Опустевший бокал рядом с нетронутым ужином

— Смотри внимательно, парень. Эти уроды хотят и рыбку съесть, и сковородку облизать, поэтому не профукай, когда будешь принимать заказ… Я тупо кивал на каждое слово, растерянно поглядывая на кипу бумаг на своем столе. Федор Палыч решил скинуть на меня часть своих обязанностей в этот чудесный постапокалиптический день второго января, и я, вдыхая густой промасленный, обволакивающий легкие жирной пленкой воздух, слушал его, и слушал, и слушал, и снова слушал, не вслушиваясь. За стеклянной стенкой в коридоре Оксана шушукалась с тетей Наташей, делая вид, что ждет, пока закипит чайник, и то и дело поглядывала на полноватого Бориса, не занимающегося ничем полезным, кроме вливания в свою бесформенную сумоистскую тушу пятой кружки сладкого кофе 3 в 1. Офис жил своей привычной жизнью. Офис дышал похмельными парами. Офис задыхался в них. Я ткнул носком ботинка в кнопку «пуск», воскрешая рабочий компьютер, и всё пытался вспомнить, в какой момент Федор Палыч понял, что сегодня разговаривать со мной бессмысленно. Соорудив на башке некое подобие задротского пучка, я расстегнул молнию на толстовке, кажущейся мне теперь невероятно жаркой и неудобной, и нырнул в работу как в болото, просматривая сотни изрисованных печатными буковками бумажек. Чертова кириллица расползалась перед глазами крохотными букашками, зрение отказывалось концентрироваться на символах, зато знакомую фигуру в двубортном пальто сквозь чуть затемненную стеклянную стену рассмотрело чудесно. Блеск. Я выдохнул, сползая на сиденье, прячась за экраном монитора, но Айкайсар и не смотрел в нашу офисную крысиную клетку. Прошел мимо к двери с надписью «СЕО», поздоровался с кокетливо хихикающей Оксаной, перекинулся парой слов с тетей Наташей. Потолок опустился ниже, прислушиваясь. Я мог бы предположить что угодно: рабочий визит, просто соскучился по братцу — Саиду Алиевичу, нашему генеральному, может, заскочил забрать что-то. Предположений могло бы быть туева хуча, но только одно единственное укладывалось в башке: пришел меня увольнять. Если Эстемиров меня в эту компанию устроил, то и уволит как нехрен делать. Дверь за широкой спиной моего ночного кошмара и психанутого воздыхателя закрылась. Я мельком взглянул на свое отражение в зеркальной поверхности экрана новенького телефона, подаренного Иркой, и поспешно поправил выбившуюся прядь. Если идти на убой, то хоть красиво, с достоинством. Офисный шум вдруг показался оглушительно громким, и я закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от повизгиваний Оксанки и чавканья Бориса. В сумме эти звуки напоминали элемент из дешевого порно. Спину прожигал уничтожающий взгляд Палыча, который, кажется, раскусил, что я ничего не делаю и не собираюсь даже начинать. Какая теперь нахрен разница? Боже, как же унизительно, что именно от Эстемирова зависит, будет ли хлеб на моем столе или нет. Пока что зависит. В жопу всё. Уволит — значит найду новую работу. Немного жирка я нагулял, значит, даже на воде и хлебе не помру уже. — Ярославский, к генеральному! — крикнула секретарша Настенька, презрительно взирая на меня из-за стекляшек очков, которые, как ей казалось, делали ее умнее. Не делали, Настенька. Поднялся на ватные ноги. Сделал несколько десятков шагов. Открыл дверь. Так механически, будто проделывал это сотню раз, хотя, по правде говоря, видел Саида Алиевича всего пару раз и то мельком. В кабинете было довольно тесно и очень, ну очень напоминало чертов таунхаус Айкайсара. Даже диван, кажется, из той же серии. И хотя не было в кабинете ни камина, ни шкуры, ни балок на потолке, но цвет, свет, атмосфера в целом поднимали в душе воспоминания, которые я бы… все равно не мог назвать пугающими. Скорее сладкими. Я пробормотал «вызывали?» и неловко замер посреди комнаты, переминаясь с ноги на ногу, как провинившийся пятиклассник. Генеральный сидел в кожаном черном кресле, и хоть его профиль нельзя было назвать благородным, но он таил в