Иная реальность

Прилетев в солнечную Флориду, Вик ошарашено оглядывается по сторонам. В толпе встречающих она находит маму, радостно щебечущую что-то о великолепном пляже. Они в Майами и Вик действительно потрясена. Здесь всё совершенно по-другому. Люди в большинстве своём куда дружелюбнее чем в Дерри, но Вик кажется, что они скорее слишком расслаблены из-за жары. Она вообще-то привыкла к жаркому климату и ещё поэтому переезд в Дерри был проблемой, но теперь ей не слишком-то комфортно на улице. Она видит пальмы и бескрайнее голубое небо. Вик уже скучает. — Ну как там бабушка с дедушкой? — маме вопрос явно не слишком-то нравится, она явно жалеет, что вообще позволила Вик жить в Дерри. — Ну, дедушка пытался рассказать о принятии собственного пола, но вроде как почти смирился, — Вик пожимает плечами. Это перестало так сильно давить на неё, учитывая огромное количество времени, которое она проводила вне дома. — Мне так жаль, — мама кладёт руку ей на плечо, — Я думала, для тебя правда будет хорошим попробовать жить в реальном мире, — Вик уже не злится. Нет, в начале, конечно, она была ещё как разъярена, но потом нашла себе друзей и, блять, это стоило того, чтобы так называемая реальная жизнь оказалась в разы труднее, чем она думала изначально. — Мне нравится Дерри, — Вик пытается не вспоминать кровавый дождь. — Моей самой огромной мечтой в твоём возрасте было сбежать оттуда, — её мать зябко передёргивает плечами. — Не понимаю, как я могла забыть об этом. Когда мне было восемь лет, — она стискивает руки между коленей. — Начали пропадать дети. От самых маленьких до вроде как совсем взрослых, — в её голосе отчётливо слышны слёзы и Вик пугается. Её мама — образец стойкости. — Я выросла с чувством, что что-то в городе сломано, что в нём обитает чудовище, — Вик хочет сказать, что это были лишь детские страхи, но, на самом деле, она помнит, как они забегали в душ. — Мама с папой будто бы ничего не замечали, — Лили Крисс пожимает плечами, а Вик мысленно соглашается, иногда кажется, что взрослые в Дерри не от мира сего. — И я отправила туда тебя, — она прижимает Вик покрепче к себе, не обращая никакого внимания на таксиста. Впрочем, тот вроде как не очень-то понимает английский. — Мне там хорошо, — Вик даже не кривит душой, она действительно хочет вернуться. — Может быть, ты изменишь своё мнение, проведя пару дней здесь, — мама лукаво улыбается, снова становясь самой собой. Вик кажется, секрет в том, что её мать так и не повзрослела. *** — Ну мам, — Вик грустно смотрит на полное отсутствие груди, отражающееся в зеркале. — Нет и ещё раз нет, — всё-таки для них обеих это пиздец какой болезненный вопрос. — Я уже сотню раз тебе говорила, если не передумаешь к тому времени, чёртовы таблетки начнёшь принимать, только когда тебе исполниться двадцать один. Я принимаю тебя такой, какая ты есть, но не собираюсь давать испортить себе жизнь, — Вик возмущённо фыркает, она не понимает, как может испортить себе жизнь, оказавшись в теле, которое будет подходить ей чертовски больше. К тому же больше не придётся беспокоиться, если Патрик в очередной раз решит разрушить границы дозволенного. Ох, ну заебись, то есть сейчас она додумалась до того, что всерьёз рассматривает вариант того, что Патрик, в одном из своих порывов, сможет действительно её облапать. — Ну и чего ты там затихла? — теперь голос матери звучит взволнованно. Она не любит ссориться, чувствует себя в такие моменты потерянной и неизменно виноватой. И всё-таки не хочет, чтобы Вик своими собственными руками уменьшала продолжительность своей жизни. Вообще, Лили Крисс всегда хотела девочку. Все эти миленькие розовые платьица и плюшевые единороги. И всё-таки она обрадовалась, когда родился сын. Ведь Тед, её муж, был счастлив. То, что с её ребёнком происходит что-то не