Истинный король Ада.

Прошло ровно два дня с того момента, как Аластор стал игрушкой короля Ада. За эти два дня не произошло ничего, совершенно. Все шло своим чередом, казалось, ничего и не произошло вовсе. Демон даже думал, что ему все это приснилось или что это лишь проделки его злого разума, который заставляет его фантазировать то, чего на деле не было, однако оба варианта были отвергнуты, когда Ал, всего раз посмотревшись в зеркало, увидел укус, превратившийся в метку. Метку, показывающую, что Радио-Демон теперь лишь игрушка в руках Падшего. Тогда Аластор ещё долго злился, даже устроил геноцид в Северной части Пентаграмм-сити, но ничего не помогало унять вспыхнувшую ненависть и агрессию по отношению к королю, что так болезненно и жестоко отнял, мало того, что девственность асексуала, так ещё и свободу, коей Олень так дорожил. Агрессивно рыча на всех и вся в течении двух дней, Ал отказывался говорить кому-либо о причинах подобного поведения, хоть многие и спрашивали. У особо любопытных после расспросов было по несколько переломов, оставленных Демоном, которые в момент заживали благодаря ему же. Он спускал свои гнев и ярость на всех, кто попадался под руку, кроме Чарли. Трогать ее он, мало того, что боялся, так ещё и теперь просто не желал, ему было противно. Каждый раз, видя ее, он видел Люцифера, что словно насмехался над ним через заботу, которую всегда показывала девушка. Третий день мнимой свободы наступил неожиданно. Аластор не спал ночами. Конечно, ему это было ненужно, но он хотел бы, однако, как сильно бы он не старался, кошмары убрать было невозможно даже при помощи его сил. Видимо, любая вещь, связанная с королем Ада, даже обыкновенные кошмары, была априори сильнее Демона. Вновь сидя на том же диване, Ал думал лишь о мести. Не зря ведь он Демон Мести, верно? Он желал растоптать Падшего, уничтожить его, если не физически, то морально, сломить его так же, как он сломил самого Оленя, а может и ещё хуже. Было невыносимо больно сидеть все дни, так же, как и больно смотреть в зеркало. Все тело было усыпано шрамами и синяками, которые, что странно, не заживали, хоть на Аласторе все заживало, как на уличном псе. Видимо, опять же, силы Люцифера тут сыграли свою роль. Радио-Демон злился, нет, он не злился, он был в бешенстве, буквально готов был разорвать всех и вся, но на лице все так же была фирменная улыбка, только сейчас более безумная, более страшная, более ужасающая. От такой улыбки хотелось бежать, крича о помощи. Холод. В комнате вновь стало холодно. Да настолько, что у Демона затряслись ноги, что происходило впервые. В этот раз было холоднее раз в пятьсот, нежели в первый, это показалось Алу странным. Холодные, словно у мертвеца, руки легли на талию Аластора, аккуратно прижимая Демона к уже известному незваному гостю. Было больно, раны на спине ещё не до конца зажили, а потому Ал чувствовал, как глубокие порезы обдаёт жаром и словно вновь царапает чужое тело сзади. Стараясь не издать ни звука и все так же не убирать с лица улыбку, Олень телепортировался за спину Люцифера, чего тот, судя по реакции, совсем не ожидал, что логично. Обычно, когда с Демонами происходят такие страшные вещи, которые произошли с Аластором в их первую ночь, они не могут использовать магию, а порой и просто встать с кровати, в течении недели, а то и более, а тут сразу телепортация. Это показалось королю интересным. Телепортировавшись за спину Падшему, Демон никак не ожидал увидеть того лицом к лицу. Видимо, оба решили немного удивить друг друга своей скоростью и ловкостью. Радио-Демон посмотрел на Люцифера с привычной улыбкой и буквально прошипел: -Что тебе нужно на этот раз? Решил вновь воспользоваться мной? Если так, то советую валить куда подальше, дорогой мой, ведь я могу рассказать все твоей дочери, а та расскажет Лилит и, поверь мне.. -Замолчи, - перебил Демона Падший, - замолчи, пока я не убил тебя прямо здесь и сейчас. Во-первых, если ты думаешь, что Чарли тебе поверит, то это не так. Совершенно точно. Она, может, и доверяет тебе, но не верит. Она посчитает это за очередную уловку. Во-вторых, если ты смел думать, что Лилит сильнее меня, то включи свой глупый мозг. Может, она со