Семь лет надежды. Семь лет отчаяния

Люси дрожала. Ей было стыдно признать, что пробравший до костей страх и неконтролируемая дрожь — единственное, на что она оказалась способна перед лицом самой главной опасности. Как тогда, во время войны с темными: она потрясенно обмерла и не могла ничего сделать, только ошарашено смотреть широко раскрытыми глазами вперед. Или во время многочисленных кошмаров, когда она смогла только несмело спрашивать и чудом давать отпор. Даже тогда, в музее, мимолетно разглядев в толпе не то настоящего, не то иллюзию Манадара, Люси покрылась испариной и испугалась. Страх перед ночным кошмаром по-прежнему был сильнейшим чувством, что она когда-либо испытывала. Даже отягощающее отчаяние не стояло рядом с тем пожирающим ужасом, который Люси испытывала по вине Манадара. Или сейчас уже будет правильнее сказать Марвина? Надо же, какая ирония! Ведь все это время Манадара не существовало, а боялась она того самого председателя Совета, к которому в реальной жизни не испытывала ничего, кроме неприязни и омерзения. Манадар — это Марвин Оллистер, зеленым глазам которого в силу своей невнимательности Люси не придала никакого значения. Забавно? Ничуть. — Как некультурно! — всплеснул руками Марвин, ухмыляясь — в этой ухмылке Люси отчетливо разглядела ночной кошмар. Ее передернуло и на ослабших и разбитых коленях она стала испуганно отползать назад. Оллистер засмеялся. — Боже, зачем же меня так бояться? Я не сделал тебе ничего плохого, малышка Лю-Лю. Только припугнул пару раз, отчего же столько ненависти в твоих замечательных карих глазах? Люси поджала губы и отшатнулась, когда Марвин поднялся с трона и в сопровождении юного эльфа направился к ней. Хартфилия знала, что сейчас она беззащитна. Маленький кролик попался прямо в руки огромному волку, и теперь хищнику не нужно даже волноваться. Жертва загнана в угол, все пути к отступлению закрыты. Она не могла пользоваться магией, не могла свободно дышать из-за ужаса и даже толком стоять на ногах от пережитого. В глазах стояли слезы, пусть Люси и совсем не хотелось плакать, это была защитная реакция. Ей хотелось спрятаться, сбежать, проснуться — сделать что-нибудь, чтобы не видеть полуприкрытых в насмешке изумрудных глаз и не чувствовать магической ауры перед собой. — Я не буду бить тебя, не буду убивать, Лю-Лю, я ведь не изверг, — улыбнулся Марвин почти безобидно, присев на корточки перед опешившей и объятой страхом Хартфилией. Он протянул ей руку, чтобы помочь встать, но Люси почти отпрыгнула от него, как от прокаженного. Оллистер снова рассмеялся. — До чего же ты забавная! — П-почему… — осмелилась заговорить заклинательница, сделав несколько глубоких вдохов. — Почему я здесь? Почему здесь ты и… — она несмело посмотрела на стоящего столбом эльфа и вздрогнула, когда в ответ получила леденящий серьезностью взгляд голубых глаз. — …и где Тома? — она так и не осмелилась спросить про незнакомца. Марвин одобрительно усмехнулся. В его поведении читалось если не уважение, то заметный интерес и даже азарт. Люси не понимала, что могли значить все эти эмоции. Понимала лишь то, что дышать становилось не легче. — Тома отошел от дел, — поучительным тоном ответил Оллистер, выровнявшись. Люси отползла к двери и, опершись о нее, на дрожащих ногах тоже поднялась. Она почувствовала, как заныли старые и новые ушибы, а без доступа к магии все тело словно налилось свинцом. Кровоточащие ссадины на коленях, испачканные в земле, болезненно пульсировали и заклинательница мысленно выругалась. Если не вернуть доступ к волшебству, то она наверняка подцепит какую-нибудь инфекцию. Штаны и вовсе плачевное зрелище. Хартфилии было страшно представить, где и как ее тащили