Павлович. "Рыжая на борту - к несчастью", - вспомнил СП майский полет, закончившийся катастрофой. - Этот эксперимент многому научил нас! - ответил он сухо. - Многому. Вы правы. Но Юра - не Лисичка. - Юра? - механически повторил СП. - Я слышал, Николай Петрович Каманин сделал ставку на Гагарина, - пожал плечами Яздовский. - Правда, Женя? - Так нас проинструктировали, - кивнул Карпов. - Но это пока внутренняя информация. - Выходит, у ВВС есть подготовленный космонавт, - СП вернул разговор в нужное ему русло. - А у нас скоро будет готов лучший корабль. Не вижу смысла ждать и гадать, что будет, - скоро всё узнаем. Готовьте докладную записку для ЦК партии. Его уверенный тон всегда действовал на людей, врачи, переглянувшись, пожали плечами. - Если у вас будут какие-то возражения по кандидатуре... - начал было Карпов, но СП только махнул рукой. - Шансы у всех шестерых равны. Если Гагарин и впредь будет лучшим, я лично никаких возражений не имею. Прошу вас держать меня в курсе всех дел. На этом они простились. Времени оставалось в обрез, но СП все равно решил пройти через учебные классы. Он не собирался вмешиваться, просто хотел взглянуть на будущих героев. В коридоре между корпусами, таком длинном, что сотрудники прозвали его "взлётной полосой", ему навстречу то и дело попадались люди - и здоровались сухо и безразлично: никто не знал его, хотя стены института были увешаны плакатами с изображением "Ту-2" и даже первого искусственного спутника Земли. Подопечных своих СП нашел на занятии по астрономии - те сидели за школьными партами, в приоткрытую дверь было видно их спины. СП отыскал затылок Юры, старательно склонившегося над тетрадкой. "Значит, это всё-таки будешь ты", - подумал он с каким-то странным волнением. Совсем скоро идеальный винтик исполнит свою роль, воплотит величайшую мечту человечества, самую дерзновенную мечту... Винтик ли? Сколько усилий надо приложить, чтобы до конца этого испытания относиться к Юре как к винтику в системе? Нет, прав Яздовский - он даже к собакам относился по-человечески, что уж говорить о живом мальчишке, который впервые заберется в эту тесную кабину... Может, прямо сейчас предостеречь его от этого пути, уговорить покинуть отряд, сохранить ему жизнь... - Юра! - беззвучно, одними губами позвал СП. Юра, словно почувствовав взгляд, выпрямился и сел вполоборота. Еще немного, и он посмотрит на дверь... В этот момент Павел - его сосед по парте - о чем-то спросил его, и Юра вновь склонился над тетрадью. Мгновение было потеряно. "Но у нас есть ещё целых три попытки перед первым запуском", - сказал себе СП, загоняя внутрь неприятно кольнувшее чувство вины. *** В октябре выпал снег и покрыл всю землю. От этого сумерки тянулись обманчиво долго. СП засиживался в КБ допоздна вместе с кем-нибудь из Совета главных - шумные Октябрьские празднества прошли мимо них: на декабрь были назначены первые испытательные пуски по пилотируемой космонавтике. Одним хмурым непогожим днём, когда СП возвращался с завода с очередных испытаний, его уже с порога встретила секретарь и с обеспокоенным лицом сообщила: - Сергей Павлович, вам звонил Митрофан Иванович Неделин, просил заехать срочно. "Никак, новый подарок от Валентина", - подумал СП. Ссориться с Неделиным из-за непорядочности своих коллег ему не хотелось, но он еще не забыл, как при подписании графика пусков Глушко отпускал ядовитые комментарии в своем духе: "Каждая подпись - шаг к тюрьме". "Сколько я ещё буду носиться с ним? - думал СП, с досадой разгоняя "Волгу" так, чтобы быстрой ездой сбросить свое раздражение и не показать его маршалу. - Любой другой специалист, подрывающий общее дело, уже давно забыл бы дорогу в Совет, но Валентину я раз за разом всё прощаю. А он знает мою слабость и рад пользоваться...". С этим досадливым чувством он все быстрее гнал автомобиль и добрался до здания Генерального штаба меньше чем за час. Неделин его уже ждал и похвалил за скорость. - Дело серьезное, Сергей Павлович, - сказал он, прикрывая дверь и усаживая гостя в мягкое кожаное кресло. - Поэтому выдернул вас с рабочего места. Не хотелось говорить этого по телефону. ЦК Партии