Шторм

В тысяча девятьсот шестьдесят второй год Сергей Павлович Королёв вступал с небывалым триумфом. Принятая на вооружение боевая "девятка" была отправлена в серийное производство, так что СП даже перестал церемониться с военными. - Что сделаем, то и возьмёте, - говорил он им, и Москаленко теперь не возражал ему. Кроме того, у него на руках уже была схема компоновки лунной ракеты. Гигантская - сто пять метров высотой - конструкция насчитывала пять ступеней: по замыслу, три из них должны были выводить корабль на орбиту Земли, еще две нужны были для разгона и торможения у Луны. Создание проектной документации шло в хорошем темпе, некоторые детали уже были созданы и проходили испытания, - к шестьдесят пятому году СП рассчитывал иметь первый готовый лунный корабль. Это, конечно, влекло за собой новые заботы: нужно было тренировать космонавтов, нужны были стартовые комплексы для новой, громадной ракеты. Помимо этого, стало понятно, что корабль таких размеров невозможно собрать в Подмосковье и транспортировать в Казахстан, поэтому корпуса окончательной сборки и горизонтальных испытаний ракеты начали строить прямо на полигоне. СП провёл в Тюратаме весь январь, лично контролируя ход работ. Строительство не требовало его присутствия, но ему нравился этот ритм - много насущных вопросов, непростые погодные условия, мало сна... Заботы помогали отвлечься от невеселых мыслей. Здесь его застала телеграмма, текст которой он перечитал много раз: "Выхожу замуж Вадима Худякова двадцать восьмого января сг тчк Наташа". Когда заглянул на огонёк Колюня, СП показал ему телеграмму. - Я не знаю никакого Вадима Худякова, - сказал он хмуро. - Ну, так поезжай, познакомишься, - ответил Колюня. - Если бы всё было так легко. Знаешь, что она сказала мне? "Никогда тебя не прощу за то, что ты бросил маму". - Никогда - это слишком уж долго, - возразил Колюня, улыбаясь. - И потом, сколько ей было? Тринадцать? Четырнадцать? - Да, наверное, - рассеянно ответил СП. - Она давно не сердится, потому и прислала телеграмму. Перестань хотя бы ненадолго всё контролировать и просто побудь отцом. Повод был хорош, но СП так и выбрался в эти дни в Москву. Причин тому было несколько: разведка донесла, что у Челомея и вернувшегося в строй Янгеля тоже разработаны собственные программы полёта к Луне, и следовало все устроить так, чтобы у других конструкторских бюро не было ни единого шанса. - Будем действовать следующим образом, - рассказывал СП тем немногим соратникам, что остались с ним после развала Совета главных. - Летом идём на полёт продолжительностью в четверо суток. В этот раз я намерен дать космонавту возможность ручного управления кораблём. И, поскольку военные все равно будут давить на нас, кинем им кость: предложим организовать эксперименты на орбите. Почему полёт должен был длиться именно четверо суток, СП пока не спешил говорить никому - признался только Колюне и Воскресенскому: именно столько времени требовалось стартовавшему с Земли космическому кораблю для того, чтобы облететь Луну. Первые лунные миссии должны были иметь разведывательные цели. Пока же, за неимением лунной ракеты, они могли тренировать космонавтов на околоземной орбите. Состояние невесомости по-прежнему вызывало вопросы у врачей - Герман, совершив суточный полёт, признался, что испытывал чувство дискомфорта и тошноту. Им ещё многое предстояло проверить и выяснить. У космонавтов теперь была новая тренировочная база - в Жуковском специально для них был построен "Звёздный городок", где все они получили квартиры. Наблюдая за их подготовкой, СП вдруг подумал: "Если у первых космонавтов были дублёры, не пойти ли нам дальше? Не пустить ли нам пилотируемый корабль-дублёр? Заодно проверим, смогут ли корабли выйти на связь друг с другом и поддерживать ее в полете". Этой идеей он поделился с Каманиным, с которым они стали в последнее время хорошими приятелями - только от него СП мог теперь получать сведения о Юре. Каманин одобрил проект в частной беседе и затем повторил слова поддержки уже публично, на заседании комиссии по космосу. СП в который раз убедился, что худой мир лучше доброй ссоры. Впрочем, он не был вполне уверен, что Каманин сохранил бы прежнюю лояльность, если бы знал, как далеко СП зашел в своих отношениях с Юрой - его