то, Лили заметила довольно рано. Виктор отказывался надевать комбинезон с машинками, и тянул ручки к маминому платью. Лили старалась просто пережить этот период, потому что верила, у детей так бывает. Но потом всё окончательно переросло в истерики и скандалы. Когда Вик было лет шесть, Лили окончательно смирилась, что, похоже, её мечта о дочери исполнилась самым извращённым способом. Конечно же, Тед был не в восторге, но и он, в конце концов, отпустил ситуацию. Так что они решили не давить и посмотреть чем всё закончится. А закончилось всё Вик, которая обожала рисовать и не особенно-то загонялась по поводу того, кем она является. Конечно же, Лили боялась переходного периода, и ещё того момента, когда Вик кто-нибудь понравится. На самом деле, с полом будущего избранника она не хотела даже загадывать. И Лили до сих пор не понимает, что толкнуло её согласиться на предложение матери отправить своего ребёнка в чёртов Дерри, который до сих пор пугал её до дрожи в коленках. А теперь Вик изо всех сил противилась тому, чтобы остаться с ними дольше, чем на неделю. И когда дочь в очередной раз завела разговор о гормональной терапии, до Лили доходит, у её ребёнка кто-то появился. Кто-то, кто ждёт её в Дерри. Конечно же, Лили могла прямо сейчас в ультимативной форме запретить Вик ехать обратно, да хоть в доме её запереть, но волна страха, накатившая в первый день, потихоньку отступала. И на третий день пребывания Вик в Майами Лили вновь не могла вспомнить, что именно не так с Дерри. И ей вновь начало казаться, что закончить там школу — совсем неплохо. Всё-таки, как бы сильно Лили не любила дочь, с магией города у неё справится так и не получилось. *** Вик лежит в кровати, когда телефон начинает звонить. Она поднимает трубку и улыбается, слыша голос Генри. Он интересуется всё ли у неё в порядке и рассказывает последние новости. По едва заметным заминкам она замечает, что он нервничает, и она в который раз обещает, что обязательно вернётся. — Ты не обязана, — он уже даже не пытается её отговорить, просто говорит заученными шаблонами. — Но я хочу, — улыбается, представляя себе его хмурое лицо. — Мы тебя ждём, — он хмыкает, — Без тебя здесь довольно скучно. Да и нас с Патриком некому останавливать, — Вик в голос стонет, выражая степень своего отчаяния. — Вот разве драки это то, что вам блять надо, — пыхтит возмущённо. Генри смеется. — Не самое плохое проведение времени, — подытоживает. — Но будет лучше, когда ты вернёшься. Я соскучился по домашней еде. Вик улыбается, вспомнив, как впервые решила что-нибудь для них приготовить. Она, естественно, спросила разрешения у бабушки на вынос еды из дома, и потом едва дотащила до них пирог. Патрик, кажется, попытался слизать с неё остатки муки. А у Вик и так нервы в тот день ни к чёрту были. Она не особенно-то отследила собственный удар, пришедшейся Патрику прямо в нос. И почему он даже не подумал увернуться, спрашивается. Потом она же, естественно, доставала для его носа лёд. Ещё и разрешила усадить себя на его колени, впрочем, есть это никому не помешало. Они ещё немного разговаривают ни о чём и, когда Вик всё же вешает трубку, она мечтательно улыбается. И только сейчас понимает, что член на Генри, даже по телефону, отреагировал вполне однозначно. Вик едва материться не начинает. Потому что дрочить на друга, которому ты даже не нравишься, ну не комильфо же. Вообще-то, то, что Генри на неё даже не смотрит как на девушку — обижает. Потому что Вик, блять, ну она, по-видимому, вляпалась в своего долбоёба. И это такой пиздец, что хоть не возвращайся. Она трогает себя, вместе с этим пытаясь придумать какое-нибудь оправдание, из-за которого можно бы уже и перестать так загоняться. Ой, да пошло оно всё к чёрту. Ей шестнадцать и она живёт в свободной стране. Вик второй рукой дотрагивается