интересуется боевой ракетой Р-9, над которой работает ваше ОКБ. Даже после ваших больших успехов космическая тематика не так занимает Генерального секретаря, как военная. Я не хочу, чтобы у вас были неприятности, поэтому рекомендую подготовиться. Вы ведь уже знаете, что академик Янгель через три дня испытает свою "шестнадцатую"? Имейте в виду, она может оказаться востребованнее вашей "девятой". Я вернусь с полигона и буду ждать вас с отчетом о проделанной работе. Отредактируем его вместе, если потребуется. Неделин в вопросах освоения космоса всегда был на стороне конструкторов, в его лице королёвское ОКБ обрело союзника и покровителя. Но Янгель был лучшим другом маршала. Создавая свою конкурентную "шестнадцатую", он подогревал соперничество между конструкторскими бюро, и СП приходилось делать вид, что он тоже увлечен этим соперничеством. - Все сделаем, Митрофан Иванович! - заверил СП, и маршал кивнул ему на прощание. Таким СП и запомнил его - крупное лицо, уверенный взгляд, глухо застегнутый мундир. Они расстались, не догадываясь, что больше им встретиться не суждено. *** Возвратившись в бюро, СП сразу вызвал к себе Василия, своего первого заместителя, и Колюню, отвечавшего за автономные системы управления, и пересказал им разговор с маршалом. - Я хочу, чтобы вы двое полностью контролировали военную тематику, - заявил он. - А теперь за работу. Распоряжайтесь, Василий Павлович, но помните, что на подготовку отчета у вас всего три дня. После этого маршал Неделин спросит с нас не на жизнь, а на смерть. Василий, в одночасье получивший полномочия, о которых и мечтать не смел, заметно приободрился: военная тематика позволяла в случае успеха быстро реабилитироваться в глазах партии и правительства. Когда он ушел, СП, понизив голос, сказал Колюне: - Мы ведь и "девятку" сможем впоследствии адаптировать для пилотируемых полётов... Готовь эскизный проект. - Принято! - ответил Колюня и засобирался. - Поедешь к нам? На ужин сегодня пирог с почками. - В другой раз, - сказал СП. - Кланяйся Антонине Константиновне. Я завтра лечу на полигон. - Понял, - кивнул Колюня, но посмотрел как-то странно. - Ну, что? - спросил СП. Колюня был не лишён проницательности, но выводы делал не всегда верные, так что СП старался не оставлять между ними недомолвок - они ведь все-таки были друзьями, а не только коллегами. - Ты в последнее время на себя не похож, Серёжа, - сказал Колюня осторожно. - Это из-за Валентина, так? Переживаешь ваш разрыв? - Технически, Валентин все еще в Совете, - сказал СП, испытывая жгучее желание встать на руки и в такой манере покинуть кабинет. - Технически, - повторил Колюня. - У него испытания "шестнадцатой" послезавтра на полигоне у Янгеля. Ты поэтому летишь? - Меня туда не приглашали, - отмахнулся СП. - Я лечу посмотреть, как идет монтаж стартового комплекса для "девятки". Колюня бросил на СП взгляд, каким смотрят на дорогого, но безнадежного человека. - Ты ведь все еще любишь его? - сказал он негромко. - Знаешь, я боюсь думать, что с тобой станет в тот день, когда он действительно покинет Совет. - Я вздохну с облегчением, - заверил СП. - Скажу тебе конфиденциально, я уже нашел специалиста, который сделает нам двигатели для лунной ракеты. Прошу пока остальным членам Совета ничего не говорить. И я никого не люблю - ты сам знаешь, эмоции мешают работе. Колюня сокрушенно вздохнул. - Неужели ты действительно решился отпустить его? Прости, но я не верю. После всех этих лет... - Мне нужны от него только двигатели, - сказал СП, раздражаясь. Тема ранила его, сильнее, чем могло бы ранить обычное производственное разногласие. - Что толку тянуть, если наша совестная работа по лунной программе невозможна? - Работа, работа... - пробормотал Колюня, пристально взглядывая ему в лицо. - Только и слышно, что работа. Загоняешь себя... А как же человеческое тепло? - Это ни к чему. Как всё, что делает нас уязвимыми, - быстро прервал СП, снова понизив голос: он не был вполне уверен, что кабинет не прослушивается. - Я уже проходил это в прошлый раз, когда они не смогли ничего сделать со мной и пригрозили расправиться с моей дочерью. Теперь я лишил