Опустевший бокал рядом с нетронутым ужином

— О, мальчик немного окреп, — Толька сжал мой локоть, потянул на себя со всей имеющейся медвежьей силищей, и я впечатался в его твердокаменный эндоморфный живот, ощущая себя каким-то слишком мелким. Руки задрожали то ли от страха, то ли от злости. Испугался? Да, но не боли, а убийственной неспособности отвести взгляд от не менее напряженно буравящих меня глаз Айкайсара. Дым сплетался со снегопадом, закрывая его мрачный образ туманным маревом. Он смотрел на меня, такой весь «один тут красивый стою на коне», облаченный в курточку с меховой оторочкой, которая, я точно знал, пахнет дорогим парфюмом и почему-то древесной корой. Смотрел, подлец, с недовольством. Чем он, блять, недоволен? Что я успел натворить? Первый день после больничного, он только, сука, вчера сидел на моей кухне и пил чай! Проклятый лицемер! То, что происходило сейчас — как запоротый дубль. Попробовать бы еще раз, да вот только… Толян ударил резко и без предупреждения, попадая куда-то под ребра. Я охнул, сгибаясь пополам и заходясь в кашле, а в голову почему-то пришла мысль, что всё это как-то… искусственно. Ну, не может человек еще вчера заботиться, выпил ли ты таблетки, а уже сегодня молча стоять и смотреть, как тебя в грязь в снег втаптывают. Я сжал челюсти, прикидывая, сколько времени Тольке потребуется на удовлетворение своих ненормальных эротических фантазий с моим участием. А может, он ограничится моральным унижением, тренируясь в красноречии? Но он превзошел все ожидания. Сжав в поросшем жестким темным волосом кулаке капюшон моей потрепанной жизнью куртки, он вдруг потянул куда-то прочь, сшибая мною на своем пути красивого свеженького снеговика с пластмассовым ведерком на голове и самой настоящей морковью вместо носа. Ворот передавил горло, и я задергался, будто выброшенный на берег карась, шлепаясь на задницу, прямо в сугроб. Хотелось заорать матом, но, кажется, я сорвал внутренний голос, обматерив их всех еще до этого странного поступка. Куда он меня тащит-то?! Я вцепился в остатки нижней части туловища снеговика — крупный белый шар, проплывающий мимо. Пальцы, обожженные холодом и взявшейся острыми осколками коркой льда, заскользили, и, стоило Толяну дернуть капюшон чуть сильнее, «соломинка утопающего» выскользнула из моих рук. Тело перевернулось, и я едва ли успел выставить ладони вперед, оцарапывая их в кровь о колючую гололедицу, присыпанную рыжим снегом, но зато спас свою морду от встречи с заснеженной дорожкой. Резкий поворот, траектория движения изменилась. Толян с упрямством быка тащил меня куда-то к выходу из университетского парка, к парковке. Голова дернулась в сторону и я, удивляясь своей молниеносной реакции, выставил локоть, чтоб не впечататься виском прямо в припорошенный бордюр. — Эй, отпусти его… — голос принадлежал абсолютно точно Нику, но звучал глухо, откуда-то издалека. Хватка ослабела, зажатый в кулаке капюшон выскользнул, и я лишь чудом успел перевернуться на бок, чтоб не влепиться со всего маху мордой о тротуар. Да я сегодня просто бог молниеносного реагирования! Возмущенное Никитино «Толян!» было всё еще метрах в пяти от нас. Я перекатился на спину, развалившись прямо под ногами у спятившего ублюдка, и просто дышал, пялясь в чернеющее небо. Снежинки медленно кружились, осыпая земной шарик платиновой крошкой. А еще я имел удовольствие лицезреть прекрасную картину, дикую в своей новизне: Айкайсар, положив руку на плечо тупоголовому дружку, что-то настойчиво втолковывал ему, а тот лишь кивал послушно да хмурился. Из всего разговора я вынес, что «могут быть проблемы». Или просто «могут быть» или просто «проблемы». Опушка капюшона заглушала звуки, плотно прижимаясь к замерзшим ушам, и я не понял нихуя, но было очень интересно. Кажется, у Айкайсара появились зачатки