Чонгук со вкусом греха

Впервые в своей жизни Тэхен испытывает дискомфорт, находясь рядом со своим другом. Но это не тот, что испытывают при неловкой шутке или случайно брошенной фразе. Это тот самый дискомфорт, который испытываешь где-то внутри: по венам, словно лидокаин, течет густая кровь, внизу живота неприятно тянет, словно вот-вот начнется течка, на кончиках пальцев покалывают маленькие иголочки. Они неприятно щекочут кожу, заставляя леденеть конечности сильнее, хотя в квартире тепло. Уютно, хорошо, пахнет свежеприготовленным кофе, а от самого Тэхена — приятным банановым гелем для душа. Гелем, подаренным Чонгуком. Кофе, привезенным Чонгуком. Чонгуком… — Ну, ты пей-пей, — пододвигает кружку с напитком Тэхен, а сам отсаживается подальше. — Я-то попью, а ты давай рассказывай уже. — Что рассказывать? — строит по-оленьи невинные глазки Тэ, а у самого внутри раздается леденящий душу крик. — Что происходит с тобой такое? Вот. Началось. — Да ничего не происходит, с чего ты взял? — нервный смешок и, кажется, дергается голос, давая петуха. — С того, что сначала ты меня избегаешь, злишься. А потом вот такие голосовые отправляешь. Чонгук достал телефон, разблокировал и выставил экран прямо перед носом омеги. Одно движение пальцем и начинает аудиовоспроизведение: — Эй! Чон Чонгук! Ты хоть знаешь что? — да, голос однозначно Тэхена. В усмерть пьяного Ким Тэхена. — Знаешь? Блин… — слышится громкий стук, судя по всему, бокала о столешницу, — Гукки, ты не представляешь как я тебя хочу… — почти шепотом, и Тэ переводит взгляд на молчаливого Чонгука, что смотрит на него в упор. — Это просто пиздец какой-то. Гспд… Ким молчит тридцать секунд. Затем еще десять, кажется, а потом делает глубокий вдох, так как почти минуту не дышал. Забыл. Боится. — Это… Это просто пьяные бредни, Господи, Чонгук-а! — смеется Тэхен, покрепче прижимая к лицу свою «маску». — А тот поцелуй? — с абсолютно серьезным лицом уточняет альфа. — Ка… — на мгновение запинается омега, но тут же вспоминает. И облизывается, закусывая нижнюю губу с полным сожаления выражением на лице. — А… Тот… И вот оно — всепоглощающее чувство страха. Страха перед другом, перед своим альфой, перед общественным мнением. Страх перед тем, что неизбежно — порицание. — С-слушай, — еле слышно начал Тэхен. — Если у вас с Ёнджуном какие-то проблемы, ты всегда можешь обратиться ко мне, — открыто говорит Чон, а внутри омеги кишки в труху. — Что? — тупо переспрашивает Ким. — Если ты так ревность его вызвать хочешь, то зря стараешься, — виновато улыбается альфа, а у омеги, кажется, земля уходит из-под ног. — Я не знаю, что он там тебе сделал, но если хочешь, я поговорю с ним… «Что он там сделал…» Да что он может сделать, грустно — сам себе — отвечает Тэ. Он уже года четыре ничего не делает. Идеальный, безупречный, без единого изъяна альфа, что заботится обо мне круглосуточно. Говорит нежные слова, приносит лакомства, кормит, гуляет, хвастается мною перед другими. Идеальный. Слишком. Скучный. — А, нет… — машет руками Тэхен перед лицом и наигранно смеется. — Господи, да все в порядке, расслабься. Просто что-то вот в голову ударило и я начал страдать полной херней. Не обращай внимания. Чонгук недоверчиво смотрит на друга. — Правда, — почти умоляюще просит омега. — Не обращай внимания. И Чонгук не обращает. А Тэхен все сильнее давит в себе чувство, что раз за разом волной накрывает его, топит, убивает. От него хочется сбежать, скрыться, но получается лишь легкая пародия на попытку вернуть прежнюю непринужденность в общении с другом. Но выходит, откровенно говоря, так себе. — Я больше так не могу! — ноет в очередной