Шторм

Надо вечно петь и плакать этим струнам, звонким струнам, Вечно должен биться, виться обезумевший смычок, И под солнцем, и под вьюгой, под белеющим буруном, И когда пылает запад и когда горит восток. Мальчик, дальше! Здесь не встретишь ни веселья, ни сокровищ! Но я вижу — ты смеешься, эти взоры — два луча. На, владей волшебной скрипкой, посмотри в глаза чудовищ И погибни славной смертью, страшной смертью скрипача! (Н. Гумилев)

Глава 5. Время мечтателей и время героев Всё, что осталось от маршала Неделина, – оплавившаяся Золотая звезда, которая была в тот день на его мундире. Ее нашли почти случайно: выковыряли из асфальта на нулевой отметке. В газетах написали, что он разбился при аварии самолёта. Семьям остальных погибших служащих полигона велели держать язык за зубами. СП узнал об этом от Галлая. Полковник сообщил ему и еще одну неприятную новость: к Каманину попала кинозапись с сороковых площадок в момент катастрофы, и тот не нашел ничего лучше, как показать ее летчикам, "чтобы понимали, насколько это серьезно". - Ребята в подавленном настроении, – сказал Галлай по телефону. СП находился в этот момент в Казахстане, они готовили очередной запуск, и у него не было и минуты свободной, чтобы выбраться в Жуковский и встретиться с лётчиками. Но он понимал, насколько сейчас важно это сделать, чтобы ребята доверяли ему по-прежнему. - Марк, тебе придется поговорить с ними вместо меня. Скажи им, что мы с тобой обсуждали это. Скажи, я даю им слово, что у нас ничего подобного не повторится. И это было правдой: еще в октябре, сразу после катастрофы Р-16, СП собрал Совет и поставил перед ним задачу сделать всё для безопасности всех участников. В результате размышлений и бессонных ночей общими усилиями были разработаны "Положения о подготовке первого пилотируемого запуска". Документ оказался в прямом смысле выстраданным, этот плод коллективного труда вызвал на этапе своего формирования множество споров, военные врачи во главе с Карповым тоже накаляли ситуацию. СП пришлось пустить в ход все свои навыки дипломатии, зато с появлением "Положений" нервозность заметно снизилась: дело обрело четкие границы, структуру, сроки, и на заседании Государственной комиссии по космосу даже Каманин выразил им свое одобрение. В этой сложной шахматной партии Каманин был не последней фигурой на доске, и СП, отлично понимавший, что не одни только технические, но, в большей мере, политические успехи ведут их к намеченной цели, остался доволен этой победой. *** Надеясь на Галлая, он так и не выбрался к ребятам до конца года: дела в подготовке пилотируемой космонавтики пошли неожиданно плохо. За декабрь они впустую погубили два корабля и несколько собачек Яздовского. В обоих случаях СП председательствовал в аварийных комиссиях. Было установлено, что в первый раз не включился двигатель третьей ступени, во второй раз погрешность всего в один градус при расчетах траектории привела к тому, что спускаемый аппарат перелетел за территорию Советского Союза. В результате сработала команда самоуничтожения – они встраивали этот механизм во все свои ракеты, чтобы технологии не достались врагу. А ведь до запланированного полёта с человеком на борту оставалось всего четыре месяца! Пока световой день на глазах сокращался, рабочий постепенно растягивался до двадцати четырех часов сутки. Новый 1961-й год они с Васей и Колюней встретили в заводском цехе за работой, внося очередные поправки в конструкцию корабля. Втайне СП был даже рад загрузить себя работой, у него не оставалось сил на эмоции, и скоро его воспринятие вновь вернулось в привычное для него русло - он видел винтики большого механизма и не позволял себе отвлекаться на частности. Боевая "девятка", пилотируемый корабль, лунная ракета были расставлены по своим позициям в его