мозга, отвечающие за здравый смысл. Мальчик вырос, и в двадцать восемь, если я не ошибаюсь, лет, начал выползать медведем-шатуном из берлоги подросткового возраста. Понял, что людей, которые просто комплекцией субтильнее, бьют только слабаки. А молчат, наблюдая за подобным, только трусы. Неужели у меня появился защитник?.. Охуеть. Пиздец, я счастлив. Боже, таким жалким я себя давно не чувствовал. Оказывается, получая по морде, гордость страдает гораздо меньше, чем получая помощь. Ниже падать уже некуда, не так ли? Тело показалось неподъемным, а руки затряслись, от напряжения, как у алкоголика, когда я предпринял попытку подняться. Отполз чуть назад, вцепился пальцами в скамейку, и наконец-то принял вертикальное положение. Запас суперспособностей, выделенных мне на всю жизнь, иссяк сегодня. От былой ловкости и изворотливости остались лишь жалкие крохи, а тело от волочения по земле, напомнило о себе ноющей болью. Я потер рукой горло, придушенное воротником куртки, и, хмуро глянул на Никиту, молча спрашивая, могу ли я уходить или веселые игры для дружной компании еще не закончены? — Рождество, — Никита пожал плечами, будто оправдываясь передо мной. Блять, будто я разочарован, что мне не набили морду. Ай-яй-яй, как же так, день зря прошел. — Не знал, что Айкайсар католик, — бросил небрежно, потому что «будут проблемы» из уст Эстемирова и религиозный праздник плохо комбинировались между собой во всех возможных вариациях, на мой взгляд. Да и что это получается, пиздить Ярославского 364 дня в году можно сколько душеньке угодно, но не в Рождество — нет: Боженька накажет? Могу ли я считать двадцать пятое официальным выходным? Ник молчал, провожая взглядом друзей, а потом вдруг толкнул меня в плечо и раздраженно фыркнул, доставая из кармана пачку сигарет: — Давай, вали, пока они не вернулись. Я замер в сомнении, глядя на обледеневшую дорожку под ногами. Все джинсы вымазаны в песке и грязи, но не порваны, а это уже радует. Уйти? А вдруг он просто издевается. Я не позволял себе такой наглости и не знал, могу ли позволить. Ник толкнул еще раз, и я отлетел назад, впечатываясь спиной и затылком в ствол дерева. Нет, лучше остаться. Айкайсар не изменился. Толян тем более. — Ты глухой или как? — Ник посмотрел зло, и мне даже на секунду показалось, что он вот-вот ударит меня в челюсть, но почему-то этого не произошло. — Толяна баба кинула, может быть, ты хочешь ее место занять? Я поднял на него пылающие гневом глаза и продолжил упрямо молчать, заправляя выбившиеся пряди за уши. Холодный ветер имел мои растрепанные волосы во всех позах, и я решил прекратить это безобразие, сковывая их стянутой с запястья резинкой. Никита выдохнул и уже спокойнее выдал, снисходительно качая головой: — Ничего тебе Айк не сделает. Ему не на руку развязывать драку. Если ты сейчас уйдешь, обещаю, ничего не произойдет. Давай, шевели плавниками. Мне не послышалось? Он дал мне обещание? Это отчего-то напугало больше, чем возможная расправа. Никита никогда не упускал шанса почесать об меня кулаки, но сегодня… Сука! Как же они меня задолбали со своими ПМСными перепадами настроения! Развернувшись, я побежал через парк, игнорируя раскатанные дорожки, лавируя между деревьями, получая по морде кустами. Снег хрустел под ногами, и ничем не рушимая ранее тишина уничтожалась скрипящими звуками приминаемого снега. Мне всё чудилась погоня с конями и собаками, но я не оглядывался, не останавливался, позволив себе такую роскошь только когда выбежал на дорогу, перепрыгнув низкий заборчик. Вот и всё. Здесь я был в безопасности. Сбитое дыхание и разрывающий легкие кашель пришли позже, когда отступил страх. Страх сменился омерзением. Омерзение — равнодушием. Это было непросто осознать и еще сложнее принять. Это походило на сбой в программе. Вот всё было долгое