***
— Шнайдер! — Ларс бросился к нему, едва увидел, что тот подходит к двери на кухню. — Как…ты? Он попытался подхватить друга под руку, но тот неуловимым движением уклонился и схватился обеими руками за дверь. Пол под ногами качался нещадно. — Н-ничего, жить буду, — он поднял взгляд на Олли — несфокусированный, не твердый, немного испуганный, немного осуждающий (Так нечестно, Ларс! Ты нас опоил и забрал все без нашего ведома), но не отталкивающий. — Это была…та Сома? — Да, — ответил он, почти не размыкая губ. — И много? — мотнув головой, Дум попытался сосредоточиться на лице Оливера и понял, что в глазах у того тьмой сгущается страх. Подошел Лоренц. — Шнайдер. Ну, с возвращением. Помочь? — отвлек на себя внимание. Растянул паузу. — Наверное, нет, — Дум даже попытался улыбнуться, но губы сложились во что-то усталое и кривоватое, не совсем похожее на настоящую улыбку. — Прости меня, Шнай. Я струсил, — проговорил Ларс. Обычно выше их обоих, он как-то сник, ссутулил плечи и стал если не меньше, то точно одного роста с ними. — Я… Я открыл вам то, чего сам не понимаю до конца. То, с чем совладать в случае чего не смогу. Голос его стал совсем тихим. Лоренц смотрел по очереди то на Шнайдера, обнимающего дверь, то на согнутого раскаянием Олли и терпеливо ждал, чем же все кончится. Какой будет реакция Кристофа, который больше всех отхлебнул неприятностей от своих способностей и в то же время получал от них наибольший кайф. Олли посвятил его в суть происходящего, и теперь он окончательно смог понять, что все-таки происходит в группе. — Тю на тебя, Ларс, — драммер не без труда отлепился от двери, сделал неуверенный шаг навстречу басисту, разводя в стороны руки и ожидаемо споткнулся, но был ловко пойман последним. — Шнайдер! — Олли охнул, поддержав бедолагу. — Осторожнее. Пойдем, присядешь. — Да, не помешает. Так странно…все чувствуется, — он растерянно вертел головой, разглядывая непривычно нестабильное, колышущееся пространство вокруг — его до конца не отпустило еще. — Это скоро пройдет. Что другое ты чувствуешь? Можешь описать? — Ридель повел его к столу, у которого они вроде еще не так давно возвращались к жизни. «Вот оно что такое, эта Сома. Значит, Олли такое тогда испытал? Или хуже?» — обрывчатые мысли вертелись в голове Кристофа, он чувствовал, что Риделя немного потряхивает — видимо, нервное. Понимал, что надо как-то ответить на его вопрос, хотя и неуловимое, но вовсе не незаметное ощущение пока было трудно выделить из общей мешанины и описать. Они уселись за стол, Флаке притащил еще один стул поближе и тоже подсел к ним, но поерзав, встал и неуверенно произнес: — Слушай, Олли…я Тилля с Рихой попытаюсь разбудить. Шнай уже тут, а они дрыхнут. Это же ненормально! — У каждого своя реакция, Кристиан, — тихо повторил басист, но перечить не стал. — Иди, но не факт, что разбудишь. — Что оно было, Олли? Как ты это сделал? — тихо спросил Дум, когда Лоренц вышел. — Гипноз. — Серьезно? — он даже немного проснулся от такого ответа. — Да, Шнай, — глаза Оливера были все так же темны и все так же виновато смотрели вниз. — Невероятно, — Дум невольно фыркнул. Даже после всего пережитого он еще удивлялся. — Да, действительно. Сам не верю до конца, — голос его снова скатился до полуслышного шепота и Шнайдеру не нужны силы, чтобы понять его смятение. Взглядом, опущенным вниз, но ожидающим, неловкой позой с чуть приподнятыми плечами и сцепленными пальцами Олли просил поддержки. Шнай понимал, зачем все было сделано — ради сохранения группы. Ради его, Шнайдера безопасности, ради психической невредимости Рихарда и Тилля, но теперь их общее будущее зависело уже от реакции остальных на это действие. Разругаются они окончательно и их почти братская дружба развалится вместе с группой