их рычага давления. Любые мои привязанности снова дадут им оружие против меня. - Сейчас другое время! - начал было Колюня, но СП только хмыкнул. - А если однажды ты встретишь кого-нибудь? - продолжал Колюня настырно. - Сомневаюсь. Мне пятьдесят два. Я уже не способен любить. Жду в понедельник с докладом. После ухода Колюни он разобрал бумаги, сложил всё в стол и тщательно запер. Под грай потревоженных чем-то птиц дошел до ворот КБ и остановился в задумчивости. Нужно было собираться в Казахстан, но что-то тянуло его, не отпускало из Москвы: будто несделанное и позабытое дело. Выезжая с автомобильной стоянки, он, погруженный в размышления, свернул не на ту дорогу и - внезапно для себя, хотя прежде за ним не водилось склонности подчиняться порыву, - решил ехать в Жуковский. *** Рабочий день в Летно-исследовательском институте только закончился, - навстречу СП в густеющих сумерках шла толпа: обсуждали квартирный вопрос, детей, цены на сахар, кто-то закуривал. Здание встретило его тёмными окнами, и только в корпусе "Лаборатории" еще горел свет. На крыльце его окликнули; прищурившись, он не без труда узнал Алёшу и Германа. Алёша ему всегда нравился своей обстоятельностью и умением замечать то, чего не видели другие. Его не отобрали в Первый отряд, но СП не сомневался, что однажды тот станет отличным космонавтом. - Сергей Павлович! - обрадовались оба. - К Евгению Анатольевичу приехали? - На этот раз к вам, - сказал СП. - Вот замечательно! У нас как раз сегодня посиделка! - воскликнул Герман, переглянувшись с Алёшей. Они все вместе направились в комнату "избранных", - так их шутливо называли остальные лётчики. Здесь ничто не напоминало о готовящейся вечеринке: Григорий крутил колесо радиоприемника, Паша влез на подоконник и поправлял гардину, остальные койки и вовсе пустовали. - Смотрите, кого я вам привел! - возвестил с порога Герман. - Собирайте на стол, живо! Появление СП вызвало переполох: Гриша бросил свой приёмник, Паша спрыгнул на пол, и все принялись хлопотать об организации посиделки - сдвинули койки, вытащили в центр комнаты одну из тумбочек. - У вас там кирпичи, что ли? - ворчал Алёша. - Книги, - ответил Паша с улыбкой. - Это у нас Юрка по ночам художественную литературу шлифует. Хочет кого-то впечатлить. - Кого ему впечатлять? Он давно женат, - пропыхтел Алеша. - А может, он марсиан хочет впечатлить! - воскликнул Гриша развязно и засмеялся. СП удивленно вскинул голову, поймал взгляд Алексея, - тот покачал головой. СП уселся на ближайшую койку и решил, что не будет сегодня вовлекаться ни в эмоции, ни в околонаучные дебаты. На столе тем временем появились стаканы, тарелки, откуда-то взялись консервы, все расселись, завязался непринужденный разговор. Космонавты как дети наперебой старались захватить внимание СП. Он слушал, кивал, но когда открылась дверь и в проёме возник Юра с полотенцем через плечо, СП сразу потерял нить разговора. В этот раз он прекрасно мог рассмотреть со своего места, как Юра сложён: гармоничные пропорции его тела, мраморная белизна кожи и непринужденная грация движений роднили его со златовласым атлетом с какой-нибудь греческой вазы или с античной статуей, на которую кто-то по ошибке одел спортивные трусы и майку-безрукавку. Юра при виде СП тоже на миг замешкался и замер на пороге. СП только теперь смог признать, как отчаянно ждал и как отчаянно страшился этой встречи. После своей тяжелой исповеди на испытательном полигоне он подсознательно избегал видеться с Юрой, которому открыл свою слабость, и ругал себя за то, что зашел слишком далеко в своих откровениях. Сейчас ему вдруг показалось, что он теряет контроль над собой. Юра смотрел изучающе, словно что-то решал для себя. Для СП эти несколько секунд стали почти мукой. Наконец Юра повесил на крючок свое полотенце, в мгновение ока перемахнул через койку и уселся рядом с СП. - Какими судьбами, Сергей Павлович? - спросил он жизнерадостно. - А вечеринка что, в мою честь? Завтра отправляюсь на долгое свидание с сурдокамерой, - объяснил он Королёву. - Ну да, празднуем, что избавимся от тебя на пару недель, - ответил Паша, и все засмеялись. А СП