себе что-то безусловно суровое. Из-под нахмуренных бровей на меня смотрели черные недобрые глаза, а изгиб губ выражал, как мне показалось в полумраке, недовольство. Ну, вот и всё. На Айкайсара я старался не смотреть, но боковым зрением видел его вальяжно устроившегося на диванчике с какими-то бумажками в руках. И почему-то мог до мельчайших деталей представить, как он сейчас выглядит. Это неожиданно взбесило. Против воли я узнал его лучше. Слова прорезали гудящий от тяжести воздух, как ледокол ледяное крошево, долетали до меня с небольшой задержкой, впивались в мозг. — Он? Грубый голос. Низкий голос. Рычащий голос. Я даже предположил, что у Саида и Айкайсара один отец, но разные матери. Слишком они были непохожи. Аристократичный, хоть и властный Айк, и слишком уж угрожающий Саид, в котором было скорее что-то древнее, что-то старинное. Мысли сплетались щупальцами слов, прощупывали мозг изнутри. Рокочущий голос всё звучал в моем черепном ящике. — Он, — холодно подтвердил Айкайсар. Ну вот. Понеслась. — Хоть посмотрю на этого соблазнителя, — утробный голос… улыбнулся. Я примерз к месту, как язык к ледяной качели в минус двадцать. Поднял глаза и встретился со зверским оскалом Эстемирова-старшего. — Соблазнителя? — слабо и тупо переспросил я, принимаясь выкручивать от нервов собственные пальцы. Во рту пересохло. Я почти умоляюще взглянул в сторону Айка и едва не взвыл от досады, потому что, черт возьми, он смотрел прямо на меня с какой-то подозрительно знакомой жадностью… — Ну, раз ты смог моего братца-бабника захомутать, то иначе назвать я тебя, парень, не могу! — с насмешливой полуулыбкой хмыкнул мужчина, постукивая ручкой по столу. — М-да, ситуация. Ну, тут предложение поступило тебя назначить моим ассистентом. Признаться, я и сам рассматривал твою кандидатуру. Вскользь. Молодой ты еще, неопытный… Но если брат уверяет, что сможешь, то почему бы и не дать шанс? Пойдешь? Я разлепил губы и почти прошептал: — Нет. Мой растерянный протест потерялся в лающем хохоте Саида. — Нет? — Нет, я не продаюсь, — это уже было адресовано Айкайсару, который, кажется, был даже не удивлен. Смех оборвался так резко, что я даже не успел понять, в какой момент это произошло. Мужчина повернул голову к брату, уставился на него с серьезным спокойствием и вкрадчиво поинтересовался: — Может объяснишь, почему он говорит так? Айк кинул бумаги на столик и достал из кармана сигареты. Закурил, окутывая себя сизым туманом. — Пусть он и объясняет. Саид покачал головой и перевел взгляд на меня. — Айкайсар тебе что-то сделал? — спросил, и я по своей недалекости не сразу понял, что спросил у меня. Я молчал, не зная, что ответить. «Да, но я не очень-то и сопротивлялся»? «Нет, мне все понравилось, можно повторить»? «Почти, я еще не решил, как расценивать произошедшее»? Так и стоял, молчал. — Подожди-ка… — мужчина потер виски, обдумывая что-то несомненно важное. — А уж не он ли тот паренек, которого Анатолий предложил для отвода глаз того… Я закашлялся, не до конца понимая о чем он. Вернее не так. Я понимал к чему он клонит. Айкайсар замер на секунду, выдыхая облачко дыма изо рта, а потом едва заметно кивнул. — И ты согласился? — Всё получилось наоборот. Толян предложил, Ник поддержал, а мне поначалу было плевать. Я думал только о цели, — Айкайсар нервно поморщился, кидая недокуренную сигарету в кофейную чашку. — Черт, я не думал, что они так заиграются! Саид помолчал, устремив взгляд в столешницу из благородного темного дерева, а потом вдруг вскочил на ноги и заорал: — Пошел вон! Я попятился, испуганно глядя на генерального, который почему-то даже не смотрел в мою сторону. — Брат, подожди, — Айкайсар примирительно вскинул руки, пытаясь усмирить разошедшегося мужчину, но Саид дернулся вперед, и я впервые увидел, как Айкайсар почти испуганно замер, готовясь отражать удар. — Прочь! — проревел мужчина, указывая пальцем на дверь. — Мой брат оказался таким дураком, о, милостивый Аллах! Я отступил на шаг в