Wild river You stole my eyes Never gave them back You tried to kiss me And sent a shiver Round my neck Wild river Wet golden shrine You sold my mind and Tried to kill me Sent a shiver down my spine…*
Тилль тихонько напевал себе под нос, посыпая тертым сыром смесь из кусочков картофеля и копченого окорока — он собирался запечь все это дело и потом умять с бутылкой пива, и пофигу ему было, что на дворе почти полночь. На кухне горели мелкие светильники в потолке, наполняя помещение мягким желтоватым светом, в темное окно скреблась ветка дерева. Спать не хотелось, Нелле отпросилась ночевать к подруге — он был полностью предоставлен сам себе. На ходу подбирая слова, он продолжал песню, хотя и понимал, что они никогда ее не сыграют — почему-то она сложилась именно на английском, почему-то она была такой сыро-холодной и темноватой, почему-то она получалась очень атмосферной. Не подходящей ни чем к их творчеству, но она ему нравилась. Он заметил, что в английских словах голос звучит мягче, более завораживающе, без того дерзкого призыва. И ему это нравилось тоже. Даже запутавшись в словах, он продолжил напевать мотив — он его утаскивал за собой, и постепенно начинало приходить понимание кайфа, который испытывал Шнайдер, растворяясь в сочиняемом ритме…But you are afraid of ice You're dressed in mud Unsafe to dive I want your gold You want my life You want my life Wild river You stole my eyes Never gave them back You tried to kiss me Send a shiver down my neck
Чувствуя, что с последними строчками его действительно начинает разбирать дрожь, он замолчал. Постоял немного как застал его момент (с противнем в руках, на одной из них — рукавица-прихватка), пробуя послевкусие от песни, довольно хмыкнул и загрузил-таки будущую запеканку в духовку. С довольным видом выпрямился, вздохнул и передернул плечами (давно так не было) и собрался было залезть в холодильник за холодной стеклягой с элем, как благостную атмосферу уединенного вечера расколотил припадочный стук в дверь. — Нуу, какого хера? — почти простонал с досады. — Кого черти принесли? Он уже догадывался, что это был кто-то из группы, ибо больше не знал других отщепенцев, которые станут к тебе ломиться среди ночи. Чертыхаясь, все же пошел открывать — мало ли, может опять что-то случилось (после их…обновления это стало уже закономерностью) и нужна его помощь. Он ожидал увидеть перепуганного Риделя или Шнайдера, на крайний случай Пауля с дымящейся шевелюрой и глазами бешеного физика-ядерщика, но за дверью оказался Рихард. Если не пьяный, то изрядно набравшийся (вот зараза, раньше меня успел!). — П-привет Тилльх-хен! Из-звини, что поздно, — промямлил гитарист и качнул головой в сторону, медленно моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд на Линдеманне. — Риха, ты с чего это набрался? — у того не было желания общаться ни с кем, в особенности — с пьяным Круспе, которого под этим делом вечно тянуло на выяснение отношений, поэтому он загородил собой двери так, чтобы гитарист не прощемился сразу. — М-мне страшно, Тилль. Я боюсь спать, — ответил он и уперся обеими руками в дверные косяки, подался лицом вперед, ближе к Тиллю, обдавая его алкогольным выхлопом и волной своих эмоций… Страх. Неподдельный, почти детский и от того глухо-беспросветный, выворачивающий мозг наизнанку, не дающий покоя. — Вот оно как… — Линдеманн чуть отступил в сторону, потер пальцами колючий подбородок, размышляя, как поступить с другом. Прошло чуть больше двух недель с того дня, как Риха узнал о своем даре и спас Риделя. С тех пор он здорово осунулся: посерел, глаза ввалились, а горделиво развернутые мощные плечи ссутулились. Он весь будто сдулся. Хлебал кофе ведрами, курил в разы больше прежнего и упорно не отвечал на вопросы о своем состоянии. Раз Олли подошел к нему, заговорил — Тилль краем уха услышал, что тот интересовался его состоянием и спрашивал, нужна ли какая-то помощь, на