Чонгук со вкусом греха

Тёплые и нежные руки, что тянутся от груди к бёдрам, ласковые поцелуи в плечо, шею и куда-то в затылок. — Доброе утро, сладкий, — нежным шепотом на ухо. И вот такое пробуждение — оно самое сладкое, самое невообразимое и желанное для любой омеги. Для любого человека, чьё сердце трепещет от ощущений влюбленности и глубокого чувства. Но не для Тэхена. Он берет в руку длинные пальцы альфы и жмурится сильнее, прижимается спиной к крепкой груди и на выдохе шепчет. — Доброе утро, Ёнджун-и, — и зарывается носом в одеяло. Вчера он вернулся домой; окрылённый, до чертей пьяный и все ещё смертельно влюблённый. На утро от тех ощущений не осталось и следа. Все эти яркие эмоции сменились чувством стыда, сожаления, отчаяния. Нет в жизни ничего ужаснее, чем предательство. Предательство в любом исполнении — это, пожалуй, грязно и мерзко. Измена — в любом исполнении, это, пожалуй, предательство; грязное и мерзкое предательство, пережить которое не пожелаешь никому. — На работу идёшь? — гладит альфа омегу по волосам, нежно целуя в затылок. — Ммм, — мычит в одеяло Тэ. — Пожалуй, сегодня я возьму отгул. — Хах, — смеется беззлобно тот. — Ты, конечно, вчера пришёл вообще не в себе. Ёнджун поднимается с постели и, продолжая улыбаться, подшучивает над своим омегой. — Ты хоть прогуляйся сходи сегодня, дома не сиди. После такой попойки нужно обязательно проветриться. — Угу, — бурчит Тэхен, не глядя на парня. — И поешь обязательно. Я вчера супчик вечером сварил, предвидел, что ты, мой маленький алкоголик, будешь мучиться с похмелья. Альфа запирается в ванной, а Тэхену выть хочется. Волком, раненым зверем громко и так истошно, чтобы слышали на всех концах этой гребаной земли. Его никто не предавал, ему никто не изменял, ему никто не делал больно, а хуево так, словно это ему вырвали кусок сердца и заставили ещё долго смотреть, как то угасает под ногами. В луже грязи, в осколках разбитых отношений и годами связанных воспоминаниями. Ему плохо не только от ужасной боли внизу живота, не только от боли между ног из-за плохой подготовки, не только от дикой боли в голове из-за похмелья; ему плохо где-то глубоко в груди, в душе, и хочется, чтобы боль поскорее отпустила. Под подушкой завибрировал телефон: [10:15] Гукки: Я сегодня не иду на работу [10:15] Гукки: Но нам нужно встретиться «Встретиться», — читая эти строки, Тэхен все сильнее краснеет, а сердце заходится каким-то нездоровым галопом. [10:16] Я: Я тоже возьму отгул… [10:18] Гукки: Ты как? [10:18] Гукки: Кажется, я вчера был немного… [10:18] Гукки: Грубоват… Тэхен вновь прячет лицо в одеяло. Грубоват? Грубоват?! Да это был самый горячий секс в жизни Тэхена. И если бы ему предложили пережить это ещё раз, он без раздумий бы согласился, потому что… Потому что это Чонгук, потому что это его руки и его губы, его горячее дыхание и невообразимые пальцы. — Ты чего? — Ёнджун тихо появился в комнате. — А? — Тэ резко прячет телефон под подушкой. — Ты весь красный, — взволнованно замечает альфа и присаживается на край кровати рядом с любимым. — Ты как? Широкая ладонь ложится на лоб. Какое-то время Тэхен старается не дышать, не шевелиться и вообще надеется умереть от сердечного приступа прямо сейчас. Да хоть от чего, лишь бы не видеть эти нежные глаза, наполненные любовью и тревогой. Лишь бы не слышать этот голос, в котором столько нежности и заботы. — Хочешь, я останусь с тобой дома сегодня? — Нет! — как-то быстро и громко отвечает Тэ, но тут же одергивает себя. — Ты… Ты же так долго готовил свой проект. Не стоит из-за моих увеселений портить свою работу. Ёнджун смотрит так, словно Тэхен самое дорогое и ценное сокровище в его жизни. А Тэхен смотрит так, словно в его жизни уже не осталось ничего святого, потому что в голове только одно. Чонгук. Чонгук. Чонгук. Даже в тот момент, когда Ёнджун целует его на прощание перед уходом, в голове омеги образ Чона, что закусывает губу нервно, а затем целует грубо и с надрывом. — До вечера, — улыбается альфа. — До вечера, — улыбается Тэхен и сползает по стенке, когда за парнем закрывается входная дверь. Думать об измене можно долго; можно бесконечно терроризировать себя и проклинать свою похоть. Но оставлять все так нельзя. Ни в коем случае. И поэтому сейчас