до сосков, вновь отмечая абсолютное отсутствие груди. Это всё ещё расстраивает, но не настолько, чтобы устраивать из-за этого армагеддон в своём доме. Вик хихикает, представляя эту картину. Ну вот, и она же больше совсем не думает о Генри. Ну блять… *** Отец Вик уже ненавидит свою кровать, с которой бдительные врачи решительно запрещают ему даже вставать. Вик усаживается в кресло для посетителей. — Я думала, ты будешь праздновать день Благодарения вместе с нами, — она жалобно смотрит на отца, на что тот только тихо посмеивается. — Обязательно, только вам придётся притащить стол сюда, как я слышал, твоей маме уже почти удалось убедить персонал. В конце концов, для них это гарантия, что я не сбегу из палаты, карабкаясь по шторам, — Вик уже по-настоящему смеётся представив себе картинку. Её отец правда не любит больницы. -Ты уверена, что хочешь вернуться в Дерри? — он вглядывается в лицо уже почти повзрослевшей дочери, которая, по факту даже не является дочерью. Он продолжает переживать об этом каждый раз, когда её видит. Просто потому что боится за неё, и всё-таки молчит, зная, что она достаточно сильная, чтобы справиться со своей жизнью. Он предпочитает верить в неё. Ну и оставляет личные разговоры для Лили, которая действительно разбирается в них куда лучше него. *** День Благодарения проходит превосходно. Лили действительно удаётся убедить персонал и они празднуют в палате, что совершенно точно запрещено. Вик чувствует себя счастливой и, произнося благодарственную молитву добавляет в неё и Дерри, который помог обрести ей тех, кого теперь не хочется отпускать. И, естественно, Вик ухитряется опоздать на самолёт. Она смотрит на свою ногу, намертво застрявшую в полу, а потом на телефон, который вне зоны досягаемости. Ей даже думается, что это можно было бы воспринять как знак, но Вик не собирается оставаться во Флориде. Она обещала, в конце-то концов. Мать, вернувшаяся из больницы, только всплёскивает руками и даже не пытается высвободить ногу самостоятельно. Благо, что спасатели приезжают довольно быстро. Нога оказывается неожиданно не сломанной, но мама предлагает Вик остаться ещё на недельку. «В конце концов, это всего лишь школа» Вик честно звонит и предупреждает, что задерживается. На том конце трубки практически драматическое молчание. Потом Генри спокойно, по-крайней мере, он явно пытается оставаться спокойным, сообщает, что она может оставаться во Флориде, сколько захочет. В конце концов, там безопасно. Вик только фыркает. Ей Флорида, как ни странно, уже не нравится. Она скучает по Дерри, точнее по людям, которых там оставила и это почти мучительно больно. Тем вечером она никак не может заснуть, а потом видит Генри, который раз за разом вонзает в тело своего отца нож, она пытается остановить его, фактически, кричит, чтобы он перестал, но Бауэрс её не слышит. А Вик не может прикоснуться к нему. Тогда она пытается выбежать из дома, ей необходимо оказаться как можно дальше, но в проёме двери застыла связка шариков, на каждом из которых застыла надпись: «Возвращайся, Викки». Она кричит, едва ли не срывая связки, и чувствует, как кто-то хватает её за руки. Когда Вик просыпается, рядом с ней стоит её мама, — Я пыталась тебя разбудить, — Лили смотрит на неё испуганно, но Вик ничем не может её успокоить, она чувствует, что ей срочно надо в Дерри. Пока не случилось что-то необратимое и отвратительное. Мама пытается не отпускать, практически кричит и грозится запереть на ключ, но Вик просто не может. Она обещает, что не будет никуда срываться, пока не сможет нормально опираться на ногу, но блять, в конце концов, у неё есть костыли. Желание вернуться в Дерри — иррациональное, но настолько сильное, что Вик ничего не может с ним поделать. Она садится в кресло на борту самолёта, предчувствуя какими мучениями