Никто не предупреждал Какеина Нориаки, что она будет так страдать.
— Спасибо, — поднимая голову, Сатори поворачивает лицо на парня и расплывается в улыбке, сжимая в ладони пластинки с успокоительным и обезболивающим. Рин сжимает губы и вздыхает, опуская взгляд на таблетки, которые страшно дрожали вместе с её рукой, — спасибо, что помогаешь мне. Сложно контролировать это после того, что случилось в Египте. Как вспомню, что ты мог погибнуть там. Что ты мог… Не быть рядом, — девушка вытягивает вторую руку и кладет ее на стол, глядя на обручальное кольцо, что подарил ей Нориаки три месяца назад, когда они посещали родной город, чтобы поздравить родителей Какеина с годовщиной. Переехав в Нью-Йорк, Рин и Какеин занялись своими делами, практически позабыв о родине. Какеин начал совершенствовать свои умения в рисовании и стал известным художником, в то время как Рин получила высшее образование, защитила диплом и стала главным юристом в компании недвижимости семьи Джостар, куда ее позвал сам Джозеф. Они оба были безмерно благодарны Джостару за то, что он для них сделал. За все. — Тебе нужно отдохнуть. Взять отгул у Джостара-сана. Он поймет, я уверен, — Нориаки тянет за конец бинта и развязывает бантик, медленно снимая бинт с шеи Рин. Он откладывает его в сторону и присаживается на корточки возле девушки, глядя на огромные шрамы на её шее, что никак не заживут. Вот уже пятый год. — Я же просила тебя, — брюнетка закрывает раны от взгляда Нориаки рукой, заставив его вздохнуть от отчаяния. Да, она перестала бояться его прикосновений, но вместо этого пришло что-то намного хуже, — ты же знаешь, я не люблю, когда ты смотришь на нее. Она ужасна. И мне ужасно стыдно, когда ты видишь эти шрамы. — А ты видишь мои шрамы, — Какеин нежно обхватывает пальцами запястье Рин и притягивает ее ладонь к своему лицу, позволяя нежным пальцами дотронуться к шраму на глазу. Она гладит их и сжимает губы в тонкую полоску. Девушка срывается со стула и падает на пол, обнимая мужчину. Она так боялась потерять его, — будь у тебя изувеченно лицо. Будь оно полностью вырезано. Да будь ты не той, кем была… Я бы все равно любил тебя. — Ты дурак, Вишенка-кун, дурак… — шепчет девушка и сжимает в пальцах мягкие волосы парня. Она жмуриться и глотает все свои страхи, обхватывая лицо возлюбленного ладонями и прижимаясь лбом к его лбу. Она могла бы попросить его больше не делать такого, но знает ведь, что вновь он снимет с нее эту повязку. Опять будет смотреть.Никто не предупреждал Какеина Нориаки, что он не сможет ничем ей помочь.
Губы пеплом усыпаны, глаза приоткрыты, и глядят в потолок. Ещё одна ночь. Ещё одна обжигающая болью ночью. Она переворачивается на бок и рука парня прижимает её к сильному телу. Будь Какеин тем школьником, то сейчас бы умер от счастья, что она просто лежит рядом и говорил бы что в голову приходит, лишь бы тишина между ними не давила на голову. Сейчас, когда он стал взрослее, Нориаки ценил моменты, когда они оба тут, когда они молчат, когда она лежит на его груди, тихо посапывая. Раньше, когда Какеин болтал без остановки, Рин хотелось заставить его заткнуться. Тот прежний Какеин откатился на несколько лет в прошлое — этот Какеин мог и удачно пошутить, и поддержать разговор какой-то интересной темой, но иногда все равно начинал пиздеть без остановки. Вот тогда Сатори в мыслях проклинала весь свет, мол чего это ей не позволительно много говорить, а не ему. Она ворочается и закусывает свою нижнюю губу, издавая тихий и болезненный стон. Какеин чуть приподнимается и натягивает ей до плеч плед, поглаживая темные локоны мягких волос.Никто не предупреждал Какеина Нориаки, что все обернется так хорошо.