сторону, пропуская Айка к двери, но поднять на него глаза так и не осмелился. Много чего было непонятно, и много чего мне, кажется, собирались объяснить. — Сядь, мальчик, — устало, будто эмоциональный взрыв утомил его, пробормотал Саид когда дверь закрылась, махнув рукой на диван. — Ты можешь ничего не говорить, не отвечать, но выслушать меня тебе придется. Я аккуратно присел на край, как можно дальше от стола, и уставился взглядом в пол, потому что смотреть на этого странного мужчину было выше моих сил. — Я не смею просить тебя о прощении для моего брата, — начал он, и его рокочущий голос вступал в диссонанс с почти умоляющими нотками. — Но должен просить за себя. Что не остановил вовремя этот глупый план. — План? — хрипло переспросил я. — Да, у них есть стивидорная компания. У Анатолия, Никиты, Айкайсара и Амины. — Я… я знаю. И план состоял в том, чтоб меня… — Анатолий решил, что будет очень стратегически правильно, если конкуренты будут воспринимать их, как новичков, мажоров, которым родители подарили игрушку. И чтоб поддерживать эту картинку, предложил вести себя как… — Ублюдки, — выдохнул я. Хлебнул реальности. Немного замутило, башка пошла кругом, перед глазами затанцевали хороводом звезды. — Это был не очень надежный план, но он в итоге привел к результату, — Саид встал на ноги. Я вскинул на него глаза, испуганно отшатнулся от закрывающей тусклое зимнее солнце плечистой фигуры, и вжался лопатками в мягкую спинку дивана. Мужчина неодобрительно поморщился, подошел ближе, присел рядом. — Мой братец тот еще придурок, и он совершенно не умеет признавать свои ошибки, — голос Саида приобрел бархатные нотки. Я опустил веки, наблюдая из-под полуопущенных ресниц за игрой света в невесть откуда взявшемся стакане в его руках. Желтоглазый коньяк улыбнулся лисьей улыбкой. — Поэтому он будет до последнего делать вид, что совершенно ни при чем, но знай, что он с ума сходит от раскаяния. — Я не… — Ты «не». А он «да». Поэтому увы, но я ничем не смогу помочь. Я взвился на ноги, попятился, не понимая, что он несет, и одновременно с тем слишком хорошо понимая. Кинулся прочь из кабинета, спасаясь бегством, но тут же попал в кольцо горячих рук. — Тебе придется пойти со мной, — почти рычащий, почти ласкающий слух, почти родной голос коснулся моей трепещущей душонки, и я рванулся из его объятий, устраивая сотрудникам бесплатный цирк. — Блядский Айкайсар, — зашипел я, каким-то чудом умудрившись-таки выпутаться. — Что ты прицепился ко мне?! — Не знаю, что тебе сказал мой брат, но хотелось бы, чтоб ты выслушал и другую версию. Я сцепил челюсти так, что зубы заболели, и дернулся вперед, вцепляясь побелевшими пальцами в чертов черный воротник безумно дорогой рубашки. Ярость клокотала внутри, готовая сорваться с цепи, как карнавальный медведь, и растерзать собравшуюся публику. Жгучая лава потекла из моего рта гадкими словами. — Он сказал, что ты прогнулся под Толяна. Я-то думал, что это Толик твоя шестерка, а не ты его! Вполне справедливо было бы мне за такое врезать, но Айкайсар лишь терпеливо отцепил мои руки от своего воротника и перехватил за запястья, не позволяя уйти. Хотя я и не планировал. Удушающе-нежная терпимость и ласка в его глазах выбивала из колеи. Он улыбался, глядя на мое бешенство, он поглаживал подушечками пальцев дрожащие руки, увлекая куда-то в сторону, и я шел, как коза на веревочке, на автопилоте переставляя ноги. Остановился только на улице, когда пронизывающий холод впился в тело осколками. Обнял себя руками за плечи, пытаясь сильнее укутаться в толстовку, но это было бессмысленно — ветер вышибал всё тепло из согретого душным офисным тела. — Садись в машину, — попросил Айкайсар, открывая дверь с пассажирской стороны. Я упрямо замотал головой, демонстративно отворачиваясь. Метель швырнула в лицо комья снега и принялась с остервенением выдирать волосы из неаккуратного пучка. На плечи подавляющей тяжестью упало горячее пальто с ароматом древесного парфюма и сигаретного