вдруг ощутил, как его отпускает внутреннее напряжение, так долго копившееся и не находившее выхода: Юра здесь, рядом и в ближайшие несколько часов никуда не денется. Он глубоко вздохнул и расправил плечи, словно в его душную жизнь ворвался свежий воздух. Он снова поймал взгляд Алексея, и ему на миг показалось, что в нем сквозит участие. "Понимает ли хоть кто-то из них, какое опасное дело мы затеваем?" - подумал СП. Ребята не понимали - их веселая болтовня мало вязалась с тем, что происходило сейчас у СП на сердце. - А они нам: а почему? А мы им: по законам физики! - рассказывал Гера. - Все мы когда-то были чисты и наивны, - вмешался Юра, перехватывая у Гриши чайник и разливая кипяток по стаканам. - Зато после десять жэ в направлении "грудь-спина" всю наивность как рукой сняло. Паша, потянувшись со своего места к подоконнику, достал из-за занавески нечто, завернутое в газету. - Ради высокого гостя предлагаю немного нарушить режим, - сказал он заговорщицки. - Это что, пироги? Где взял? Ну, ты даешь! Бунтарь! Сам будешь завтра утром объясняться с Евгением Анатольевичем и с товарищем Каманиным... - притворно возмутились космонавты, но пироги тотчас расхватали. СП достался лучший кусок - хотя он и не принял приглашение Колюни, но на ужин всё-таки попал. Он совершенно потерялся во времени и опомнился лишь когда часы летчиков разом тонко запищали, напоминая: режим есть режим. СП стал прощаться, и Алексей уже в дверях тихонько сказал ему: - Вы не сердитесь на Гришу. Он не пьяный, просто расстроенный. У него что-то дома не ладится. Да и у Юрки тоже жена недовольная, что он все время в Лётном институте торчит. Но он пока ничего, держится. СП посмотрел на Юру, и тот словно почувствовал взгляд, обернулся и подошел. - Я вас провожу немного, Сергей Павлович, - предложил он, поспешено набрасывая спортивную куртку, которая сразу скрыла всю его мраморную белизну. - Заодно к Марку Лазаревичу зайду, - добавил он, словно смутившись взгляда СП. Герман хотел было тоже увязаться за ними, но Алёша отвлек приятеля каким-то разговором. Однако прощаясь с главным конструктором, он протянул ему сложенный вдвое лист бумаги. - Это так, на память, - сказал он, и СП машинально убрал листок в карман пальто. В коридорах уже было пустынно - все давно разошлись, остался только дежурный персонал да несчастные "избранные", все время находившиеся теперь под наблюдением военных врачей. Но Юра, которому оказаться дома в ближайшее время точно не светило, не выглядел расстроенным, скорее, сосредоточенным. Они шли мимо наглухо закрытых дверей, и в коридоре не раздавалось ни одного звука, кроме эха их собственных шагов. СП ждал: Юра все равно не смог бы молчать, не такой у него был характер. Так и вышло. - Евгений Анатольевич говорил, вы у него были. А к нам не зашли, - сказал наконец Юра, именно теперь, когда они остались наедине, выражая не коллективный упрек, а свои собственные чувства. - Вы были на занятиях, - счел нужным признаться СП - патологическая честность этого мальчишки оказалась заразна. - А я спешил. Работы сейчас очень много. В декабре два сложных пуска... Может, заеду еще перед новым годом. А с января вам будет не до гостей, - у вас экзамены. Ты ведь поэтому читаешь по ночам? Не отпирайся, ребята твои мне уже всё рассказали... Кстати, о твоих ребятах. Он остановился и понизил голос, хотя в коридорах и так не было ни души. - Я хотел поговорить с тобой, Юра... Предостеречь тебя. Это касается вас с Германом. Каманин выделяет вас среди остальных, и это вполне заслуженно: вы оба усердно учитесь и прекрасно подготовлены к полёту. Но впереди ждут испытания, более трудные, чем те, которые ты проходишь сейчас. Среди них будет и испытание вашей дружбы на прочность. Когда мы начинали в тридцатых, у меня был друг, с которым мы дышали одним воздухом и смотрели в одну сторону. Для меня не было никого ближе и дороже, - я считал его братом, я был готов за него умереть, - но он донёс на меня. Уже в который раз он откровенничал с Юрой, это становилось дурной традицией. Мальчишка смотрел на него большими внимательными глазами, и СП вдруг поймал себя на мысли, что душевная