время стабильно плохо, и я будто робот выполнял свою привычную работу, пытаясь, по сути, найти себе крохи на пропитание. И вот вдруг что-то переклинило в допотопном божьем компьютере, и я оказался совсем в другом месте, и все настройки сбились. Что делать роботу, попавшему в подобную ситуацию? Отправлять отчет об ошибке. Кому? Господу Богу? Я вновь поднял голову к небу, но чертов фонарь ослепил, больно ударив по съежившимся зрачкам. Боженьке отсюда не слышно. Как гадко. Я чувствовал меньше презрения к себе, когда эти сволочи отбивали мне почки. Те лекарства от Айка, эта помощь от Ника… А может, я сам всё напридумывал? Может быть, это гнилые фантазии больного мозга? Может быть, я окончательно поехал чердаком и в каждом встречном теперь ищу друга? Может быть, у них есть причины так поступать? Ладно, Ник прикрыл мою задницу потому что что-то там не на руку Айку. Не знаю что и вникать не хочу. Айкайсар же мог помочь с лечением просто, чтоб я не сдох. Иногда нужно чинить любимые игрушки, иначе они сломаются окончательно. Но достаточно было бы закинуть пакет с лекарствами мне в окно и свалить, а не ошиваться на кухне почти каждый день, лично проверяя, выпил ли я антибиотики. — Эй, пацан, чего замер? Я отошел в сторону, позволяя водителю москвича проехать, и поплелся в сторону дома. Работа теперь, благодаря стараниям всё того же Эстемирова, как-никак была, да еще и стабильная, с выплатой зарплаты четыре раза в месяц. Уже неделю я исправно выполнял функции «принеси, подай, иди на хуй, не мешай», и теперь дома у меня водилась еда, и мне даже удалось купить себе зимние ботинки, которые приходилось прятать в шкаф, чтоб мать не заложила за бутылку. Завтра я планировал пойти еще и куртку купить в секонде, а то на этой всё еще красовался след от ботинка с того самого вечера, после которого я проснулся на скамейке. И, честно говоря, теперь иногда я даже хотел возвращаться домой к коту, потому что холодильник радовал своей наполненностью, а еще у меня снова получалось улыбаться. *** Общая вечеринка в честь нового года, которую традиционно, правда, непонятно зачем праздновала наша шарага, происходила мирно по причине того, что ректор был сильно обеспокоен, как бы репутация его детища не пострадала. Мирно, насколько это было возможно. Я не хотел идти и даже немного стремался, но черт возьми! Что может случиться в клубе, где куча преподов, студентов, охраны? Может быть, хоть поем чего-нибудь вкусного, хотя, конечно, в клубах я не бывал, но там же должны кормить, да? На аренду не скупились, и вот уже вечером двадцать шестого «Энигма» была в нашем распоряжении. Взгляд декана, что пристально сканировал каждого студента, дабы не пропустить тех, кто решил по-тихому толкнуть дурь и кислоту, внушал какое-никакое, а доверие. Насчет «шараги» я, конечно, загнул. Это был один из лучших ВУЗов страны, что и стало главным определяющим критерием моего выбора после окончания школы. Тогда я, наивный и глупый, еще не знал, что встречу… этих, и что на учебе можно будет поставить жирный крест. Я сдал одежду в гардероб и занял очередь, чтоб получить заветную печатку на руку, завертел головой в поисках Эстемирова и компании, но их нигде не было, так же как и не было их машин на парковке. Может, они решили проигнорировать событие? Но чудеса — это то, что случается с другими, и никак не со мной. — Ого, кого я вижу, Ярославский! Толян в зимней куртке прокрутил на пальце ключи от новенькой бэхи и улыбнулся во все свои тридцать два. Я скользнул взглядом ему за спину, поймав на мгновение пронизывающий взгляд Айкайсара, сдающего свое пальто гардеробщице, и почему-то у меня неприятно закололо в сердце. Страшно представить что будет, если они снова решат меня напоить… А с ними станется! Лучше свалить по-быстрому, но… — Ярославский, не задерживайте