дыма. Я зажмурился, когда Эстемиров обхватил меня за талию, подталкивая к стене офисного центра, где не было такого ветра, а тротуарная плитка была очищена от снега. — Не хочешь в машину, тогда будем говорить здесь, — решительно произнес мужчина заставляя прижаться спиной к бетонной стене. Поднял воротник, закрывая мое лицо от ветра… Я так и стоял бы ошарашенно, погруженный в тепло его одежды, и смотрел бы без сожаления, как он в своем костюме делает вид, будто совсем не холодно, но следующие слова заставили меня выйти из непродолжительного оцепенения. — Очень тебе сочувствую. Потому что я не собираюсь оправдываться перед тобой. Я взвился, дернул плечами, пытаясь скинуть пальто: — Вот и молодец, вот и не оправдывайся! Забирай свою телогрейку и вали на все четыре стороны! — завопил я. Айкайсар придержал пальто одной рукой, другой сомкнул борта, закрывая мою продрогшую тушку от зимней стужи и одновременно с тем не позволяя уйти. — Я понятия не имею, что делать с этими чувствами. Думал, что пойму, но так и не понял, — продолжал он как бы между делом. — Толян предложил прицепиться к девушке — к твоей подруге, но Никита был против и настоял на мальчике. Выбор пал на тебя потому что… — грубые руки подцепили выбившуюся прядь, снимая с нее налепленные снежинки, огладили, накрутили на палец. — потому что ты красивый. И выделялся на фоне бесхребетной серой массы своим дерзким характером. Он не мог бы выбрать никого другого. Я гордо вскинул голову и решительно сжал кулаки, без страха глядя в наполненные звериным голодом и безграничным желанием глаза. Айкайсар навалился сверху, всей тяжестью больно вдавливая меня лопатками в выстуженный бетон. — Я думал, это пройдет. Думал, что рассмотрю в тебе что-то отталкивающее, но ты будто намеренно делал всё, чтобы подпитывать мой интерес. Пальцы сжались на затылке, собирая в кулак скованные резинкой волосы. Я зашипел от искрящейся боли, беспомощно запрокидывая голову до хруста в позвонках. В рот скользнул горячий язык, и будь я чуть поумнее — впился бы в него зубами, вгрызаясь в чужую настырную плоть, но охватившая паника не позволила мне совершить столь необдуманный поступок. Я лишь застонал, пытаясь вытолкнуть чужой язык своим, но Айкайсар и сам прекратил варварское вторжение. Ткнулся мне куда-то в шею, обреченно вдохнул… Рука отпустила мои волосы, поползла выше, коснулась щеки. Я вздрогнул, ощутив ее холод. Он был весь будто мраморный — ни крупицы тепла не осталось, всё выморозил ветер. Я замер, погруженный в протабаченное дыхание, щекочущее кожу, ощущая стеклянное, звонкое, морозное безмолвие, которое вряд ли согрел бы огонь в камине. Пальцы, все еще сжимающие борта пальто, спасая меня от холода, разжались. Ладонь скользнула вовнутрь, в тепло, и я пискнул от ледяного прикосновения к животу, которое чувствовалось даже сквозь ткань толстовки. Вторая рука, по-прежнему поглаживающая мою щеку, скользнула следом, обнимая, смыкаясь на пояснице. Я застыл, не зная, как поступить. Меня чертовски давно не обнимали. Даже не помню когда в последний раз. Наверное, в детстве. Единственная подруга Ирка считала нежности слюнявого типа ненужными и неприятными, а я и не особо-то стремился к телесному контакту. Кто бы мог подумать, что впервые за столько лет меня будет обнимать… он. Я гулял по тлеющим торфяникам, проваливаясь ногами в пепельное болото, вдыхая чадящую пустоту. Безрассудное, неизвестное хватало за воротник и шептало свою последнюю волю, прижимаясь истертым ртом к живительной влаге студеного родника. Жар полз вверх, ровно настолько, насколько температура тела ползла вниз, и я вдруг обнял его в ответ, просто потому что руки деть было некуда. Да. Просто некуда было деть руки. Положил ладони на мощные плечи, обтянутые тканью поскрипывающего промерзшего пиджака, прижался щекой к колючей щеке… Айкайсар сжал объятия до боли в занывших ребрах, и я пискнул, испугавшись, что он сейчас что-то мне сломает. Зыбкие миражи закружились хороводом снежинок.