мозгу, и он удерживал в памяти тысячи нитей, которые тянулись к ним изо всех концов страны. Где-то глубоко под всем этим огромным механизмом были запрятаны синие стены лётного института, синий трикотажный костюм Юры, под которым скрывалась белизна его плеч, и его внимательные синие глаза, но СП контролировал эту часть своего сознания особенно тщательно и не позволял чувствам подняться на поверхность. В феврале – в самое дрянное время года, – СП снова переехал на полигон: дела всё время требовали его присутствия в Казахстане. В течение месяца они, наконец, без инцидентов запустили ещё два испытательных корабля. Последний запуск в точности имитировал грядущую пилотируемую программу - в кабине впервые было установлено кресло космонавта с "пассажиром": они изготовили макет в человеческий рост и даже имя ему придумали – Иван Иванович. Благополучно возвратившееся чучело несли от автомобиля до центра управления полётами на руках и дружно скандировали: "Космос наш!" - Митинг, давайте митинг! – кричали все, собравшись возле макета. - Говори, Сергей Павлович! Космонавт-то у нас скромный, молчун, – подначил Воскресенский. Все вокруг так заразительно радовались, будто и правда отправили в космос человека. - Друзья мои, я думаю, в апреле мы совершим то, к чему так долго шли, – сказал СП. – Доберемся до звёзд... - Увидим небо в алмазах, – фыркнул рядом с ним Валентин. Они стояли плечом к плечу, как раньше: система пришла в равновесие, все винтики работали слаженно... Приближалась весна, и даже здесь, в этой голой унылой степи что-то разливалось в воздухе, легкий след перемен возник в высоком и уже не зимнем небе. СП все время чувствовал себя слегка опьяненным. Иногда по ночам он слышал, как о его жестяной подоконник стучит капель. Не видя Юру несколько месяцев, СП почти совсем перестал тревожиться о нем и решил не допускать впредь этих глупых эмоций. То, что их ждало, было гораздо масштабнее его собственной жизни, - и в этой иллюзии он прожил до марта. *** Чем ближе время подходило к пилотируемому запуску, тем больше новых лиц стало появляться на оперативках. Небольшой военный полигон вдруг ожил и зашумел, гостиницы стояли переполненными, бестолковые толпы слонялись повсюду и занимали все места в столовой, а ужесточенный режим контроля заставлял теперь едва ли не на каждом шагу показывать документы: боялись шпионов, дрожали от каждого звука – порой возникало неприятное ощущение, что тридцатые возвращаются. Вслед за СП на полигон прилетел Каманин, он как матушка-гусыня придирчиво осмотрел "маршальский домик" – апартаменты покойного Неделина, в которые вскоре должны были заселиться космонавты. Кроме того, он теперь тоже присутствовал на всех заседаниях. После очередного совещания он, выходя из дверей, коснулся рукава СП и сделал ему знак отойти в сторону. - Я с вами о кандидатуре первого космонавта хотел поговорить, - сказал он вполголоса. - А что тут говорить? – удивился СП. – Насколько я понимаю, выбор давно сделан? - Давно, – подтвердил Каманин. – Но вам не кажется, что Юрий Алексеевич немного слишком... правильный? - Что вы имеете в виду? - Вы же знакомились с его результатами. Он даже из сурдокамеры после десяти суток выходит как с прогулки. Пульс ровный, настроение, как они там выражаются, "бодрое"... Вы знаете, я недавно читал внучке сказку и подумал о Юре. У него эмоции как у спящей царевны. Времени не так много, – если искать ему замену, то именно сейчас. Когда СП пересказал этот разговор совету конструкторов, те пожали плечами, и только Воскресенский таинственно хмыкнул: - Подождите, он еще себя покажет! - Ну, выкладывай, что там тебе известно о Гагарине? – потребовал СП. - Только то, что от Каманина слышал, – сказал Леонид. – У него недавно дочь родилась, и Каманин его предложил снять с