в темницу, если одежда изорвана и будто просто окунута в грязь. — Хисуи, как прилежная дочь, последовала указаниям отца. Поэтому с этого времени своим королем можешь считать меня. Люси пробрал холод, она обняла себя за плечи и несмело облокотилась о стену. Ей было страшно даже представить, что сделал Марвин, чтобы занять трон, если на это ему потребовалось так немного времени. Неудивительно, что все так обернулось. Тома — обычный человек, без магии и особых способностей, а принцесса Хисуи не смогла бы противостоять шестому богоизбранному. Хартфилия с подозрением покосилась на стоящего рядом с Марвином эльфа — вполне возможно, что Оллистеру даже не пришлось что-то делать, а верный спутник разобрался сам. Люси посетило смутное видение, что незнакомца она где-то уже встречала, если не лично, то на каких-то фотографиях. Оба источали непонятную, пугающую магическую силу — одна на солнце сверкала, подобно густому таежному лесу, а вторая — переливалась почти незаметно, лишь в тени обретая цвет океанического дна. Хартфилия спиной прислонилась о холодную стену и судорожно осознала, что отступать больше некуда. Ее золотистая несмелая магия спряталась глубоко в груди, испуганно отбежав от тяжелых кандалов. — Ты делал это… все это, чтобы заполучить королевство?.. — неслышно просипела Люси, опустив взгляд. — О нет! Трон — лишь часть моего плана, Лю-Лю, спасибо, что поинтересовалась! — у Марвина глаза зажглись особым блеском. Он усмехнулся, провел рукой по волосам и гордо вскинул голову, словно сейчас не то что весь Фиор, а целый Земной Край под его управлением. Оллистер повернулся к эльфу и с заметным почтением кивнул ему. У Люси в голове промелькнуло осознание, что верный слуга здесь скорее Марвин. — В темнице Меркурия уже несколько столетий находился великий волшебник и спаситель, о котором теперь все позабыли, но не я! Увы, но доступ к его камере, где он долгие годы был спрятан и слаб, имелся лишь у короля Фиора. Много лет я шел к своей цели и вот, наконец, смог достичь ее. Имею честь представить тебе, Лю-Лю. Фирвин Аэрухар! Люси распахнула глаза. Перед ней стоял живой и невредимый создатель нескольких Рунных Эльфов, младший из четырех братьев и сестер Аэрухар. Она не могла поверить, что это действительно возможно. После многовекового заточения Фирвин ничуть не изменился: все так же молод, все так же холоден и силен, с горящими кровожадностью голубыми глазами и витающей вокруг сильной аурой. Он был все тем же юным гением с портрета в Эрингиумском музее, несмотря на то, что оказался заточен собственной сестрой Троэллонэ ценой жизней Кетдре и Кэлайнала уже во взрослом возрасте. Перед ней стоял человек — скорее, эльф или богоподобное существо, которого она уважала и ненавидела. Как возможно придумать невероятных по силе духов, способных на равных драться с драконом и спасти целый мир? Как можно было возжелать искоренения этого мира, ради желания вновь называться богом? Как можно было убить брата, а затем сестру ради возвращения власти и безумного стремления возвратить былое величие? Как можно спустя несколько веков не успокоиться несмотря на многочисленные жертвы и продолжить хотеть забрать власть над миром? Заклинательница видела в глазах Фирвина все то же безумство и испепеляющую угрозу. А еще она видела, как злобно он поглядывал на ключи Рунных Эльфов на поясе у Марвина. Люси вздохнула. Этот вздох дался ей намного труднее, чем она ожидала, но получился увереннее. Несмотря на дрожащие ноги, Хартфилия сделала шаг вперед и смело встала перед двумя магами. В кандалах, без магии и сил она была готова сражаться за страну, за гильдию, за друзей и их улыбки. Потому что всегда за них сражалась. — Что вам