Порно (со смыслом и без)

— Камски! Его рык можно расслышать даже лежа на дне давно высохшего бассейна. “Третья стадия”, — меланхолично отмечает Элайджа, безошибочно выделяя изменения в голосе Хэнка. Модуляция, хрипы, громкость, искажения из-за изменившейся анатомии — в точности как и у остальных зараженных. Чуда все-таки не произошло, хотя он и без того не надеялся на счастливый финал, с самого начала знал, чем именно все кончится. Никаких счастливых финалов. Не в этой вселенной. — Где. Ты?! — снова рычит Хэнк, требовательный как никогда. Элайджа даже не думает бежать. За секунды он просчитывает двадцать сценариев и предсказуемо ни в одном из них не уходит отсюда живым. Это не страшно. Элайджа не паникует. Элайджа знает, что умрет. У него только первая стадия заболевания, с ней можно протянуть полгода или даже год, но лекарства нет, а мир уже догорает у его ног и грозится не сегодня, так завтра взобраться к нему на гору, чтобы поглотить его целиком вместе с бассейном, вместе с усыпанным трещинами потолком, вместе... Вместе с лейтенантом Андерсоном, совсем как ты хочешь, да? — Я в бассейне, — спокойно произносит Элайджа. — Жду тебя. Кричать не обязательно, у Хэнка теперь хороший слух, он сможет без труда разобрать даже шепот. Элайджа задерживает дыхание и закрывает глаза. Уже несколько секунд спустя его жестко подхватывают с пола и с силой вжимают в стенку. С силой — Элайджа слышит как жалобно трещат его собственные кости и как расходится волна трещин по плитке. Несколько кусков эмали падают вниз, обнажая белое под красным. “Белое под красным, — отстраненно думает Элайджа. — Обычно сначала идет белое, а под ним красное, а потом снова белое, разве нет?” Он открывает глаза и на выдохе шепчет: — Здравствуй, Хэнк. У Хэнка слишком много глаз. Есть все размеры и цвета — Элайджа замечает даже причудливый ярко-фиалковый, выглядывающий из вертикального разреза на щеке, — и все смотрят на него. У Хэнка слишком много зубов. Даже там, где их не должно быть. Даже внутри глаз. У Хэнка слишком длинный и тонкий язык, вываливающийся из его искореженной челюсти. Элайджа представляет… Не думаю, что лейтенант будет тратить время на такие забавы. Даже не надейся, доктор-извращенец. Просто сдохни. Элайджа смотрит в настоящие глаза Хэнка и улыбается. — Прости. Я не должен был тебе лгать тогда. Можешь меня поглотить, если хочешь. Ты ведь хочешь, верно? Его ладони сами тянутся к лицу Хэнка, чтобы в последний раз по-настоящему к нему прикоснуться. Элайджа вспоминает их первый секс. Он едва ли палец о палец ради этого ударил: немного манипуляций и одна выигранная шахматная партия здорово ему помогли — с их помощью Элайджа без проблем затащил приставленного к нему для защиты лейтенанта полиции Хэнка Андерсона в скромную полутороспальную кровать конспиративной квартиры. Об этом приятно вспоминать, но хорошие воспоминания перемешиваются с плохими, и Элайджа видит как его помощница Хлоя втыкает Хэнку иглу в шею. Содержимое этого шприца должно было защитить его, но... Элайджа отчасти даже удивлен, что Хэнк не пришел к нему раньше, когда его пальцы еще могли держать пистолет. Еще больше он удивляется, когда Хэнк наклоняется к нему и едва слышно рычит: — Прощаю. Почти. На самом деле он слишком разговорчивый для третьей стадии, но это не имеет значения. Все равно все кончится через несколько минут, нужно просто перетерпеть. Заостренные когти разрывают одежду Элайджи, оставляя царапины на новой коже. Страшно представить, во что бы превратился его живот, если бы Хэнк пришел к нему, скажем, месяц назад. Элайджа закрывает глаза снова, ожидая неизбежного. Его разворачивают и впечатывают в стену снова. Это странно. Этого не должно происходить. Длинный тонкий язык скользит по плечам вниз, между лопаток, прослеживая позвоночник, обтянутый еще старой кожей. Это горячо и по-своему приятно. Обычно процесс поглощения выглядит иначе, поэтому Элайджа невольно начинает паниковать, бездумно дергаться в жестком захвате. — Что ты делаешь?! — вскрикивает он, когда Хэнк опускается позади него на колени. — Ты. Молчать, — рычит в ответ Хэнк. Кончик его языка вычерчивает буквы на ягодице Элайджи, а потом проскальзывает ниже, нежно вылизывая место, где ягодицы переходят в бедра, и дальше, точно в центр. В яблочко. Элайджа вжимается в стенку, задохнувшись очередным вскриком. — Нет, — шепчет он раньше, чем мозг успевает его остановить. — Не