или же все вернется на свои места. Сам Шнайдер был одновременно расстроен потерей и в то же время тихонько доволен. Что-то в нем успокоилось и улеглось. Сопровождавший последнее время игру шлейф мыслей и ощущений от энергии вокруг отвлекал от самой музыки. Психоделически-яркий кайф заглушал привычный, так любимый ранее, какой-то очень его, личный, невыразимый вкус удовольствия от игры. Теперь все должно встать на свои места. Ларс расценил молчание Шнайдера как укор и снова заговорил. Уже совсем тихо и потерянно: — Я понимаю, Шнай, что ты думаешь. Я снова взялся делать то, чего не умею, что видел только, но не пробовал, снова подверг вас риску… — Олли, — Крис попытался перебить, но Ларс не дал этого сделать. — Я все понимаю, по сути я виноват во всем, если бы не втянул тебя — другие бы не инициировались и все бы шло как обычно, а так я сначала разбередил все, а теперь отнимаю, едва вы начали с этим сживаться. Если Риха с Тиллем, и ты и Пауль…в общем, если так посчитаете — я уйду, — с этими словами он прерывисто выдохнул и совсем свесил голову, уперевшись локтями в стол, за которым они сидели. — Олли, — Крис потянулся к нему, осторожно тронул за колючий подбородок, заставляя глянуть на себя. Тот не подчинился. — Да глянь ты на меня, у тебя чет на бороде прилипло, — уловка сработала и Ларс поднял голову. Глаза у Шнайдера были еще чумными, но во взгляде пряталась теплая улыбка, хотя выражение лица было серьезным. — Олли, перестань казнить себя. Разве ты первый среди нас, кто находит приключения на голову всей группе? Мы еще и не такое переживали, помнишь? Тот же «Buck Dich» на сцене чего нам стоил, — он усмехнулся все-таки на этих словах. — Поэтому не смей даже заикаться об уходе. Мы пережили благополучно еще одно приключение и… — Подожди, оно еще не кончилось. И неизвестно, благополучно ли все разрешится, — Олли все-таки перебил его и вдруг потянулся рукой к Шнаю. — Позволь мне… Он просил разрешения глянуть на него иначе и Крис чуть подался вперед, соглашаясь, подставил голову как кот под ласку. И Ларс не удержался: запустил пальцы в волосы барабанщика, потрепал — они уже отросли и топорщились в стороны шапкой блестящих темно-русых пружин-завитушек. Забавное ощущение, но все равно себе он волосы отращивать не хотел. Отнял руку и прикрыл глаза. Все. Шнай стабилизировался, вернулся в исходное свое состояние. Подвижная, вихрастая фиолетово-черная с белым ядром аура превратилась в идеально гладкую упругую оболочку тех же цветов. Без трещин, пятен или еще чего-либо, что могло указать на побочные эффекты от проделанного. Он прерывисто выдохнул. «Лишь бы с остальными было все так же хорошо». — Ну, что Олли? Я теперь тоже, как и ты, зеленый? — Шнайдер позволил себе намек на усмешку, потому что заметил, как изменился взгляд Ларса. Совсем немного: исчезла чуть заметная морщинка между бровей и у внешних уголков глаз разгладились тоненькие лучики, показывая, что напряжение немного спало. — Нет-нет, Крис, — помедлив, ответил он, медленно отвел руку и снова вздохнул. — Ты в цвете не изменился. Это твое свойство, твоя сила и она никуда не денется, просто ты… — снова вздох. — Это не так быстро объяснить. Он посмотрел на Кристофа и тот увидел, то потемневшие было, иззелена-черные глаза просветлели до прозрачно-зеленых, а уголки рта снова чуть приподнялись, придавая лицу выражение некоторой смущенности. — Хорошо, тогда расскажешь, когда все окончательно очухаются, — еще немного путаясь в ногах и руках, Шнайдер встал и подошел к Риделю. Тот тоже невольно поднялся на ноги. — Да, конечно… — от этого движения успокоенность в глазах басиста снова сменилась тревогой — выражение лица Кристофа было непривычно непроницаемым и непонятно было, о чем он думает. Олли даже на миг