нужно от меня? — все еще сипло спросила заклинательница. Она беглым взглядом изучила пространство вокруг: они втроем стояли посреди узкого тронного зала, где не за что было даже зацепиться. Если начнется схватка, то у Хартфилии нет шанса спрятаться или даже увернуться. Прогноз был более, чем неутешительный, но аристократическая закалка и многочисленные собрания среди высших чинов дали о себе знать в спокойствии, сменившим ужас. — О, не так много, как ты думаешь, Лю-Лю, — снова улыбнулся Марвин. Его улыбка заставляла Люси невольно вздрогнуть от неприязни и подкатившего к горлу кома ужаса. — Всего лишь не влезать в наши дела, понимаешь, о чем я? Хотя, наверное, сначала стоит рассказать тебе, что именно, — на этих словах он сделал ярко выраженный акцент, повысив голос, — мы решили сделать. Уверен, план тебе очень понравится… Марвин тянул, наблюдая за реакцией Люси. Она сначала с ожидаемым испугом отнеслась к его словам, как и к любым другим, затем продемонстрировала скептицизм и все же в глубине медовых глаз мелькнуло любопытство. Оллистер довольно хмыкнул. Фирвин по-прежнему не сказал ничего, ни на миг не отвернувшись от Хартфилии. — Готов поспорить, твой папаша уже прилично наплел про меня, — неопределенно кивнул Оллистер. В голосе Люси ощутила едкую ненависть и тут же испугалась за отца. — И про то, как я ухаживал за Лейлой? И про то, как убивался, когда она вышла замуж? И про то, как навещал ее, уже замужнюю мать? — Марвин оскалился, как хищник, и неотрывно вглядывался в Люси. — А рассказал ли он, как горели ее глаза, когда я приходил? Как она радостно встречала меня, сносила объятиями и смеялась, сквозь слезы? Неужто нет? Тогда я сам расскажу. — Как ты возмужал, Марвин! — ласково подметила молодая женщина, проведя ладонью по чужим темным волосам. Она мелодично рассмеялась и посмотрела вдаль, на розовеющий закат, а ее светлые локоны, выбившиеся из высокой прически, развивал мягкий ветер. Марвин был не в силах отвести от Лейлы теперь-уже-Хартфилии своего взгляда так же, как и не мог поверить, что фамилию она взяла совершенно неподходящую ее благородному имени. — Хорошо, что ты все же приехал. Как ребята из гильдии? — Все еще скучают, — Марвин не хотел говорить о Любви и Удаче, он хотел говорить о них. Осознание впилось в голову, словно противная пиявка — «их» уже нет. Есть только сотни снимков, писем и приключений, оставшихся в далеком прошлом. — Без тебя все как-то… как-то не так. — Я слышала, ты собираешься покинуть гильдию? — спросила Лейла, не глядя на Марвина. Маг уклончиво улыбнулся, скрывая за этим рвущее на части чувство безвыходности. Он оказался в плену своих чувств и родного, но ставшего чужим, трепетного взгляда. Сам загнал себя в ловушку, из которой не был в силах выбраться. — Почему? — Мне предложили место в Магическом Совете, — негромко ответил Оллистер, про себя молясь: «Говори. Говори. Говори для меня, говори обо мне, говори, я прошу тебя». Все, чего он желал — Лейла. Ее голос. Ее улыбка. Ее взгляд. — Наверное, мне придется уехать… — Это волшебно, Марвин, — маг ощутил, как раскололось на две части раненное сердце. В ее голосе не было ни намека на огорчение. — Я рада за тебя! Ты всегда был сильным магом и достоин большего, чем звания S-класса в небольшой торговой гильдии. Ты заслужил этого. Заслужил что угодно, заслужил и тебя, но приз украли — хотел закричать Оллистер, но вместо этого выдавил лишь сухую благодарность. Марвин и Лейла прогуливались по благоухающему саду среди разноцветных бутонов, словно не было нескольких лет затишья в их общении. Лейла как и всегда много рассказывала, Марвин внимательно вслушивался в ее мелодичный голос и наблюдал за каждым грациозным