обернётся поездка. Так и получается, нога мстит за пренебрежение и до зала с встречающими Вик добирается с огромными остановками. — Привет, — Патрик притискивает её к себе, отрывая от земли. Судя по всему, всё-таки не верил, что вернётся. Вик хихикает, но даже не пытается отстраниться. При Генри Хокстеттер за рамки всё равно не заходит. — Донесу тебя до машины, — из рук Патрика её вынимает Белч, действительно беря на руки. Это великолепно, потому что Вик совсем не хочется передвигаться на своих двоих. Это действительно больно. Бауэрс ждёт их в машине. Практически не смотрит на Вик, как будто бы совсем не рад её возвращению. На дом бабушки с душкой Викки смотрит с опаской. Хрен знает, как они отреагируют на её друзей. Уж точно не положительно. Хотя… В итоге до двери её опять несёт Белч. Старается улыбаться бабуле тоже он. Вик пользуется тем, что у неё болит нога и безмерное счастье изображать не обязательно. — Выздоравливай, — напоследок шепчет Белч и уходит. *** Просыпается Вик от стука в окно. Тут же пугается, потому что в последнее время все неожиданности оборачиваются полнейшей хренью. И всё же поднимается. Ходить всё также больно, но Вик предполагает, что ужасы окно бы не остановило. На улице оказывается хмурый Генри, и окно приходится открыть. Вик тревожно прислушивается, надеясь, что в ближайшее время их не решит проведать кто-нибудь из дражайших родственников. — Тебе нужно было остаться во Флориде, — после такого приветствия, Вик едва удерживается от того, чтобы выкинуть мудака в окно. — Почему? — и всё-таки каким-то чудом она остаётся практически спокойной. — Оно убьет тебя, — и Генри, блять, большой и сильный Генри садится на пол возле окна и обхватывает коленки руками. И вот теперь Вик страшно. Она не понимает, зачем понадобилась некому Оно и всё же она решает возразить. — Не думаю, что для него имеет хоть какое-то значение, где я живу, — она морщится, вспоминая чёртовы шарики. — О чём ты? — Генри бледнеет, явно не ожидал того, что она хоть что-то об Оно знает, кроме кровавого дождя. — Я видела сон, — она не знает, стоит ли посвящать его во все подробности, но потом решает, а хули нет-то. Ей требуется разговорить его, и если ради этого придётся упомянуть парочку тошнотворных подробностей… И Вик в подробностях пересказывает ему сон, где Бауэрс заколол своего отца, после чего Вик переходит к описанию шариков. И Генри в ответ, вот же блядь, смеётся. Зажимает ладонями рот, потому что меньше всего им хочется, чтобы у их разговора появились свидетели, но Вик видит, как дрожат его плечи. Она садится рядом и неожиданно для себя обнимает его. Он горячий, горячее здорового человека, но Вик запрещает себе волноваться. Вряд ли здесь имеет место быть обычная простуда. Он цепляется за неё, как коала за дерево, а они те ещё милашки, и Вик на секундочку ощущает себя абсолютно счастливой. Она вдруг понимает, что ей похуй на Оно и все его страшилки, пока Бауэрс рядом. И это блять, пугает её посильнее шариков. Вик не мазохистка вообще-то. А, даже если предположить, что Генри она тоже нравится, ей придётся рассказывать ему свой секрет. Вик почему-то сомневается, что он будет в восторге. — Я действительно мог его убить, — он стискивает её в удушающе крепких объятиях, но Вик не сопротивляется, потому что чувствует мокрое пятно на своей футболке. Генри, чёртов псих, плачет и она правда надеется, что после этого ему станет хоть чуточку лучше. — Если бы чёртов Патрик не решил, что самое время поинтересоваться какого хрена я так долго копаюсь, — Бауэрс снова замирает, подбирая слова. — Я бы воткнул нож в его чёртову шею, — почему-то Вик понимает, что говорит Генри вовсе не о Патрике. — Я мог бы и при нём, — Генри хихикает и Вик знает, что да мог бы, Патрик не слова бы не сказал, — Но телик выключился сразу, как