Рукотворный Избранный

– Братишка Руди-и-и..! Ему навстречу бежала девочка лет десяти в белом фартучке поверх серого хлопкового платюшка. Она с разбегу кинулась брату на шею, и Руди несколько раз прокружился с ней в объятьях, после ставя на землю. – Сильно скучала? – Ещё бы! Маменька вся испереживалась, ехать-то далече! Юноша лишь рассеянно улыбнулся, наклоняясь и целуя сестрицу в темечко. – Всё ведь обошлось. – Да… – согласилась она, краснея от смущения. Брат вдруг запустил руку в сумку на плече, извлекая бумажный свёрток и вручая ей. – Что это? – Загляни. Она развернула грубую коричневую обёртку своими маленькими пальчиками, не сразу понимая, что перед ней. – Это… – Она подняла округлившиеся зелёные глаза на брата. – Это шоколад! – Верно. – Как и обещал! – Верно. Маленькие розовые губки сестрицы растянулись до ушей, демонстрируя отсутствующие передние зубки. – Спасибо, братишка Руди! – Она вновь кинулась ему на шею, но быстро отстранилась, куда-то убегая с подарком и радостно вереща на всю улицу, заставляя селян недоумённо озираться. Рудольф смотрел ей вслед с той самой улыбкой любящего брата на свежем лице, резво поправляя ремешок торбы и продолжая свой поход. Он помнил сестрицу совсем ещё маленькой девочкой, когда уходил в ополчение. Как давно это было? Лет пять назад… Ему тогда было где-то шестнадцать. Сестрёнке он сказал, что уезжает на заработки. На деле же его, веснушчатого парнишу, салагу и новобранца, отправили в караул за многие мили от родных мест, вручив оружие и форму. Ему повезло больше, чем многим другим своим сверстникам, также уведённым на воинскую службу. Он даже не сражался, исполняя незамысловатые обязанности ополченца, вроде патрулирования и переноски всякого рода снаряжения, что увозили целой вереницей нагруженных телег из города. Увозили на войну… Слёзы, всхлипы, объятья, поцелуи и прочие нежности. Матушка как и всегда была сентиментальна, источая слезы облегчения и счастья. Рудольф с гордым видом вручил ей увесистый кошель монет, честно заработанных потом и голодом. Он обделял себя, недоедал, недосыпал, и всё ради того, чтобы сэкономить лишний медяк и вручить их все маменьке. Испытываемое в тот миг чувство своей важности и значимости с лихвой окупило все пережитые невзгоды и лишения, все унижения командного и офицерского состава. Само собой, всей правды он ей не рассказал. Матушка, как и всегда, воспримет слишком близко к сердцу... Быть может, заболеет. Пусть Руди – честный малый, детали можно и умолчать. В тот же вечер Рудольф направился в таверну пропустить кружку пенного на правах вернувшегося с войны сына. Какова же была его радость увидеть там лица своих старых приятелей! Пять лет назад их разлучили, направив в разные уголки страны, а сегодня они вновь встретились. Правда, их было всего трое (считая его самого), что немало удивило и смутило юношу. Впрочем, он не подал виду, прикрывшись маской добродушных улыбок, болтовни и смеха, поддерживая общее настроение. – Ну и как тебе служба, Руди? – хлебнув из своей чарки, поинтересовался у него весёлый конопатый малый, давний друг детства, с которым он знаком чуть ли не с пелёнок. – Ничего особенного, – пожал он плечами в ответ. – Я ведь был ополченцем. Караулы, патрули… Войны особо и не видел. – Так радоваться надо! – хлопнул его по плечу другой, кучерявый и смуглый. – Продлилось бы подольше это перемирие… – Это верно. Слышал, чинуши его часто учиняют… Раз эдак в десять или двадцать лет. Авось скоро и война закончится… – Ага, как же, – зло проворчал какой-то одинокий потрёпанный старик с соседнего стола. – Каждое перемирие обещают. Пару годков на жопе посидите – и вновь на войну, кровь свою лить! Его предпочли проигнорировать. Хочу также заметить, что домой Рудольф вернулся на месяц позже своих приятелей. Такую бурную реакцию матушки на его появление можно понять… Война сильно проредила ряды мальчишек за последние годы. Из их шумной компании осталось всего трое, но Руди не прекращал тешить себя наивной надеждой, что оставшиеся, как и он, просто задерживаются и обязательно вернутся… Свои тоскливые мысли он