движением. Как будто им снова шестнадцать, они на спор хватают задание S-класса и бегут до вокзала наперегонки. Как будто весь город снова принадлежит им — двум сильнейшим волшебникам Акалифа. Все мечты — на ладони, все проблемы — решены. Словно она все еще юношески амбициозна, бросается в любые авантюры, а он — по-прежнему влюблен, по-старому бежит за ней и защищает от всех опасностей, как идиот. Отчасти, так и было. Марвин все еще влюблен, все еще готов следовать за Лейлой в любой уголок Земного Края. Только вот ей это, оказалось, уже совсем не нужно. Она не стремилась сбежать из огромного поместья, не торопилась навстречу новым приключениям и уже не строит высоких дворцов в собственных мечтах, где их только трое — Лейла, Марвин и их счастье. В новом мире Лейла без Марвина, и у нее в жизни тоже трое — она, Джуд и их маленькое, крохотное счастье, что быстро бежало к матери, задорно топоча ногами. Их счастье звалось Люси, носило очаровательные розовые платья и светилось, подобно яркой звезде. Марвин со щемящей сердце болью понимал, что в этом мире для троих ему не осталось места. Он отчаянно не мог осознать, что смог дать Лейле Джуд, чего не смог Марвин. Оллистер был по уши влюблен, по уши тонул каждый раз в ее искрящихся задором ореховых глазах. Маг почти кричал, когда она смеялась не из-за него. Из-за Джуда, из-за дочери Люси — но не из-за Марвина. — Люси! Звездочка моя, чего же ты от тетушки Спетты убежала, негодница? — подхватив дочку на руки, прощебетала Лейла. Волшебница вся светилась, стоило ей взглянуть на малышку. В коротких светлых волосах девочки запутались лепестки розовой сакуры, а огромные глаза с детским любопытством смотрели прямо на незнакомца. — Ну раз ты здесь, познакомься: этот человек — Марвин Оллистер, мой хороший друг и надежный товарищ. Марвин, это моя дочь — Люси. Правда красавица? — Да, — проронил Марвин, не отрывая изумрудных глаз от девочки. Люси забавно надулась, а потом рассмеялась и сняла со своей головы венок, протянув его мужчине с громогласным «Держите!» Оллистер робко принял цветы и выдавил несчастную улыбку — в осколках вместо сердца стало еще больше трещин. Он смотрел на плод любви Джуда и Лейлы — Люси — и видел только черты возлюбленной. Выразительный взгляд, губы бантиком и пухлые румяные щеки. — Спасибо за венок, Лю-Лю. На странное прозвище девочка премило нахмурилась, после чего довольно покивала и промолвила «Не за что!» Через пару секунд молчания Люси добавила негромко, что с радостью сплетет что-нибудь специально для него. — Она очаровательная, — улыбнулась Лейла. Марвин задумчиво опустил взгляд на подаренный разноцветный венок и глухо хмыкнул. Люси же стала вытаскивать лепестки из своих волос и увлеченно вплетать их матери в прическу, что-то негромко мурлыча себе под нос. — Глянь только, Марвин, — на этой фразе мужчина против воли поднял взор и неотрывно посмотрел на Лейлу, — глянь! Все говорят, что на меня похожа, но это только из-за глаз. А в остальном — ну Джуд же! Носик его, подбородок… Красавица! Он смотрел и видел в Люси только Лейлу. Ее наивность, ее бесконечную доброту в горящих опаляющим светом глазах. Он смотрел и видел, как невероятно счастлива Лейла, обнимая крохотную дочь. Оллистеру хотелось, чтобы она так же обнимала их детей. Обнимала его. Но это, в общем-то, все, что осталось Марвину — хотеть, мечтать и строить высокие замки, где их будет трое. Лейла, Марвин и их счастье. Потому что в реальности вместо счастья их ждал раскол. — Я был готов принести все цветы к ее ногам. Принести любого, если она пожелает. Стать ее тенью, ее светом. Я был готов быть всем для Лейлы, — шептал словно в забвении Марвин, нагнувшись к лицу Люси. Девушка