***
Родители, действительно, вернулись только вечером. И Ника в который раз поблагодарила судьбу за свои густые и длинные волосы. Потому что лишь благодаря им удалось скрыть рану у виска. Стараясь не вызывать никаких подозрений, всем сердцем молясь о том, чтобы ни Гришин, ни Сашка не пришли, брюнетка помогала матери с ужином, параллельно разговаривая с отцом. Как можно правдоподобнее смеялась и улыбалась в ответ на шутки или какие-то смешные истории, но не удержавшись, всё же порой кидала настороженные взгляды в сторону входной двери. К счастью, Глеб не пришёл. Головин, правда, тоже. И умом Вероника то понимала, что так даже лучше, не нужно, чтобы он во все это ввязывался. Не дай Бог, еще у него проблемы из-за неё будут. Но с другой, маленькая девочка, что жила внутри, всё же надеялась, что полузащитник её спасет. Как и всегда сдержит слово, найдёт выход, поможет, и всё разрешится. Однако этот раз стал исключением. И как бы Яковлева не старалась убедить себя в том, что так правильнее и лучше, а под сердцем что-то защемило и никак не хотело отпускать. – Ну и когда ты собиралась рассказать, что собираешься от Глеба уйти? – Уже после ужина, когда отец ушёл спать, и они остались на кухне одни, спросила Валентина Петровна. – Что? – Ника стояла спиной к матери, мыла посуду и от её вопроса чуть было не выронила кружку. Ей словно на запястья неожиданно прицепили железные зажимы и зажали крепко кожу, заставляя вздрогнуть от резкой, прострелившей боли. – Что слышала. Он звонил мне вчера вечером и всё рассказал, – Сидя за столом, буравя дочку взглядом, проговорила женщина, сцепив пальцы в замок. – Что всё? – Дрогнувшим голосом спросила брюнетка, медленно развернувшись. – О том, что ты ему с Головиным рога наставляешь, – Поджала губы Валентина Петровна. Девушка же от шока даже в ступор впала. Это сколько должно быть наглости у человека, чтобы после всего произошедшего придумать такое, ещё и её во всем виноватой сделав? – Это неправда, мам. Мы с Сашей только друзья, ты же знаешь, – Произнесла Яковлева, не уставая поражаться больной фантазии Глеба и его умению изворачиваться. – Хотя бы мне не ври, Вероника. – Ты что... ты веришь ему? – Потеряв дар речи, промолвила девушка, выкатив глаза. – А ты хочешь сказать, что это не правда? – Изогнув бровь, спросила женщина. – Нет, конечно! – И с Глебом ты не собиралась расставаться? Опустив взгляд в пол, брюнетка замолчала. Ее привели на эшафот – либо рассказать всё, либо промолчать и быть казнённой. – Собиралась, но не из-за этого, – Ответила тихо. – Из-за чего тогда? – Иронично хмыкнула Валентина Петровна, откровенно давая понять, что не верит. – Он бил меня, мам. Все эти два года избивал, – Нервно сглотнув, всё же призналась Яковлева и подняла глаза, полные слез. Её личная трагедия, личный кошмар, превратившийся в вечный день сурка. Осколком сидел в сердце, начиная не терпимо болеть каждый раз при упоминании этой темы. И в моменты особо сильных истерик она себе всё же представляла порой ситуацию, в которой не сдержится, сорвется и расскажет всё родителям. И они пожалеют, защитят, освободят от ужаса, вышедшего из триллера и не желающего возвращаться обратно. И такая ситуация произошла. Но вместо даже капли жалости, сочувствия или шока, она наткнулась лишь на презрение, осуждение и ледяную невозмутимость на лице матери. – Если бил, значит, было за что. Заслужила, значит, – Спокойно произнесла женщина. – Ты считаешь, что это нормально? – Одними губами прошевелила Ника, не веря собственным ушам. – Да за то, что ты ему изменяла, тебя не только ударить, высечь надо было. – Я не изменяла ему! – Не сдержавшись, повысила голос Яковлева, но снова наткнулась на могильное, холодное безразличие. Развернувшись, оперлась руками о тумбу и выдохнула шумно, склонив голову. Глаза жгли слезы, из-за чего брюнетка зажмурилась сильно, отказываясь принимать происходящее. Она всё еще спит? Ей все это снится? Разве может родная мать, ее мама, действительно, со всей серьёзностью говорить это сейчас? – Какая разница? Мы благодаря ему и его отцу на улице не остались, с голода не умерли, жить снова стали, как люди, а ты чем ему отплатила? Бьёт. Подумаешь, велика беда! Меня твой отец тоже бил. И не раз бил, и ничего, живём, не разводимся. А он, надо сказать, не сделал для меня и близко ничего такого, что для тебя сделал Глеб. – Стали как люди жить? То есть по-твоему "как люди" – это терпеть постоянные избиения, бояться и слово сказать, и все из-за чего? Из-за каких-то денег? – Обернувшись, прошептала девушка, всхлипнув. – Вы поглядите на неё! Из-за каких-то денег! – Всплеснула руками Валентина Петровна, – А ты хоть представляешь себе, как трудно эти деньги зарабатывать? – И всё равно это не повод терпеть такое.. – Сипло прошептала Вероника, шмыгнув носом, и вытерла ладонью слезы, скатывающиеся по щекам. – А ты думаешь со своим футболистом как в сказке будешь жить? – Откровенно насмехаясь, спросила женщина. – Да у него таких, как ты пол страны. И гораздо красивее, и под стать ему. С тобой же он поиграется и бросит, что с тебя взять то? – Господи, ты мать мне вообще? – Зажав рот рукой, всхлипнула Ника и слезы полились с удвоенной силой. Почувствовав горячее дыхание в лицо и что воздуха становится меньше и меньше, брюнетка покачала головой и выбежала из кухни. Не соображая совершенно, словно в беспамятстве, сунула ноги в сапоги, схватила куртку и инстинктивно забрав с тумбочки ключи, вылетела и из квартиры.***
Слезы, обжигая, застилали глаза, не позволяя ничего видеть. Толкнув железную дверь, Ника вышла из подъезда, навзрыд рыдая. Не замечала ничего, даже морозного ветра, что трепал по щекам колючим холодом, лишь тряслась и плакала, закрыв лицо руками. – Роня? Услышав голос полузащитника, брюнетка замерла и подняв голову, увидела Головина, что стоял всего в паре метров от неё. Обеспокоенно осматривал с ног до головы, не понимая, что случилось, и выглядел довольно озадаченным. – Что про... – Не успел шатен договорить, как Яковлева сорвалась с места и в два шага оказалась рядом с ним. Обняла и громко заплакала, уткнувшись в грудь. – Она... она... на его... с ним... согласна... – Сбивчиво шептала девушка, всхлипывая, и снова плакала, начиная дрожать еще сильнее. – Тише, тише, – Поглаживая брюнетку по голове, шептал Саша, пытаясь ее хотя бы немного успокоить, но тщетно. Не зная причины такой истерики, Головин знал лишь одно – нужно срочно увести ее отсюда. Поэтому аккуратно отстранился и заглянув в красные глаза, тихо спросил: – Пойдём? Вероника на мгновение застыла, а затем кратко кивнула. Футболист обнял ее за плечи и медленно повёл в сторону машины, радуясь тому, что всё-таки решил приехать на своей, а не вызывать такси.