задания. Мол, только и будешь думать о семье, работать нормально не сможешь... Тот ни в какую. Говорит, мол, со своими эмоциями я справлюсь, а подвести людей не могу. Он, конечно, расстроенный был, это все заметили. Жена у него не здорова. Но, как сказал Каманин, на результатах его тестов это никак не отразилось. Лёня был и сам не промах – недавно осматривал заправленную ракету, которая в результате утечки топлива не ушла со стартового стола... И таких же лихих ребят чуял за версту. "Почему Каманин так старательно хочет вывести Юру из игры? - подумал он. - Сам ведь его рекомендовал". - Ну а ты что думаешь? Он тебе нравится? - спросил СП. - Он всем нравится, – пожал плечами Воскресенский, и СП внезапно ощутил что-то похожее на укол ревности. - Кому это - всем? - спросил он, хмурясь. - Да кого хочешь спроси... Только никто его не знает по-настоящему. Он хорошо прикидывается простачком, но удивит всех, помяни мое слово. *** Защищать свои позиции на высшем уровне теперь стало сложней. После гибели Неделина новым руководителем космического направления был назначен Москаленко, еще в годы Великой Отечественной прозванный "генерал Паника". Прозвище свое он оправдывал каждодневно. Этот человек был настолько упертым и недальновидным, что раздражал даже Каманина. Кроме того, он был полностью помешан на военной тематике и требовал ускорить испытательные пуски "девятки". Для него человек на борту был чем-то сродни снаряду, только не с разрывной функцией, а разведывательной. Едва явившись на полигон, он сразу собрал заседание и выступил, чтобы на будущий корабль с человеком так же, как и на все предыдущие модели, был установлен взрывательный механизм. - Вы в своих расчетах уже не раз ошибались! Изделие может попасть на территорию врага! Все разработки будут мигом украдены, и плакала тогда секретность! – заявил он. Большинство военных и некоторые инженеры поддержали его, и СП, сам не исключавший такой возможности, внутренне напрягся. - Не забывайте, мы говорим о человеке на борту, – напомнил он. – Мы не можем жертвовать жизнью космонавта. - А мы не можем жертвовать нашими технологиями! – сразу завелся маршал. - Мы проделали большую работу, чтобы минимизировать эти риски, – сказал Мстислав Всеволодович, едва заметно морщась от крикливого тона маршала. - Но стопроцентной гарантии у вас все равно нет! – с еще большим напором продолжал Москаленко, не делавший разницы между интеллигентностью оппонента и слабиной. – Так что это нам решать. Космонавты проходят по нашему ведомству, а не по вашему. - Мы не пойдем на это, – повторил Мстислав Всеволодович терпеливо. - Еще как пойдете! – заверил Москаленко. – Пускай генерал Каманин выскажется, это его космонавты. Каманин поднялся. Спокойный и рассудительный, он являл полную противоположность маршала. До сих пор он оставался одним из самых больших авторитетов военного ведомства. Говорил он мало, но веско, компенсируя статностью и военной выправкой свой невысокий рост. СП не ждал, что он поддержит конструкторов и осмелится пойти против маршала, но они встретились взглядами, и Каманин едва заметно кивнул. Нависнув над галдящим собранием, он негромко, но твердо сказал, адресуясь в сторону инженеров: - Я категорически против системы самоуничтожения. Мало что ли собачек, еще и человеческой кровью готовы себя запятнать? Делайте что хотите, совершенствуйте свои приборы, но рисковать жизнью моих ребят в таком ключе я не позволю. Воцарилась тишина. Москаленко, который ожидал совсем иных речей, заметно растерялся и подергал себя за чуб. - Ну... думайте тогда... – промямлил он. И, взяв себя в руки, вернул себе уверенный тон. – А вам, товарищ Каманин, поручаем отработать поведение космонавта в случае приземления на территорию врага. - Отработаем, – сказал Каманин и сел. Тема