тщательно скрывал за скромным застольем, глупо улыбаясь и стараясь как-то поддерживать обсуждение жалованья, политики, войны… – Эта война длится уже слишком долго, и к окончанию не близится, – вновь встрял в их разговор тот старикан. Кряхтя, он демонстративно вытащил из-под стола свою искалеченную ногу, демонстрируя грубый деревянный костыль. – А эта страна отняла у меня лучшие годы! И что же я получил взамен?! Деревянную палку и один мифляк(1) в год?! Да на содержание раба уходит больше! – Ну вот не надо заводить старую шарманку, дед, – презрительно скривился один из завсегдатаев. – Это Хромой Дейл, – заговорщицки шепнул кудрявый на ухо Рудольфу. – Местный сумасшедший… Однако, пусть Дейл был и хромой, но точно не глухой. – Сумасшедший?! – прикрикнул старик на тон выше. – Щенок! Протри глаза и оглянись по сторонам! Страна в руинах, народ тонет в дерьме, голод, нищета, а ветеран войны получает меньше харчей, чем раб! – Да что ж ты к рабским харчам прицепился, дед? – усмехнулся другой мужик, местный склочник и доставала. – Предложи рабовладельцам свои услуги! – Будь моя воля – так бы и сделал! Вот только какой прок им от хромого старика, а?! К Хромому Дейлу грозно приблизился массивный, гладко бритый вышибала, без лишних слов выпровождая ещё что-то кричащего старика на улицу. Про него быстро забыли, вернувшись к своим делам, вроде игры в карты и кости. Вот только на Рудольфа это событие оказало сильнейшее впечатление, заставив глубоко задуматься. Он вскоре распрощался с товарищами и поспешил уйти, пусть они и пытались его отговорить. Идя по тёмным улицам Уилтшира, чуть захмелевший и приунывший, он отправился на самую окраину селения. Доселе он бывал там лишь по делам или малолетству, ещё юнцом дразня бездомных с приятелями и учиняя прочие разнообразные проказы. Сегодня же он был печален и задумчив, наблюдая за копошащимися в помоях обнищавшими вдовами, дряхлыми стариками и сиротами. Он наблюдал за ними издалека и думал, что он такого сделал, чтобы не оказаться на их месте? Всё дело в его личных качествах или везении? Он быстро заметил, что среди нищих не было здоровых мужчин. Да и женщины не блистали красотой, и дело было вовсе не в слое грязи на коже. Они все были по-своему калеки, скрючившиеся, несчастные, никому не нужные. Верно… Дело не в каких-то качествах, возможностях… Какие могут быть возможности, если ты хромой старик, ребёнок или немощная нищенка с кривой осанкой? Рудольф шёл всё дальше в трущобы и думал о том, что ему необходимо сделать, чтобы на что-то повлиять. Чтобы хоть что-то изменить… …Два незнакомца окликнули его из подворотни, приближаясь. Юноша заметил не сразу, будучи глубоко погружённым в раздумья, однако, когда ему в бок упёрлось остриё заточки, он быстро взял в толк, что здесь к чему. – Золото или жизнь, – констатировал над его ухом хриплый голос, обдавая вонью гнилых зубов и лукового сока. – И без резких движений. Дыхание непроизвольно сбилось, возникла одышка. Руди медленно поднял руки, но вор нетерпеливо тряхнул его за шифорот: – Шевелись! Юноша послушно пошевелился, запуская руку под свою добротную кожаную жилетку, достав кошель и вновь поднимая руку с ним. Вор резво выхватил вещицу, уже собираясь оставить в покое свою жертву… как вдруг другой что-то шепнул ему. Рудольф не разобрал, что именно, но оба довольно загоготали. Уже почти отнявшееся шило вонзилось с новой силой. – Одёжку тоже. Одежду?.. Какой вору прок с его одежды? Задавать вопросы было бы слишком опрометчиво, потому он молча повиновался, раздевшись догола. – Приятного вечера, сударь, – насмешливо прогоготали грабители, убираясь восвояси со своей скудной добычей. Даже в кошель не заглянули, где осталась пара жалких медяков… Они вполне бы могли его убить, без разбирательств. Их вряд ли бы нашли. Какая сказочная удача… Руди осел у стенки, жадно глотая ртом воздух. На волоске, на паутиночке от бесславной смерти в подворотне, где его вряд ли бы нашли… Где его бездыханное тело растаскали бы по кусочкам изголодавшиеся люди, здесь обитающие. Пусть он и остался почти нагим, он был жив, что куда важнее.