он зашёл, и клоун исчез. Не испугался, не думаю, что в тот момент Оно было на это способно, видимо просто на секунду потерял контроль. Только вот мне хватило. Наши отношения с отцом были откровенно дерьмовыми, да они и сейчас не особенно улучшились, — Бауэрс пожимает плечами. Да уж, ещё бы они были хорошими, если учитывать то, что блядский Бауэрс барыжит наркотой, а его папенька — коп. — Только вот в тюрьму, а особенно в психушку мне не особенно хотелось. А прикинь, насколько бы удобным убийцей я стал? Все пропавшие дети мигом оказались бы на моей совести. — Пропавшие дети? — Вик переспрашивает просто, потому что в последнее время этот факт биографии Дерри упоминают сплошь и рядом. Но всегда как что-то мимолётное, будто бы произошедшее, по крайней мере, лет сто назад. — Они начали пропадать осенью. Первым пропал Джордж Денбро, — Вик едва сдерживает вскрик, чувствуя, что и сама вот-вот расплачется. Так значит, брат Билла пропал всего несколько лет назад? — Потом пропала ещё пара ребят, но вот ведь странность, как только пропадал кто-то новый, о предыдущем как будто бы забывали, — Вик не понимает, как подобное вообще могло происходить. В Дерри должны были слететься все журналисты в округе. И всё-таки, если верить Генри, город продолжал вести свое размеренное существование. — Я тогда из-за одного мудака угодил в летнюю школу и всячески пытался поймать его и прибить, — Вик радуется, что не видит сейчас лица Генри. — И даже изловил его и, — Бауэрс затыкается, явно решив, что подробности Вик ни к чему. — В общем, тогда мне помешала кучка придурков. Они постоянно мешались под моими ногами, а потом к ним присоединился нигер, — Генри брезгливо морщится, — И всё окончательно пошло по пизде. Я сам себе казался поехавшим. Один раз реально едва не укокошил детишек. Хотя те и сами постоянно зубы скалили. И я заходил всё дальше. Вик просто продолжает обнимать его в ответ. Ей страшно, на самом деле, до ужаса. Но она и до этого знала, что Генри отморозок. Просто почему-то ей казалось, что её саму это никак не коснётся. И выслушивать теперь от него всю эту жуткую муть — страшно. — У нас был ещё один дружбан, Питер Гордон. Так вот, этот мудак однажды просто развернулся и ушёл. Он струсил, но у него на это были все причины. Я практически пристрелил кота, чтобы показать, что всё, блять, под контролем. Меня спалил отец, — Генри ослабляет хватку, давая возможность оттолкнуть себя, и всё-таки Вик не собирается этого делать. Она просто надеется, что кот до сих пор находится в добром здравии. — И что ты думаешь, он сделал? Выстрелил в меня, — Генри передёргивает. Фактически его трясёт практически с самого начала рассказа, но Вик плевать, она просто продолжает обнимать. Ей кажется, стоит сейчас расцепить руки — и они оба рассыплются. — Точнее, конечно, мне так только показалось. Но это было ещё хуже, потому что я испугался, а рядом были Хокстеттер и Белч, — Вик сочувственно морщится. Она знает, насколько ему важно осознание собственной власти или чего-то подобного, Вик не знает, как конкретно это описать. И всё же его отец кинул камнем в стеклянную дверь. Конечно же, Вик не знает, как сама поступила бы, если заметила, что кто-то собирается мучить животное, но она слишком глубоко влипла в чёртового Бауэрса, чтобы не придумать сотню причин, почему он это делал. Чёрт, она даже самой себе кажется жалкой. — И, по-видимому, это было последней каплей. Когда я увидел в почтовом ящике потерянный нож, это показалось знаком. И потом я просто зашёл домой, а мой отец спал перед чёртовым телеком, по которому шла уебанская программа для малышей. И ублюдки начали скандировать «убей его». А потом рядом с ними появился клоун, а Патрик заставил его исчезнуть на пару секунд. Этого нам хватило, чтобы выскочить из дома. Только вот потом Оно вернулось