что лид-гитарист ответил мрачным бурчанием и шарахнулся от басиста, как от чумного. Теперь, похоже, совсем припекло, раз пришел. К тому же в таком состоянии. — Угу… Третьи сутки совсем… Ни на минуту, — тяжело вздохнув, Риха опустил голову. — Твою мать… заходи давай, куда тебя девать! — вокалист схватил его за руку и потянул в квартиру так, что тот, запутавшись в ногах, чуть не грохнулся. — Осторожнее… Реакция и-ик! не та сейчас, — он не видел, но слышал, что гитарист улыбнулся на этих словах. Угнездились на кухне. Идея о пиве провалилась — не дай бог этому дикобразу еще и его лизнуть — перетитруется и понесет его в несусветные дебри. Тогда внятного объяснения не добиться. С горестным вздохом припрятав заветные бутылки в холодильнике за пакет с овощами, Тилль достал лоток квашеной капусты, повертел его — вряд ли кто позарится сейчас на такое дело — сунул обратно. Достал из духовки зарумянившуюся картофельно-сырную запеканку, поставил остывать и бухнулся на высокий стул напротив Рихарда, который на удивление молча наблюдал за всеми его хозяйственными манипуляциями. — Ну, рассказывай. Чего случилось? — глянул ему прямо и открыто — глаза-в-глаза, но все же закрылся от эмоций. — Что случилось? — Рих оттопырил нижнюю губу и оглянулся, будто ища что-то на полу взглядом. — Ничего. Если не считать, что я стал видеть будущее во сне. — Ну, это я уже понял. Вы же с Ларсом и Шнаем вроде помирились, не так ли? — Помирились… Ларс даже извинялся ходил, — с этими словами Рих довольно зажмурился и ухмыльнулся змеиной лыбой. — Ну, и чего тебе еще надо? — Линдеманн улыбнувшись в ответ, хитро уставился на Круспе. Понимал, что не в «сиамских близнецах» (уже успели обозвать) дело, но в каком-то ехидненьком — расплата за обломанный вечер — порыве решил подоставать немного гитариста, чтобы тот скорее выложил все, не затягивая с лирикой. — Я думал, ты догадливее, — вместо этого он надулся, но не замолчал. — Я спать не могу потому, что боюсь еще что-то увидеть! — Кхгм…но, разве это плохо? — Тилль отбросил насмешливый тон, понимая, что не к месту. — Ты же спас их. А если бы не увидел… — Нет! Молчи, Тилль. У меня до сих пор его взгляд перед глазами стоит. — Чей? — вокалист честно не понял сразу. — Оливера. Не смотри ему в глаза, когда ему плохо. Никогда… — Рих мотнул головой и ожесточенно потер лицо ладонями, будто и вправду прогоняя видение. — Почему? — Сам сдохнешь. — Не сдохну. Но, подожди, там же вроде был Шнайдер? — Я был им. За него, в смысле. Давай сменим тему. — Ладно, — Тилль встал с места, собираясь разрезать картофельно-сырно-мясную стряпнину, которая должна была поостыть, но Свен, видимо, не правильно понял его жест. — Стой, куда ты? Извини, ладно…спрашивай, что хочешь. От такого дела Линдеманн опешил и, обернувшись, глянул на своего гостя. Тот сидел, оперевшись руками о столешницу, вздернув плечи и нахохлившись, как больная ворона. Его демонически-сексуальная маска осыпалась растресканной штукатуркой и обнажила лицо живого человека. Усталого и…загнанного в угол собственным подсознанием. — Да я того…поесть насыплю нам. Вот, приготовил, — проговорил негромко, оглушенный этим открытием. — Сейчас вернусь. — Ммх… Хорошо. Только я есть не хочу. — Как хочешь. Я поем. Сил нет, жрать хочу. В итоге, когда Линдеманн с тарелкой ароматной картофельной запеканки бухнулся напротив Круспе, тот не выдержал и начал прямо руками таскать у того из тарелки куски копченого мяса и обломки сырной корочки. — Твою мать, Риха, пойди себе насыпь и ешь как человек! — Тилль не выдержал и отсел на другую сторону стола. Лид-гитарист вздохнул, кисло глянул на стол, где стоял противень, подумав, что вряд ли он донесет благополучно полную тарелку обратно, отказался от своей идеи поесть и, сложив на стол локти, положил на них голову и притих. — Рихард, ты чего? Заснул все-таки? — Тилль отставил свою порцию — от вида несчастного Круспе пропал