Сила любви

      Четверг, 17 декабря 1994 года, утро..       Второй день подряд всей школе или, во всяком случае, всем, интересующимся данным вопросом, казалось, что Жасмин и Гермиона избегают друг друга. Как и в среду, Жасмин приходила на завтрак в одиночестве, а Гермиона сидела за столом с другими девочками. Во время урока трансфигурации Гермиона занималась рядом с другими, игнорируя Жасмин, как и во время чар и рун накануне. Напряжение между двумя гриффиндорками было такое, что, казалось, его можно было пальцами пощупать!       Профессор Макгонагалл всё равно собиралась задержать их после занятий, и когда она это сделала, то спросила:       — У вас всё в порядке? Я чувствую, что-то не так…       — Мы в порядке, — быстро ответила Гермиона. Жасмин лишь сухо кивнула.       Минерва подняла бровь, не веря им, но и не желая слишком глубоко копаться в личных делах.       — Очень хорошо, если вы в этом уверены. Я хотела вам сказать, что время нашей встречи в эти выходные придется перенести. Вместо воскресенья после обеда, как планировалось, мне нужно будет встретиться с вами двумя в воскресенье утром. Нет возражений?       Обе девушки согласились, а стоило только их отпустить — быстро вышли, причем направившись в разные стороны. Минерва никак не могла взять в толк, что могло произойти между ними — они не были так отстранены друг от друга даже в прошлом году, во время инцидента с метлой. Она могла лишь надеяться, что девочки найдут способ решить эту проблему — и чем раньше, тем лучше.       Четверг, 17 декабря 1994 года, вторая половина дня.       Драко Малфой решил, что обед — самое подходящее время, чтобы добавить к имеющейся ситуации и свою пару кнатов. Не то вчера, не то сегодня до него дошло, что девушки, похоже, поссорились друг с другом, и он подумал, что было бы неплохо пожарче раздуть пламя и сделать всё ещё лучше — для себя — и хуже для них.       Окликнув Жасмин, когда она в одиночестве вошла в Большой зал, Малфой с усмешкой сказал:       — Похоже, ты наконец-то поняла смысл жизни и бросила эту зубастую грязнокровку. Правильно, не к чему дружить с такими. Я знаю, что ты ничего не можешь сделать, чтобы компенсировать свой собственный недостаток чистоты крови, но, по крайней мере, теперь ты не позволяешь этой грязнокровке тащить тебя вниз еще сильнее.       Сидящий неподалеку от них за слизеринским столом Виктор Крам невольно подслушал разговор. Вопреки распространенному мнению, он не был тупоголовым спортсменом. Он мало говорил, но это не было связано с плохими языковыми навыками или низким интеллектом — так было потому, что его ещё с детских лет учили, что лучше наблюдать за происходящим и анализировать события, чем ляпать всё, что взбредет в голову, и нарываться на пустом месте. Это был совершенно слизеринский подход к делу, но он резко контрастировал с поведением многих из тех, кого шляпа отправила на змеиный факультет — в частности, Драко Малфоя. За последние полтора месяца в Хогвартском замке, проведя много времени в наблюдениях за людьми и слушая, что они говорят, Крам почувствовал, что стал неплохо разбираться в происходящих в новой для него школе делах. Он знал, что сейчас Малфой использует свои самые обычные оскорбительные эпитеты. Он знал, что Малфой имел в виду Гермиону, девушку, которую он накануне пригласил на бал, хотя и не понимал, почему она в эти дни исчезла из общества Поттер. Кроме того, он знал, что означает термин "грязнокровка". Пришло время перестать просто наблюдать и начать действовать. Даже если бы он не считал её милой девушкой, которая не заслуживает такого обращения, Гермиона, которую оскорблял Малфой, была его партнершей на Святочный бал. Он больше не мог отсиживаться и ради того, чтобы в будущем сохранить свою честь и репутацию, сейчас он должен был предпринять решительные действия.       Двигаясь гораздо быстрее и бесшумнее, чем можно было ожидать от человека его роста, пусть даже и ловца, Крам внезапно оказался позади всё ещё сидящего Малфоя и крепко обхватил его мускулистой рукой за шею.       — Что ты там сказал про Гер-ми-во-ну?       Малфой удивлённо пискнул, хотя и не утратил своего обычного высокомерия. С одной стороны, он не слишком опасался Крама, с другой — поведенческие стереотипы были вбиты так глубоко, что выйти из образа он мог разве что под угрозой немедленной жуткой смерти, с третьей - он же был в Хогвартсе! А здесь можно было оскорблять низших.       — Ты о чем? Ты имеешь в виду Грейнджер? Ну да, она грязнокровка, которая водится с Поттер. И что с того?       Крам начал сдавливать тонкую шейку, приговаривая:       — Грязнокровка. Так. Мне не нравится это слово. Ты перестаешь его использовать. Перестаешь оскорблять Гер-ми-во-ну.       — Перестать? Почему? — сознание Малфоя категорически отказывалось переключаться на боевой режим. — Она реально грязнокровка. Почему бы мне не говорить это слово?       — А ты худенький, как цыпленок, — сказал Крам, сжимая его так сильно, что четверокурсник стал задыхаться. Наклонившись, он зашептал ему в ухо: — Почему бы мне не сломать тебе шейку?       