показалось, что сейчас он получит, но Шнайдер только неуловимо качнулся вперед и обнял его. — Чума на наши головы, если из-за этого мы развалим группу, — тихо проворчал он куда-то Риделю в шею. У него что-то сильно дернулось под сердцем от этой мысли и мелкую пыль скорее не обиды, а раздосадованности на то, что Ларс сделал, будто ветром сдуло. Он понял, что у них нет ничего больше, чем он сами. Чем их дружба и музыка. Понял, что Олли для него намного важнее, чем любая сила: светлое спокойствие в его глазах, ощущение открытости и доверия друг к другу, готовность поделиться новой безумной идеей и тут же броситься на ее исполнение вместе. Понял, что без извечного попугайного скубания Рихарда и Пауля, без приколов и ворчания Тилля, без матершины и заумных вещей Флаке он засохнет с тоски, и он с силой сжал в объятиях Ларса, чтобы убедиться, что все это у него еще есть. Ошарашенный басист сначала замер, не решаясь пошевелиться, а потом немного неуверенно, но с бережной теплотой обнял Дума за спину и снова потрепал ему волосы. Кажется, конец света отменяется. — Э-ээ… Это конечно, круто, что наш главный супергерой очнулся, Олли, но те трое не просыпаются. Я что только не делал, — появившийся в дверях Флаке застал их врасплох, и они судорожно отшатнулись друг от друга. Дум пробормотал что-то вроде «не думай, мы ничего тут не делали» и покраснел до кончиков ушей. У Олли только под глазами и на лбу показались бледные пятна румянца. — Да ладно, знаю я, что вы тут делали, — ехидная лыба перечеркнула лицо клавишника. — Но это все фигня рядом с тем, что они спят. Ларс, ты точно не напутал ничего со своими зельями? Он пристально глянул на Риделя и у того снова в глазах поселилась тень паники, он оставил Шная и решительно двинулся в зал, будить фронтмэнов группы. Неожиданный крик Рихарда заставил Шная и Лоренца броситься впереди Олли. — Тилль! Пауль! Просыпайтесь же вы, нужно уезжать! Пауль! — Рихард проснувшись за миг до их разговора, мокрый, растрепанный и, казалось, перепуганный до полусмерти тормошил по очереди то одного то другого, а увидев Олли со Шнаем, вскочил, но неудачно (мир еще не обрел привычную твердость), грохнулся обратно на колени и затараторил: — Чуваки! Ну, хоть кто-то из вас в сознании! Собирайтесь, хватайте важное и этих двоих, — он кивнул на спящих друзей. — Надо бежать из города! Срочно! Его колотило, глаза бегали, он не находил себе места и, казалось, побежал бы уже, если б мог встать. Но только координация движений подводила, и поэтому несчастный гитарист болтался из стороны в сторону, стоя на коленях и пытаясь за что-то схватиться. — Ты чего, Риха? Что случилось? — склонившийся к нему Лоренц хотел было усадить его обратно на пол, но тот схватился, и карабкаясь ему по рукам и плечам, не без усилия поднялся на ноги. — Авария! Авария на заброшенном химзаводе будет! Выброс…хлора, много…очень много, мы задохнемся, ветер будет в нашу сторону. Он…разъест нас изнутри, в реакции с водой — кислота…и дождь тоже…кислотный, я видел! Последние слова он произнес, уже медленно оседая обратно на пол. — Рих, на том заводе уже давно ничего не осталось, оттуда все выкачали, — Шнайдер опустившись на колени рядом с гитаристом, тревожно заглядывал ему в лицо — тот не мог смотреть в одну точку. Олли осматривал Тилля и Полика. «Неужели это такой отходняк у него после Сомы?» — подумал он, внимательно вслушиваясь в слова Круспе. — Осталось…старый резервуар. Его забыли. Он треснет скоро… я все видел, Шнай! Чего ты сидишь? Пойдем отсюда, — он снова попытался встать, но Кристоф не дал, поранился о стеклянный взгляд, но не пустил. — Это был просто сон, Рихард, успокойся, — постарался заговорить как можно мягче. — Ты, что взбесился, Шнайдер? Ты же знаешь, мои сны… — У тебя