весь аппетит. — Если б я мог, — глухо отозвался тот. — Ну, чего ты? — пришлось перебраться обратно, сесть рядом на неудобный барный стул и приобнять Свена рукой поперек широкой спины. — У тебя самая крутая способность из нас, видимо. Шнайдер может исправить то, что уже случилось с человеком, а ты можешь сделать так, чтобы и не случилось ничего вовсе. — Могу? Да нифига я не могу! В этот раз мне просто очень сильно повезло, что я дозвонился до Ларса, что он не успел сорвать свою тощую задницу с места и уехать, что… — Рих запнулся, закрыл голову руками и замотал ею. — А если я увижу что-то, что невозможно исправить? Конец света, например? Войну? Эпидемию? Что, если я увижу то, что можно исправить, но физически не буду способен это сделать? Буду далеко или…или просто это будет не в моих силах? Сколько всего может случиться! Нас могут посадить, ограбить, рассорить в хлам, кто-то может заболеть чем-то страшным… Нас же где только черти не мотают по миру… — Ну... Что мы не в силах исправить - войну и все остальное - то придется принимать, а на счет болезней... Это не по твоей части, Рих, — Линдеманн мягко сжал плечо гитариста, чувствуя, что тот напряжен, как струна. — В том сне Дум был беспомощен со всеми своими силами, Тилль… Вокалист только озадаченно хмыкнул. Да, действительно, нельзя считать Кристофа всесильным. — Все равно подожди паниковать. Не может же быть так, что теперь все твои сны обязательно будут сбываться. — А откуда мне знать, все или не все? — Рихард поднял голову и глянул на друга жутковатым взглядом — глаза разъехались в разные стороны, и было совершенно непонятно, куда он смотрит. — Н-да. Действительно. Откуда знать. Но, чем-то же этот сон отличался от других? — Тилль понимал, что из очманелой от спирта памяти Рихи вряд ли удастся вытянуть что-то вразумительное, но тот, пожевав губами, все же ответил. — Реалистичностью… Все было как на самом деле. Ларса колотило, как сумасшедшего и кровь горячая… — взгляд Свена совсем поплыл. — Эй, не загружайся! — Тилль дернул гитариста за руку, не давая заново на пьяную голову погрузиться в дебри своего подсознания. — Я не хочу так, Тилльхен… Верни меня обратно, в нормальное состояние. Я не хочу этих сил! — Круспе посмотрел на него совсем несчастными глазами, приоткрытый рот скривился чуть на бок в жалостной гримасе. — Я не могу, — что он мог ответить? — Я тоже не в восторге от всей этой сверхпакости. Все эти ауры-чужие эмоции… Тошно от этих цветных спецэффектов в голове. Мне все как-то больше пиротехника и огонь по душе, но куда деваться… Ларс говорит, что это уже не исправить. Мы такими и останемся. — Ларс-Ларс… Не говори о нем, ради святого бензина! — Чего ты, Рих? Что он тебе сказал за твои силы? — Ничего. Я не говорил с ним. Не хочу. Он… стремный, он меня нервирует и я не хочу…с ним говорить, — с этими словами Круспе скривил жуткую физиономию, неестественно вытаращил глаза на Тилля. — Смотрит вечно на тебя…как удав на жертву. Хер его знает, что у него там в голове. Магистр Йода хренов. Тилль отстранился от распластавшегося на столе гитариста и недоуменно уставился на него. Что это с ним? Только что переживал от того, что видел Олли умирающим, а теперь… — Ты же вроде переживал за него только что? — А ты бы не переживал? За любого из нас, даже…даже за меня? — серые глаза блеснули опасно — стеклистое крошево пополам с дождевой водой. Они доругались до того, что на Риху последнее время уже косились как на брюзгливую старуху — все ему не нравилось, но… оно и понятно, если ты боишься заснуть уже две недели кряду. — Переживал бы, Рихард. Но, Олли знает больше меня. И тебе нужно было к нему идти, а не ко мне за таким советом. — Да? — Свен поднял голову, потом весь поднялся со стола, сел почти ровно. — Хорошо. Встал, как-то растерянно оглянулся и развернулся к двери, намереваясь уйти — на Тилля плеснуло такой прожигающе-горькой обидой, что даже защита не