очередь! — громовой голос декана заставил меня резко отвернуться и продвинуться вперед, к охраннику, что с размаху мне поставил печать и едва ли не толкнул в темный, подсвеченный лишь приглушенными зелеными неоновыми лампами коридор. Я запнулся при виде освещенной бликами сцены и влился в пульсирующий басами полумрак, натыкаясь на извивающиеся фигуры, кружащиеся в застилающем танцпол дыму. Ну вот. Представление «дикие животные в их естественной среде» началось, зовите Николая Дроздова и юных натуралистов, усаживайтесь поудобнее, сейчас будет трэш… Я пошел в противоположную от бара сторону, туда, где музыка рвала барабанные перепонки. Она и раньше это делала, но сейчас вообще башку сносила. Как это кому-то может нравиться? Дальний диванчик подальше от сцены был выбран мною согласно стратегии. В планах было полчаса посидеть, понаблюдать, узнать, что такое эти клубы и с чем их едят, а потом раствориться в тумане. Приземлив свою задницу на горизонтальную мягкую поверхность, я прикрыл на пару секунд глаза, чувствуя, как от грохота вибрирует всё тело, отзываясь тулумбасом в легких. Наверное, не стоило сюда приходить. Хотя, вряд ли компашка придурков будет меня сегодня доставать. Зачем им я, когда вокруг столько прекрасных полуголых студенток? Мой взгляд то и дело цеплялся за танцующие фигуры в дорогих нарядах. Все они будто были созданы для стремительных завораживающих танцев в блестящих платьях. Я только и успевал башкой крутить, изумляясь, как эти мадемуазели умудряются так плавно двигаться на высоченных каблуках. Парни, разумеется, так сильно над своим внешним видом не парились, но приталенные рубашки и зауженные брюки вливали их в общий поток. Да, определенно, кто гармонично вписывался в атмосферу гудящего пчелиным ульем клуба, так это Айк с Никитой. А Толик… Толику больше подошло бы какое-нибудь подпольное Luxury казино, если честно. Даже бычья шея, будто под золотую цепь откармливалась. Завидев ублюдков, я поспешно вжался в диван, исподтишка наблюдая, чтоб успеть среагировать в случае чего. Ник принес из бара пестрые коктейли, а потом галантно поставил их на столик перед хихикающими девчонками, а Эстемиров непринужденно откинулся на спинку кресла, обсуждая что-то несомненно важное с роскошной молодой особой, совсем не похожей на остальных присутствующих в их компании, да и в клубе в целом, дам. Переставляя ножками на охеренно высоких лодочках, она чуть придержала неприлично короткое платье и присела на подлокотник, тут же наклонилась к нему, рассыпая черные волосы по белоснежной спине. Айкайсар неторопливо улыбнулся, не разрывая с ней зрительного контакта. Я видел, как его пальцы зацепились за кончики шикарных локонов, погладили, растерли между пальцами, а взгляд соскользнул на пухлые губки, изогнутые в вышколенной игривой улыбке женщины, слишком хорошо знающей себе цену. Такую невозможно было подчинить, невозможно было приручить, невозможно было завоевать. Вряд ли она покупалась или продавалась. Вряд ли она делала хоть что-нибудь, ее не устраивающее. А значит, то, что происходило… Очаровательная наяда наклонилась ниже, изысканно прогибаясь в спинке, и коснулась его губ своими. Будто под гипнозом, я смотрел, как сильные руки играючи перехватили ее за талию, властно утаскивая к себе на колени. Из-за ширмы невероятно длинных волос мне не было видно лица, но я ухватил кусочек ее узкой оголенной спины, выступающие белые лопатки и мягкую округлость груди, едва ли прикрытую тканью. Взгляд скользнул ниже, на обтянутые платьем бедра и фарфоровые стройные ноги в черном капроне, серебристый ремешок туфельки, перехватывающий тоненькую лодыжку, и маленькую татуировку прямо под трогательной косточкой… Я поднялся повыше, проглиссировал взором по гладкой коже и, чувствуя себя законченным извращенцем, почти с вожделением