надо. Язык Хэнка, должно быть, бесконечный. Он словно буравит его, вонзаясь так глубоко, как только возможно, жестко, безжалостно даже, с силой. Элайджа чувствует возбуждение. Его член наливается кровью, дыхание учащается, пульс улетает за сто двадцать в минуту. Хэнк отпускает его руки, чтобы схватить за бедра, потянуть на себя и насадить его на свой язык еще глубже. — Нет, — почти скулит Элайджа, вжимаясь в стену. — Нет, нет, нет!.. — Да, — отвечает Хэнк, наконец, отстранившись. — Ты. Хочешь. Я. Хочу. Смотри. Элайджа опускает глаза и нервно сглатывает. Член Хэнка больше, чем раньше, на стволе появились уплотнения, похожие на клепки на любимом поясе Элайджи. Хэнк прижимает его к себе так, чтобы красная головка, вся лоснящаяся от смазки, проскальзывает между дрожащих ягодиц и уткнулась в раскрасневшийся анус. — Нет, — откровенно умоляет Элайджа. Не потому, что не хочет, а потому, что это пробуждает новые воспоминания, о которых он не хотел бы думать перед смертью. Хэнк рычит что-то откровенно бессмысленное, животное, пугающее и делает резкий толчок бедрами вверх. Элайджу насаживает на этот огромный член и едва ли не подкидывает в воздух, лишая его возможности и говорить, и дышать, и даже думать — отчасти. Горячо. Обжигающе. Приятно? Хэнк подхватывает Элайджу — его новое тело способно поднять и не такое, — разворачивает к себе лицом в одно движение и снова вдавливает в стену. Толчки абсолютно безжалостные; Элайджа стонет и кричит одновременно. Он больше не узнает свое тело. Раньше бы такой секс не принес ничего, кроме боли и дискомфорта, но сейчас эйфория будто вонзается в него своими цепкими коготками. Элайджа готов поклясться, что, если положит руку на живот, сможет ощутить, как член ходит внутри него. — Хэнк, — хрипит он, чувствуя подступающий оргазм. — Люблю, — отвечает Хэнк, и все его глаза смотрят только на него. Это простое слово бьет даже сильнее, чем Элайджа ожидал. Они кончают вместе, впиваясь друг в друга ладонями, раздирая старую, новую, живую, мертвую кожу. Хэнк осторожно снимает его со своего члена и усаживает на пол. — Что теперь? — глухо спрашивает Элайджа, толком не отдышавшись. — Ничего, — отвечает Хэнк. Он отходит так далеко от него, как только может. Видно, что каждый новый шаг дается ему все с большим трудом. — Это все. Я хотел. Ты тоже. Теперь. Все. Простил. В его словах есть какая-то обреченность. Грусть. Тоска. “Если бы не конец света и твой чертов экспериментальный вирус, то мы могли бы быть вместе” настроение. — Просто сожри меня, Хэнк, — Элайджа давится внезапно подкатившим к горлу отчаянием. — Слышишь?! Сожри ты меня уже, тупое ты животное! Куда ты пошел, а?! Хэнк не ведется на дешевую провокацию, которая сработала бы с любым другим человеком с третьей стадией, только качает головой из стороны в сторону — медленно и как-то неправильно, — сползает по стене и замирает. — Прощай. Камски, — рычит он тихо-тихо. — Ты один. Без меня. Да? — Не смей, — доходит до Элайджи. — Не смей, слышишь?! Ноги его не держат, но он ползет в сторону Хэнка, сдирая пальцы в кровь о дно бассейна. Красное не видно на красном. Хэнк закрывает свои настоящие глаза. — Не смей! — рычит Элайджа, раззявив челюсти до предела, до хруста, до боли. Его распущенные мокрые волосы липнут к лицу, заползают ожившими змеями между губ, в ноздри, в уши... Элайджа не обращает на очередные галлюцинации внимания. Когда Элайджа доползает до Хэнка, он уже не дышит. “В теории человек с третьей стадией может перебороть вирус и даже подавить его. Нет, лейтенант, он не превращается в человека, просто умирает. Это только теория, пока ни один из моих пациентов не смог сделать последний осознанный выбор, хотя все условия были соблюдены. Возможно, нужен какой-то дополнительный элемент, дальнейшие экспери... Сколько раз вам говорить, лейтенант, это не я разрабо!..” Память его подводит, но не нужно помнить все до самой последней строчки, чтобы понимать — тория оказалась правдивой, чудо все-таки произошло. Чудо, которому Элайджа абсолютно не рад. Чудо, которое случилось, наверное, из-за содержимого того шприца, что ввела Хэнку Хлоя. Элайджа ненавидит Хлою. И Хэнка. И весь этот сгорающий мир. Элайджа в бешенстве, потому что на самом деле он хочет, чтобы Хэнк его сожрал, ему не нужно его прощение, его ласки, его любовь, что за идиот, что значит он решил умереть, почему он оставил меня одного? — Почему ты оставил меня одного?..