создан для тебя

джисон буквально чувствует, как раскрываются его легкие, как только толкает плечом дверь пиццерии и наконец-то ловит взглядом ворох светлых волос за дальним столиком. от нахлынувшего чувства облегчения подкашиваются ноги. он нелепо спотыкается, опрокидывая ближайший стул, но никто не оборачивается на лязг. в субботу вечером в зале шумно и тесно, чужие лица не перестают сменять друг друга как на ускоренной пленке, но джисону даже не нужно видеть. он весь как заряженный магнит, а чжон чэнлэ — та половинка, которая по всем законам вселенной должна бы его отталкивать, но на деле притягивает с космической силой. джисону приходится силком тащить себя к кассам, чтобы случайно не свернуть туда, где, подперев голову рукой, примостился его задумчиво копошащийся вилкой в тарелке омега. его омега. джисон опускает пустой кейс на прилавок с таким грохотом, что у марка, рассчитывающего пожилого клиента, комично округляются глаза. джэмин по-змеиному медленно поворачивает к нему из кухни голову и расплывается в хитрой улыбке. нечего гадать, оба начнут донимать его, как только посетитель сделает два шага в сторону, любую, но джисон не сомневается, что успеет разбить лоб об стену раньше, если хорошенько постарается. он только что подумал о чэнлэ как о своей омеге. самое ужасное в этом даже не абсолютная несбыточность его душной фантазии, а то, как сладко тянет у него внизу живота от одного звучания этих слов. чувство мимолётное, но такое глубокое и интимное, что тут же хочется словить его руками и испытать ещё раз, и ещё, и ещё— джисон опускает голову и поправляет козырек фирменной кепки, медленно, сквозь зубы втягивая воздух. ему ужасно страшно и стыдно. они даже не общались с чэнлэ толком, и джисон сделал все, чтобы оттолкнуть его от себя. он не имеет никакого права испытывать к омеге все эти жадные, голодные чувства, но его голова не может заставить сердце остыть. его ладони мелко дрожат, в ушах шумит кровь. пока парни за стойкой считывают данные с его навигатора, джисон, несмело толкаясь локтями, отходит в дальний угол пиццерии, к стойке для использованной посуды. оттуда за чэнлэ наблюдать удобнее всего. на него никто не обращает внимания, но он все равно делает вид, что прибирается. звенит грязными приборами, складывая подносы один на другой. сгружает пустые стаканы в стопки. (пялится на чэнлэ, отмечая для себя его приподнятые плечи и неторопливые движения. корни его волос уже заметно отрасли, темные среди золотистых прядей, и даже не пытающийся это скрыть чэнлэ вдруг кажется джисону до боли земным. чуть менее недосягаемым, чем обычно. чуть более человечным, чем кто-либо другой. и это когда в воображении джисона он, казалось, уже не мог стать более прекрасным). чэнлэ, будто ощутив на себе чужое внимание, поднимает взгляд, и джисон едва не роняет ящик с напитками, который ему вздумалось перенести к холодильникам. у чэнлэ сильное, мужественное лицо с острыми скулами и широким подбородком, но его мимика дружелюбная, располагающая, и от его робкой улыбки исходит свет. джисон отворачивается и принимается ещё усерднее наводить порядок. что-то внутри него трепещит, как парус на ветру. в спешке он опрокидывает один из пластиковых стаканчиков, и остатки газировки, плескавшиеся на дне, выливаются ему на рукава. судя по звонкому смешку за его спиной, чэнлэ всё ещё наблюдает за ним из-за своего столика. просто чудесно. кто-то неудачно толкает его в спину, пытаясь оставить на стойке свой поднос. джисон вздрагивает и пытается вжаться в ближайшую стену. он слишком высокий и нескладный для такой работы. снующие рядом люди копошатся у него под ногами, рискуя подвергнуться под неловкие конечности. на одной из тарелок тревожно балансирует совершенно безобидный округлый нож, но джисон нутром чует, как он уже падает, вонзается кому-то в ногу, вокруг крики, паника, это все его вина, он был слишком неловким и невнимательным— его локоть осторожно отводят в сторону, чтобы протянуть к стойке блюдо с почти нетронутым обедом и мимоходом переложить тот нож, на который джисон уже с минуту безотрывно таращится. джисон не пугается, не бежит от прикосновения, и когда оборачивается, чэнлэ внимательно смотрит на него из-под коротких ресниц. конечно же это чэнлэ. его рука всё ещё легко придерживает плечо джисона, и тот уверен, что если омега сейчас его не отпустит, он вспыхнет как спичка на этом самом месте. к счастью вскоре кто-то посторонний вежливо просит их подвинуться. чэнлэ отмирает. в его лице что-то неуловимо меняется. он отводит глаза, отступает на шаг, щебечет неловкое "извини". вот оно, думает джисон, сожаление. это же чувство переполняет и его самого, только поводы у них наверняка разные. раздосадованный, джисон делает глубокий