There There

осенью все катилось к чертям. Тео сучил, он был на взводе, я был на взводе, мы наматывали волчьи круги и курили по пачке сигарет в день. иногда мы дрочили друг другу, но на этом все. дальше не заходили, я не распускал руки, я дал ему пространство. наш секс? решение должно было быть его. это было неизбежно, как ебаные лунные циклы ебаных приливов и отливов, неотвратимо, и он мог бояться называть это судьбой, но я - никогда. Тео привык убегать, Тео был сломлен, Тео все еще был тем маленьким мальчиком, который боялся остаться один тогда в пустыне много лет назад. его страхи, боль, его птср - все это бродило в нем, изматывало его, будило по ночам, и он шептал мне, захлебываясь, не понимая до конца, во сне это или наяву. мне приснилось, что ты уехал, Борис, что за хуйня, ты не можешь вот так исчезать, а потом появляться и что-то требовать от меня, я так испугался, Борис. мне приснилась мама, Борис, я не помню ее лица. отец, его труп, все в крови. Вегас. приснилось, что ты ширнулся, передозировка, мне приснилось, что ты умер, Борис. иногда я так сильно хочу закинуться, Борис. я убил человека, Борис. я не знаю, что я делаю, Борис. Тео был в ужасе. так что когда рвануло, я не то чтобы удивился, я просто не ожидал, что поводом станет Анна. наконец-то были готовы бумаги на квартиру, и я предвкушал сюрприз, его лицо, когда он узнает, что теперь это наш дом. - твоя? я знал, что голос мой стал опасным. когда мне рвет башню, взгляд у меня - в момент бульдожий, ты ебнутый, Борис, и глаза страшные пиздец, сказал мне Юрий как-то, когда выпил больше обычного. что ж, я не котят тискал все эти годы. - я встаю к ней по ночам, она зовет меня папа, я люблю ее. ты думаешь, что можешь просто взять и забрать это? дал поиграть, а теперь верни обратно, так что ли? - я не это имел в виду. - тогда что ты имел в виду? что она мне не дочь! ты не можешь отнять ее у меня, когда тебе вздумается, Тео, это так не работает! может, ты боишься, что я свалю, что для меня это ничего не значит, или еще что, но вся власть здесь у тебя! не у меня! - это не так, Борис, конечно, она твоя дочь! он смотрел на меня сердито, он был зол, взвинчен до предела так же, как я. у меня голова кружилась, я почти задыхался, но все равно увидел, почувствовал его мгновенный страх, когда я схватил ключи. - Борис.. - знаешь что, Тео? пошел ты. мне надо воздухом подышать, а ты? ты подумай пока. мне нужно знать, что мы, - я помахал рукой между нами, - нас, это ты не заберешь! я метнулся в комнату за документами, швырнул их на кухонный стол. когда я хлопнул дверью, он разбил кулак об стену. и Анна заплакала.

***

когда через несколько часов я притащился домой и плясал в тесном коридоре, стягивая кроссовки, мне вспомнилась первая моя ночь в Калифорнии. почти дежавю - я был растерян, я был в ужасе от того, во что Тео нас втянул, хотя и понимал умом, что он никуда нас не втягивал, что это просто жизнь, как я сказал ему тогда в Амстердаме, которой никогда не было смысла бояться, или винить ее, или сожалеть без конца, как это делал Тео. но в тот день я был как никогда близок к почти тупому, слепому отрицанию того, что увидел. забавно, что прошло всего-то чуть больше полугода, и теперь я так же истерически цеплялся за то, что тогда казалось мне самым изощренным и жестоким розыгрышем. дети умеют влюблять в себя незаметно, бесповоротно, спустя всего пару месяцев, стоило Анне мне улыбнуться, и я уже агукал и чуть ли не слюни пускал. не мог представить свою жизнь без ее маленьких ручек и ножек, и ее сладкого детского запаха младенчика, того, как она капризничала и ныла, совсем как ее отец, и того, как мгновенно она успокаивалась, когда я укладывал ее пушистую головку себе на плечо, совсем как ее отец.. я ее баловал, я щекотал ее и кусал за бочок, и подкидывал ее под потолок, так что Тео