помогла. Стало почти больно, он сам вскочил и поймал убредающего гитариста за руку. — Стой, дубина, куда ты в таком состоянии? Ночь на улице, сейчас ввалишься под машину и что тогда? — Не ввалюсь. Я к Олли, как ты и сказал, — промямлил, не оборачиваясь. — Твою мать, ну не прямо же сейчас! Он дрыхнет, скорее всего, как сурок, еще и его разбудишь? — Почему «разбудишь»? Ты же не спал, может и он не спит тоже, — Свен упорно не хотел разворачиваться. — Ай, он конечно, фрик, но поспать любит. Иди сюда, гляди, что у меня есть! — Линдеманн решил-таки пожертвовать припасенным элем. Черт с ним, пусть уже напьется это порождение тьмы и отключится. Иначе совсем с катушек слетит. — Что? — гитарист обернулся, увлекаемый Тиллем. Тому пришлось отвести взгляд от лица Свена — обычно, привлекательное в своей харизматичной неправильности, сейчас оно было действительно некрасивым. Уголки рта опущены резко вниз, а глаза зло прищурены. Большой обиженный дикобраз. Ладно, надо исправлять. — Эль! — вокалист достал и одну и вторую бутылки с двумя разными сортами. Трех литров ему должно хватить, чтобы довести страждущего до столь желанного аута. — Гм…ну и нафиг он мне? Я уже и так… — Рихард снова икнул и скривился, закрывая глаза. — Ты только попробуй, какой вкус! Ты такого точно не пробовал еще, это мне сосед привез из Англии на прошлой неделе. — Да? — серые ледышки-глаза не потеплели, но заблестели живее. — Угу, — Линдеманн, ощутив эту трещинку во льду, внутренне обрадовался и суетливо стал доставать пивные кружки, открыл бутылки. — Пошли, в зале удобнее. Там есть куда задницу пристроить, не то, что этот стол. Он сгреб из шкафа пакет чипсов, притащенных Нелле, пиво и кружки, и потащил Рихарда, зачарованно глядящего на завлекательно звякающую тару, в указанном направлении. В итоге оба спустя несколько минут уже сидели в зале на полу, возле дивана перед распотрошенной пачкой чипсов и потягивали холодное темное пиво. Одно имело насыщенный, сладковато-бархатный вкус с нотками копченых слив, второе — было горьким и каким-то немного пряным, но ни от одного, ни от другого никто не отказывался. Тилль все больше говорил и только делал вид, что отхлебывает из своего стакана, в то время, как Риха пил по-настоящему. Жмурился и причмокивал, смакуя оттенки вкуса, остатками рассудка понимал, что Линдеманн его спаивает и покорно поддавался, надеясь хоть так выпасть из реальности и отдохнуть. И проверенное столетиями средство «от досады и обиды» и в этот раз не подвело. Тилльхен еще что-то рассказывал Рихарду о том, как Пауль пытался познакомиться с какой-то девицей на днях в тату-салоне, куда его черти занесли по причине потери серьги из левого уха, но тот уже не слышал. Мягко навалившись ему на плечо, неловко запрокинул голову и засопел. — Ну вот…наконец-то тебя разобрало. А то я думал, что совсем все плохо и даже это не сработает — он осторожно отстранил обмякшего Риху от себя, прислонил спиной к дивану, встал, и, придерживая под мышки, поднял (уф! Тяжелый!). Все так же осторожно, стараясь не разбудить, затащил на диван и уложил — гитарист что-то невнятно простонал, но не проснулся. Стянув с Рихи штаны и толстовку, Тилль укрыл его и сел рядом, в ногах. Огляделся. В комнате было полутемно — динамическое освещение давало возможность изменять его яркость, окна были не зашторены. На улице стояла непроглядная темень, даже фонари уже погасли. Только где-не-где светились еще окна в домах напротив — такие же, как и он полуночники. Часы показывали половину второго ночи. «Вот и посидел с пивом и картошкой. Ну, да ладно, зато теперь знаем, чего Риха такой нездоровый. Только, что делать с этим — все равно не понятно» — мысли ползли в голове вялые. В целом, он все же выпил с полстакана пива. «Утро вечера мудренее, да? Так, кажется, Пауль говорит иногда? Ну, посмотрим, что оно нам покажет. Нужно будет спросить Риху, что ему снилось на новом месте…».