До Малфоя, наконец, дошло. Его лишаемый кислорода мозг внезапно осознал, что Виктор Крам действительно может задушить его, а он ничего не сможет этому противопоставить. Это было отрезвляющее осознание, и на этот раз он заткнулся.       Жасмин просто стояла и ловила кайф от происходящего. Она никогда раньше не видела, чтобы кто-то осмеливался угрожать блондинистому слизеринцу расправой, и ей хотелось наслаждаться каждым мгновением, независимо от того, насколько глубинный контекст происходящего смущал и расстраивал её. Повернувшись обратно к гриффиндорскому столу, она тут же нашла глазами Гермиону и увидела на её лице то, что можно было описать только как счастье, благодарность и восхищение. Это было в полном смысле слова последнее, что Жасмин хотелось сейчас видеть. Развернувшись, она практически выбежала из Большого зала, совершенно не замечая обиды на лице Гермионы, увидевшей, как её лучшая подруга убегает от неё.       За столом Равенкло французская чемпионка Флер Делакур не пропустила ни одного из событий, которые произошли на её глазах. Как и Крама, её сильно недооценивали окружающие. Вейлу, да ещё и блондинку, большинство магов считали пустоголовой. Это было то самое отношение, которое она же и культивировала и часто использовала в своих интересах. Люди, как правило, куда более свободно разговаривают с теми, кого считают ниже себя, так что Флер не хуже Крама научилась наблюдать и слушать. Однако, будучи вейлой, Флер была способна замечать куда более тонкие и невидимые для других вещи. С самого первого дня, когда она обменялась несколькими словами с зеленоглазой гриффиндоркой во время торжественного пира по случаю прибытия других школ, она чувствовала связь между ней и ведьмой с копной распущенных волос, которая всегда была рядом с ней. Она не могла точно понять, что это было, но это чувствовалось, хоть и едва-едва — как тихий шёпот на ветру, обещающий что-то, вот только она не могла понять, что именно. Примерно неделю назад она заметила, что связь изменилась. Она стала более чёткой и отчётливой, как мелодия ветра, но она всё ещё не могла понять, что она означает. Если бы она была зрелой вейлой, то, возможно, сумела бы истолковать свои наблюдения, но в таком возрасте её способности были недостаточно сильны. Однако она надеялась на то, что за год эта неизвестная связь разовьется настолько, что даже она сможет в ней разобраться. Ей было очень любопытно, потому что она никогда раньше не видела ничего подобного. Сейчас же, однако, казалось, что связь была нарушена. Она всё ещё была там, но стала, если так можно выразиться, бессвязной — как части песни, которые больше не были в гармонии. Она не знала, почему это произошло, и сомневалась, что сможет чем-то помочь. Всё, что Флер могла сделать, это продолжать наблюдать за тем, как продвигается дело. Может быть, она напишет своей маме и бабушке, чтобы узнать, что те скажут. Да, это будет очень интересный год, даже если не обращать внимания на сам Турнир.       Пятница, 18 декабря 1994 года, утро.       Невилл был в полной растерянности, не зная, что делать. В течение последних двух дней его друзья отказывались разговаривать друг с другом — даже во время двух уроков танцев, которые они провели с тех пор, как начались эти проблемы. К счастью, он и так намеревался сосредоточить все свои усилия на обучении Жасмин, так что на танцах взаимодействие между девушками ему и не требовалось, но всё же... это просто не имело смысла. Он знал, что Жасмин ревнует подругу к Краму, но думал, что она поговорит с Гермионой и уладит все недоразумения.       Очевидно, случилось нечто, испортившее этот план. К сожалению, Жасмин отказалась говорить с ним об этом, а когда он нажал на неё, то получил в ответ сердитый, обиженный взгляд и её спину. Второй раз затрагивать эту тему он не рискнул. Он подумал, что, может быть, Джинни сможет помочь — в конце концов, она ведь девушка, верно? Девушки понимают проблемы девушек и их конфликты, не так ли? Очевидно, нет — Джинни понимала происходящее не лучше, чем он. Если бы это были два парня, они могли бы просто подраться, залечить синяки, и всё было бы хорошо. Неужели все девушки такие сложные?       Но, тем не менее, Джинни удалось подкинуть ему пару зацепок для размышлений. Когда в прошлую субботу Жасмин рассказала им всем о своей домашней жизни, она оставила пару моментов за кадром. По словам Джинни, летом, между первым и вторым курсами, её братья использовали летающую машину, чтобы спасти Жасмин от ее маггловских родственников. Там они обнаружили решётку на её окне, дверь, запертую на несколько замков, и заслонку на уровне пола для доставки еды. Это звучало так, словно Жасмин держали в тюрьме. Все её школьные вещи были заперты в чулане, который близнецам пришлось взломать, в процессе чего они, очевидно, нашли гораздо больше, чем обычный школьный сундук. Они наотрез отказались рассказать Джинни, что именно они видели, но этого оказалось достаточно, чтобы на время превратить обычно весёлых близнецов в мрачных молчаливых парней. Она понятия не имела, что могло вызвать такую реакцию, но это пугало её, а этого, в свою очередь, было более чем достаточно, чтобы напугать Невилла. К нему самому некоторые родственники относились не очень хорошо, но намеки на семейные проблемы Жасмин были куда как страшнее. Он подумал, что такой багаж в семейных отношениях мог бы объяснить довольно много вещей в поведении Жасмин, если бы он только мог понять, как это сделать.       