...всего лишь...

      Пруссия не находил себе места. Он просто не знал, чем себя занять после пробуждения. Прошло всего два очень длинных дня, но Гилберту казалось, что пронеслась целая вечность.       Из комнаты его особо не выпускали, иногда принося книги на странном языке. Языке народа, давно исчезнувшего с лица Земли. Непонятно почему, но речь казалась знакомой и понятной, словно он всегда её знал. Это часть связи с Россией?       Байльшмидт не понимал, почему именно эти книги несли, ведь ему сказали, что произведения на немецком тоже есть, но по какой-то причине они продолжали приносить только первые. Всё равно делать было нечего, но с другой стороны сами тексты были написаны очень красивым, поэтичным языком, так что чтение занимало практически всё время.       Наконец, вроде на второй день, Пруссия решил выйти. Дверь на удивление легко поддалась и открылась. Выйдя, Гилберт оказался на втором этаже странного замка, выполненного в том же стиле, что и тот храм.       Пройдя вглубь коридоров и заходя в самый дальний,он услышал голоса некоторых европейских стран.       Гилберт был несколько шокирован, но, взяв себя в руки, подошел к одной из дверей, дёрнув ручку на себя. Тьма в комнате тут же разрушилась. Пруссак увидел несколько стеклянных незамкнутых комнат, разделяющих прибалтов и Польшу друг от друга.       Все они выглядели замученными, и, когда они увидели,где находятся, и самого Гилберта, то ничего не стали говорить, так как надеялись, что их кошмар возможно подошёл к концу.       Бросившись к следующей двери, Калининград увидел Австрию с Венгрией, обоих итальянцев и Испанию. Те просто сидели в небольшой комнате, видя друг друга.       Похоже русский посчитал их не особо опасными, потому не стал измываться, как над достающей его «бывшей семьёй».       Ещё в двух похожих комнатах были оставшиеся европейцы, которые ,похоже, особо и не боялись Брагинского, так как двери никогда не были заперты.       Последняя дверь шокировала Гила больше всего. Его младший брат находился в кромешной темноте, был скован и не имел ни единого шанса на освобождение.       Подбежав к брату и сняв кандалы, пруссак вывел того из камеры, заметив, что остальные выходят сами. — Я не знаю, что происходит, но нам лучше бежать отсюда, — сказал он, осматривая залы и обнаруживая несколько шкафов со стеклянными дверьми, где была одежда и странного вида браслет.       Подойдя ближе к одному из них, который был прямо напротив камеры Людвига, пруссак прочитал имя и фамилию младшего брата на браслете, а так же прилично выглядевшую одежду: — Он явно что-то готовил... Думаю, нам лучше взять браслеты. — Там наверняка датчики слежения, а ты предлагаешь их взять, ты что, с ума сошел? — возмущался Артур, не видя в этом логики. — Мне интуиция подсказывает, что он не просто так оставил их здесь, — сам Гилберт, найдя свой браслет, надел его на запястье, в итоге чего украшение активировалось, показывая имя, фамилию, а так же некий счет в банке, — Не наша технология.       Остальные решили не брать браслеты, но упрямый пруссак все равно нашел рюкзак и, собрав все остальные браслеты и некоторые вещи в найденную сумку, пошел вместе с другими, вспоминая слова Ивана, когда они сюда попали: — Велес, укажи путь обратно. — тихо проговорил он, когда их компания оказалась в холле замка, перед дверью. — В Берлин, Рейхстаг, — все страны окутало магическое облако, перенося их в названное место.       Пока беглецы пытались выбраться, за ними наблюдали из тени, не вмешиваясь и стараясь не шуметь. ***       Берлин встретил их непривычной чистой и светлой улицей. Такой, словно с картинки двадцатых годов лучшего времени Германии. Чистые и ровные улочки, аккуратные домики, парки, где пенсионеры с молодыми играют в шахматы или же занимаются с тренерами на общественных территориях. Небольшие городки, где весело бегают озорные ребятишки, а недалеко от них сидят девушки разных возрастов, о чем-то мило болтая.       Германия стоял и смотрел на это с трясущимися руками. Он не мог поверить в то, что он дома. Да, он ощущал свою землю и народ, этот самый народ, который воплощение видит перед собой! Который сейчас чувствует себя счастливым.       