мной на равных, но явно не сильнее. Я Архангел, как никак, может и бывший, но Архангел. И в-третьих.. - вновь жуткий холод, казалось, в тысячи раз хуже, чем было раньше. Стало темно, словно все огни, даже неугасаемые, погасли. Во всепоглощающей тьме светились лишь два ярко-красных, словно налитых кровью, глаза. Глаза Люцифера, - если ты, Оленёнок, смел думать о том, что сможешь избавиться от меня или подставить меня, то советую бежать, хотя от меня не спрячешься. Я найду тебя где угодно и ты навеки останешься моей игрушкой, если только не сгинешь во время чистки. Аластор вздрогнул, по спине пробежал табун мурашек, а шеи коснулся непонятный металлический предмет. Видимо, король решил ещё и унизить Демона перед всеми. -Что это? -Ошейник. Ты ведь моя собственность, так почему бы всем от этом не узнать? -А Чарли? Или Лилит? Может, они и не убьют тебя, но ты просто разрушишь свою семью. -В Аду нет понятия семья. Я и Лилит в браке, потому что мы сильнейшие. Чарли - наш ребёнок, наследник, который был нам нужен для того, чтобы после нашей смерти, которой, возможно, и не случится, забрал наш трон. Никакой семьи, никакой любви, лишь обязанность сильнейших. -Это унижение.. я один из одиннадцати самых могущественных, а на моей шее висит ошейник! Это самое дно, самое низшее, куда только мог пасть такой, как я! -Да. Это так. Стальной голос Падшего резал уши, заставляя морщиться. С лица давно пропала улыбка, а сердце билось в миллионы раз чаще, словно пытаясь пробить грудную клетку. А были ли у них сердца? Или это лишь иллюзия, оставшаяся после жизни привычкой слышать подобное в страхе и ужасе? Ал уже ничего не мог понять, в голове роем, словно пчёлы, летали мысли и били по черепу, заставляя голову болеть все сильнее. -Ну-ну, не стоит так грустить, Оленёнок. Я хороший хозяин, главное меня не злить. На лице Люцифера появилась добрая улыбка, но всего на мгновение, после чего она сменилась ухмылкой, что, как и обычно, лежала на его устах, точно печать. Дни шли, шли долго и мучительно, словно Люцифер замедлил в Аду время, чтобы лишь подольше следить за тем, как мучается его игрушка, тщетно пытаясь выбраться из оков боли и страданий, а также унижений и жестокости. Казалось, с каждым днём в Аласторе ломалось что-то, что-то очень хрупкое, маленькое, но очень важное для каждого, будь то Ангел или Демон, хотя, казалось бы, что у них может быть общего. С каждым днём великий Радио-Демон чувствовал упадок сил. Все так же надевая на себя улыбку, столь страшную, что никому и смотреть не хотелось, но скрывающую всю боль и ненависть, что хранил в себе сосуд под названием тело, Ал жил изо дня в день, проклиная того, кто отнял свободу, что он получил, став Демон. Он надеялся, что, в отличии от жизни на Земле, в Аду он получит хоть какую-то свободу действий, возможность контролировать, но и тут он оказался в ловушке. Не желая признавать поражение, Олень изо дня в день поливал грязью Люцифера, то в разговорах с самим собой, то в разговорах с работниками отеля, а то и в разговорах с самим королем. Конечно, за это он часто получал наказание в виде боли, страданий и унижений, коими считались слёзы, проступившие на глазах Аластора. До того, что было в первую их встречу ещё не доходило. Возможно, Падший выжидал момент, чтобы в один миг растоптать Демона, убить его морально, а может и физически, просто втоптать в грязь и сломать свою куклу, чтобы потом найти новую. В первые дни огромное количество вопросов насчёт ошейника посыпалось от Энджела, которого Ал встретил первым на следующий день после второй встречи с королем Ада. Поняв, что просто уйти от вопроса или делать вид, словно ничего не случилось, не получится, Демон любезно разъяснил Пауку, что ему не стоит никому говорить об ошейнике, после чего надел огромный свитер, единственный который мог скрыть шею, на которой висел до боли мерзкий аксессуар. Все сперва удивлялись тому, что такой, как Аластор, носит свитер, но потом даже привыкли. Странно, но со свитером Олень казался им менее опасным и более добрым, что было в корне неверно. Частенько Чарли замечала, что Демон ходил весь убитый, словно всю ночь боролся за жизнь, а потому давала ему отгул, однако