Невилл не был готов к новому курсу, на который развернулся кораблик его жизни. Он рос одиноким и изолированным, воспитанным строгой и держащейся отстранённо бабушкой, которая, казалось, хотела бы, чтобы он стал копией его отца, а не просто Невиллом. В Хогвартсе он обычно был аутсайдером, не слишком высоко ценимым многими учениками, которые думали, что он в лучшем случае на волосок сильнее сквиба. Он никогда не был уверен в себе, и не потому, что ему никогда не нужна была эта уверенность, скорее, у него никогда не было оснований для неё — по крайней мере, до последнего года. В начале ноября он набрался храбрости и объявил — вопреки всепоглощающей волне общественного мнения — что не верит, будто Жасмин обманула всех, чтобы попасть на Турнир.       Это была самая трудная вещь, которую он когда-либо делал, особенно учитывая то, что он решился заявить своё мнение публично в гриффиндорской гостиной, в присутствии массы учеников, которые были уверены в противоположном. Он сделал это и ни разу не пожалел. С тех пор он всё больше и больше включался в дела Жасмин, становясь неотъемлемым членом её очень узкого круга друзей. Ему даже поручили что-то преподавать. Ему! Невиллу Лонгботтому! Раньше ему никогда не доверяли настолько, чтобы поставить во главе чего-либо, кроме владения жабой — Тревором, которая всё время убегала. Кроме того, были секреты, которые ему доверили — взрывоопасные секреты, о которых рассказали только одному человеку.       Ничто из этого, однако, не подготовило Невилла к решению проблемы с двумя ведьмочками подросткового возраста, которые перестали разговаривать друг с другом. Честно говоря, немногие мальчики его возраста — магглы или маги — смогли бы на его месте добиться большего. Не его вина, что они не разговаривали, но он чувствовал себя ответственным за то, чтобы помочь им помириться. Он был единственным студентом, который знал, насколько серьёзны эти разногласия, потому что только он знал, что они на самом деле значат друг для друга. Именно поэтому он и должен был помочь им решить эту проблему, потому что он был единственным, кто мог это сделать.       "Кроме того, — подумал он, — они мои друзья. Я не могу просто сидеть и ничего не делать".       Придя наконец к определённому решению, но всё ещё не зная, как конкретно его реализовать, Невилл отвлекся от дальнейших размышлений, когда директор Дамблдор встал из-за стола и начал постукивать по своему бокалу, чтобы привлечь всеобщее внимание.       — Студенты, прошу прощения, что прерываю ваш завтрак, но у меня есть важное объявление. Из-за предстоящего Святочного Бала и необходимости студентам должным образом подготовить наряды вам всем будут предоставлены выходные в Хогсмиде, начиная с завтрашнего дня — и в субботу, и в воскресенье, с утра и до отбоя. Если вы знаете кого-то, кто сейчас отсутствует, пожалуйста, доведите моё объявление до их сведения. Подробная информация будет размещена во всех гостиных. Спасибо.       Громкость разговоров возросла в несколько раз, когда Дамблдор сел. Похоже, всех взволновала перспектива провести куда больше обычного времени в Хогсмиде, независимо от того, нужно ли им что-нибудь для бала или нет.       Альбус Дамблдор оглядел Большой зал, отмечая возрастающий с каждой секундой энтузиазм учеников, радующихся грядущим прогулкам по волшебной деревне. Поскольку у него больше не было времени заниматься непосредственно преподаванием, то он с нетерпением ждал и жадно ловил каждый момент счастья и радости своих учеников, лишь такие секунды позволяли ему снова почувствовать энергию и страсть юности. И это было просто объявление о возможности пройтись по магазинам! Сам Святочный бал был ещё впереди и обещал принести массу светлых эмоций. Именно в такие моменты он и задавался вопросом: может ли он перестать общаться с современной молодежью? Очевидно, нет! Без регулярных, ежедневных контактов с молодыми людьми — контактов, которых он, как правило, не имел по прочим должностям, учитывая всеохватывающий характер его многочисленных административных обязанностей, — было легко потерять связь с реальностью. Прошло так много времени с тех пор, как он сам был юношей, хуже того, в его молодости было так много тех дней, которые он предпочел бы просто забыть... Однако у него не было времени на сожаления. Было слишком много дел и дома, и за границей, которые требовали от него как простого участия, так и руководства. Было слишком много дел, которые он один знал и один мог с ними справиться. Это была тяжёлая ноша, но он был готов взвалить её на свои плечи, потому что больше никого не было. Он делал то, что должен был сделать, потому что был единственным, кто мог это сделать.       