огладил выглядывающую из-под платья кружевную резинку черного чулка… Рука Айкайсара двинулась ниже, будто специально для меня задирая край платья прекрасной нимфы, а потом сжала упругое бедро с грубой силой, так что я… как будто бы даже ощутил на себе давление его пальцев, колючую боль от захвата, и, испугавшись своей реакции, поднял глаза повыше, прочертив линию по девичьей спине, худым плечами, и столкнулся с ехидной, полной глубочайшего презрения, и даже зловещей ухмылкой Айкайсара, взирающего на меня с таким высокомерным превосходством, что я понял — он все-ё видел. Он следил за мной. Он устроил это представление для меня. Понимая, что я не конкурент, он был спокоен, ведь такая девушка никогда не окажется в моих объятьях. Надо валить отсюда нахрен. Я вскочил на ноги. Горло пересохло, горящие огнем щеки хотелось срочно остудить, и я почти бегом направился в сторону туалетов, локтями расталкивая танцующих придурков. Меня встретил черно-индиговый кафель и огромное количество зеркал, а еще освещение, в голубоватом свете которого мое лицо казалось не просто бледным, а мертвенно-бледным. А может быть, я действительно так выглядел сейчас. Опустил глаза вниз, туда, где ширинку оттопыривал вставший член, и едва ли не застонал от досады. Ну, конечно, дружок. В самый неподходящий момент, блять. Это Айкайсар тоже видел? Я плескал на лицо ледяной водой до тех пор, пока пальцы не начали колоть от холода, а в глазах пропала резь. Плоть медленно опадала, не получая эмоциональной подпитки, а остатки ее былой славы успешно скрывала длинная футболка. Хватит уже. Пора возвращаться в реальный мир, где нет прекрасных девушек, позволяющих мне себя щупать, пусть даже глазами. Кривая улыбка появилась сама собой на искусанных губах. Браво, Ярославский, браво. Посмотрел на бабу и растаял. Тряпка. В дверях я едва не столкнулся с каким-то прыщавым первокурсником и, не удержавшись, грубо толкнул его в плечо, отчего-то вымещая свою злобу на ни в чем не повинном мальчишке. Он лишь округлил глаза от удивления, но отвечать не решился, хотя вряд ли я смог бы победить его, если бы завязалась потасовка. Он пусть и младше, а явно крепче. И чем только их кормят? Ах, да, это называется «пища». Смесь запахов сигарет, спирта, дорогого одеколона, кожаного салона и свежего пота ударила в нос, вызывая рвотные позывы, а потом на моем плече сжались стальные пальцы. — Идем со мной, цыпочка, — Толик басовито заржал, и, перехватив под локоть, поволок куда-то в сторону, танком пробираясь сквозь толпу. Я только и успевал ногами переставлять, спотыкаясь на каждом шагу, падая, цепляясь одеждой за танцующих людей. Ну, пожалуйста, только не говорите мне, что за то, что я посмотрел на девчонку Айка, мне сейчас дадут в рыло! Дверь с тонированным черным стеклом, за которым едва ли можно было различить силуэты, открылась перед нами, едва ли не съездив мне по лбу, и я нос к носу столкнулся с девушкой в униформе официантки этого клуба. Мы пропустили ее и зашли сами, но уже спокойнее, без спешки. Когда тебя не тащат за собой, как провинившегося щенка, — это терпимо. В VIP-зале было… шикарно. Иначе и сказать нельзя. Почему-то возникли ассоциации с гримерками, возможно из-за большого зеркала со светящейся рамкой, а может быть из-за приглушенного желтоватого света и общего полумрака. На большом кожаном диване сидели Айкарсар с Никитой. Оба не выглядели пьяными, расслабленными или растрепанными, да и внимания на нас они даже не обратили. Эстемиров держал на коленях ноутбук, Ник же был погружен в чтение каких-то официального вида бумаг. Девушка, которую я совсем недавно так бесстыже разглядывал, сидела на высоком стуле у зеркала, лениво попивая малиновый слоеный коктейль и любуясь своим отражением. Ножка закинута на ножку, платье выгодно открывало белое