уничтожения корабля больше не поднималась. После заседания СП догнал Каманина уже на крыльце и поблагодарил за вмешательство в этот театр абсурда. - Я не забываю об интересах страны и общего дела, - ответил на это Каманин. - Но интересы космонавтов ставлю во главу угла. Потому что, если не сделаю этого, - никто не сделает. Похоже, что в этот момент их отношения обрели некоторое равновесие, поэтому СП решился спросить то, что давно вертелось на языке: - Для чего вы показали им хронику аварии на сорок первой площадке? Каманин смерил его пристальным взглядом. - Причин было несколько, - сказал он наконец. – Я хотел видеть их реакцию. И я хотел уберечь их… Уберечь его, - он нажал на последнее слово, и взгляд его вдруг стал жестким и холодным. - От чего уберечь? – не понял СП. - От вас, - вздохнул Каманин. - Мы с вами не первый год работаем вместе. У нас было много разногласий. Я видел ваши успехи, но видел и ваши неудачи. Сколько собак вы послали на орбиту? Двадцать, тридцать? Вернулось меньше десятка.… Правда, теперь я должен признать, что вас недооценивал. Сейчас, когда слушаю вас на совещаниях, мне начинает казаться, что вы сами готовы влезть в эту ракету и стать ее первым испытателем. - Если бы здоровье позволяло, влез бы, - ответил СП с интонацией, позволяющей принять его слова как за правду, так и за шутку. Но Каманин на уловку не повёлся. - Я часто говорю Юре – это удивительное стечение обстоятельств или, если угодно, судьба – встретить кого-то настолько увлеченного своим делом, как и ты сам. - Увлеченного? А как же «спящая царевна»? – поддел было СП, и вдруг до него дошёл весь комизм ситуации. – Интриган из вас так себе, – сказал он. - Неужели? – ответил Каманин холодно. – Запретить ему лететь – всё ещё в моих силах. Они столкнулись взглядами, но СП уже видел трещину в броне Каманина. - Вы, конечно, можете запретить, – согласился он. – Но сделаете его несчастным. Он знал, что удар пришелся в цель. Что-то дрогнуло в лице Каманина, и тот опустил голову. В этот миг СП стало его жаль. - Николай Петрович, - произнес он примирительно. – Я вам обещаю как лётчик лётчику. Я сделаю всё, чтобы Юра вернулся оттуда целым и невредимым. Каманин кивнул, показывая, что удовлетворен. - Удивительное дело, - сказал он на прощание. - Наше с вами время рождало мечтателей. А их время рождает героев. Они будут воплощать наши мечты. В этот момент в словах его прозвучало что-то глубоко личное. Когда он ушел, СП еще некоторое время смотрел ему вслед и впервые увидел в гордой осанке Каманина попытку сделать незаметным для окружающих какое-то большое горе, которое уже не первый год нес этот человек на своих плечах. *** В конце марта СП прилетел в Москву, чтобы лично проследить за подготовкой корабля к отправке в Казахстан. На время его отсутствия в КБ всем заправлял Васюня. СП всегда доверял ему и, может быть, не стал бы вмешиваться, если бы не обещание, данное Каманину. Да ещё дурной сон, который приснился ему накануне. Всё тот же сон. Он видел себя на полигоне, возле стартового стола, на котором уже установлена готовящаяся к полету ракета. Он знал: с ней что-то не в порядке, он хотел уйти, но, по законам сна, не мог и шевельнуться. Внезапно ракету охватил столп огня, она начала крениться и, наконец, повалилась на землю, увлекая за собой фермы, будто ствол обожженного дерева... Огонь поднялся до небес и опал, а на земле, среди обгорелых обломков, обнаружилось человеческое тело. СП приблизился, повернул его за плечо... и увидел гипсовое лицо Ивана Ивановича. Встав утром с больной затуманенной головой, он начал листать документацию и вдруг нашел совсем не то, чего ожидал: вес аппарата оказался на порядок выше расчетного. - Откуда такие цифры?! Я вас спрашиваю! - бушевал СП на оперативке, потрясая бумагой с