раз в баре Юнги Тэхен. — Он такой охуительно красивый, хен! — Ты столько о нем говоришь, что мне уже даже самому интересно… — посмеивается Юнги, протирая стаканы. — Хочешь фотку покажу? — заговорщически шепчет Тэ и достает телефон из кармана. — Да показывай уже, — беззлобно отзывается омега. Ким пролистывает галерею и находит одно, то самое, самое любимое фото, которое он сделал случайно, когда они были в одной из командировок. Красивый, высокий, с черными волосами цвета вороного крыла, безупречно белоснежной и широкой улыбкой. Тэхен грустно вздохнул, передавая телефон своему новому другу (пожалуй, спустя столько времени он может его так назвать). — Ммм… — задумчиво тянет омега, потирая подбородок. — В целом, твой краш я могу понять. Он действительно очень сексуальный. — Сексуальный?! — выхватывает телефон Тэхен и тут же приближает фото до выделенных ключиц. — Ты видишь эту кожу? Видишь эту шею? А эту россыпь родинок? Сука, да у меня в штанах мокро становится, стоит мне только представить, как я слизываю их, а еще пмф… — рука Юнги быстро падает на рот Тэхена, затыкая. — Хватит. Сказал, как отрезал, Юнги. — О своих влажных фантазиях рассказывай кому-нибудь другому. Хоть этому своему… Чонгуку. «Рассказывай… Чонгуку». Эту мысль нехотя, но все же крепко, Юнги поселил в больной голове Тэхена надолго. Правда, в каком-то извращенном виде. Хотелось написать ему грязное сообщение, в котором в подробностях будет рассказано то, как именно он хочет своего друга, в каких позах и при каких обстоятельствах. Однажды он даже написал небольшой текст в заметках в телефоне, но благоразумно никуда и ничего не отправил. Нельзя. — Чем занят? — Ёнджун крепко обнимает своего омегу со спины. — Читаю ленту, — улыбается Тэхен, закрывая вкладку с аккаунтом Чонгука в Инстаграме. Он там вновь выложил фоточки с Чимином. На них омега счастливый, с букетом цветов — отмечают шесть месяцев вместе. А зачем Тэхен закрывает аккаунт ИХ друга? А Ким и сам не знает, потому что… он уже ничего не знает. И вот уже Новый год близится — время чудес и прекрасных сказок. И, возможно, Тэхен увидел бы свою, узнал, чем кончится рассказ, но… В тот самый день, когда все агентство стоит на ушах от безразмерного количества алкоголя, а сотрудники постепенно превращаются в сплошную массу из запахов и смеха, Тэхен медленно идет к Чонгуку. Медленно-медленно, крадучись, словно рысь на охоте. Он знает, какой запах сейчас источает — на него смотрят все альфы, облизываются. Он знает, что будет совсем скоро — меж ягодиц неприятно влажно. Он знает, чего он хочет — алкоголь придает ему смелости. — Хей, Чон Чонгук, — виснет он на плече альфы. Чонгук осоловело смотрит на друга, стараясь не вдыхать сладкий цитрусовый запах со смесью корицы. — Т-ты… — хватает он друга за плечи и тащит в самый дальний туалет клуба. А Ким охотно позволяет себя вести: алкоголь туманит голову, гормоны превращают всю его омежью сущность в одно сплошное похотливое тело. — Стой тут! — впечатывает он Тэхена в стенку туалета и собирается закрыть кабинку. — Я сейчас найду блокаторы и подавители запаха. Сиди и не рыпайся, понял?! Он говорит так зло, но в глазах читается искреннее любопытство, ведь и он не железный — пьяный альфа, пусть и трижды друг, но против природы не попрешь. Тэхен знает это, Тэхен это чувствует. — Н-нет, — хватается тонкими пальчиками омега за край рукава. — Не уходи… — В смысле?! — скорее для приличия, потому что Чон не глупый мужик. — Я хочу тебя, Гукки-я, — медленно прижимается к крепкой руке омега. — Давно… Я с ума схожу, когда вижу тебя, когда чувствую тебя. Меня влечет к тебе, этого сложно не