Тэхен сидит за столиком в кафе и нервно теребит трубочку в стакане с латте. Чонгука замечает сразу — эту высокую фигуру нельзя не заметить. Эти широкие плечи и уверенную походку нельзя спутать с другой. И только от этого голоса у Тэхена спирает теперь дыхание, останавливается сердце, а кровь замирает в венах, превращаясь в тягучую жижу. — Привет, — коротко здоровается альфа и снимает тёмное пальто. — Давно сидишь? — Нет, только пришёл. Наглая. Неприкрытая. Ложь. Тэхен сидит в кафе уже час, а это — его третья кружка кофе. Киму нужно было время. Время на отступление, если бы он вдруг захотел сбежать, убежать от этого разговора, скрыться от Чонгука. Но он не смог. Просто потому что желание увидеть Чона намного сильнее, чем страх перед тем, что он может услышать. — Прости. Услышать. — Я… Не знаю, что на меня нашло. Может услышать. — Я обещаю, что такого не повторится. Страх. — Я сам все объясню Ёнджуну. Страх… Тэхен сидит напротив и так близко, что руку протяни и сможешь схватить альфу за грудки. Схватить и притянуть к себе для самого сладкого в мире поцелуя: слаще и намного нежнее тех поцелуев, что были вчера. Чтобы этот зануда и не подумал снова открывать свой рот. Но вместе с тем Тэ ощущает, как далеко от него находится Чонгук. Чонгук — он верный друг, хороший товарищ и преданный партнёр. То, что он сделал вчера — гложет его, терзает и убивает. Его разрывает похлеще, чем разрывает Тэхена. Кажется, по сравнению с ним, Тэ не испытывает ровным счетом ничего. Совсем. Ни угрызений совести, ни страха, ни каких-то ещё мук он не испытывает. Кроме тех, что сердце разбивают вдребезги. Любовь. И Чонгук от Тэхена так далеко, недосягаемо, что можно и за всю свою жизнь не встретить этих двоих на одной дороге — не пересекутся никогда. Потому что… Потому что Чонгук — верный друг, хороший товарищ и преданный партнёр. — Не нужно, — хмыкает Тэхен, собирая руки на груди. — В этом нет необходимости. — В смысле?! — удивленно спрашивает Чон. — А зачем? — жмёт плечами омега. — Мы сделали что-то плохое? — Я… — Ты помог другу в сложной ситуации, — перебивает это Тэхен. — Да, я облажался с таблетками, да я облажался с алкоголем. Ты лишь оказался в нужном месте в нужное время. Давай просто оставим все как есть, а об этом инциденте забудем? — Но… — тянет растерянно Чон. — Гукки, — мягко улыбается Тэхен и укладывает свою руку на руку друга. — Все в порядке; мы не сделали ничего плохого. Это был просто секс. Без чувств — это просто средство взаимной мастурбации и не более. Расслабься. Какое-то время Чонгук молчит и сидит потупив взгляд. Что там в этой голове, Тэхену не понятно. Да и знать он не хочет — своей боли хватает. Боли от содеянного, боли от услышанного и сказанного. «Без чувств», — Тэ горько хмыкает себе под нос, проигрывая в голове раз за разом этот монолог. И сейчас, когда он остался наедине с собой, слова уже не кажутся такими уж бессмысленными. Просто, потому что так и есть. Он единственный, кто в ту ночь кайфовал не просто от траха, а от траха с Чонгуком. Он наслаждался этими чувствами, этими эмоциями и прикосновениями. Он один, кто вообще понимает, что произошло. И пусть все так и остаётся. К этому выводу приходит Тэхен, стараясь затушить эти чувства в себе. Убить, выкорчевать с корнями и сжечь в том самом костре из стыда и неловкости. — Чего не ешь? — за ужином интересуется Ёнджун. Тэ мотает головой, продолжая перебирать сиротливые горошины на белой тарелке. — Все ещё плохо? — альфа протягивает руку ближе к омеге, но Тэхен резко одергивается. — Ты чего? На лице когда-то любимого неприкрытое удивление, а на лице Тэхена — страх. Кажется, страх — это то, что теперь будет с ним всегда. Будет преследовать, забираться под тёплое одеяло, чтобы своими цепкими холодными пальцами схватить за тонкое горло, ногтями расковырять небольшую червоточину в сердце. Чтобы смеяться над ним громко, когда в очередной раз, глядя в глаза Ёнджуну, Тэхен хотел бы умереть. — Прости, просто задумался о своём, — натянуто улыбается Тэ и встаёт из-за стола. — Прости, я все же пойду спать сейчас. А то, кажется, если нет, то и завтра придётся брать отгул. Ёнджун понимающе кивает головой и принимается убирать со стола, а Ким… Глупый омега ныряет в сон, чтобы наконец-то забыться.