и подсказало, где я могу найти уёбков, не плохо так испоганивших моё лето. Никто из нас не сомневался. Мы просто сели в машину и поехали. Перед колодцем остался только нигер и я попытался застрелить его из его же пушки, но едва не ёбнулся в колодец. Потом-то ли Патрик, то ли Белч, кто-то из них меня вырубил и очнулся я на заднем сиденье машины. Думал, что сейчас пешком побегу обратно, но ниточки внезапно оказались обрезанными. Я вдруг ощутил, что больше не боюсь и не хочу расчленить и сожрать всё что движется. То есть, я всё ещё хотел придушить и Патрика и Белча и крысёнышей, съебавших от меня в тоннеле. Но я контролировал свои желания. Не представляешь, как много это значит. — Зачем ты был нужен Оно? — Вик боится услышать ответ. К тому же, если Оно вернулось, что ему помешает выкинуть старые трюки ещё раз? — Оно испугалось блядских детишек, — Бауэрс передёргивает плечами, ему эта тема явно не нравится. — И, по-видимому, решило, что хулиганов использовать будет куда сподручнее, чем лично таскать везде свою задницу. — И ты думаешь, Оно вернулось? — Вик почему-то не очень нравится перспектива. — Ну, если не списывать кровавый дождь на общий глюк, — Генри пожимает плечами. — И что теперь будет? — Вик внезапно жалеет, что не осталась во Флоренции. В конце концов, вполне возможно, что Оно могло только звать её в Дерри, никак больше не влияя, а теперь… Теперь Вик без понятия, кто из них доживёт до следующей недели. — Я не знаю, — и это практически крик отчаяния. — Может быть, всё должно быть как в прошлый раз, и тогда с Оно справятся и без нас. А может быть, на этот раз мы не справимся с ним и либо сдохнем, либо попадём в психушку. — Кто победил его в прошлый раз? — Вик хочется держаться как можно дальше от этих людей. Может быть, тогда беда пройдёт мимо? — Ты так и не догадалась? — Генри внезапно смеётся и это звучит действительно жутко. — Ты же вроде тусуешься с рыжей шлюшкой, — Вик бьёт его за такие слова, но наконец-то понимает. — Это были неудачники? — это довольно иронично, как бы там ни было. То, что именно неудачники смогли справиться с тем, с чем не могли остальные. Со страхом. — Именно, — Бауэрс всё-таки отстраняется и Вик видит его лицо. Он выглядит довольным. — Может быть, именно поэтому Беверли не нравится Хэллоуин, — Вик практически не замечает, что продолжает говорить вслух. — Потому что они убедились, что чудовища — не только глупые фантазии, — она внезапно представляет, что выходит из дома, в каждом человеке в костюме подозревает монстра. — Довольно глупо, учитывая то, что их задача, не бояться, — Генри неудачники явно не нравятся. Вик всё её помнит ту небольшую стычку и ей правда не хочется думать о том, что он мог вытворять пять лет назад. — Тебе надо поспать, — она понимает, что он таким образом прощается, только после того, как Бауэрс вылезает из окна. — Чёртов сукин сын, — Вик шепчет, и перед тем как заснуть тщательно убеждается, что не одна из её ног не торчит из-под одеяла. *** — Ты вернулась, — Беверли обнимает Вик, как только та переступает порог класса. — Твоя бабушка утверждала, что тебе нужен покой, — она продолжает нарочито огорчённо и Вик смеётся, обнимая подругу в ответ. Она вообще-то тоже соскучилась. — Ну, сейчас мне совершенно точно позволили ходить, — Вик приподнимает почти здоровую ногу. — Но теперь у меня есть освобождение от физкультуры, — и вообще-то это круто, потому что Вик не придётся изгаляться с переодеванием в спортивную форму в ближайший месяц. — Поздравляю, — Бев всё продолжает улыбаться, и Вик чувствует себя куда лучше, чем хотя бы минуту назад. Они садятся за соседние парты, делясь последними новостями, но Вик так и не решается спросить у Беверли об Оно, хотя ей очень этого хочется. Узнать то, как они ухитрились его победить. На будущее. — Твоя нога