Эмоции и надежды людей, их мысли и чувства, их радость и печаль. Всё это он ощущает сейчас так ярко, как никогда в жизни не ощущал до этого. Хотелось плакать. — Германия,— красивый и мелодичный женский голос вывел из транса немца, который буквально хотел утонуть в переживаниях своего народа. Ему было неописуемо хорошо и тут его вырвали из этих сладостных грёз.       Обернувшись, немец увидел Украину и девушку, что была рядом с ней. Она была частью его народа, частью его самого. Такие же светлые волосы и голубые глаза, словно копия самой страны, но в тоже время присутствовало что-то другое. — Что ж, вот Людвиг Мюллер, он же Германия,— сказала украинка,— Передаю его в твои руки, а мне к себе пора. Ух…покомандовали у вас с Наташей, теперь у себя только будем, — с неким облегчение сказала она, — А может и в отпуск рванем.       На этих словах лица всех европейских стран вытянулись в ужасе и у всех читалась только одна мысль:       «Украина… Беларусь…у нас командовали в странах? НАМ КОНЕЦ!», — паника нарастала с каждой минутой, отчего многих уже начало трясти, включая самого немца. — Ам… Германия? — немка снова подала голос,— Я понимаю, вас не было двести лет и вам будет трудно провести реформы, но я постараюсь вам помочь и всегда буду с вами, — сказала она, из-за чего теперь все уставились на неё. — Двести лет? — завопил Франция, из-за чего на него тут же шикнула проходящая мимо бабулька, — Извините… — Да, и вам, как воплощению страны, нужно принимать решения, — робко говорила она, — Теперь воплощения руководят своими странами… — А как же президенты и парламенты? — задал вопрос Англия, единственный, кто не так сильно паниковал и понял, что замок был окутан временной магией, которая спутала их ощущения, причем у каждого по-разному, так как тот же Феликс не особо удивился тому, что прошло двести лет. Видимо, русский что-то планировал. — Они ведь не знают, что нужно народу, и, когда об этом объявили, то люди проголосовали за такую систему, — объясняла девушка, показав, чтобы шли за ней, — Европейская часть континента и Россия окружены защитой, которая не только оберегает нас, но и стабилизирует наш климат, очищает воздух и воду, — объяснила она, показав на верхушку кристалла, что виднелся вдалеке. — А люди? Я чувствую, что они счастливы, но…они, получается, заперты, — задал вопрос Людвиг, — И эти двести лет… — Мы сами выращиваем и распределяем наши эко-товары, благодаря голландским фермерам. Они очень находчивые, а кристаллы восстанавливают почву, так что экологам нечего боятся, а население стабильно и процветает, — с некой гордостью и радостью говорила она. — Я не чувствую мигрантов…куда вы дели тех беженцев? — тут же задал вопрос Южный Италия, так как в прошлом на его берега выносило трупы людей и лодки с нелегалами ,— Вы отправили их домой? — Часть да, другую казнили, так как они нарушили массу законов и отказались соблюдать новые, потому мигранты либо уехали, либо были осуждены за преступления, — голос девушки стал грубее, — Сейчас мигрантов нет, только местное, коренное, население, - сделав акцент на последнем. — Это нарушает права людей! — возмутился Франция, до сих пор молчавший и просто слушавший всё это. — Если безопасность вашего народа и вас самих всё ещё стоит ниже, чем жизнь и права чужаков, то вы рано сбежали, — раздался голос русского за спиной стран, девушка, сопровождающая их, поклонилась появившемуся и молча его слушала, — Вы теперь мои колонии, так что не вам решать, что делать, — жестко проговорил Брагинский, после чего Франциск стушевался.       Появились ещё несколько людей, всем им русский сказал на своем языке, чтобы те забрали свои страны и объяснили им суть происходящего в мире.       Взяв каждую страну за руку и забрав у Гилберта нужные браслеты, государства увели в сторону вокзала, чтобы посадить на нужные поезда. Сам же Пруссия смотрел на это всё с подозрением: — Ты специально всё так устроил, да? — обратился он к ухмыляющемуся русскому, который вдруг нежно ему улыбнулся — Я ведь прав? — Может быть, — довольный собой, произнес Россия — Давай проводим твоего брата в кабинет, и я всё ему объясню подробнее, — на такое заявление оба посмотрели удивленно,— Не стоит так на меня смотреть, с вами было тяжелее всего, — наигранно-обиженно произнес Ваня.