охал, а потом ругался, потому что был с ней мягким, трясся почти благоговейно. но я обожал ее заливистый смех, мы были шумными с ней, я называл ее всеми ласковыми словами, которые только помнил, на всех языках, которые знал. она стала моей дочерью, потому что сначала она была частью Тео, прилагалась в комплекте, и я принял ее, как принял когда-то и принимал до сих пор и всегда самого Тео - всего, с потрохами. с его суицидальными мыслями, тоской, травмой, мертвой матерью, а потом и мертвым отцом, с его иногда абсолютно снобистским занудством и перепадами настроения, а теперь еще и ребенком. но потом я полюбил ее, мою ласточку, как я мог не полюбить ее, если она была его. и я был обижен, смертельно, я был в ярости, но на самом дне, так глубоко в душе, что я старался пореже туда заглядывать, я был в ужасе тоже. что если он не хотел продолжать? ни ложиться со мной в постель, ни растить свою дочь, ни делить со мной свою жизнь, что, блять, я буду делать, если он больше этого не хотел? я знал, что если раньше я не мог потерять только Тео, то теперь их было двое, мои самые большие сокровища и мои главные слабости. он был на кухне, сгорбился на полу, спиной подпирая шкафы. в руке у него была бутылка водки. - ты же не пьешь. - бывших алкоголиков не бывает. - он не сопротивлялся, когда я ее забрал. - это про наркоманов так говорят, тупица. - pohuj. я глотнул из горла, водка привычно обожгла язык, теплой волной прокатилась по пищеводу, согрела внутренности. клацнуло стеклянное донышко, когда я отставил бутылку и прислонился к столу. Тео смотрел на меня снизу вверх. несчастно, разбито. - прости. слеза скатилась по крылу его носа из-под очков, и он стряхнул их на пол, прижал кулак ко рту, борясь с собой, пытаясь загнать пойманное в горле рыдание обратно. видеть это было невыносимо. - прости меня.. - сипло, но отчетливо проговорил он. - она твоя дочь ровно настолько же, насколько моя. и ты.. ты купил этот дом, Борис.. клянусь, я никогда не хотел.. никогда не думал.. он все-таки сломался, потекли слезы, и он стал яростно стирать их, как будто чтоб я их не увидел, хотя я стоял от него в полуметре. - я знаю, Тео. - я протянул руку, желая, но не решаясь коснуться его. - я знаю, просто.. вдруг, ты передумаешь? вдруг потом ты передумаешь? - не передумаю. - его голос стал решительнее, он подался вперед, сказал с жаром: - Борис, никогда! я поднял его на ноги, прижался лбом ко лбу. взгляд у него был пронзительно трезвым, и в глазах была жажда, необходимость. - почему ты до сих пор не взял меня? - прошептал он, облизал губы. в его вопросе были все смыслы, о которых я думал. взять с собой, себе, забрать в свою жизнь, чтобы не отдавать обратно, принять полностью и навсегда, взять на руки и на поруки, пометить территорию, потому что люди - те же звери, заявить свои права, заняться любовью.. у меня в голове помутилось, встал в ту же секунду. - ты.. - я поперхнулся воздухом, когда он потер меня сквозь грубую джинсу, все причины, доводы, вообще все слова разом вылетели из головы. - ты был не готов, я думал.. ты не хотел.. - я хочу. и он накрыл мой рот своим, жестко, властно. целовался Тео отчаянно, почти панически, кусал губы, держал в руках мое лицо. я толкнул его к дивану, опрокинул на постель, так что он прервался на секунду, выдохнул шумно, и я поймал этот выдох, засунул язык ему в рот, опустился сверху. - я боялся, что это ты передумаешь.. что ты уйдешь.. а я останусь, как дурак, и я не смогу.. не смогу опять.. не после.. - бормотал он, и слова рассыпались, дробились, не складывались в осмысленные предложения, и я не стал отвечать, какая глупость, ну дурость же, куда я уйду, куда.. я терся об него, как подросток, и стоял у меня, как в пятнадцать, как тогда, когда мы дергали друг друга за члены и стонали в голос, бились затылками о спинку кровати и