любимым учеником. В отношениях ли? Юра сказал ему вскоре после своего возвращения из космоса, что они будут видеться только на людях. И это пророчество действительно сбылось: они никогда теперь не могли остаться наедине и даже не поговорили о том, что произошло между ними тогда на даче. ... Тем утром на исходе лета СП проснулся от пения птиц. По лучу света на стене он определил, что еще рано, должно быть, начало седьмого. В сердце разливалась безмятежность, причину которой он никак не мог спросонья осознать. А потом увидел Юру возле себя, так близко, как до вчерашнего вечера и представить себе не мог. Но всё, что было вчера, казалось теперь сном. "Какой же он курносый", - подумал СП, разглядывая Юру. Тот, будто разбуженный этим взглядом, открыл глаза, сонно улыбнулся и взял СП за руку. И вдруг на СП разом хлынуло все случившееся - вся его нерастраченная за эти годы любовь и нежность лавиной опустились на его душу, и он, осторожно вытянув руку из-под теплых Юриных пальцев, сбежал. Спустился на террасу, вдыхая уже по-осеннему прохладный воздух, подслащенный запахом бархоток и поздних яблок, простоял там некоторое время, пока не начал зябнуть. Он сам не знал, чего испугался, но у него щипало в глазах и сердце колотилось как сумасшедшее. Дачный поселок еще спал, погруженный в утреннюю дымку, и только птицы продолжали надрываться на все голоса да гудела вдали первая пригородная электричка. Когда он вернулся в кабинет, ставший на эту ночь для них спальней, Юра уже перевернулся на другой бок, и теперь СП мог созерцать его взлохмаченный затылок, с завитушками давно не стриженных волос у основания шеи. СП видел их так же четко, как видел каждую деталь на ракетной схеме, но испытывал счастливое изумление гораздо большее, чем в те моменты, когда из чертежей рождался новый корабль. Он молча повернул ключ в двери, прошел к дивану, который они разделили этой ночью, откинул одеяло, лег и обнял Юру со спины, ощущая, что уже сильно возбужден. Юра тоже это почувствовал, - СП услышал, как у него участилось дыхание. И для них обоих это послужило ключом на старт. В этот же день Юра улетел в командировку, в которой провел четыре месяца. За всё время от него не было ни слуху ни духу, только под новый год в своем почтовом ящике СП нашел открытку из Японии с Фудзиямой в обрамлении ветвей цветущей сакуры, без обратного адреса. "Древние считали, тот, кто достиг вершины Фудзи - достиг бессмертия. Если я поднимусь на нее, неся другого в своем сердце, будет ли это означать, что мы оба - бессмертны?" - прочёл он на обороте. *** Первую годовщину Юриного полёта - теперь этот день стал называться в Советском Союзе Днём космонавтики - отмечали с размахом: устроили большое заседание в кремлёвском дворце, куда съехались, в основном, непричастные. Правда, СП тоже получил пригласительный билет, но в первые ряды его не пустили, остановив вопросом: "Товарищ, вы кто? Здесь места только для почетных гостей". СП выяснять отношения не стал. Молча ушел в конец зала, где уже сидел Глушко с мрачным лицом. Что ж, секретность продолжала играть с конструкторами злые шутки. Валентин кивнул СП и отвернулся: Нобелевская премия, которую им так и не позволил получить Хрущёв, начала новый виток их взаимного охлаждения. Они по-прежнему работали вместе над пилотируемыми запусками, но теперь лунная ракета захватила все мысли СП, и Валентина не было рядом. Вскоре к СП подсел Колюня, которого тоже отправили на галёрку. Зато в первых рядах мелькнула пышная шевелюра Мстислава Мудрого, и Сергея Павловича это немного утешило. В зале было шумно, присутствующие - в основном от военного ведомства - сбивались в стайки, разговаривали. Внезапно возникло волнение: между рядами шёл генерал Каманин со своей супругой, за ними, чуть поотстав, Юрина жена Валя, такая маленькая и худенькая, что ее едва видно было в толпе, и наконец, последним шествовал Юра, при полном параде. На каждом шагу он останавливался, чтобы с кем-нибудь поздороваться и перекинуться парой слов, сияя на весь зал своей улыбкой. Дойдя до первых рядов, он принялся крутить головой, будто искал кого-то и не находил. Каманины и Валя чинно сели на свои места в первом ряду, а Юра продолжал торчать как гвоздь, притягивая к себе сотни глаз. СП вдруг понял, что Юра