Посмотрев на гриффиндорский стол, он нахмурился, заметив, что мисс Поттер снова сидит отдельно от мисс Грейнджер. А ведь совсем недавно аналогичное произошло и с младшим мистером Уизли. "Плохо уже то, что она отдалилась от одного близкого друга, — грустно подумал он, — но теперь от обоих сразу? Это нехорошо, совсем нехорошо. Мисс Поттер нужны её друзья. Враждебность со стороны многих учеников, надеюсь, сделал её кожу немного толще, но остаться совсем без друзей было бы настоящей трагедией. Из-за этого проклятого Турнира на неё и так постоянно наваливаются проблемы, и разногласия с друзьями ей сейчас вовсе не нужны".       Дамблдор надеялся, что Святочный бал сможет принести хоть немного света и веселья в её жизнь. Он, конечно, полагал, что так будет со всеми учениками, но понимал, что она нуждается в позитивных эмоциях гораздо больше, чем остальные. "И вот теперь, вместо того, чтобы быть взволнованной и счастливой, как все, она выглядит замкнутой и угрюмой, — сокрушался он, — и прямо сейчас я не могу придумать ничего, что я мог бы сделать, чтобы ей помочь". Вздохнув, он решил, что больше не голоден, и встал из-за стола. Бросив последний грустный взгляд на Девочку-Которая-Выжила, он вернулся в свой кабинет с надеждой, что уж там к нему точно придет вдохновение.       Пятница, 18 декабря 1994 года, позднее утро.       Весь последний день занятий в этом семестре многие не сводили глаз с Гермионы Грейнджер. И в коридорах, и во время занятий студенты, точнее, в основном студентки, смотрели на неё, а потом начинали перешёптываться.       В конце концов, Невилл пришел к выводу, что "секрет", кого же именно Виктор Крам пригласил на бал, больше не был секретом. После действий Крама накануне в Большом зале этого, вероятно, и следовало ожидать. Взглянув на саму Гермиону, он понял, что до той всё дошло гораздо раньше, чем до него. Он не сказал бы, что она выглядела так, будто ей нравились все эти взгляды и шепотки, но, с другой стороны, она не выглядела и уж очень расстроенной. Казалось, что, по крайней мере, она была рада, что с ней наконец-то происходит что-то хорошее, причём что-то хорошее в нормальном смысле этого слова. Размышляя об этом, Невилл понял, что большинство девушек, конечно же, хотели бы быть приглашенными на бал высоким, красивым и уверенным в себе молодым человеком. Гермиона Грейнджер, возможно, и не была особенно "девчачьей" девушкой, она и близко не относилась к числу тех, кто всё время сплетничал и беспокоился о таких вещах, как одежда или макияж, но это не делало её в принципе невосприимчивой к подобным фантазиям — особенно когда фантазию удалось реализовать, не предпринимая ни малейших усилий. Невилл не утверждал, что много знает о девушках, но он подумал, что был бы очень польщён, если бы, скажем, Флер Делакур пригласила его на бал — по крайней мере, на две секунды или около того, прежде чем он полностью запаниковал бы и потерял сознание, поэтому не было слишком большой натяжкой думать, что именно это чувствовала Гермиона.       Следующей загадкой была Жасмин. Её ревность было гораздо легче понять — он понял это даже раньше самой Жасмин. Если бы Гермиона нравилась ему так же, как она нравилась Жасмин, то узнав, что Крам пригласил её на бал, в его душе тоже проснулся бы первобытный убийца. Но почему Жасмин даже не пытается поговорить с Гермионой? И почему Жасмин не могла понять Гермиону так, как Невилл? Если только он не ошибался в том, что, по его мнению, происходило с Гермионой? Невилл вздохнул и попытался заставить себя вернуться мыслями к лекции Флитвика. Почему девушки такие сложные?       Пятница, 18 декабря 1994 года, вечер.       Невилл Лонгботтом был очень рад, что день наконец закончился. Он был уверен, что никогда в жизни ему не приходилось с таким нетерпением ждать конца этой мерлиновой длинной пятницы. Вдобавок ко всему, последним уроком в расписании стояла пара по зельеварению. Гермиона почти всю неделю избегала партнерства с Жасмин на других занятиях, но со Снейпом такие приёмы не срабатывали. Он не разрешал менять на занятии партнера, а знание того, что у некогда близких девушек возникли проблемы, но те вынуждены работать вместе, принесло ему массу несказанного наслаждения.       Это было бы катастрофой, вне зависимости от того, что они пытались сварить, но Снейп выбрал именно сегодняшний день, чтобы научить их варить противоядия — и заставить студентов проверить на себе свои собственные противоядия. Жасмин и Гермиона, конечно, выжили, но... нет, он действительно не хотел снова об этом думать. В тот момент он уже представил, как подписывает показания в ДМП. Обошлось. Он был просто счастлив, что у него, по крайней мере, остались все волосы на голове. Другим повезло меньше. Войдя в гриффиндорскую гостиную, он увидел сидящего у камина в полной прострации Рона, в то время как его сестра Джинни щелкала пальцами перед его лицом.       — Ну же, Рон, приди в себя.       — Что происходит? Что случилось с Роном? Это из-за того, что?.. — Невилл не хотел говорить это вслух. Если он этого не сказал, то мог бы притвориться, что этого на самом деле не было, верно?       — Нет, хуже, — ответила Джинни. — После того, как уроки кончились, он увидел Флер Делакур возле парадных дверей замка, и по какой-то причине ему пришла в голову блестящая идея пригласить её на бал.       — Что? — вот уж такого Невилл точно не мог бы предвидеть. — Он что, реально пригласил её на свидание?       — Не совсем, — сказала Джинни с гримасой. — Он скорее... наорал на неё. В смысле крикнул что-то неразборчивое ей в лицо. Это звучало как "Ты. Бал. Я". Потом он просто убежал. Я последовала за ним, чтобы убедиться, что с ним все в порядке, поэтому не знаю, как она отреагировала.       Невилл изо всех сил попытался не заржать. Получилось с трудом. Он, конечно, очень сочувствовал парню, который и хотел пригласить на свидание хорошенькую птичку, и страшно этого боялся. Но сочувствие сочувствием, а менее смешно от этого не делалось. Сам Невилл был уверен, что даже он не смог бы сделать такую глупость, приглашая кого-то на свидание. Невилл окинул рыжего гриффиндорца оценивающим взглядом, а затем спросил:       — Предполагая, что её ответ "нет", Рон, что ты собираешься делать теперь? Кто следующий в твоём списке потенциальных партнерш?       — Предполагая? — прохрипел Рон, впервые проявляя признаки осознанности.       — Конечно, ты же не стал дожидаться её ответа, так что даже если бы она собиралась сказать "да", то после твоего бегства она бы этого не сделала. Но, с другой стороны, ты ведь не знаешь наверняка, не так ли? Она может быть впечатлена тем, что у тебя вообще хватило смелости спросить — настолько впечатлена, что даже не стала обращать внимание на твоё бегство. Может, тебе стоит вернуться и проверить?       Глупая улыбка начала расползаться по лицу Рона.       — Да, конечно, стоит. Может быть, я произвел на неё впечатление. Может быть, она ищет меня прямо сейчас. Я лучше пойду и найду её, пока она не решила сдаться и пойти с кем-то другим! — с этими словами Рон вскочил со стула и побежал к выходу из гостиной.       — Невилл! — возмущённо захихикала Джинни. — Я знаю, что это очень смешно, но он всё-таки мой брат, — она вздохнула и, наконец, сказала: — Пойду-ка я присмотрю, чтобы он не влез в неприятности. В большие неприятности...       Оставшись один, Невилл пару раз качнулся с носков на пятки.       — Хм-м-м, неужели я, в конце концов, научился шутить?! — тихо сказал он себе.       Джинни не пришла в тот вечер на танцевальную тренировку. "Может быть, она всё ещё надеется разыскать Рона, который пытается найти Флер, которая, вероятно, скрывается", — подумал Невилл. Жасмин и Гермионы тоже не было, наверное, потому что они всё ещё были там... "Лучше не думать об этом", — Невилл с содроганием остановил себя. Он подумывал о том, чтобы просто потанцевать в одиночестве, но даже для него это звучало довольно жалко. Он мог позволить себе пропустить один вечер занятий.       Суббота, 19 декабря 1994 года, вторая половина дня.       В субботу Жасмин и Гермиона вернулись в гриффиндорскую гостиную только после обеда. К этому моменту все в замке уже слышали о том, что произошло накануне на зельях, но абсолютно никто не хотел расспрашивать об этом двух ведьм. Некоторые проблемы просто не предназначены для того, чтобы ими делиться.       Но что удивительно, они тут же присоединились к Рону, Джинни и Невиллу, которые сидели за столом в дальнем конце гостиной. Они не сели рядом друг с другом, как устраивались обычно, но даже тот факт, что они сидели за одним столом, добровольно — уже был замечательным. Конечно, может быть, это было просто потому, что они были отвлечены событиями предыдущего дня. Две ведьмы-четверокурсницы и на самом деле выглядели очень подавленными. Невилл смотрел на них с любопытством, в то время как Джинни с удивлением смотрела на своего брата, который всё ещё выглядел немного встревоженным и испуганным. Он так и не сумел найти Флер и благоразумно решил отказаться от мысли снова её пригласить. Внезапно на Рона снизошло озарение — а это всегда было плохим знаком для его ближайшего будущего.       — Послушай, Жасмин, ты ведь девушка, не так ли? — спросил Рон.       Именованная ведьма, которая и в самом деле была девушкой, очень медленно повернулась и вперила в своего то друга, то одноклассника, то снова друга — предельно жёсткий взгляд, словно провоцируя его засунуть свой нос чуть дальше в дверной проём.       Даже не собираясь отступать, Рон продолжил:       — Я знаю, что у тебя нет партнера на бал. Я имею в виду, даже у Герми есть с кем пойти, причём — с самим Крамом, ни больше, ни меньше, — если бы можно было поджечь кого-то, просто взглянув на него, Рон Уизли превратился бы за пару секунд в груду пепла. Все остальные начали инстинктивно отодвигаться с линии огня — даже Гермиону пробрало, хотя, возможно, отчасти это было связано с использованием клички "Герми", но Рон храбро шел вперёд: — Так вот, ты пойдешь со мной на бал? У тебя же должен быть кавалер, правда? Если ты будешь продолжать ждать, то не останется ни одного свободного парня, и что тогда ты будешь делать? Пойдешь со Снейпом?       