Ламбада со светлячками

      — Некоторое время Какеину и Рин прийдётся провести в больнице. Господина Нориаки успешно прооперировали и его глаза восстановятся через некоторое время, а вот с голосовыми связками Госпожи Сатори все очень сложно, — врач вздохнул, посмотрев на дверь, что вела в палату школьников. Они и вправду были не в лучшем состоянии, и неизвестно почему, но не его дело об этом знать, — мы боимся, что не успели спасти их. Возможно, она уже никогда не сможет говорить. Или сможет, однако без нагрузок. Мало. Не знаю, удовлетворит ли ее такое. К сожалению, это все, что мы смогли сделать.       — Да, конечно. Вы сделали все, чтобы спасти ребят. Через несколько часов сюда прибудут врачи из Фонда Спидвагона, и осмотрят Рин. Возможно, даже проведут у вас повторную операцию…       Какеин прислушивался к разговору за дверями, а после повернул голову на шуршащий звук сбоку. Рин поднялась с кровати, чтобы выйти из комнаты. Или же подойти к зеркалу. А может быть она пошла в сторону окна, чтобы открыть его и сброситься? Нет. Она не сломается настолько.

Никто не предупреждал Какеина Нориаки, что эта девчонка так безрассудно полетит спасать его.

      — Тебе нельзя вставать. Прошу, ложись обратно, — Какеин пытался понять где сейчас находится Рин, что остановилась на месте. Как он это понял? Больше не слышались её шаги по кафелю. Негромко фыркнув, Сатори продолжила свой путь к двери, но застыла, схватившись за ручку. Какеин поднялся с кровати, пытаясь найти ее, ведя рукой по воздуху. Рин повернулась к нему и прижалась спиной к двери, глубоко вдохнув. Плакать хотелось от осознания, что возможно она уже никогда ничего не сможет сказать, — прошу, вернись обратно в постель. Это важно, — вновь просит вишневолосый и практически натыкается на столик с какими-то медикаментами или же какими-то сомнительными бутылочками, если быть точнее. Рин проскальзывает перед ним, берет за руку и кладет на свою щеку. Нориаки кладет и вторую ладонь на щеку Сатори и наклоняется, чтобы поцеловать ее, однако промахивается и целует в нос, — черт.       Сатори расплывется в улыбке и притягивает парня в себе, прижимаясь губами к его губам. Смотрелось оно так нелепо и мило, что Рин издала измученный смешок, повернув голову на скрип двери. Какеин вздохнул, понимая, насколько сложно сейчас ничего не видеть. Особенно было сложно всё эти недели выдержать без улыбки своей девушки. Кажется, она не говорила, что они встречаются, но эти попытки привыкнуть к теплу его рук и улыбки, которые дарила девушка. Он хотел видеть ее улыбку. Он хотел слышать ее признание в любви прямо сейчас.       Дверь неслышно закрывается, но паре, казалось, уже плевать. Это мог был быть Джозеф Джостар, а может обеспокоенный Польнарефф. А то и Джотаро. Наверное, хотели попрощаться еще раз, прежде чем они отправятся дальше. Осталось так мало времени и ждать, пока они восстановятся — самоубийство. Рин, кажется, сходила с ума от понимания, что теперь бесполезна.

Никто не предупреждал Какеина Нориаки, что ей будет так сложно.

      Он чувствует, как ночью кто-то ложится на край его кровати, не смотря не запрет, и обнимает его. Этот запах персиков и рассвета. Так пахла сейчас Рин Сатори. И ради этого запаха хотелось бороться дальше. Хотелось показывать ей и доказывать, что он лучший. Что он лучше любого, с кем она встречалась до этого. Но Рин и без его глупости знала это.       Теплая ладонь отпускается под его ночной рубашкой на живот. Он вздрагивает. Это было так приятно и неожиданно. Будто родители подарили давно желаемую книгу. Будто в книге желаемые персонажа наконец признались друг другу в любви. Она хрипит и жмурится. Кажется, она плакала. Слишком предсказуемо и невыносимо. Но рука тут же тянется вверх, расстегивая рубашку и через секунду к его голому торсу уже прижимается теплая женская грудь. Это будоражит и рассыпляет тепло. Ее тепло по всему телу.

Никто не предупреждал Какеина Нориаки, что больше он не сможет жить Рин Сатори.