чистота Юры раз за разом толкает его проверять свои собственные внутренние границы. - Тот, кто был тебе всех ближе, может однажды оказаться соперником, и это причинит тебе боль, - договорил он. - Это ведь не спортивное состязание на первенство, - возразил Юра. - Мы не для себя это делаем, а для нашей страны. - Конечно, - сказал СП и подумал: "Вот поэтому Каманин и выбрал тебя. Он далеко не дурак, отдадим ему должное". - А ты считаешь, мы не для страны работали? Мне личная слава была не нужна. - Сергей Павлович, - спросил вдруг Юра. - А если бы вы могли знать наперед, что бы вы сделали? СП снова почувствовал странное душевное волнение. Не об этом ли он сам так мучительно размышлял в последнее время, все яснее осознавая, что не хочет вовлекать Юру в этот опасный процесс? Юра как будто догадывался о чем-то - смотрел пытливо и ждал. СП отвернулся. - Я не привык мыслить в сослагательном наклонении, - сказал он неохотно. - Всё идёт как идёт, и, если предательство не было сфабриковано, я благодарен даже за предательство: оно стало для меня хорошим уроком. Это научило меня, что эмоции вредят работе. И с тех пор я навсегда вынес их за скобки своей жизни. На это Юра ничего не ответил. Остаток пути до "взлётной полосы" - перехода в главный корпус института - они проделали в молчании. - Ну, я пришёл, - произнес наконец Юра, замедляя шаг. СП тоже остановился, и теперь они стояли вдвоем перед длинным коридором, неприкаянно, как экипаж без самолёта. Мальчишка хмурился, но лицо у него было не сердитое, а страдающее. - Юра, - сказал СП тихо. - Я тебе добра желаю. Чем меньше эмоций - тем проще, поверь. - Я не хочу проще... Я хочу так, как есть, - сказал Юра, поднимая глаза. Взгляд у него был тёмный и почти вызывающий, и СП поразился этому, потому что не видел его таким никогда прежде. Его вдруг будто бросило в грозовые облака, но прошел миг, и Юра справился с собой. На его лицо снова упала отстраненная доброжелательная маска. - Значит, до января, Сергей Павлович? - произнес он почти спокойно. - До встречи, - ушёл от конкретики СП. - Привет Марку Лазаревичу. Он так и смотрел Юре вслед, пока тот не потерялся из виду, а потом медленно вышел наружу. Было совсем темно, дул промозглый ветер. На автомобильной стоянке горел единственный фонарь, в его рассеянном свете блестела от дождя одиноко стоящая "Волга". Он сел за руль, но некоторое время в задумчивости не трогался с места. - "Не хочу как проще", смотри-ка! - произнес он наконец вслух. И невольно хмыкнул: таким самоуверенным и нахальным Юра всё равно нравился ему. Нравился даже ещё больше, чем прежде. *** Когда он на следующий день улетал из Москвы в Тюратам, место в его чемодане занял "Овод". Приехав из "Лаборатории" домой, СП вдруг вспомнил, как гадал по этой книге накануне своей первой встречи с космонавтами, но совершенно не мог восстановить в памяти, что именно он там прочёл. Поэтому перед самым выходом он прихватил роман с полки, чтобы найти тот злополучный абзац - это был уже второй странный порыв за последние сутки, их частотность должна была бы насторожить СП. В служебном самолете за разговорами было не до того, а на полигоне, в домике, перед сном он вдруг вспомнил о книге; при свете маленькой лампы начал листать её в поисках нужного эпизода и невольно зачитался. Когда закрыл книгу, был уже третий час утра. На душе было отчего-то муторно. Он вышел на крыльцо - и под пальто тотчас попытался пробраться ледяной ветер. Над посёлком висели гроздья звёзд - небо тоже было как будто зимним: ясным и морозным. Тишину нарушал лишь редкий лай собак. В темноте светилось единственное окошко. Домик Валентина, определил СП. Чем занят его заклятый друг? Пойти, постучаться к нему в двери, поговорить по душам с глазу на глаз, пока оба они не связаны никакими условностями, а тьма скрывает всё от любопытных глаз? Может, эта ночь дана ему, чтобы разрубить раз и навсегда тугой узел их затянувшейся ссоры? В размышлениях он сделал шаг с крыльца, и в тот же миг окно погасло. СП при этом испытал такую досаду, словно прямо перед ним захлопнулись двери поезда. Он вернулся к себе и лёг. Он увидел себя на