плечо… — Нахрена ты привел его сюда? — голос Айкайсара вывел меня из оцепенения. Дьявол, опять он поймал меня за подглядыванием! Но действительно, зачем я здесь, когда есть она? — А схера ли он… — Толян не мог подобрать подходящие слова, и я, не удержавшись, кинул на него злорадный взгляд. Выкуси, дебил! — Сядь, — Ник даже глаза не поднимал, но я чувствовал, что адресовано это мне. Беспрекословно выполнил, опускаясь задницей в самое дальнее кресло и, наверное, выглядел при этом до ужаса довольным, радуясь, что им явно не до меня, да еще и музыка здесь была искусно заглушена звукоизоляцией, так что в «випке» царила почти ничем не рушимая тишина. Толик только фыркнул, забирая со столика стакан с янтарной жидкостью. — Не маячь, — попросил Айкайсар и обратился уже к Никите, тыча пальцем в экран ноута: — они явно решили нам подосрать. Посмотри на эти цифры. Видишь, здесь и здесь указана эта сумма. А вот здесь… — он отобрал у Ника бумаги и, комкая их от злости, прошипел: — здесь уже ничего. Они отправили нам правильный вариант на просмотр, а в распечатанном варианте эти цифры просто не написали, рассчитывая на то, что мы и не подумаем проверять. — Решили как лохов развести, — Ник ухмыльнулся, и от этой ухмылки мне стало не по себе. Почему-то только сейчас я в полной мере осознал всю силу этого хищника. И того, что сидел рядом с ним. Они переглянулись нехорошими взглядами, и меня от чего-то начало подташнивать. — Есть одна идейка… — Айкайсар задумчиво повертел в руках телефон, будто размышляя звонить или не звонить. — Но боюсь, тебе она не понравится. — Айк, — Никита покачал головой и понизил голос, будто не желая провоцировать друга: — нам с ними не тягаться. Они все опытные акулы. Давай лучше обратимся к твоему брату… — Нет! — мужчина взвился на ноги, скидывая ноут с колен, но в последний момент ухватив его в полете. Захлопнул, швырнул на диван. Я обнял себя руками за плечи, чувствуя, как сердце бьется по тарифу «три удара по цене одного», и все никак не мог оторваться от пылающих гневом глаз. Обычно такой спокойный Айкайсар был готов, кажется, крушить все вокруг. — Нет, Эмиль и так много для нас сделал. Дальше нужно двигаться самостоятельно. Мы не можем отказаться! Пути назад нет, понимаешь? Слишком высокая цена! Я сжался в комочек, когда его блуждающий агрессивный взгляд вдруг остановился на мне. — Зачем ты сюда пришел? — тихим, злым голосом прошипел он, но я и рта не успел открыть, чтоб возмутиться, заявить, что это все Толян, как он продолжил: — Ты работал весь день. Ты должен спать. В комнате повисла такая густая тишина, что казалось, ее можно зачерпнуть ложкой и положить в рот. Мои глаза не могли стать еще больше. Я… я просто не знал, как себя вести. В кино в такие моменты раздается свист, смешки, звон разбившегося бокала, но в нашем случае, не слышно было ничего, кроме моего испуганного прерывистого дыхания. — Ник, позвони Иванычу, Толян, пусть твой отец проверит по своим каналам эту нашу подлую конторку, а ты… — он в два шага преодолел разделяющее нас расстояние, — ты поедешь со мной. Айкайсар сжал мое предплечье стальной хваткой, заставляя подняться на ноги, и потащил к выходу под прицелами двух пар удивленных глаз. Двух, потому что девица как пила свой коктейль, разглядывая отражение в зеркале, так и продолжила пить, будто она здесь вообще декорация. У меня создалось ощущение, что я оглох, потому что рвущие барабанные перепонки басы внезапно перестали существовать. Вокруг бушевало море из тел, пространство вибрировало от грохочущей музыки, что-то орал маразматичный ведущий, бесшумно разевая рот, но Айкайсар, уподобляясь ледоколу, шел вперед, не обращая внимание на давящую со всех сторон толпу. Только на улице, сжав в руках наспех забранную из гардероба, но не надетую куртку, глотнув морозный воздух, я