***
Катя обреченно вздохнула, кутаясь в свою шерстяную шаль и закрывая дверь комнаты тетки, чтобы сохранять тепло как можно дольше. Она вновь выслушала часовую лекцию о том, как это неприлично и глупо оставаться в доме чужого господина и Кате не оставалось ничего, кроме как согласиться и кивнуть, пообещав несчастной, что такое впредь не повториться. Вот только скрестив пальцы за спиной, Катерина хотела засмеяться — ещё не раз она увидит его. Она прошла на кухню, садясь около круглого деревянного окна, выглядывая на улицу с томным и скучающим лицом. Зима уже надоела ей и так хотелось весны, благого тепла, солнца. Людей не было. Все они предпочитали скорее греться около каминов в кругу семьи, нежели бродить без дела и мёрзнуть. Вербицкая сделала себе чаю, окутываясь запахом бергамота, с грустью в груди понимая, что не видела Григория уже целых два дня. Раньше она бы радовалась такому, но сейчас ей хотелось всё больше и больше быть в его компании. Но от него вновь, как и прошлый раз, не было ни весточки, ни каких либо знаков того, что его дела были окончены. Потому Катя просто ждала, довольствоваясь тем, что есть: скудным ужином, больной тёткой — её состояние ухудшилось вновь, — и романами на французском языке, которые ей отдавала Елена или Ольга. Катя подняла взгляда вновь к окну, увидев экипаж и с восторгом в груди поднялась, руками упираясь в подоконник. Она наклонилась сильнее, но по карете поняла, что это точно был не Григорий Петрович. Это была губернаторская карета, с явным гербом и вензелями на дверцах и кучерах в характерных зелёных шинелях. Девушка удивилась, ведь понимала, что это направляется к ней. Катя сильнее замоталась в шаль и, дождавшись когда карета остановится около дома, пошла встречать гостей. Елена вышла из кареты, без стеснения проходя под козырек дома, ожидая когда Катя ей откроет. Долго дожидаться не пришлось, ведь дверь в тот час отворилась и Катерина с улыбкой пригласила её войти. — Здравствуйте, Елена Александровна, — Катя поклонилась. — Я не ожидала, что вы пожалуете. Простите, тетушка уже спит. Чаю? Она тараторила это, ведь совершенно не понимала, чем вдруг понадобилась. — Китти, успокойся, — Елена прошла в гостиную. — Прости, что не предупредила о визите. — Что-то случилось? — Ты последнее время стала очень странной. Мне беспокойно. — О, нет, не нужно, — Катя засмеялась. — У меня все замечательно. Коренева мялась впервые. Она не знала, как пересказать разговор с Ольгой, ведь после некоторых раздумий она поняла, что Родзевич права. Такой, как Катя, точно нужно в Варшаву или другой город Европы. Но ей так нравилось, как светились глаза Катерины, как она беспрерывно улыбалась, как делала всё с окрыленной душой. Может, Ольга и ошиблась? Может, Григорий Червинский всё же не настолько ужасный для Катерины? — Ты можешь рассказать мне всё, Катя, — настойчиво произнесла Елена. — Совершенно всё. — Но мне нечего вам говорить, — уголки Катиных губ дернулись. — Или быть может вы имеете ввиду что-то конкретное? На это женщина не ответила, обратно вспомнив цель своего визита. — Помнишь крестного Володи? — дождавшись кивка Кати она продолжила, пересказывая всё, пытаясь выставить их идею со всех исключительно лучших сторон. Она в красках рассказывала о возможностях и о том, сколько всего замечательного она сможет увидеть, сколько новых дверей ей откроется. Новый, дивный мир… — Но я не хочу этого, — Катя пожала плечами, ставя перед Еленой чашку с чаем и тремя кусочками печенья. — Если вы хотите найти новую гувернантку для Володи, то так и скажите. Я пойму. — Дело не в этом. — Тогда я не понимаю, с чего я должна ехать куда-то. К тому же, кто будет присматривать за тётушкой? — Я, — коротко и ясно ответила Коренева, делая глоток теплого чая. — Нет, простите. Я право не хочу, — просто ответила Катерина. Возможно раньше бы она и уехала с радостью, но сейчас в её жизни все менялось и эти перемены были в стократ важнее всего того призрачного, что её могло ждать в Польше. Чувства. Они были важнее любого дорогого платья, любого нежного кружева и теплых перчаток. Те первые, трогательные, нежные, как первая весна в её жизни, ощущения дарили Кате больше воздуха, нежели пыльные мысли о чём-то другом. — Мне хочется знать, что ты ещё обдумаешь это… такой шанс даётся очень и очень редко, милая моя, — Елена встала и держа юбки стремительно покинула её дом, забыв попрощаться так, как положено. Катя ещё долго стояла на улице и следила за тем, как карета скрывается за углом соседнего дома.***