Невилл был уверен, что слышит рычание — настоящее рычание — исходящее откуда-то из глубины груди Жасмин, и он отчаянно пытался придумать способ разрядить ситуацию таким образом, чтобы позволить Рону сохранить все его части тела, включая интимные, нетронутыми.       — Я хочу, чтобы ты знал, Рональд Билиус Уизли, что у меня есть кавалер, — выдавила Жасмин сквозь стиснутые зубы. — На самом деле меня пригласили в тот самый вечер, когда объявили бал. Я даже говорила об этом не один раз, и мне кажется, что ты был рядом и должен был это услышать.       — Пф-ф, ты просто отбивалась от Малфоя все те разы, когда говорила ему, что у тебя есть кавалер. Ты не это имела в виду, я сразу понял. И кого ты достаточно хорошо знаешь, кроме меня, чтобы так быстро согласиться пойти с ним на свидание? Я думаю, ты просто пытаешься скрыть тот факт, что тебя ещё никто не приглашал. Впрочем, не стоит смущаться, раз уж я тебя приглашаю. Я разом решу все твои проблемы.       Эти заявления сопровождались широкой самодовольной ухмылкой на лице рыжего гриффиндорца, свидетельствующей о том, что он не имеет ни малейшего представления о том, как его слова звучат в ушах ведьмы, с которой он разговаривает — или вообще любой ведьмы на расстоянии слышимости. Группа начала привлекать внимание тех немногих гриффиндорцев, которые не ходили в Хогсмид в тот день. Не все могли расслышать произносимые слова, но большинство легко распознали признаки надвигающегося локального апокалипсиса и начали медленно удаляться.       — Ты... ты... ты... — Жасмин не могла подобрать слов, чтобы адекватно выразить, насколько она была взбешена. — Я не могу поверить, какие охеренно невнимательные и бесцеремонные типы учатся в этом замке. Сначала Гермиона, а теперь ты. Просто... просто... — Жасмин выглядела так, будто вот-вот спонтанно воспламенится — не совсем уж и неправдоподобный сценарий, поскольку большинство сообщений о так называемом спонтанном возгорании на самом деле являлись насильственными проявлениями случайной магии. Тот факт, что некоторые из тёмно-рыжих волос Жасмин, казалось, начали развеваться на отсутствующем в комнате ветру, не улучшал производимого ведьмой впечатления. — Х-ха, — наконец выкрикнула она, потерявшая от слов Рона дар речи. С этими словами она помчалась прочь и выбежала из гостиной, а все смотрели ей вслед, не зная, что делать. С Джинни было достаточно, и она решила поставить брата на место, прежде чем он сделает ещё пару шагов к получению магической инвалидности второй группы.       Схватив его за ухо, она сказала:       — Пойдем, милый мой братик. Сначала я объясню тебе несколько вещей на тему, как не следует обращаться с ведьмами. Потом я подскажу тебе, где ты ещё можешь найти себе партнершу — но только если ты будешь действительно хорошо слушать и запоминать во время первого этапа. Понял? — Рон разрывался между болью в ухе, смущением от того, что с ним так обращались на публике, и волнением от перспективы наконец-то получить себе партнершу. Затем он снова пришел в замешательство, потому что понял, что даже если и пойдёт на бал не один, то только благодаря своей младшей сестре.       Невилл и Гермиона остались за столом одни. При вспышке гнева Жасмин Гермиона дернулась, как от пощечины, и теперь выглядела готовой встать и уйти. Невилл положил руку ей на плечо, чтобы остановить, и сказал:       — Нет, Гермиона, не уходи пока. Нам нужно поговорить, а в последнее время я никак не могу застать тебя одну.       — Извини, Невилл, но я сейчас не очень хорошая компания. Я и так чувствовала себя не слишком хорошо, но теперь, после того, что только что сказала Жасмин... неужели она действительно так обо мне думает? И почему? Да что с ней такое? Мне сейчас реально плохо, и мне действительно пора идти...       — Собственно говоря, именно об этом я и хочу поговорить. Я думаю, что имею некоторое представление о том, что с ней происходит, — Гермиона посмотрела на него с надеждой, но Невилл продолжил: — Однако сначала я хотел бы поговорить о тебе.       — Обо мне? А при чем здесь я? — спросила Гермиона с озадаченным выражением лица.       — Ты? Ты можешь ответить мне на один простой вопрос? — начал Невилл. — Вот этот: что именно ты делала последние несколько дней с тех пор, как Крам пригласил тебя на бал? Видишь ли, я знаю, что ты хочешь, но не можешь пойти на бал с определённым человеком. Но вот ровно с момента, когда тебя пригласил Крам, — всё изменилось, у меня возникло ощущение, что ты полностью забыла о своём первом варианте — у тебя в глазах стоял только Крам. Я могу понять волнение от того, что тебя пригласили на бал, особенно если это настолько известная международная знаменитость, как он, но я не уверен, что понимаю, как можно забыть обо всём и обо всех остальных. Ты не ведешь себя так, будто идешь на бал с Крамом чисто как с другом — даже когда мы втроём.       Гермиона побледнела, когда её, наконец, осенило.       — О нет! Я так обрадовалась, что кто-то пригласил меня на бал, что всё напрочь вылетело у меня из головы.       