Никто не предупреждал Рин Сатори, что время закончится так быстро.
Хватка медленно слабеет, а её тело теряет все больше и больше сил, пока Нориаки пытался убрать свою руку. Но Рин не отпускала. Её мир перевернут. Она устала пропадать от этих чертовых игр. Сатори пытается сказать ему что-то, но буквы не складываются в слова, а те в предложения, и она может лишь хватать последние мгновения своей жизни вместе с воздухом. Она не думала, что умрет такой молодой. Не думала, что ее мечты канут в лету и больше не будет смысла продолжать карабкаться. Она всегда внимательно слушала родителей, всегда была осторожная, как они и просили. Но сейчас, когда ноги практически не двигались, когда сил осталось лишь до утра, она жертвовала собой и рвала свои раны на руках и ногах вновь и вновь. Она была в дерьме по колено после битвы с Ванилла Айс, но продолжала забираться, продолжала идти, продолжала приближаться к нему, даже когда ноги уже не двигались.Никто не предупреждал Рин Сатори, что будет так невыносимо сложно.
— Отпусти меня, отпусти меня, отпусти меня, — шептал Какеин, прижимая к себе медленно теряющее тепло тело Рин, утыкаясь в её мягкие волосы. Они так некрасиво прилипали к её лицу из-за ее же крови. Какеин лишь сейчас понял, когда она так героически пожертвовала своей жизнью, что любовь — это когда хочешь переживать с кем-то все четыре времени года. Когда хочешь бежать с кем-то от весенней грозы под усыпанную цветами сирень, а летом собирать ягоды и купаться в реке. Осенью вместе варить варенье и заклеивать окна от холода. Зимой — помогать пережить насморк и долгие вечера… Она считала, что любовь — это отдавать всю себя без остатка. И она отдавала. — Какеин! — где-то впереди прозвучал голос Джостара, но парень и внимания на него не обратил. Он гладил её лицо ладонью, шепча ей, какая она была безответственной и глупой. Самоотверженной. Совершенно не заботилась о себе, дурочка. Волновалась лишь о ранах ребят, а на свои рукой махала. Она не могла залечить свои раны, и Какеин это знал. Это как будто напоминание о том, что не все в этом мире можно вернуть назад. Залечить. — Мне больно, — шепчет девушка и утыкается в грудь парня, чувствуя, как слезы текут по ее щекам. Её тело дрожит в его руках. В руках, в которых было так легко и комфортно. На них и умереть было не страшно, — не чувствую ног… Я не чувствую ног. И дышать сложно. Рука жжет. И темнеет перед глазами. Эй, Какеин, ты же ещё здесь, да? Пожалуйста, поговори со мной, мне… Страшно и холодно. Тут так холодно. — Нет, молчи, не трать силы, — Какеин убирает волосы с её лица и прижимается губами к холодному лбу, — зачем же ты это сделала, дурочка? Ты же умрёшь, идиотка. Куда я без тебя, а? Ну куда? Я же не смогу. Я не такой сильный, как ты, Рин. Просто потерпи, слышишь? — Какеин поднял голову и начал осматриваться вокруг. Им бы спуститься вниз и Нориаки донёс бы ее до ближайшего пункта помощи. Он бы нашел того, кто мог бы вызвать ей скорую, — ты будешь жить. Только потерпи, умоляю. — Мама сказала однажды: «не бросай друзей в беде». — ответила шепотом девушка, заставив Нориаки затаить дыхание и улыбнуться. По его щеке скатилась слеза, что упала на застывшее лицо Рин. Она была счастлива, потому что погибла не просто так. Потому что она заботилась о Какеине до конца. Потому что любила его. Любила, но не сказала. Она играет со смертью в игру, без козырей. В шахматы. И тут уж смотря чей ход. Либо смерть забирает пешку, либо Рин выбивает коня. И так вечно. Вечно до тех пор, пока все шахматы не окажутся в земле, вместе с телом Сатори в гробу. Пока она не проиграет эту схватку. Пока не окажется в сырой земле, в гробу, над которым будут рыдать самые дорогие ей люди. И это совершенно не пугает. Девушка смирилась. Уже давно. Но ведь те, что кем-то любимы, так просто не умирают…Никто не предупреждал Какеина Нориаки и Джотаро Куджо, что они потеряют её так быстро.