Натали утомила его. Её приторный разговор о английских классиках, слишком приторный парфюм и розовые рюши то и дело заставляло Гришу закатывать от раздражения глаза. Ему удалось убедить отца отложить свадьбу хотя бы до начала мая, чтобы как можно лучше подготовиться и он смог закончить все важные дела в Киеве. Пётр с презрением согласился, пусть и понимая, что имеет в виду его сын и какие дела его ждут, но правильность слов в том, что свадьба в тёплую пору намного лучше, нежели в начале весны. Мокрой и грязной. Невесту это расстроило, но она, как и подобает барышне, пыталась скрыть это под вуалью мягкой женской улыбки и нескольких прикосновений к нему её руки. Гриша невольно сравнивал её с Катериной. Обе девушки были мягки и милы, романтически глупы, но Катя имела стержень, который — увы — не был доступен для Натали. Да и чего греха таить, с Катей ему было приятно находиться, разговаривать и порой Гриша позволял себе улыбаться над всеми её шутками, ведь в тот момент её лицо приобретало настолько милый вид, что только настоящий сухарь не смог бы откликнуться на эмоции. Он считал часы до того момента, как смог бы вернуться в Киев. К Катерине. И уж тогда получить ответный поцелуй на свои действия. А после поцелуя — подобраться к ней было бы ещё проще… Девочка сдавалась, крепость не выдерживала его напора. Ещё немного и она сама предложит ему себя. Гриша невольно улыбнулся и Натали рядом едва ли довольно не завизжала, ведь подумала, что это ответ на неё рассказы, потому она продолжила свою беседу с ещё более вдохновлением. — Вы прекрасны, Наталья Александровна, — Гриша всё же вернулся в сей мир, сжимая крепче её руку. — Как жаль, что нам скоро придется расстаться на целый месяц. — Вы не будете приезжать в Нежин так долго? — Я хочу покончить с делами как можно быстрее. Поверьте, этот месяц пролетит незаметно для вас. Выбирайте платье, иные украшения. — А вы? Вам не интересно это? — А я доверяю вам, mon ange. Ваш вкус — просто прелесть, — Гриша встал с дивана, опираясь на свою трость, вновь целуя руку Натали, вливая её в краску. После её визита, находясь в одиночестве в своей курительной комнате, Григорий по глупости подумал, как прекрасна бы была Катерина в белом подвенечном платье. Как оно бы обволакивало её точеную фигуру, как красиво бы выделяло острые ключицы и как корсет поднимал высокую грудь. Она точно была бы красива. С таких женщин как она можно было бы писать картину в этот момент. А ещё она была бы более красива в ту самую первую ночь… Она бы принадлежала только ему. Только он смог бы сжимать её бедра до синяков и следов, врываться в её тело быстро, нагло и двигать её так, как хотелось бы ему, а она, без сомнений, подчинялась. Он бы смог кусать её грудь, двигаться влажными поцелуями вверх, к самой ложбинке около шеи. Её стоны и жаркий шёпот был направлен только ему. Только бы ему она отдавалась, доверяла и, с его позволения, имела власть над ним там, за закрытой дверью спальни. Он закрыл глаза, полностью поддавшись возбуждению.***
Эту ночь Катя почти не спала. Она то и дело ворочалась со стороны в сторону, пытаясь найти как можно более удобное положение для себя. Тонкая полоска рассвета показалась ей сквозь не плотно заштореное окно и Катя устало повернулась к стене, пытаясь закрыть глаза. Но ничего не получилось, ведь за тонкой стенкой послышался истошный кашель. Вербицкая поднялась, быстро направляясь к тётушке. Она ожидала, что сейчас даст лекарство и теплый чай с медом, как и было обычно, но Катерина точно не ожидала, что увидит тетку на полу, лежащую и из последних сил хрипящую. — Тетушка! — Катя кинулась к ней, беря под руки и пытаясь повернуть хотя бы на спину. — Подождите, сейчас… Катя попыталась поднять её, но все попытки были тщетными. Она с паникой поняла, что почти не слышит её дыхания. Только хрипы, которые с ужасным скрипом сейчас казались самым громким звуком в этой комнатке. Руки тряслись, дыхание сбилось и Катя продолжала привести женщину в чувство. — Пейте, — Катерина вытерла слёзы и пыталась всунуть ложку между зубов женщины с микстурой, которая каждый раз помогала в таких случаях. — Пожалуйста… Катя подняла глаза к иконе, одними сухими губами моля защиты и спасения для тётушки, но понимала, что все уходило… Катерина приложила ухо к груди женщины, но больше не слышала дыхания и биения сердца. Слеза скатилась по её личику и внутри все сжалось. Под ложечкой засосало и Кате показалось, что рассвет за окном — это полное издевательство над ней сейчас. Не сдерживаясь, Катя зарыдала в голос, закрывая одним движением глаза тетки. Она была её детством, какой-никакой опорой о поддержкой. Пусть, та часто осуждала её, но женщина была единственной родной душой в мире, который и так не принимал Катю. К утру она вызывала доктора, закрыла зеркала черной тканью, переоделась сама в темное платье и пыталась не рассыпаться на части. Доктор подтвердил смерть и сделал всё то, что от него требовалось, пытаясь не поддаваться жалостью к Кате. — Благодарю, — она прикрыла глаза, отдавая ему деньги. — Крепитесь, — он сухо забрал свои деньги, идя к выходу из дома. Катя пошла провожать его на ватных ногах и открывая дверь, доктор едва ли не столкнулся на пороге с тем, о ком Катя уже не вспоминала. Не к времени. — Господин, смотрите куда идите, — прошипел Григорий, отходя в сторону и давая ему дорогу. Червинский осмотрел вид Катерины, ее потерянный, блуждающий взгляд и трясущиеся руки. Она бегло посмотрела на Гришу и кинулась к нему, прижавшись всем своим маленьким телом, пытаясь найти тихую гавань в нем… Григорий без лишнего обнял её, целуя в макушку и гладя по кудрям. — Тихо, моя хорошая, тихо. И ей показалось, что, может, всё же она не одна.