полигоне, возле стартового стола, на котором уже установлена ракета, заправленная к полету. Он знал, что будет дальше. Внезапно ее охватил столп огня, она начала крениться и рухнула на землю, увлекая за собой кабель-мачты, будто дерево в горящем лесу. Он почувствовал жар возле своего лица, но языки пламени упали так же внезапно, как поднялись. Среди обугленных обломков лежало тело. СП приблизился, коснулся его плеча, развернул, увидел Валентина... Вздрогнув, он пробудился - через окно падал серый свет дня. С самого утра он отправился на стартовые площадки - готовящуюся, для "девятки", и готовую, для "семёрки", недавно принятой правительством на вооружение. Его не ждали - всюду царил бардак. Он собрал экстренную оперативку и устроил всем такой разнос, что в кабинете звенели стёкла в рамах. Проводив подчиненных напутствием не попадаться ему на глаза, пока всё не наладят, и оставшись в одиночестве, он отдернул занавеску - на степь уже опустилась тьма, только на горизонте между небом и землей тянулось зарево. Он смотрел на этот скудный пейзаж, а мыслями был почему-то далеко отсюда - во вчерашнем дне, в коридоре лётного института, расчерченном пополам, где синяя краска символизировала его прошлое, побелка - его будущее, а разделяющая их красная полоса - миг настоящего, когда всё ещё зыбко и можно либо упасть в темноту, либо подняться к свету. Сейчас он решал для себя, задержаться ли ему еще на несколько дней в Казахстане, или прямо завтра утром улететь обратно в Москву, - ощущая при этом некоторую растерянность: в нем заговорили какие-то давно похороненные эмоции, и он не вполне понимал, что происходит сейчас с его душой. В этот момент дверь распахнулась, и в кабинет, где в воздухе еще витало эхо недавнего скандала, ворвался Воскресенский. На нём лица не было, пальто нараспашку, берет съехал набок. СП мог с уверенностью сказать, что таким своего заместителя он никогда не видел - как будто американцы прорвали советский ядерный щит, не меньше. - Что? - спросил он быстро. - Катастрофа, - выдохнул Воскресенский. - На "сороковых" пожар. Ракета взорвалась на старте. *** "Сороковые" площадки - испытательный полигон Янгеля, расположившийся всё в той же бескрайней степи всего в пятнадцати километрах от Тюратама, - являли собой в ту ночь ужасающее зрелище. Даже бывалые из числа военных, кто прошел Великую Отечественную, не могли сдержать слёз, когда собирали обугленные останки, бывшие некогда их товарищами и друзьями. Кто-то был еще жив, когда прибыли пожарные, но спасти почти никого не удалось. Уже к утру следующего дня потери выросли до ста двадцати человек. Маршала Неделина нигде не могли найти - в последний раз его видели всего в десяти метрах от стартовой установки... На Янгеля, чудом избежавшего смерти, - он отходил покурить и стал очевидцем того, как разметало взрывом ракету и как люди бежали по степи, полыхая, точно живые факелы, - было страшно смотреть. Его лицо как от сажи почернело от страдания. У СП при виде его мелькнула мысль, что этот тоже уже не жилец. Прогноз оказался почти верным - еще не окончилось заседание аварийной комиссии, как Янгеля сразил обширный инфаркт. Аварии у ракетчиков случались на старте и прежде, но сейчас они имели дело с первой настоящей катастрофой. Проняло даже Валентина - на этом несостоявшемся запуске погиб в огне его заместитель. СП впервые в жизни увидел Глушко плачущим, и почему-то это зрелище потрясло его почти так же, как развороченный, усеянный пеплом стартовый стол. СП вернулся с "сороковых" на полигон "Заря" совершенно разбитым. Несмотря на то, что накануне ему почти не удалось выспаться, в этот раз он направился прямиком к домику Глушко. В силу напряженности их отношений он еще ни разу не бывал здесь, и, должно быть, не побывал бы, не случись это большое несчастье. У Валентина было не заперто: тот сидел в одиночестве, под потолком горела лампочка без абажура, на столе стояла бутылка чего-то мутного, уже початая. Все жилище имело необжитой вид. При виде СП в дверях собственной кухни Глушко ничуть не удивился - просто махнул рукой и достал второй стакан. Они выпили, не чокаясь. Пойло