Ал, зная, что все свободное время будет проводить с Люцифером, отказывался, что ещё больше злило Падшего и тот приносил Радио-Демону ещё больше боли. Боль, боль, боль. Все, что было в голове Аластора в ту ночь. Снова наказание, все по той же глупой причине. Причины всегда были разные, но Ал понял, что, не смотря на прикрытие другими, она была каждый раз одной и той же. -Сколько раз тебе можно говорить не грубить моей дочери?! - снова крик короля, который, казалось, уже перестал держать вид сдержанного улыбчивого садиста, став сейчас просто пылким и жестоким хозяином пса, который ничего не может сделать. После крика Падшего последовал треск костей и крик Демона. -Не в этом ведь причина, верно?.. - устало, но все с такой же улыбкой спросил Ал. Да, он улыбался, ему нравилось выводить короля из себя, даже зная, что потом он получит. Нет, он не был мазохистом, просто злое лицо Люцифера - единственное, что могло развеселить и хоть как-то разукрасить его серые будни. -А в чем же тогда, Оленёнок? Или ты думаешь, что знаешь причины моей злости лучше меня же!? - агрессия вперемешку с некой неуверенностью слышались в голосе короля. Впервые он был не уверен в том, что говорит и делает. Все казалось неправильным. -Да. Ты ведь делаешь.. все это по другой причине. Я не ты, я не смогу угадать ее, но.. я знаю, что она есть. Одна единственная, - Аластор усмехнулся, горько и болезненно, словно был при смерти, хотя, собственно, не будь он Демоном, то так бы и было. -Нет... ее нет, ясно? Кто вообще позволил тебе говорить!? И вновь удар. С каждой минутой ломалось все больше и больше костей, слышалось все больше и больше криков, стоял стойкий запах металла, запах крови, чувствовалось звонкое напряжение. Люцифер не чувствовал удовлетворения от своих действий, а Аластор не чувствовал даже боли, его пожирала лишь мысль о том, что же скрывает Падший Архангел. После этой ночи ни одна из ран так и не зажила. Пришлось ждать, долго и мучительно, не имея ни возможности лечь, сесть или даже просто нагнуться за упавшей на пол вещью. Люцифер не приходил в течении нескольких недель, эти недели были наполнены одиночеством и страхом. Ал все же решил взять отгул от работы, Чарли, конечно же, разрешила. Демон не выходил из комнаты, предпочитая просто смотреть в окно на уходящее и воходящее солнце. Точнее, Аластор называл это солнцем, на деле же это было нечто другое, о чем не знал никто из Демонов ныне существующих. Мысли о взаимоотношениях двух сильнейших заполнили разум Радио-Демона. Он, великий и могущественный Аластор, не мог перестать думать о чертовом короле. Ошейник давил на шею, словно пытался потянуть прямо к земле и закопать Оленя живьём. Ненависть вперемешку с совершенно непонятным чувством, которое Демон раньше не ощущал, заставляли сердце биться то быстрее, то медленнее, заставляя грудную клетку болеть. Устав от постоянных ничем не обоснованных страданий и боли, Аластор решил, что, если уж их не избежать, то стоило бы сделать их хотя бы обоснованными. Пусть будет и больнее, но каков смысл сравнивать уровни боли, если она все равно не уйдёт? Решив, что лучшим решением позлить «хозяина» будет ревность, Демон решил, что, может он и был асексуален, но всегда привлекал к себе внимание премилых особ всея Ада, а потому мог бы воспользоваться этим. С каждым днём раны на теле затягивались, а в душе вместо страха поселился былой азарт. Улыбка уже не сползала с лица даже во время ночных побоев. Безусловно, было больно, а порой и противно от того, что не мог сдерживать слёзы, но улыбку он держал стойко, благодаря тем чувствам и эмоциям, что он видел в глазах короля. Казалось, во время ночных визитов в них были только гнев, да ярость с ревностью вперемешку, однако глубоко внутри, там, где не каждый мог побывать, но Ал был одним из немногих, кто способен на это, была бездонная пропасть обиды. Обиды на, конечно же, самого Демона, ведь он, заигрывая со всеми подряд, начал совсем забывать о Люцифера, вспоминая о нем лишь во время его ночных визитов. Конечно, Оленю до Энджела ещё далеко, но он и не хотел БЫТЬ шлюхой, он хотел ВЫГЛЯДЕТЬ ею в глазах единственного, кто вообще мог хоть как-то ревновать его к кому-либо.