***

— Взаимная мастурбация?! — во все горло смеется Юнги. — Ты, блядь, в своём уме? Он, конечно, приятный молодой человек: отзывчивый, в меру любопытный, не надоедает, но что-то вот Тэхену подсказывает, что и мудаком омега эта тоже может быть. — А что я ещё ему должен был сказать?! — кричит в ответ Тэхен. — Мы, может, только благодаря этой фразе и смогли всю неделю прообщаться. — Прям общались как и прежде? — Мин выгибает в удивлении бровь. — Ну… Как общались. Чонгук приходил за Тэ, когда нужно было попить кофе; они шли вместе до лифта, а затем до кофейни, вместе садились за столик и вместе дружно молчали. Иногда они перекидывались дежурными фразами типа: «Как дела?», «Как настроение?», «Пойдёшь на обед?». О большем спрашивать не хотелось, да и сил не было поднять на альфу глаза. Он — Ким Тэхен — врун, лжец, глупый обманщик, который ищет оправданий там, где их быть не может. Он врет Ёнджуну, врет Чонгуку и, конечно же, самому себе. Хотя себе уже можно бы и перестать. — Не хочешь позвать его сюда? — вдруг спрашивает Юнги, а у Тэхена сидр носом пошёл. — Ты дурак? — на полном серьезе интересуется омега. — Я потрахался с другом! Мне ему в глаза смотреть стыдно, а ты говоришь, чтобы я его в бар позвал?! — А что такого? — жмёт Юнги плечами. — Вы взрослые люди, которые прошли какой-то этап жизни вместе. Вы — друзья, в отношениях которых сейчас разлад, и его нужно решить. Только поговорив вы сможете найти выход из этого дерьма. И вот Юнги снова звучит разумно, рассудительно и до обидного правильно. Ну что плохого случится, поговори они сейчас? Тэ объяснит, что в его голове — бардак. Чтобы описать свои чувства, вовсе не нужно использовать слово на букву Л. Совершенно ни к чему говорить о той глубине чувств, в которой сейчас омега барахтается, стараясь хоть как-то выжить. Можно просто поговорить. Да. С громким стуком на деревянную столешницу ставится тяжелый пивной стакан. — Да ты пойми! — почти кричит Тэхен, привставая на высоком стуле. — Я им документы отправил ещё в том месяце, понимаешь?! В том, сука! Они все ещё с юристами согласовывают. — Да они вечно так, — отмахивается от пьяного друга Чонгук. — Я сегодня звонил их руководителю медиа отдела, так эта курица вообще не в курсе о нашем проекте. Ким аж хрюкнул от таких новостей. — В смысле?! — Тэ хватает Чонгука за плечи и трясёт, что есть сил. — Как это не знает?! — Й-йя н-не з-знаю, — смеется охмелевший альфа. — Ребят, а вы точно не встречаетесь? — задается из неоткуда вопрос, но тут же его автор оказывается отпизжен грязной тряпкой. — Рот закрой! — шипит Юнги. — Не обращайте на него внимания, — стеснительно извиняется омега, — это Хосок — местный имбецил, больной, юродивый и вообще жаль нам его, вот в бар и пускаем погреться. Но что бы сейчас Юнги ни говорил, все тонет в какой-то вязкой тишине. На какое-то время Тэхен, знатно нахлебавшись вкуснейшего сидра, и позабыл о том, что звал своего друга поговорить вовсе не о рабочих проблемах, не об этом сраном заказчике. Забыл, но, кажется, не жалеет вовсе. Впервые за долгое время он говорил со своим Гукки на сторонние темы, от которых у них и пригорало, и злились они адски, но и в то же время не забывали смеяться. Ведь именно с этого их дружба и началась — с шуток. С легких шуток Чонгука над заказчиками, над исполнителями, над ними самими. Чон не боится говорить людям правду прямо в лицо, не боится быть резким и иногда даже грубым. Он всегда честен. Был. — Слушай, — вторгается в тишину Чонгук. — Я… Я не знаю, как нам быть дальше. От этих слов, словно ножом по сердцу. — Понимаю… — горько отвечает Тэ. — Не знаю, но и понимаю то, что обрывать нашу с тобой дружбу не хочу. Не хочу рушить все то, что между нами. — А что между нами? — пьяно спрашивает Ким и кусает себя за щеку. — Между нами всегда была одна лишь дружба. Простая дружба коллег, которая в какой-то момент вышла за рамки и переросла в походы по выходным в бар совместно с