было странное, почти безвкусное, но кружило голову и отдавало полынью, которой пропах насквозь и весь Тюратам. Из закуски у Глушко были только сухари. Впрочем, учитывая его состояние, было неплохо уже то, что он вообще подумал о закуске. - Зачем ты здесь? - спросил наконец Валентин, отставляя стакан. Судя по всему, он уже набрался. Этим СП объяснил его внезапное гостеприимство, но решил не увиливать от разговора, раз уж сама судьба свела их. - Не хотел оставлять тебя одного этой ночью, - сказал он. - Трогательная забота, - отозвался Глушко. Это должно было прозвучать ядовито, но вышло жалко, и презрительный изгиб его губ сломала скорбная гримаса. - Думай, что хочешь, - ответил Королёв. - Но бывают такие минуты, когда даже тебе нужен друг. Глушко налил им еще по одной. - Ты что, явился предложить мне дружбу? - спросил он. - Не настолько я... в отчаянии. В опровержение собственных слов он всхлипнул и снова опрокинул стакан залпом. СП только рукой махнул - за Валентином было не угнаться. На память вдруг пришли слова Юры о переключении эмоций: Глушко следовало немедленно "переключить". - Слушай, - сказал СП. - Катастрофа случилась, и от этого никуда не денешься. Техника новая, мы - первопроходцы. Но грош цена тем конструкторам, которые не извлекут из этого уроков. Ракета могла взорваться в воздухе над полигоном, и тогда мы с тобой уже не сидели бы на этой кухне. - Да, ракета сильная... - пробормотал Глушко мечтательно. - Очень сильная... За ней будущее... Он снова потянулся к бутылке, и СП поймал его за руку. - Валентин, хватит, - сказал он мягко. - Тебе завтра на заседание аварийной комиссии. Пойдем, освежимся немного. Валентин, как ни странно, послушался. Правда, их хватило только на то, чтобы добрести до окна, открыть его и навалиться на подоконник, впуская в дом октябрьскую ночь. В лагере было тихо - почти все остались на "сороковых" ликвидировать последствия катастрофы. Звезды опять висели гроздьями, огромные, белые, холодные. - Я никогда не поверю, что тебе не хочется туда, - сказал СП, чувствуя, что язык его уже заплетается. - Двигатель ради двигателя - это на тебя вообще не похоже. Ты даже в тридцатых понимал, ради чего мы собрались. - Да брось! - перебил Глушко настойчиво, но не слишком внятно. - Всё, что мы делали в тридцатые, было игрой в бирюльки. Будем откровенны, Серёжа, никто из нас даже близко не мог создать ничего похожего на "Фау-2". Пока Егор и Иван Терентьевич занимались настоящим делом, мы несколько лет просто страдали хернёй: приближалась война, наш труд был никому не нужен. - Ты не прав! - возразил Королёв. - Мы сегодня уже высадились бы на Луне, если бы нас не уничтожили тогда. И я уверен, что мы еще реабилитируем наш институт, если ты поможешь мне. - Нечего там реабилитировать, - отозвался Глушко. - И ты не помощи моей ждешь, а безоговорочного подчинения. Нет, я тебе всё уже сказал и не прогнусь. - Я только одного не понимаю, - воскликнул СП с досадой. - Если ты по-прежнему не хочешь работать со мной, зачем тогда вытащил из лагеря после доноса? - А ты подумай, - сказал Глушко неожиданно трезвым голосом. Его серые глаза вдруг стали пронзительными и колючими. - Пораскинь мозгами. СП молча смотрел на него, и Глушко сокрушенно вздохнул. - Что, никаких предложений? Но ответ, вроде, лежит на поверхности... Я верю в то же, во что и ты... И я не доносил на тебя. - Что? - спросил СП, и у него вдруг закружилась голова. - Приятно много лет считать, будто знаешь врага в лицо, верно? - протянул Глушко. Взгляд его потускнел, он поднял ворот пиджака и зябко поежился. - Так вот, ты ошибся. Когда меня забрали, - продолжал он глухо, - они сказали, что я растратчик. Вот и всё обвинение! Как будто я рыбой на базаре торговал! Всю эту ахинею про вредительство выдумали уже позднее. - То есть... они даже маршала Тухачевского не упоминали? - спросил СП тихо. - Думаешь, я говорил бы сейчас с тобой, если бы им показалось, что я чего-то стоил для Тухачевского? - горько усмехнулся Валентин. - Для них я был мелкой сошкой, начальником отдела двигателей... Меня ни о чем не спрашивали, просто закрыли и объяснили, чем я буду