техническими характеристиками. - Каждый грамм высчитывали! С этими показателями нечего и думать о выходе на орбиту! Все молчали. СП почувствовал, как на него накатывает волной ярость, и с большим трудом подавил ее. - Ладно. На что мы можем пойти, чтобы облегчить изделие? - спросил он. Конструкторы беспокойно заёрзали. - Теоретически, мы-то можем пойти на многое, а вот согласишься ли ты… - ответил за всех Вася. - Можем убрать систему аварийного спасения на старте. Да что там, на любом этапе полёта. Можем отказаться от системы мягкой посадки... - Что выигрываем? - Четверть тонны, навскидку. - Что ещё? Совет загудел, будто растревоженный улей. - Можно уменьшить теплозащитную оболочку корабля. - Конкретнее. - Ну... - переглянувшись с притихшими конструкторами, начал Вася, - если срежем от обшивки 100 миллиметров, уходим под расчётный вес. Правда, есть одно но... Кабина может в таком случае нагреться в атмосфере до пятидесяти-шестидесяти градусов. "Предельно доустимые условия", - вспомнил СП формулировку из медцинского отчета. - Согласен. Делаем, - сказал он. Никто во всём свете не знал, чего ему стоило произнести эти слова. - Да вы в своем уме?! - не сдержался Воскресенский. - Корабль с такими параметрами - это летающий гроб! Если хотите убить космонавта - есть и более простые способы! - Предоставь мне решать морально-этические вопросы, - процедил СП. – Пусть каждый занимается своим делом и не жалеет сил. На кону величие нашей страны. *** Корабль перекомпоновали в считанные дни и отправили на полигон для окончательной сборки. Почти следом за ним туда же прилетела шестерка избранных космонавтов. Они уже неделю жили по соседству и проходили последние предполётные тренировки. СП всё хотел и никак не мог выбрать время, чтобы повидаться с ними: он теперь совсем мало спал и много времени проводил на испытательном стенде - накануне первого пилотируемого полёта у них планировался пуск боевой "девятки". Это создавало много дополнительных трудностей, так что даже Москаленко на одном из заседаний спросил: - А мы не можем отложить боевую? - Не можем, - сказал СП веско. - Американцы не воспринимают нас всерьез после катастрофы "шестнадцатой". Они думают, у нас больше нет достойного оружия. Запуск Р-9 сейчас необходим как никогда: нам нужно расчистить небо перед полётом космонавта. - Ты умудрился посрамить даже маршала. Тебя никто на всём белом свете не переспорит, - сказал ему Колюня, когда они вышли с заседания. - Конечно, нет. Я же прав, - ответил СП. Колюня невольно рассмеялся. - Ну, что? - спросил СП, когда Колюня попытался сгрести его в охапку. - Ладно, хватит уже. У нас окно в полчаса, зайдешь? - Пожалуй, нет, - ответил Колюня загадочно. - У тебя, я вижу, гости. СП проследил за взглядом Колюни - на степь уже опускались сумерки, но еще не загустели, и сквозь них было ясно видно, что кто-то сидит на крыльце его домика. - Приеду в монтажный корпус к пяти, - сказал он Колюне и поспешно зашагал вперед. Юру он узнал сразу, ещё издали, но сознание некоторое время сопротивлялось - вдруг это ошибка? И все-таки это был он. Сидел на ступеньке, мял в руках свою фуражку, и промозглый степной ветер ерошил его волосы. При виде СП он поднялся, словно застигнутый врасплох. - Ты ко мне? - спросил СП излишне сухо, после заседания госкомиссии он еще не мог переключиться на тот тёплый тон, каким обыкновенно говорил с ребятами. В Юре явно происходила борьба его патологической честности с его же скромностью, и первая все-таки одержала верх. - Я знаю, вы сильно заняты, Сергей Павлович. Просто хотел повидаться. У меня и дела никакого особого нет. - Не выдумывай, - отмахнулся СП. - Заходи, раз пришёл. Пока СП заваривал чай - на полноценный ужин времени уже не было, - Юра сидел на его постели и задумчиво перелистывал