Невилл попытался ободряюще улыбнуться.       — Сомневаюсь, что ты первая девушка, с которой такое случилось. А теперь поговорим о Жасмин. Я тут подумал — у неё ведь не самая лучшая семейная жизнь, правда? Я заметил, что мы пропустили детали об её домашней жизни, когда писали наш список проблемных вещей, но я помню некоторые странные комментарии, которые она сделала за эти годы. Я также заметил, что её маггловская одежда всегда выглядела довольно плохо, — продолжил Невилл. — Полагаю, родственники никогда не давали ей много денег?       — Можно и так сказать, — осторожно ответила Гермиона, пытаясь понять, к чему он клонит.       — И иметь кого-то, кто действительно заботится о ней, для неё в новинку, не так ли?       — Опять же, это мягко сказано, — сказала Гермиона, колеса всё ещё крутились у неё в голове.       — Значит, у неё никогда не было ничего по-настоящему своего, ничего очень важного, а теперь в её жизни появился единственный человек, который вдруг стал для неё всем... тебе не кажется, что она может очень сильно бояться потерять его? — мягко спросил Невилл.       Гермиона удивленно подняла голову.       — Она ревнует? Но мы с Виктором не... Я имею в виду, я никогда не говорила... — внезапно она вспомнила, что именно говорила и делала с тех пор, как Виктор пригласил её на бал, и поняла, как это выглядело для Жасмин. — Но... но почему она ничего не сказала мне об этом? Я бы сказала ей, что мы с Виктором просто друзья — даже не так, какие друзья, раз я его почти не знаю! — растерянно добавила она.       — Она сказала, что собирается поговорить с тобой вечером, после урока танцев, — ответил Невилл. — Что-то случилось?       Гермиона помолчала, пытаясь вспомнить. — Я уже была в постели, когда она добралась до спальни — может быть, она подумала, что я сплю. И на следующее утро... о, Мерлин, это было то самое утро, когда Лаванда и Парвати болтали о Викторе, а Жасмин просто взорвалась. — внезапно она остановилась и нахмурилась, глядя на Невилла. — Подожди, она говорила об этом с тобой? И даже не намекнула мне?       Невилл пожал плечами.       — Я видел, что её что-то беспокоит, и спросил об этом. Как выяснилось, ей было трудно даже понять, что именно она чувствует. Я думаю, что если у человека никогда ничего не было и ему нечего было терять, то он может просто не распознать ревность, или хуже того, попытаться отстраниться от объекта ревности, чтобы задавить некомфортные чувства, — он помолчал, а потом многозначительно добавил: — И ей повезло, похоже, ей действительно было с кем поговорить.       Гермиона застонала от его невысказанной критики и закрыла лицо руками.       — Ты прав, мне так стыдно. О, Невилл, что я наделала?       — Это не так важно, гораздо важнее то, что ты собираешься делать, — твёрдо сказал он. Внутри Невилл просто ликовал от радости, потому что после нескольких дней размышлений о конфликте он оказался достаточно близок к истине, настолько, что Гермиона готова была с ним согласиться. Теперь ему просто нужно было заставить её действовать в соответствии с этими прозрениями.       — Что? — спросила Гермиона, внезапно подняв голову. — Я почти уверен, что она сбежала в ваш тренировочный класс, — объяснил Невилл. — Что тебе нужно сделать, так это пойти туда, побыть с ней вдвоём и всё обсудить. Вы обе совершили ошибки — понятные ошибки. Вы можете переступить через них, но сначала вам нужно начать их обсуждать. Вы должны помнить, что вы чувствуете друг к другу и какие отношения всё ещё есть у вас друг с другом. Да, они есть — вам просто нужно напомнить друг другу о них.       Слёзы блестели в глазах Гермионы, когда она слушала его.       — Когда ты успел стать таким мудрым, Невилл?       Он только усмехнулся.       — Эй, я не могу продолжать проводить так много времени с такими умными ведьмами и оставаться тупицей вечно, правда?       — Спасибо, Невилл. Я, наверное, ненадолго уйду, — сказала Гермиона, вставая из-за стола.       — Хорошо, — ответил он. — Меня бы встревожило, если бы ты не захотела уйти. Дай ей за меня хороший подзатыльник! — Гермиона, вероятно, не расслышала последних слов, так как уже на большой скорости устремилась к двери в коридор.       Как только она ушла, Невилл вздохнул с облегчением. Он знал, что говорил гораздо увереннее, чем на самом деле чувствовал. "Мерлин, — подумал он, — надеюсь, я был прав насчет всего этого..."       Несмотря на то, что ей хотелось пробежать всю дорогу до их тренировочной комнаты, Гермиона быстро поняла, что ей нужно немного времени, чтобы собраться с мыслями и подумать о том, что она собирается сказать, а потом о том, что, скорее всего, скажет Жасмин и как та отреагирует. Она мысленно перебрала всё, что могла вспомнить о своем поведении за последние несколько дней, особенно когда Крам был рядом или о нем упоминали. Она поморщилась, впервые осознав, на насколько глупенькую и жеманную фанатку она, должно быть, была похожа. "Я вела себя почти так же безобразно, как с Локхартом! Хуже того, я даже не люблю квиддич, если только не Жасмин в это время в воздухе! — подумав об этом, она начала понимать, что это может быть тревожной чертой в её характере. — Когда я впервые встретила Жасмин в поезде, я сразу же попыталась произвести на неё впечатление. Когда нас учил Локхарт, я практически весь год стелилась перед ним. Потом, как только Крам пригласил меня на свидание... кошмар!"       