ищет его, и от этого потеплело на сердце. "Подойду к нему в перерыве, перед банкетом", - решил СП. По залу снова прокатилось волнение - появился Хрущёв со свитой. Из прохода всех как ветром сдуло. Хрущев прошел вперед и разместился, как вычислил СП, рядом с Юрой. Начались торжественные речи, Юре тоже предоставили слово, он долго передавал приветы от братских народов из своего гастрольного тура, затем на трибуну полезли люди, вообще никак не связанные с космонавтикой, а в перерыве Гагарин исчез. СП, так и не успевший поговорить с ним, вдруг испытал растерянность и досаду. Он сумел одержать верх над своими страхами, но всё ещё не был властен над своими эмоциями, и они даже теперь продолжали отравлять его жизнь. *** После Дня космонавтики СП улетел на полигон Капустин Яр, в конце апреля вернулся в Москву на несколько дней: утрясти последние формальности перед запуском военного спутника фоторазведки из Тюратама. Кочевая жизнь между двумя полигонами стала для него за последние семь лет делом настолько обыденным, что он постоянно носил в портфеле зубную щетку. Его пустая квартира в Калининграде приобретала всё более заброшенный вид, а "домом" он называл теперь свое жилище на полигоне. Служебный самолёт был назначен на вечер, днём Сергей Павлович спешно доделывал дела в бюро. Когда в двери его кабинета постучали, он крикнул: "Войдите!" машинально, поскольку был очень занят и единственное уместное, что следовало бы тут сказать, было: "Катитесь вы на все четыре стороны". Поэтому его недовольная гримаса досталась Юре - СП даже не поверил сначала, что действительно видит его, одного, без толпы поклонников, охраны, прессы. - Помешал, Сергей Павлович? - спросил Юра виновато. У СП в этот момент словно пружина разжалась в груди. Он приглашающе махнул рукой, Юра, должно быть, нашел какие-то перемены в его лице и взгляде, подошел уже без смущения. Сергей Павлович поднялся навстречу. Вблизи стало заметно, что яркая улыбка Юры как будто поблекла, в глазах затаилась печаль. Куда делся тот солнечный мальчик, ещё недавно встречавший все испытания с открытым забралом? Они пожали друг другу руки, и Юра удерживал руку СП в своей чуть дольше положенного. В глазах его при этом стоял немой вопрос, он будто хотел удостовериться, что та августовская ночь ему не приснилась. - Давно тебя не видел, Юрочка, - сказал СП, стараясь, чтобы в голосе не прозвучал упрёк - Юра, он знал, не принадлежит сейчас самому себе, и потому не было его вины в том, что он постоянно бывал в разъездах. - Куда теперь собираешься? - В Болгарию, - вздохнул Юра. - Сергей Павлович, я знаю, что это нужно делать, - добавил он, словно решившись, - но спасите меня от всего этого! Я работать хочу! - Пойдем-ка, - сказал СП. - Здесь нас могут услышать. Они зашли в комнату отдыха за кабинетом, где помещалась только кушетка - СП часто оставался ночевать здесь, чтобы как можно меньше времени тратить впустую. Сели рядом. - Юра, - начал Сергей Павлович мягко. - Давай поступим так. До конца весны ты выполняешь всё, что они говорят, а летом я буду категорически настаивать, что ты нужен мне для руководства полётами. У нас планируется параллельный старт в августе. Полетят Николаев и Попович. Мне будет нужен помощник, который хорошо знает корабль и средства связи. Я бы тебя забрал к себе хоть сегодня, но они тебя не выпустят из когтей, и пока даже я бессилен. Это ведь тоже часть твоей работы. - Но я ведь ничего особенного не сделал, - покачал головой Юра. - Просто слетал и вернулся. Это вы должны быть там, давать интервью, выступать на праздниках... - Помилосердствуй! - воскликнул СП. - Я уже старик. Вся эта шумиха окончательно лишила бы меня сна. Я лучше буду тихо делать своё дело. - И я мечтаю о том же! - заверил Юра с горячностью. - Вы - великий человек, который как никто из нас близок к звёздам! Если вы остаётесь в тени, мне уж совсем неприлично быть на виду! Мне ничего этого не нужно - ни шумихи, ни передовиц в газетах... Я просто хочу снова летать и рядом с вами быть, я на любую работу согласен, на что угодно, только бы с вами! - Мальчик мой... - начал Сергей Павлович и осёкся. Эти слова значили слишком много. Впервые - и в последний раз - он называл Юру так в ту ночь. Он порывисто поднялся, не в силах совладать со своими