чувствовала его дыхание на своей коже и каждый раз презрительно вздрагивала, пытаясь устоять на ногах и отойти в сторону. Оллистер выглядел, словно безумец — большие зрачки, пугающая полуухмылка с оголенными зубами и частое прерывистое дыхание. Хартфилия попятилась назад, подальше от Марвина, и несмело заглянула ему в глаза: — К чему все это? — Когда я говорил о величии Фирвина, — эльфа ничуть не смущало, что в его присутствии о нем вспоминают в третьем лице. Его вообще, казалось, ничто не волновало — он неподвижным столбом стоял позади Марвина, — я ничуть не приуменьшал! Помимо создания новых существ, он способен… ты не поверишь! воскрешать умерших, — Люси замерла. Она испуганно покосилась на Фирвина, затем снова посмотрела Марвину в глаза и вздрогнула, потому что рядом с ним назойливой фигурой померещился Стинг. — Я вижу, что тебя это ужа-а-асно заинтересовало, верно? Люси потупила взгляд, растерявшись. Хартфилия медленно соображала: страх по-прежнему не отступил, а витал рядом в тяжелом воздухе. Несмотря на это, заклинательница стояла ровно и старательно осознавала все сказанное. Марвин и правда был влюблен в Лейлу — его глаза загорались сильнее, а зрачки расширялись, стоило ему только произнести заветное имя. Как у него расцветала улыбка, когда Оллистер вспоминал ту самую встречу с Лейлой в саду поместья. Как эта улыбка меркла и хмурились брови, когда разговор зашел про Джуда. Марвин все еще хранил теплые чувства к Лейле. Несмотря на то, что она погибла вот уже четырнадцать лет назад. Заклинательница вдруг вздернула брови и уставилась прямо в глаза Оллистера, больше не страшась. Фирвин умел воскрешать мертвых. Любовь всей жизни Марвина мертва. Вот и сошлось. Люси медленно вздохнула и горестно улыбнулась. Неожиданно для себя личность Марвина обрела человечность и Хартфилия вдруг прониклась к нему пониманием. В конце концов, она и сама оказалась разлучена смертью. — Так вот в чем была твоя настоящая цель… Ты стал королем и высвободил Фирвина, чтобы он возродил мою маму?.. — тихо спросила Люси, вздрогнув, когда председатель поднял на нее безумный взгляд. — Но для чего тебе я? Зачем были все эти кошмары? Для чего ты делал все это, Марвин? — Умная девочка, — он нарочито медленно кивнул, после чего тут же разошелся безудержным хохотом. — С Фирвином у нас взаимовыгодная сделка — я дарую ему свободу и помогаю захватить мир, а он возвращает мне Лейлу. Хартфилия сдавленно кивнула. Марвин действительно был абсолютно без ума от любви, раз решил отдать в жертву целый мир ради одной женщины. Ради женщины, что влюблена в другого. Ей все же стало жаль Марвина. А еще ей вдруг захотелось снова обнять маму. — Знаешь ли, сначала тебя, Лю-Лю, в моем плане не было. До чего же смешным мне казалось, что какая-то там гильдейская магичка могла противостоять мне. Единственную опасность для меня представляли только Рунные Эльфы, способные заточить Фирвина вновь. Когда до меня дошла информация о том, что у какой-то там Люси появились обсидиановые ключи, я подумал, что это мне только на руку. Сначала я решил тебя запугать кошмарами. Вдруг ты свихнешься, начнешь рубить всех направо и налево! Тут-то я тебя за решетку бы и упрятал, а ключи отобрал от греха подальше. Но-о-о… ты справилась, на удивление. Пришлось прибегнуть к новому плану. Алиса Фаррелл очень хотела спасти брата и была готова поверить в любую чушь! Конечно, я не рассчитал, что к тому времени ты стала намного сильнее и малявке победить не удалось. Люси закрыла глаза и зажмурилась. Все это — игра под контролем гениального кукловода. Те кошмары лишь верхушка айсберга всех предпринятых Марвином попыток ради ее устранения. — Я задумал вмешаться сам. Попробовать