заметить, да? Ты же это видишь? Чон отводит взгляд от раскрытой шеи и соблазнительных ключиц. — Д-да… — альфа громко сглатывает. — Сейчас еще и почувствуешь, — он берет руку альфы в свою и медленно подносит пальцы к своим губам. — Блять… — стонет Чонгук, но руки не отнимает. — Это неправильно, Тэ… Не, ах блять… На половину фаланги пальцы тонут в горячем омежьем рту. Тэхен словно пробует, осторожно ступает по тонкому льду, который его очевидно не выдержит. И он падает. Проваливается в холодную воду ровно в тот момент, когда Чонгук толкает свои пальцы чуть сильнее, позволяя омеге насладиться ими, распробовать. И он делает это: облизывает, ласкает кончиком языка, тяжело дыша. Вода забирается в легкие, наполняет его целиком и полностью, когда бедро Чонгука оказывается между ног Тэхена и легко давит на возбуждение. — Ах, — тихо стонет Тэ, когда Чон в очередной раз неловко ерзает ногой. — Ммм… Да. — Сука… — тихо ругается Чон, заглядывая в глаза Тэхена. — Что я делаю? Ответить Тэхен не успел. Он хотел бы, возможно, сказать хоть что-то, но зачем? Горячий язык Чонгука медленно скользнул в рот Тэхена, обводя легкими полукругами у самого кончика, а затем чуть грубее, касаясь нежной плоти. У омеги мириады звезд перед глазами, какой-то шум в голове и щемящая пустота в душе — поцелуй с другом невообразимо хорош. Настолько, что хочется стонать от одних лишь прикосновений, от одного лишь языка и этого горячего дыхания. Ощущать его крепкие руки на заднице, чувствовать как твердый член упирается куда-то в ширинку — все это безумно… Все это до черноты в сознании влечет и манит. Хочется с разбегу окунуться в эту холодную темную воду, набрать в легкие этой жидкости и утонуть, потому что больше уже не нужно, больше уже не хочется, больше уже нельзя. Тэхен делает глубокий вдох, теснее прижимаясь к альфе, хватаясь за ткань пиджака на предплечьях, и углубляет свой поцелуй. Он терзает друга языком до такой степени, что Чон издает не то скулеж, не то протяжный стон. Но независимо от того, что это был за звук, он говорит лишь об одном — ему сейчас так же хорошо, как и Тэхену. И в целом, альфе все равно: из-за запаха от течки ли это, из-за алкоголя или из-за того, что перед ним его друг — Ким Тэхен. Все это не играет никакой роли, ведь сейчас он может его, Чон Чонгука, целовать до остервенения. В губы, ласкать кожу на шее, на мочке уха; торопливо расстегивать пуговицы на белоснежной рубашке, чтобы затем коснуться языком острых ключиц. — Господи… — шипит Чонгук, откидывая голову. — Да… Тэ. От глубокого и такого низкого голоса альфы кругом голова, а внизу живота уже до невозможности тугой узел из возбуждения и животного желания. — Гукки, — в перерывах между поцелуями шеи и груди шепчет Тэхен, — коснись меня. Умоляю… Горячими пальцами Чонгук проводит по влажным ягодицам с внутренней стороны, тянется выше. — А-а-ах, Гукки… — почти плачет Тэхен, сильнее прижимаясь грудью к альфе, а правую ногу уже без стыда закидывая ему на бедро. Чонгук издает рык, больше похожий на волчий, и жадно кусает омегу за шею, втягивая носом сладкий аромат кожи. Его пальцы медленно скользят внутрь, рождая томный стон, что тягучей патокой спускается по стенам, обволакивает, возбуждает, тревожит. Чон повторяет свое движение, медленно вводя и выводя свои пальцы, а Тэхен вслушивается: он слышит эти пошлые чавкающие звуки, он слышит, как тяжело дышит Чонгук куда-то в изгиб его шеи, чувствует губы, что беспорядочно гуляют по коже. Слышит и улыбается, запрокинув голову. Пальцы друга умело входят все глубже и резче, настойчивее; отрывистыми толчками он трахает своего до невозможности