книжку. Защита, поставленная СП на все эмоции, трещала по швам. Юра выламывался изо всех схем, слишком живой, слишком прекрасный. От его присутствия, казалось, в комнате стало светлее. Они могли бы видеться каждый день и пить вот так чай, вместе, вдвоем... Говорить о чем-нибудь, возможно, о будущем, или о настоящем... Но всё это бессмысленно. Уже через несколько дней мир полностью изменится, и, может, хорошо, что он не позволял себе привыкнуть к Юре, привязаться к нему, прикипеть всей душой. - Ты всё с книгами неразлучен? - спросил СП, ставя перед Юрой стакан и сахарницу. - Нет, это ваша. Нашел на окне, - Юра улыбнулся и продемонстрировал обложку. Это был "Овод", которого СП оставил здесь в октябре и после событий с катастрофой Р-16 о нём, разумеется, не вспоминал. - А… Ну да, - сказал СП. – Забери, если хочешь. Я уже прочёл. - Я тоже читал… Прошлым летом… - сказал Юра, возвращая роман на место. - А еще... - добавил он вдруг, понизив голос, - я по этой книге гадал... Умеете? - Умею, - отозвался Сергей Павлович, улыбаясь. - Меня тётя научила, когда я был ребенком. Нужно задать вопрос и прочесть наугад первые попавшиеся строки. Юра просиял, как будто ему вручили пряник. - Ну, и что тебе предсказала книга? - полюбопытствовал СП, вспомнив себя в Жуковском, в комнатёнке "избранных" среди кроватей с панцирными сетками. - Что скоро я встречу своего учителя, - ответил Юра. - Только я не понял тогда, что это о вас было. Мы ведь были ещё не знакомы. - Персонаж твоего романа, помнится, в своем наставнике сильно разочаровался, - заметил СП. - Он просто не мог понять, что хочет невозможного, - сказал Юра, и Сергею Павловичу вдруг показалось, что они уже не об "Оводе" говорят. Они столкнулись взглядами. Повисла тишина, как будто разговор подошел к какому-то краю, за который нельзя переступать. Это не касалось ни полигона, ни ракеты, это не касалось ничего на свете, кроме них двоих. В ушах СП зазвенело - как будто откуда-то издалека надвигался шторм. Но Юра опустил ресницы, и штормовой эффект прошёл. - Сергей Павлович, а можно мне молока? - спросил Юра, смущенно улыбаясь. - Немного, в чай. - А почему так скромно? У меня целая банка, - ответил СП, охотно меняя тему, и Юра улыбнулся смелее. - Не положено. Режим питания. СП достал банку из холодильника и поставил на стол. Юра сначала обхватил ее обеими руками и втянул запах с выражением умиротворения на лице, а потом аккуратно налил в свой стакан такой крохотный глоток, что чай почти не помутнел. "Как будто его последнее желание исполнил", - подумал СП, возвращая банку в холодильник, и ему стало не по себе. Он бросил взгляд на Юру и ощутил какую-то нехорошую тяжесть. Тоскливо засосало под ложечкой, заныло в груди. "Конфликт чувства и долга", - пришло ему на ум что-то полузабытое, из школьной программы. Прежде ему это казалось чуждым и надуманным. Он всегда считал, что человек должен делать то, во что верит, иначе грош ему цена. На старости лет судьба уготовала ему испытание - узнать разлад с самим собой. *** Боевую "девятку" запустили успешно. СП не спал всю ночь, но и на следующий день не мог выкроить хотя бы часа для сна: теперь, когда небо стало чистым, а весть об их запуске разлетелась по западным СМИ, надо было форсировать пилотируемый полёт. Симпатии Хрущёва снова переметнулись от Янгеля к ним, что открывало пути для маневров. СП настаивал на пуске 12 апреля, Каманин возражал: "Вы, Сергей Павлович, торопитесь, как обычно". Тем не менее, заседание госкомиссии назначили на десятое. - Нам надо убедить их, что у нас всё готово, - сказал СП конструкторам на совете. - Если сейчас не полетим, то не будем первыми в космосе, не высадимся на Луну, проиграем по всем фронтам. Вы этого хотите? - Нет, это недопустимо, - поддержали главные. Все были измучены после ночного