достаточно зажила, чтобы ты пошла кататься со мной на роликах завтра после школы? — Вик кивает, машинально припоминая, не нарушает ли она этим какие-нибудь планы. — Конечно, — подтверждает ещё и вслух, — Не думаю, что моя нога будет против, — Вик хихикает, — Думаю, нам обеим не помешает небольшая встряска. *** О том, насколько пиздецки огромной будет встряска Вик не предполагает, пока не чувствует, насколько сильно ей хочется выкашлять собственные лёгкие. Но блять, нельзя и она закрывает рот обеими ладонями, пытаясь обрести буддийское спокойствие экспресс-методами. Сидящая рядом с ней Бев тихо-тихо ругается и тоже выглядит пришибленной, но ей явно куда легче. А ведь всё начиналось вполне невинно. Они, хихикая, пытались вспомнить, как вообще можно устоять на роликах. Как оказалось, при большом желании возможно всё. Вновь почувствовав уверенность в собственных ногах, девушки доехали практически до леса, когда услышали посторонние звуки. Бев коротко выругалась и потянула Вик за собой. Через секунду девушки оказались в кустах. Ещё пару минут они почти ползком подбирались поближе, понадеявшись обойти нежданных гостей, уйдя окончательно в лес. Вик, на самом деле, вообще не понимала, какого хрена они прячутся, но холодные руки Бев, то и дело подталкивающей её в спину, как-то не располагали к вопросам. — Он не вернётся, — Генри, а это именно он стоял на пустыре, пнул пожухлые листья. — И я прекрасно его понимаю, — он чертыхается, потому что под листьями оказывается довольно большой булыжник и это, по всей видимости, больно. — Он всего-то уехал на чёртовы сборы, — Патрик закатывает глаза, доставая из кармана сигареты. — Белч трясётся за поступление в универ, если ты ещё не понял, — Генри сплёвывает, отбирает у Хокстеттера пачку и забрасывает её далеко в кусты. Вик едва не рушит конспирацию, резко дёрнувшись, когда чёртова пачка падает практически перед её ногами. Теперь им остаётся только надеяться, что Патрик не станет пытаться разыскивать выброшенное. Вик как будто бы в ступор впадает. Она понимает, что ей нечего бояться, и что в любой момент она может вылезти из кустов, но суть в том, что она блять не может. А Патрик только хрипло смеётся. — Это была последняя, — жалуется, но на поиски так и не идёт, вместо этого придвигаясь к Генри вплотную. — Ты веришь, что тварь вернулась? — когда Бауэрс кивает, Вик видит, как рядом с ней вздрагивает Беверли. — Оно ведь закончит, то, что начало тогда? — Патрик испуган и больше всего Вик хочется вылезти из укрытия и попытаться убедить его, что всё будет хорошо, но её мышцы будто парализовало. — Теперь мы знаем, чего ни в коем случае нельзя делать, — Генри фыркает, касаясь виска Хокстеттера пальцами. — Оно больше не сведёт нас с ума, — и Патрик будто бы ломается, он опускается перед Генри на колени, неожиданно ловко, расстёгивая джинсы. — Какого хуя? — Генри договаривает уже тогда, когда Патрик берёт его член в рот. Вик чувствует надвигающуюся грозу. И Бауэрс бьёт, со всей силы, так что Патрик почти отлетает, опрокидываясь навзничь. — И всё-таки у тебя на меня стоит, — то, с какими паузами Хокстеттер это произносит, почти даёт Вик наконец вырваться, но Генри, вернув трусы с джинсами на законное место, спрашивает. — Решил, если спас мне жизнь, я не уебу тебя за такое представление? — и всё-таки к Патрику он так и не приближается. — Решил воспользоваться правом на последнее желание, — Патрик сплёвывает в листья кровь, — Мы сдохнем и никто не сможет этому помешать, — и он зло, практически истерично хохочет, а Вик с ужасом понимает, что, похоже, это истерика. Патрик ревёт, отвернувшись от Бауэрса, и это, блять, совсем не хорошо. — Блять, — а вот Генри внезапно подходит ближе, заставляя Патрика встать на ноги. — Ты когда, дебила кусок, в последний раз жрал чёртовы таблетки? — Хокстеттер