возбужденного друга. Трахает и не подозревает, как тому хочется простонать, как хочется попросить… хотя, какого черта? — Гукки, — задыхаясь, стонет Тэхен. — Трахни меня. Сейчас. Войди в меня. В этот момент на него поднимаются черные, бездонные и такие ошалевшие глаза, что на мгновение становится страшно, но уже через секунду становится невообразимо хорошо. Чон закидывает вторую ногу омеги себе на бедро и тут же резким толчком входит в омегу, насаживая его на себя полностью, входя до предела. — А-а-а-ах, д-да! — не сдерживая своего голоса, просит Тэхен. Он не чувствует боли, не чувствует стеснения, ничего. Ничего, кроме всепоглощающего удовольствия и наслаждения. Чон рычит и тяжело дышит, резко и быстро насаживая на себя Тэхена. Он крепко держит его за задницу, тесно прижимая к стене. Этот секс, полный запретов, полный общественного порицания. Наслаждение вперемешку со страхом и чувством вины. Секс, в котором Тэхен тонет, стонет, нежится и потихоньку умирает. Умирает прежний Ким Тэхен, что гулял по выходным с Ёнджуном, что планировал совместные выходные со своим другом и парнем. Тонет тот самый омега, чье сердце было всегда закрыто для таких порочных чувств. Тонет, рождая кого-то нового: пошлого, потерянного, полного пороков и низких человеческих качеств. Полный греха, исцарапанных бедер и кровавых засосов под подбородком. Со следами укусов и с запахом муската. Он рождается с протяжным и сладким стоном, в котором содержится все наслаждение мира, вся страсть гребаной вселенной, в которой больше нет места прежнему Тэхену. Нет места другу, который хотел бы утешить друга, поплакаться на его плече или пошутить над новой стрижкой. — Я хочу тебя, — задыхается Тэхен в мокром поцелуе, когда Чон ставит его на ноги и, удерживая за хрупкие бедра, разворачивает лицом к стене. — Сука… Что ты со мной делаешь? — на одном дыхании спрашивает Чонгук и тут же входит сзади. — Ампфх… — склоняет голову Тэхен, принимая вновь альфу. Чон крепко сжимает покрасневшие ягодицы, посильнее раздвигает их и входит плавно покачиваясь. Он входит равномерно, а Тэхену остается только наслаждаться, просить еще и зазывно в такт подмахивать бедрами. — М-м-м-м, да-а-а, — шипит Чонгук, ускоряя вновь темп, не забывая разок-другой шлепнуть Кима по заднице. Его голос такой глубокий и такой бархатный, что омега готов поклясться, — он открыл в своем друге что-то такое, что навсегда изменит его мир. Его — Ким Тэхена — чертов мир. Чонгук ласкает истекающий естественной смазкой член омеги, утыкаясь лбом во взмокший затылок. Ноги подкашиваются не то от усталости, не то от кайфа, который, пожалуй, можно назвать незаконным. Приравнять к наркотическим веществам, издать закон, развесить листовки о вреде Чон Чонгука, ведь он, кажется, вызывает привыкание. Трахаться с другом — нельзя. Трахаться с Чонгуком — нельзя. Умирать от сладких стонов, грязных звуков кожи о кожу — все, что остается омеге. Член Чонгука входит резко на всю длину, заполняет Тэхена, заставляет всхлипывать каждый раз, когда головка бьется о простату. Ким стонет так, как не стонал никогда прежде, он готов поклясться, что в жизни не испытывал ничего лучше. Тэхен кончает в тот момент, когда чувствует как что-то горячее полилось по его копчику вниз. — А-а-ах, — кричит Тэ, кончая от прикосновений Чона. Кончает и обещает себе, что постарается забыть эту ночь. А еще он молит всевышних, чтобы об этом забыл и сам Чон Чонгук. Но кажется, в момент, когда Чонгук разворачивает его к себе, помогая одеться, а затем нежно накрывает губы нежным поцелуем, сердце делает кульбит, обещая еще не раз напомнить о самом горячем в жизни омеги сексе.