уперся пятками в пол и крикнул, срывая голос: — Куда мы? — Отвезу тебя домой, — ответил он как само собой разумеющееся и дернул за рукав так, что я почти потерял равновесие и поцеловал лбом асфальт. От падения меня спасла опять же лишь его железная хватка. — Не хочу там больше находиться. И он действительно затолкал меня на пассажирское сиденье автомобиля и рванул в сторону дома, сосредоточенно уткнувшись взглядом в дорогу. Он гнал с такой скоростью, будто хотел или нахрен убиться, или собрать все возможные штрафы. Когда мы проехали очередной светофор на уверенный красный, едва не сшибая человека, я решился попросить сбавить скорость или выпустить меня из салона, но все просьбы были успешно проигнорированы. Эстемиров затормозил только напротив родного обшарпанного подъезда, и я, зеленея от истерики вестибулярного аппарата, выполз на спасительный мороз, не прощаясь, поплелся прочь, чувствуя на себе задумчивый взгляд. Он наблюдал за мной, пока я пытался найти в кармане ключи. Я шкурой ощущал, что он смотрит, и всё-таки не удержался от соблазна посмотреть в ответ. Обернулся, всего на секунду сталкиваясь с Айкайсаром взглядом, и поспешно захлопнул за собой дверь, прижался спиной к холодной стене и не двигался с места до тех пор, пока он не свалил в туман. Выдохнул, услышав, как рев двигателя затих вдалеке, я прошел к квартире и поспешно сунул ключ в замочную скважину, мечтая заварить горячий чай и сделать пару бутербродов. Таких, которые мне готовил Эстемиров. С сыром, колбасой, помидорами, салатом… В коридоре стоял тяжелый запах сырости, разведенной мною, из-за привычки постоянно драить полы, пыли на шкафах, до которой я никак не мог добраться, и дешевых сигарет, к которым пристрастилась мать. В углу на тумбочке, жутковато мерцая серо-зелеными глазищами, восседал кот. Я скинул обувь, повесил куртку на крючок и подошел ближе, ласково провел по голове, наслаждаясь ощущением щекочущих ладонь ушек, наклонился ниже, ткнулся носом в мокрый кошачий нос, любезно подставленный для приветствия. — Сына-а! — крик матери из комнаты был… трезвым? — А? — неохотно отозвался я, поглаживая по спинке кошака, почему-то пристально уставившегося в сторону чернеющего дверного провала и злобно подергивающего хвостом. — Т-там у нас какой-то котяра сидит? Мы с котом удивленно переглянулись. Что это может значить? Может, это какой-то другой кот? Я прищурился, рассматривая знакомую шерстку, круглые ехидные глазищи, мягкое пузико, которое я сам ему откормил, и убедился, что нет уж, это точно мой. Перехватив поперек лохматого туловища, я прижал его к груди, и, почесывая за ушком, вошел в зал. Мать сидела на диване, обхватив себя руками за плечи и подобрав ноги в старых штанах с дыркой на коленке. В таком ракурсе она казалась еще старше, еще аморфнее. — В-вот он… — она ткнула корявым пальцем в кота. Из глубины мурчала послышалось гневное ворчание. Судя по всему, они не подружились. А может, я себе не только дружелюбие в Айкайсаре нафантазировал, но еще и фантомного кота придумал? — К тебе что, белочка в гости заглядывала? — испуганно-раздраженно шикнул я, не зная, то ли в скорую звонить, то ли внимания не обращать. — Какая белочка?! Котяра! — мать сокрушительно покачала нечесаной головой, округлила до предела блеклые глаза и доверительно прошептала: — я через него перецепилась. Как он в дом пробрался, а? Выгони его! — Ма, он наш! — простонал я, отпуская животное на пол. Кот пестрой лентой взвился по дивану, шторе, и, корябнув когтями по стене, забрался на шкаф, уселся там копилкой и принялся с усердием вылизывать шерстку, косясь на меня прищуренным глазом. — Он у нас уже почти месяц живет. Мать проследила за его перемещением, и взгляд ее приобрел задумчиво-отрешенный блеск, будто она что-то поняла. Но нихрена она не поняла, я уверен.