не все сны сбываются, Рих. И этот уже точно уже не сбудется, — тихо подошедший из-за спины Олли мягко опустил ладони на плечи сидящему Рихарду, заставив того дернуться. — Нет! Я был как там! Как наяву все было, люди пытались убежать, их рвало кровью, они падали, их топтали другие… Я был там! Неужели ты не понимаешь Ларс, мы же сдохнем! Затравленный взгляд Куспе заметался по лицам, но наталкивался на какое-то странно-спокойное, немного разочарованное, но мирное выражение. «Не верят?» — Рихард, посмотри на меня, — Шнайдер взял Риха за плечи, привлек внимание.— Этот сон не был вещим, это… Это спьяну, если можно так сказать. — Что? Мы же не пили… Чай только, — растерянно пробормотал гитарист. Он все помнил в отличие от Шнайдера. — Не столь важно. Мы снова стали обычными, Рих, слышишь? Это важно, — он встряхнул бедолагу за плечи, и от этих слов он, казалось, впал в ступор. — В смысле? — Олли связал наши силы. — Подожди, Шнай, это еще не точно. Твои силы он связал, а если на Риху не подействовало и сон правда вещий? Откуда нам знать? — скептический вопрос Флаке окатил всех ковшом ледяной воды. — Что тогда? На лице Рихарда отразилось душераздирающее выражение надежды на понимание, отчаяния и пережитого ужаса. Ларс невесомо провел рукой по спине Рихарда, рассматривая его ауру. —Нет, Флаке. Рихард у нас снова обычный человек. Самый, что ни на есть, простой смертный, — говорил он вроде бы и с облегчением, но все же в глазах снова стало темно от беспокойства. Как понять, был ли последний сон вещим? Когда именно он потерял связь со своей силой? Не станется ли так, что они упустят из виду такое страшное предупреждение? — Точно? — Шнайдер тоже заразился этой беспокойной мыслью. — Да. Он обычный. — Но вы не знаете, когда именно мои сны перестали быть вещими? — Рих обратил к ним искаженное лицо. Лоренцу стало не по себе, он никогда не видел его таким страшным. — Да. Круспе нервно огляделся, увидел что Пауль зашевелился, приходя в себя, и от мысли, что мелкий тоже может оказаться там, в той агонизирующей толпе его перемкнуло. Дрожь прокатилась по телу, он длинно выматерился и вдруг всхлипнул, отворачивая лицо от всех. — Ты чего, Риха? — Шнай потянулся к нему в попытке обнять, но тот скорчился, уткнулся носом в колени и глухо простонал: — Да ну вас всех нахер! — плечи его задергались. Шнай и Олли сели рядом, Лоренц обнял все-таки гитариста, тихо обратился: — Рих, успокойся, слышишь? Сейчас все проснутся окончательно, и ты нам все расскажешь. Хорошо? Это, правда, очень важно, потому что мы не знаем, когда именно ты потерял свои силы.Решения и сомнения
21 декабря 2019 г. в 22:34
На некоторое время в группе наступил период нездорового шевеления. В свободные минуты каждый при возможности искал хоть в книгах, хоть в сети какую-нибудь информацию о том, как можно избавиться от полученного дара, но в инете было кругом сплошное шарлатанство, граничащее с откровенным стебом, а книги… В тех, которые попадались в книжных магазинах, не находилось ничего, что хоть как-то походило на их ситуацию.
Тогда они решили перекопать все библиотеки города в надежде раздобыть что-то из старых изданий, связанных с эзотерикой и подобными паранормальными вещами.
Оливер за короткое время заработал себе среди посетителей и работников славу не-то оккультиста, не-то просто шизофреника, потому, что дольше всех просиживал там, изучая мифологическую, теософскую и религиозно-мистическую литературу. Но все, казалось, было бесполезно. Все их усилия и поиски.
Работа в студии занимала больше времени и на поиски оставались жалкие крохи дней. Они то ругались снова вдрызг, то мирились и чувствовали друг друга как самих себя, то приходили замученными, то полными жизни — трудно было кратко описать происходившее.