даже сопротивляться не пытается, просто обмякает в чужих руках, заставляя Генри опуститься на землю. — А на кой-чёрт они мне нужны? — Вик напрягает все силы, чтобы расслышать этот шёпот. — Мы умрём, ты понимаешь, умрём. И тогда наши голоса будут зазывать для него детей на ужин, — у Патрика трясутся руки и он настолько сильно не в порядке, что пиздец. — И нас больше не будет, — заканчивает он ещё тише. — С чего вдруг-то? — Генри хватает его за подбородок, заставляя смотреть на себя. — Он не сможет заставить нас плясать под свою дудку, — и это явно обещание. Генри всё-таки заставляет Патрика встать, и тащит того в сторону дома. *** Вик вспоминает о Беверли только спустя пару минут. Девушка рядом с ней сидит так же тихо, как и она и, по-видимому, в такой же степени охренения. — В прошлый раз он сказал ему, чтобы никому не вздумал растрепать, — Бев кажется, мысленно далеко отсюда. — В прошлый раз? — Вик не понимает, о чём она говорит. — Когда мне было одиннадцать, — Беверли внезапно фыркает, как будто бы можно найти хоть что-то смешное. — Я каталась на роликах, — да уж, ладно, Вик готова признать — начало действительно интригующее. — И, в какой-то момент, наткнулась на Бауэрса и остальную шайку. Я не смогла уйти сразу и очень боялась, что они найдут меня, — блять, Бев каждым словом напоминает, почему дружить с кем-то вроде Генри — плохая идея. — И, когда все разошлись, Хокстеттер сделал тоже самое, что и сейчас. Я тогда, знаешь ли, впервые задумалась о сексе. И не то, чтобы эти мысли были приятными. — И что сделал Бауэрс? — Вик очень надеется, что после этого Патрику не накладывали швы. — Выгнал его и из их умилительного сообщества и ушёл. Правда, перед этим посоветовал не рассказывать никому, что произошло. И сказал о том, что если Хокстеттер проболтается, он всем расскажет о содержимом его холодильника, — у Вик, если честно, теперь куда больше вопросов, чем раньше. — Но они же всё ещё держаться вместе? — она не задаёт ни единого вопроса про холодильник. Может быть, когда-нибудь потом, она спросит об этом самого Патрика. — Я не знаю причин, — Беверли пожимает плечами. — Дерри такой город. Здесь положено ненавидеть геев, негров, евреев, да вообще любого, кто будет отличаться! Хоть как-то, — Вик знает ведь, что саму Бев это тоже касалось изрядное количество раз, и всё же не может избавиться от чувства дома и чего-то в духе своего места, возникшего у неё только в этом городе. — Вы победили Оно? — возможно, вопрос в лоб слишком прямолинеен, но Вик больше не может делать вид, что они просто развлекаются в этих чёртовых кустах. — Я не знаю, что мы с ним сделали. На самом деле, я просто надеялась, что с ним навсегда покончено. Как оказалось, это не так, — Бев напугана почти также сильно как Патрик, но выглядит она лучше. Вик благодарит Бога хотя бы за такие милости. — Генри сказал, что мы просто должны справиться с тем, чтобы не мешать вам, — Вик это всё ещё кажется странным, но судя по выражению глаз Бев — в этом есть огромный смысл. — Он чуть не убил Майка, да практически каждого из нас. Не думаю, что до того, как Оно решило набить брюхо, Бауэрс хоть чем-то отличался от типичных хулиганов. Но потом он слетел с катушек. И я всё ещё не знаю, что заставило его не идти за нами в тоннели, — Вик знает, но думает, что это совершенно ненужная для Беверли информация. — Ну, я уж точно не испытываю желания вас убивать. Максимум, Тозиера, но, думаю, передо мной довольно длинная очередь, — Вик знает, что она права. Она хочет быть рядом со своими друзьями, но не рядом с ними в тюрьме. — Это хорошо. Божечки, мне нужно будет промыть глаза и напиться, — Бев стонет и Вик предлагает купить выпивку и незаметно пронести её мимо деда. В комнату к внучке они без стука не заглядывают, так что напиться выходит великолепно.