заниматься. Я и занимался. Выполнял свой долг. Потом меня вызвал Сталин и спросил: "Кто тебе нужен?" Я назвал вас. Первым - Егора, вторым - тебя, далее - всех наших. Тебя я нашел только через три года, в Омске. Остальное тебе известно. - Почему ты столько лет молчал об этом? - воскликнул СП. - А ты бы поверил? Повисла тишина. - Они расстреляли Георгия. Еще до моего ареста, - произнес вдруг Валентин, сдавленно, но твердо, будто продолжал когда-то давно начатый разговор. - Без суда и следствия. Когда эти меня уверяли, что он дал им против меня показания, я злился на него, считал предателем... Потом искал ему оправданий, решил, что они вынудили его под пыткой... А на самом деле он никогда не предавал меня. Всё это время был уже мертв... Я узнал об этом только в пятьдесят девятом. Я двадцать лет искал его напрасно... СП уставился на его заострившийся профиль и влажную дорожку слёз на щеке и подумал, как они с Глушко похожи: все эти годы оба они всеми силами старались защитить от себя тех, кого любят. - Мне жаль, - сказал он тихо. - Жаль, что они оказались сильнее. Что в тот момент они заставили нас усомниться друг в друге. И жаль, что все эти годы мы с тобой молчали об этом. Мы могли бы работать плечом к плечу, как братья... Валентин откашлялся и вытер лицо ладонью. - Нет, это вряд ли, - ответил он, по-прежнему не глядя на СП. - Только поссорились бы лет на двадцать раньше. Ты же знаешь себя. И меня знаешь. - Наверное, ты прав, - ответил СП, и оба невесело засмеялись. - Что с тобой происходит? - спросил вдруг Глушко, оборачиваясь и взглядывая в упор. - Тебе двадцать лет было наплевать на людей, и вдруг в одночасье такая перемена. Ты влюбился, что ли? - Не знаю, - откликнулся СП искренне. - Я никаких перемен не вижу. - А я вижу, - ответил Глушко. - Взять хотя бы сегодняшний разговор. - Я давно собирался к тебе прийти, - сказал СП. - Собираться - не значит сделать, - начал было Валентин, но СП перебил: - Ты снился мне мёртвым. Много раз я видел во сне эту аварию. Именно эту - у нас ведь другой тип старта... Последнее предупреждение получил вчера, перед самым запуском! - Я в мистику не верю, - скривился Валентин, но, посмотрев в лицо СП, тяжело вздохнул. - Слушай, Серёжа. Просто чтобы больше между нами не было недомолвок. Выдумывай какие хочешь пророчества, я всё равно буду работать с Михаилом Кузьмичом. Придется тебе это принять. Как и то, что мне невыносимо быть рядом с тобой. Я сделаю тебе двигатели для пилотируемых запусков. А со своей лунной ракетой вертись как умеешь. Жизнь все равно подтвердит, что я был прав. - Спасибо и на том, что пока ты со мной, - сказал СП, и они впервые за много лет пожали друг другу руки крепко и безо всякого соперничества, как старые товарищи, занятые общим делом. *** Вернувшись к себе в домик, СП некоторое время посидел, не раздеваясь, на постели - осмысливал всё случившееся. Потом зажег настольную лампу, достал записную книжку и быстро начал писать огрызком карандаша: "24 октября 1960. Авария на "41й". Мероприятия: 1. Двухступенчатые ключи для прохождения каждой команды с пульта. 2. Жёсткий график убытия специалистов с нулевой отметки. 3. Система аварийного спасения!!!". Итак, в мирное время, в самый обычный день, похожий на все другие, по нелепой случайности янгелевская ракета уничтожила своих создателей. То же самое могло произойти и у них. Наверное, каждый покидал сегодня "сороковые" с этой мыслью. Теперь им следовало трудиться столь тщательно, чтобы ни один руководитель ЦК партии ни на минуту не усомнился в том, какое большое важное дело они совершают. Может быть, и Валентин, оценив всё трезво, захочет вернуться к ним насовсем, словно деталь - в большой механизм. А нет, так с глаз долой, из сердца вон. Сегодняшний разговор растопил многолетний лёд между ними, но это подействовало на СП как будто отрезвляюще. То, что долгие годы лежало камнем на сердце, вдруг ушло. Он был рад: на этом невероятно ответственном этапе, накануне первого в мире пилотируемого запуска, ему точно не нужны были лишние эмоции. Ему вообще не нужны были эмоции. Никакое чувство не должно было встать между ним и его мечтой.