вдох и против воли морщится. его плечи распрямляются, а в груди селится недобрый огонек. чэнлэ все ещё так близко, что джисон мгновенно понимает причину — сегодня омега пахнет чем-то новым. мускус и морская соль поверх знакомых нот цветочного луга и сладкого молока. аромат слабый, но джисон своими обострившимися рецепторами чувствует его остро, как пощечину, и поджимает губы. это новое — иное, чужеродное. оно не украшает естественный запах чэнлэ, оно его подавляет. джисон тяжело сглатывает, едва сдерживаясь, чтобы не зарычать. незнакомцем может быть кто угодно: друг, однокурсник, член семьи, — любой, кто был бы близок к чэнлэ настолько, чтобы часто касаться его и оставить на нем свой след, но для джисона это все не так важно. его слепо заботит только то, что запах явно принадлежит альфе. каждый его мускул невольно напрягается, а мысли закручиваются в хлесткую пружину. омегу наверняка пометил тот, с кем он стал проводить то время, что прежде тратил на посиделки в маленькой пиццерии. тот, кто даже не представляет, насколько ему повезло иметь возможность слушать этот звонкий голос днями напролет, переплетать пальцы, запросто заглядывать в глаза и видеть в них свое отражение. не то чтобы сам джисон знал, каково это, но его воображение рисует эти мгновения так детально, будто они уже сохранены в его сердце. джисон недовольно морщит нос. аромат, кружащий над омегой, как пряный перец для него, жжется и провоцирует. чэнлэ ежится под чужим колючим взглядом. у него на щеках нежно-розовый румянец, который на вид кажется сладким, как сахарная пудра. возможно, если протянуть руку, собрать цвет подушечками пальцев и коснуться языком — удастся почувствовать его неловкость на вкус. от внезапного прилива такого трепетного желания в голове пустеет, и ладони сами собою сжимаются в кулаки. чэнлэ бесшумно возвращается к своему столику, и джисону требуется все его самообладание, чтобы не последовать за ним, взять его за руку, взъерошить светлые волосы, обтереться об него так, чтобы слышен стал только их общий запах. но джисон никогда не считал себя собственником, и потому от того, как его волной накрыла ревность от одного намека на чужое присутствие, его снова охватывает паника, и он сбегает, пристыженно поджав хвост. пока тэиль упаковывает для него новые заказы, джисон в спешке скребётся по карманам, пересчитывая чаевые липкими от холодного пота руками. ему хватает на упаковку молока, пакет замороженных овощей и скромный бутерброд из 7/11 на ужин. столько же стоит большой пенящийся шоколадный коктейль, который обычно заказывает здесь чэнлэ. сложное название, выведенное кривой рукой джэмина, насмешливо пялится на джисона с доски заказов. монетки звенят в ладони. джисон повторяет себе, что это безнадежно, снова, и снова, и снова, пока слова совсем не теряют смысл и он перестаёт понимать, в чем пытается себя убедить. в носу все еще свербит от незнакомого запаха, лицо привычно кривится, и джисон едва сдерживает грубый оскал. возможно, ему следовало тщательнее подготовиться к тому моменту, когда чэнлэ потеряет терпение и обратит внимание на кого-то другого. а возможно, ему нужно было с самого начала наступить на горло гордости и в кои-то веки прислушаться к себе. место, которого коснулся чэнлэ, пульсирует теплом, и джисон в который раз чувствует себя псом на поводке, который удостоился редкой ласки хозяина. вот только у него пока нет ни хозяина, ни поводка. со своего повышения марк подарил ему целую коробку рамена, дна которой всё ещё не видно. кажется, пришла пора использовать ее по назначению. марк весь светится, когда джисон протягивает ему горсть монет. — даже не думай сказать ему, что это от меня, — ворчит джисон, сверкая глазами из-под козырька кепки. марк только любовно треплет его по щеке, прекрасно зная, как это выводит младшего из себя. ему не нужно слышать, чтобы знать, что тот, робкий, на самом деле имеет в виду. — самый большой стакан, понял? с тапиокой и пенкой. — да я даже сердечко молоком нарисую, только беги уже, ромео, у тебя полно заказов! — я тебе это сердечко знаешь где нарисую?! — джисон подхватывает кейс и нащупывает в кармане ключи от мопеда прежде чем осечься и чирикнуть напоследок, — лучше звёздочку. марк провожает его одобрительным кивком и напоминает быть осторожным на дорогах, в то время как его руки уже выуживают шоколадный порошок из-под прилавка. больше в тот день джисон чэнлэ не видит, но под конец смены у опустевшей кассы его ждет бумажный пакет с ланчем на вынос, все ещё теплый на ощупь, аккуратно и бережно подписанный чужой рукой. джисон вдумчиво водит по почерку своими длинными пальцами, греется, и жёсткий ремешок на его шее будто становится туже. парадокс, но дышится ему при этом легко как никогда.