чувствами. Он и не думал о себе, что может быть таким уязвимым. Не думал даже после того, как в кармане своего пальто недавно обнаружил лист бумаги и, развернув его, увидел свой портрет. С трудом он мог вспомнить, что этот листок ему вручил Алёша, еще прошлой осенью, незадолго до катастрофы "Р-16". И, разглядывая этот быстрый карандашный набросок, СП вдруг понял, что Алёша увидел его любовь - еще до того, как СП сам решился назвать ее по имени. То, что он сам так долго скрывал от себя, не укрылось от взгляда художника. Когда Юра уехал, СП решил, что эту историю лучше всего закрыть глубоко в своем сердце, убрать в ту же коробочку, в которой он хранил другие свои воспоминания - маленькую Наташу, свою первую встречу с Туполевым и мягкие движения его карандаша, из-под которого в один росчерк возникало самолётное крыло, своих погибших товарищей из ГИРД, Валентина из тридцатых, с кудрявыми вихрами из-под фуражки, и Валентина уже из пятидесятых, когда тот среди ночи ввалился к нему со свёртком: внутри был глобус Земли с гравировкой на ножке "Вручаю тебе этот шарик, Сергей, с глубокой надеждой, что однажды мы с тобой увидим из космоса Землю такой же величины"... Эту коробочку он не открывал никогда - ему казалось, из нее, как из ящика Пандоры, вырвется саморазрушительный импульс такой силы, что он не сможет оправиться. Юра - развязный, нахальный, дерзкий, улыбающийся, серьезный, смущенный, растерянный, задумчивый, со своей непослушной челкой, курносым носом и патологической честностью во взгляде, должен был занять внутри этой коробочки отведенное ему место - но никак не желал там помещаться. Уже в который раз он подобно урагану врывался в жизнь СП и разносил с таким трудом возведенные опоры. Нужно было остановить его. Нужно было остановиться самому, пока глухие удары сердца в ушах не переросли в настоящий шторм. Но едва он коснулся дверной ручки, как Юра прошептал: - Сергей Павлович, не уходите. Он подошел сзади и замер, так близко, что СП продолжал физически ощущать его тепло. - Я согласен ждать, сколько понадобится, но теперь, пожалуйста, позвольте хотя бы еще минуту остаться здесь... с вами, - продолжал мальчишка, наверное, не до конца понимая, что творилось сейчас у СП на сердце. СП медленно выдохнул. - Только минуту, - сказал он глухо. - Иначе, боюсь, я и сам не позволю тебе уйти. Юрины руки обвились вокруг пояса главного конструктора, а нос уткнулся в его плечо. - Умнм... - неопределенно произнес Юра. - Что? - спросил Сергей Павлович тихо. Шторм внутри него нарастал, и он вдруг понял, что готов, что хотел бы прямо здесь и сейчас сделать с Юрой всё то же, что и тогда на даче, только еще медленнее, с жадностью разглядывая его, запоминая, впитывая каждый жест, каждый его стон. Рядом с этим мальчиком он терял волю и разум, и даже голос отказал ему, когда он выдохнул хриплым шепотом: - Юра... Отпусти, родной. Я... Юра разжал руки, и волна откатилась. СП толкнул дверь и шагнул в кабинет. Там, по счастью, его еще не поджидала нетерпеливая толпа. Юра вышел следом, он выглядел спокойным - он умел, если понадобится, принимать такой вид, - и только непривычная бледность выдавала его волнение. Уже на выходе он замешкался. - Сергей Павлович, подарите мне вашу фотографию? - попросил он вдруг. - Я ее буду с собой возить. Эту просьбу оказалось выполнить нетрудно. СП поискал в столе, выбрал первую попавшуюся из нескольких карточек. Юра взял её с таким выражением лица, будто Королёв не кусок бумаги, а своё сердце ему вручил. Впрочем, сердце он отдал Юре гораздо раньше, и оба это знали. - А подпись? - спросил Юра. "Ещё чего не хватало, - пронеслось у Сергея Павловича в голове. - Увидит у него кто-нибудь эту карточку... Да ещё и с подписью...". Он легонько толкнул Юру, прижал к двери и, склонившись, запечатал его рот поцелуем. Он едва удерживался на своей внутренней границе, за которой сигнал штормового предупреждения уже не слышен. Юра не отвечал на поцелуй, только разомкнул губы, но СП и этого оказалось достаточно, чтобы на миг оглохнуть и ослепнуть. Усилием воли он отстранился. Юра, тоже оглушенный, смотрел и не понимал, уйти ему или остаться, но у него наконец-то порозовели щёки и заблестели глаза. - Это тебе вместо подписи, - сказал СП. - Ну, всё, ступай. Счастливого пути.