К счастью, она знала, что на самом деле не была фанаткой. По правде говоря, её даже не тянуло к Краму. Однако она уважала его мастерство и в их первом разговоре четко обозначила, что пойдет с ним только в том случае, если они пойдут просто как друзья. То, что для окружающих выглядело как поведение одной из фан-группы девушек знаменитого ловца, на самом деле было просто её упоением тем фактом, что кто-то думал о ней достаточно высоко, чтобы пригласить на бал.       "Крам пригласил меня на бал — это и близко не то же самое, как если бы Жасмин пригласила меня на свидание, — подумала она. — Крам не знает меня так, как Жасмин, мы обменялись едва ли парой фраз. Всё, что он знает обо мне, это то, как я выгляжу и что я провожу много времени в библиотеке... и он все равно пригласил меня на Святочный бал. Меня! И это Виктор Крам, международная звезда квиддича, который, вероятно, мог бы пойти туда с кем угодно, — от этого трудно было не хлопнуться в обморок. — Но, видимо, я слишком сильно пускала счастливые слюни, и Жасмин это заметила, — посетовала Гермиона. — Заметила и восприняла это как удар в спину. Поэтому она набросилась на меня, а потом и я приняла её выпад близко к сердцу, отказавшись после этого с ней разговаривать".       Она вздохнула.       "Как сказал Невилл, мы обе совершили ошибки, но если быть до конца честным, я должна признать, что главная вина лежит на мне. Это была неразбериха и несчастный случай, но ответственность лежит на мне. Так что и ответственность за то, чтобы извиниться первой, лежит и на мне. Мне просто нужно посадить Жасмин рядом с собой, успокоить её и заставить её выслушать меня, — подумала она. — Я могу все исправить. Мне просто нужно найти правильное сочетание слов, которое успокоит её и восстановит наши отношения". Гермиона была хороша в умении строить логические конструкции, делать правильные выводы и находить нужные слова чтобы их донести до окружающих. Да, у неё точно всё получится.       Обнаружив, что стоит перед дверью тренировочного класса, Гермиона сделала пару глубоких вдохов, чтобы успокоиться, параллельно обдумывая лучшие фразы для начала разговора. Выдохнув, она начала продуманную заранее цепочку действий, не останавливаясь ни на одном из этапов, дабы не потерять мужество: она открыла дверь, захлопнула её, бросила свои уединяющие и заглушающие заклинания, затем повернулась лицом к своей цели.       Жасмин Поттер стояла перед ней с предельно жалким видом. Её волосы были в беспорядке, ну, точнее — в большем, чем обычно, беспорядке, а глаза опухли от слез. Она тяжело дышала, и на её заплаканном лице было написано отчаяние. Гермиона просто смотрела на неё, все мысли об успокаивающих словах и умных фразах исчезли из её сознания. Жасмин смотрела в ответ, вся ярость покинула её. Когда они посмотрели друг на друга — впервые за несколько дней, по-настоящему посмотрели друг на друга — обе поняли, что слова им не нужны вообще.       Ни одна из них не осознавала, что двигается, но когда они встретились в середине комнаты, то напомнили друг другу о том, что они всё ещё были вместе. Самым простым как мир способом. Их поцелуй длился намного, намного дольше, чем любой из предыдущих. На этот раз два сотканных из света шара, что выходили у них из груди, стали больше, с отчетливыми усиками, видимыми уже и невооруженным взглядом. Ну а поскольку тела девушек были так плотно прижаты друг к другу, синим и зеленым щупальцам не пришлось далеко тянуться, и они сумели войти в контакт, начав переплетаться как раз перед тем, как ведьмы отстранились и свечение исчезло.       В конце концов, им всё же удалось поговорить о своих проблемах. Гермиона извинилась за то, что вела себя как одержимая фанатка, объяснив, что независимо от того, как это выглядело, она действительно собиралась идти на бал с Виктором только как друзья. Как оказалось, он тоже именно этого и хотел. Жасмин извинилась за свои вспышки гнева и плохое поведение. Они поговорили о том, почему она так поступила, и хотя Гермиона разумом её понимала, она сказала, что им нужно будет работать над этим вместе, потому что они не смогут быть в долгосрочных отношениях, если ей постоянно придётся беспокоиться о том, что страх и ревность Жасмин всё время выходят из-под контроля.       После этого Жасмин практически выпала из реальности и ничего не слышала, потому что у неё кружилась голова от мысли, что Гермиона подумывает о "долгосрочных отношениях" с ней. Однако прошло некоторое время, прежде чем они перешли к той части разговора, в которой использовались слова — в его первой части две ведьмы вели гораздо более простой разговор. Он так же включал в себя губы и языки, но это был более примитивный способ выражения эмоций. Это был именно тот разговор, который, по их мнению, был самым важным.