нашими вторыми половинками. Половинками. От этого слова холодными мурашками прошелся табун из презрения и обиды за себя и за Ёнджуна. И совсем чуть-чуть за Чимина. — Мы можем вернуться к тому, что было… — Кхм, — внезапно подаёт голос Юнги и смотрит строго на Тэхена. — Можем… — продолжает он, но понимает знак от хёна. — Но я бы этого не хотел. И то, что видит в глазах друга Тэхен, кажется, радует. И одновременно убивает без остатка, влюбляет до бесконечности, снова не даёт сделать и вдоха. Чонгук напуган. Он смотрит на Тэхена большими, просто огромными глазами прямо в самую густую черноту омеги. Смотрит и наверняка ничего не видит, но от его взгляда почему-то становится невероятно тепло и уютно. Ведь он — Чон Чонгук — боится. — Ч-что ты имеешь в виду? — чуть не плача уточняет Чонгук и пододвигается ближе. Тэ поднимает глаза на друга и, мягко улыбнувшись, тихо-тихо отвечает. — Потому что я влюблён в тебя, Гукки. И Тэхен не хотел бы сейчас улыбаться, но в голове пусто. Свободно и легко, словно он сбросил многовековой груз со своих плеч. И Тэхен не хотел бы сейчас плакать, но в глазах предательски щиплет. Сердце заходится израненной птицей в тесной клетке. Бьется о стенки, ранится еще сильнее, разрывает свои крылья в клочья, но иначе нельзя. Иначе не получится. И Тэхен не хотел бы выглядеть сейчас таким безумным и несчастным, но алкоголь взрывает в его голове тысячу и одну эмоцию, каждая из которых ярким отпечатком отражается на его лице. И Тэхен бы не хотел сейчас тянуться за поцелуем к своему другу. Не хотел бы, но тело само подается куда-то вперед. — Я люблю тебя, Гукки, — шмыгает носом Тэхен где-то у плеча младшего. Он целует нежно, почти невесомо в щеку альфу и снова отстраняется, чтобы заглянуть в темные глаза. В те самые, в которых плещется тревога, непонимание, абсолютное неверие в то, что происходит. Страх, безумие, желание переспросить и получить ответы. — Н-но… Как же? Когда? — его голос звучит глухо. Ким пожимает плечами и тянет к себе новый полный бокал. — Наверно, чуть меньше года. А как… Я и сам не знаю как, Гукки-я. Просто в один прекрасный день я начал смотреть на тебя иначе. Омега опускает стыдливо глаза. — Я не прошу тебя об ответных чувствах. Я понимаю, что у тебя есть Чимин, ты его любишь… — Да дело даже не в Чимине, Тэ, — как-то резко прерывает его Чон. — Я с Ёнджуном за одним столом сидел, я с ним делил соджу и ходил выбирать тебе подарок на день рождения. Чонгук схватился за голову, оттягивая локоны черных волос. — Кажется, осознание всего пришло только сейчас? — насмешливо спрашивает Тэхен. Почему насмешливо? Да потому что Тэхену уже все равно — он пал. Он пал так низко в глазах общественности, как не падали еще никто и никогда в его семье. Чонгук ничего не отвечал, а просто сидел молча, погруженный в свои мысли. Ким примерно знает, что за жужжащий рой сейчас в этой голове, но, увы, помочь сейчас ничем не сможет. — Чонгук, — Тэхен осторожно кладет свою руку на плечо друга. — Я не прошу тебя отвечать мне теми же чувствами, не прошу тебя сейчас принимать меня как любовника. Я не прошу тебя ни о чем. Просто я хочу, чтобы ты это знал. — Зачем? — Чонгук поднимает красные глаза на друга. — Зачем, Тэ? — Затем, что я больше не хочу врать ни себе, ни тебе… Альфа смотрит долго, не сводит взгляда ни на секунду и, кажется, не моргает. А Тэхен забыл как дышать, хочет отмотать это мгновение назад, чтобы... чтобы снова повторить эти слова. — Но… — Чонгук облизывает пересохшие губы. — Но… а обо мне ты подумал? Нужна мне эта правда? — Гукки… — Тэхен кладет вторую руку на плечо, но Чон резко скидывает обледеневшие пальцы. — Я… Мне нужно побыть одному. И эта спина, удаляющаяся в полумраке опустевшего полуночного бара будет Тэхену сниться еще очень долго. Он будет видеть ее в своих самых жутких кошмарах, будет видеть ее даже тогда, когда будет просто закрывать глаза. Он будет видеть ее как сейчас — сквозь пелену слез.