Их силы, казалось, ощутив близость отчуждения, стали болезненно, быстро, но неотвратимо врастать в их жизнь. Или это они сами стали под них подстраиваться? Попритерлись к новым друг другу, к новым подколам Пауля, и постепенно даже научились и от них защищаться.
Риха только стал непривычно осторожным и нервным. Тилль оставался прежним, а Шнайдер… Шнайдер свою возможность стал воспринимать как инженер-программист свои умения. С легкой долей усталости и иронии, когда все знают, что ты это можешь и идут к тебе за помощью. Но при этом не понимают, что ты можешь, а что нет, и морозят иногда глупости, и обижаются, что ты их не можешь выполнить. Но зачастую он пытался помочь.
И все казалось, наладилось. А потом постепенно и поиски затихли, только Ларс с Флаке не остановились окончательно. Клавишник, как первая из жертв, боялся того, что с Тиллем может произойти на сцене, а Олли…
Олли боялся за то, как переживет концерт Шнайдер. Он явственно помнил, как вытаскивал поймавшего тепловой удар Шная из-за установки. Тогда они еще не были связаны, но уже тогда у него сердце переворачивалось от болезненной жалости. Что теперь ощутят они оба? Выдержит ли это Дум? Что будет с ним самим? С Рихой и Тиллем?
Он уже проклял себя за все: что втянул всех, что боится, что подозревает плохой конец этой истории, хотя они вроде как снова вошли в стадию перемирия, что не может найти способ вернуть друзей в прежнее состояние…
А он пришел неожиданно и просто.
В очередной вечер, когда Оливер попрощался с девушкой, (она заметила в кафе симпатичного парня, подошла, заговорила, а он, к собственному удивлению, ответил такой же симпатией) и остался один на кухне с пустыми чашками от чая, наткнулся взглядом на черно-красную пиалу. Ту самую.
И как вспышка возникло из памяти событие…
Когда-то к его учителю привели домой маленького мальчишку лет четырех, который перестал говорить после того, как на него бросилась огромная собака и сильно покалечила руки и лицо. Попросили помочь.
Ранбир тогда усадил пацана себе на колени, предложил сыграть на барабанах — местных, табла называются, и тот согласился, но дал понять, что не умеет. Тогда старик раскрасил свои пальцы в белый и красный цвета, и сказал:
— Смотри. Следи за моими руками, и ты все поймешь.
И стал играть. Сначала медленно, будто действительно показывая, как обращаться со странным инструментом, потом все быстрее и быстрее.
Дробный ритм посыпался крупным горохом-нутом, раскрашенные пальцы старика уже трудно было различить, и тогда он запел.
«Ом таре туттаре туре соха» — отрывистое, как и его ритм, завораживающее.
И мальчишка, казалось, залип. Наблюдая за руками Ранбира, он, казалось, впал в какой-то транс. Ларс тогда понял, что это гипноз, и потом это подтвердилось, когда пацан совсем осоловел, а учитель его стал говорить, убеждая того, что его отпускают страхи и он снова хочет говорить.
Когда все закончилось, малой заснул. А потом, когда он в следующий раз появился в доме старика, то принес корзинку фруктов и пряных лепешек. Отдавая это все старику внятно произнес: «Бахут дханйавад, Ранбир». Спасибо большое, Ранбир.
Да. Способ есть, он простой до невозможности, потому что Ларс хоть и видел, как это действует и делается — не знал, как сделать то же самое не с испуганным ребенком, а с четырьмя взрослыми мужиками, один из которых сам может ломать чужую волю без всякого гипноза.
И все та же черно-алая пиала снова стала ключом. Нечестный способ, подлый даже в чем-то, но мог сработать. В худшем случае все кончится тяжким отходняком для всех, но если сработает — он сможет внушить им то, что нужно и связать их силы. И он собрал всех на чаепитие.
По поводу завершения работы, по поводу покупки новой гитары и еще каких-то мелочей, купил пончиков для Тилля, сырных кренделей для Флаке и огромную коробку орехов в сахаре для всех понемногу, заварил один из лучших чайных сборок, которые у него были, только добавил туда немного лишнего.
Совсем немного, четыре крохотные зеленовато-серые корочки из маленькой банки синего стекла с плотно притертой крышкой.