запуска, но храбрились, видя, что СП держится. - Тогда вывозите корабль на старт. Под мою ответственность, без согласования с военными. И Леонид... готовь доклад. "Еще одна бессонная ночь", - было написано на страдающем лице Воскресенского - на боевом запуске он был стреляющим у перископа и понервничал не меньше самого СП, - но ситуация уже и без того приобретала беспрецедентный размах, поэтому спорить он не стал, только кивнул. *** Ветер дул сильный, пронизывающий, но откуда-то из степи уже доносился свежий запах тюльпанов. Ракету погрузили на платформу и повезли на старт. СП отправился провожать ее, как накануне "девятку". В полумраке колеса стучали на стыках рельсов, громадина ракеты медленно и плавно разрезала светлеющий воздух. Леня шел рядом, чуть поотстав, сосредоточенно молчал. Да и остальные притихли. Говорить никому не хотелось. Все понимали величие момента и старались сохранить его в своей памяти. Временами наваливалось тяжелое оцепенение, давило на веки. Они все, крохотные фигурки в тёмных пальто, напоминали похоронную процессию, следующую за гигантским саркофагом. День постепенно разгорался, небо белело, до заседания госкомиссии по пилотируемому запуску оставалось всего несколько часов. *** Он так и не прилег ни на минуту, сначала просматривал данные телеметристов, потом провисел на трубке: отчитывался перед Кремлём. На заседание пришел перед самым началом, почти все уже были в сборе. Леонид, бледный от волнения, склонился над докладом. Было понятно, что в него вложено немало сил - стопка бумаги была внушительная. СП сел рядом со своим заместителем и вдруг ощутил накатывающую дурноту. Похоже, это возвращались мигрени, теперь - еще более некстати, чем когда-либо прежде. Несколько мгновений у него звенело в ушах и плыло перед глазами. Лица военных, сидящих напротив, сливались в одно светлое пятно. Он сморгнул, дожидаясь, когда зрение обретет резкость, и повернулся к Леониду. Тот обычно сразу замечал, когда СП был нездоров, но сейчас и сам выглядел не лучше - под глазами тёмные круги от недосыпа, руки от волнения ходят ходуном. - На сколько минут у тебя? - спросил СП шепотом. - На тридцать пять, - отозвался Леонид. - Попробую уложиться в тридцать. Могу выкинуть часть про... Не знаю, что выкинуть, - сказал он вдруг беспомощно. В этот момент появился Москаленко, за ним - Каманин. СП уже знал: накануне эти двое сошлись на том, что устраивать новый запуск двенадцатого апреля - слишком поспешно. Сейчас начнут двигать сроки на май, или, хуже того - начало июня... Он уже слышал эти песни. Нужно было действовать, прямо сейчас, быстро и решительно. Действовать, невзирая на тяжелый горький туман в голове, озноб и противную сухость во рту. Москаленко объявил заседание открытым и предложил высказаться конструкторам. - Слово для доклада... - начал он. В этот момент Лёня с видом обреченного и готового скорее погибнуть, чем подвести начальника, собрал свои бумаги. - Не надо, - положив Лёне руку на плечо, остановил его СП. - Давай, я сам. Он поднялся и вышел на середину комнаты, где столы образовывали букву "П" и где сидело столько народу ото всех ведомств, что даже яблоку было негде упасть. - Товарищи, - сказал он, обводя взглядом присутствующих, но не видя их - лица снова превратились для него в одно белёсое пятно. - Я скажу коротко. Ракета вывезена и готова к старту. Предлагаю разрешить пилотируемый запуск. Тишина стала звенящей. Все сидели огорошенные. Москаленко кашлянул и по привычке дернул себя за чуб. - Кто "за", товарищи? - спросил он непривычно тихо. Руки, одна за другой, стали подниматься вверх. В этот момент головная боль на миг откатилась назад. Вновь обретенным зрением СП увидел, как на стене за спиной маршала возникла чёрная тень и замерла, ожидая, чем закончится это собрание.