кусались, как дикие звери. как древние люди, подумал я, и скользнул рукой ниже, еще ниже, за пояс его домашних штанов. там было горячо, мокро от смазки, его член ткнулся мне в запястье, и Тео зашипел сквозь зубы, откинул голову, двигая бедрами вперед, в мою руку. на шее у него появились новые родинки, я поцеловал их одну за другой, и его горло вибрировало под моими губами, пока он расстегивал на мне брюки, стягивал свои джинсы. а потом он раздвинул ноги, закинул лодыжку мне на поясницу. стонал низко, когда мои пальцы ласкали его изнутри, сначала один, потом два, узко, хорошо. я сгибал их, гладил его, трахал языком его рот, и пытался не съехать с катушек представляя, как окажусь там, внутри. Тео зашарил рукой, дотягиваясь до тумбочки, выдавил смазку себе на ладонь, поймал мой член. меня как током ударило, я перекатил его на живот, вздернул на локти и колени, и он притянул меня за бедро. - Тео.. - я приставил головку, потер пальцами. - скажи это.. - давай, Борис, давай.. - и застонал гортанно, когда я вошел в него. мы замерли, обнулились, застыли во времени и пространстве, в точке, где соединялись наши тела. я наклонился, уткнулся лбом, как в молитве, Тео, о Боже, Тео, мы никогда не делали этого раньше, почему мы никогда этого не делали.. он не двигался, задержал дыхание, ему было больно, наверное, и я лизнул его позвонки, провел влажную полосу по лопатке, отвлекая его. толкнулся вперед-назад, дурея от тесноты, от того, что это Тео, Тео насаживался на мой член, сжимался, всхлипывал на выдохе, и опять подавался назад. беря мой член, забирая себе, собирая меня заново, возвращая нам нас. я трахал его с оттяжкой, размашисто, старался по простате, и он дрожал, опускался ниже, а мои толчки становились глубже, быстрее. я был близко, так близко, закрыл глаза, и в моих ушах звенели вскрики, его, мои, хлюпающий звук, с которым мой член двигался в нем.. - еще, еще.. - он зарычал, перекатился лбом по предплечью, и я поддал бедрами, посмотрел вниз, туда, где поршнем ходил мой член, бордовый от прилива крови, то показывался, то погружался в его тело. и я ухнул в оргазм, меня выкрутило, выжало, выпотрошило, лучше любой наркоты, как самый мощный приход, а сверху - еще шампанского бахнуть. он перевернулся на спину, задвигал кулаком по члену, костяшки были сбиты, но я убрал его, насадился ртом. Тео выломало над постелью, лицо исказилось в удовольствии, будто ему было больно, хотя больно ему уже не было, ему было сладко, ему было ахуительно, и должно было стать еще лучше. - Тео, - я отстранился, лизнул головку. - смотри на меня. он распахнул глаза, темные, дикие, они горели огнем, он застонал в голос, когда я снова взял его в рот, провел языком по выступающей вене, пропустил в горло, снова вставил в него пальцы. он был словно в бреду, в горячке, я в жизни не видел ничего развратнее. ничего прекраснее. одно движение вверх, одно вниз, качнул головой, пальцами внутрь и наружу, трахая по своей сперме, и он кончил. я проглотил горькое, скользкое, терпкий вкус, и нашел его дрожащую руку, переплел пальцы, лег щекой на его живот. он был весь в испарине, потихоньку успокаивался, дышал ровнее. пару минут, столетий? спустя, он положил тяжелую ладонь мне на затылок, погладил основание шеи, и я вытянул одну руку над головой, провел большим пальцем по нижней губе, а вторую запустил ему между ног. - из тебя течет. - ага. - он поймал мой взгляд, смотрел внимательно, я подмигнул ему, уперся подбородком в лобок. он усмехнулся, мягко, расслабленно. - пошел ты. и тогда я поцеловал его. нежно, почти целомудренно. а потом крепко, как печать на нем ставил, или клятву давал, которой мы клялись с тех пор, как были еще детьми, но никогда не говорили этого вслух, хотя оба все и так знали, и мне в общем-то и не нужно было говорить ему это сейчас – я люблю тебя, разумеется.