пойти ва-банк, рискнуть. Решил подстрелить двух зайцев одновременно — совершить революцию, добравшись до престола и Фирвина, а одновременно с этим переманить тебя на свою сторону. Как невовремя появился тот малец!.. — Марвин гневно хмыкнул, встречаясь взглядами с Люси. Та невольно отшатнулась и интуитивно потянулась к пустующему без ключей поясу. Фыркнув, Хартфилия как можно крепче вцепилась в цепи кандалов. Какое-никакое, но оружие. — Я ведь уже почти все завершил, все исполнил! Убил бы тебя тогда, то уже пять лет назад исполнил бы план, ведь никакая магичка не помешала бы использовать Кару! Но нет так нет… Глядя на то, как быстро менялось настроение у Марвина, Люси отчетливо поняла: он болен. Оллистер полностью обезумел на почве любви к давно ушедшему человеку, из-за чего Хартфилии оставалось лишь удивляться, как она не заметила этого раньше. — Напоминать о себе иногда во снах оказалось достаточным, чтобы на Играх ты впала в ужас. Знаешь, было забавно видеть твое испуганно-растерянное лицо, когда я создал иллюзию твоего любимого, — ухмыльнулся председатель, прикрыв глаза и немного подавшись вперед. Люси ощутимо напряглась, не понимая, к чему он клонит. Все наигранное дружелюбие растаяло, как не бывало. Изумрудные глаза светились пугающим магическим светом. — Помнишь, как плакала, когда ненаглядный Стинг явился во сне? Люси стиснула зубы и склонила голову. Ярость сковала легкие, сбив дыхание. Он не имел никакого чертового права произносить это имя. — Помню. — Понял уже, что помнишь. Еще бы такое забудешь! — ухмыльнулся Оллистер. — Тогда вспомни еще кое-что: непредсказуемое настоящее или счастливое прошлое? Счастливое прошлое, где любовь — жива. Ты ведь хочешь вновь его обнять? У Хартфилии закололо и застучало сердце, ударяясь о ребра. Она затаила дыхание. — Ты спрашивала, зачем я делал все это. Отвечаю: мне не нужны враги эльфы. Мне нужны союзники. А заработать их очень легко, когда драма заклинательницы заключена в одном, по несчастью умершем человеке. Ведь Фирвину устроить наше перемирие — дело пяти минут, правда? — Люси удостоилась короткого кивка от эльфа. — Ему совсе-е-ем не стоит воскресить какого-то паренька со светлыми волосами и синими глазами, которому Люси Хартфилия отдала душу и сердце. Стинг может вернуться. Люси показалось, что внутри что-то надорвалось, из-за чего она невольно ахнула, а виски запульсировали. Ее опьянили слова Марвина, такие желанные и долгожданные. Глаза заслезились от надежды, что вспыхнула подобно столбу огня. Подумать только! Хартфилия чувствовала, как впереди вместо пропасти появилась устойчивая земля. Стоит лишь сказать Марвину «Я сделаю все, что нужно», стоит лишь перепрыгнуть пропасть и шагнуть на сторону противника. Обрести, наконец, спокойствие и счастье — разве нужно что-то больше? Изумрудные глаза перед ней сверкали ярко, но уже не отпугивали. Они светились чем-то понимающим, знакомым. В них играло такое же отчаяние и такая же надежда. Люси понимала, что Марвин преследует собственные цели, а наличие Хартфилии неподалеку обезопасило бы его от некоторых проблем. Отголоски разума кричали, что она — лишь инструмент, недостающая шестеренка для полного Хаоса. Но Люси это не волновало. Цель Марвина — воскресить Лейлу, ее любимую маму. Против этого Хартфилия не имела ничего. Она не могла соображать, все внутри подталкивало ее к вожделенному «Да, да, да!!!», и только далекие отголоски разума упорно твердили, что это — обман, ловушка. Заклинательница не слушала. Слушала только стучащее сердце, чей ритм в который раз оказался ей неясен. Ей казалось, что это — снова сон. Снова ложь, которой так умело орудовал Марвин. Но Люси видела спокойствие в глазах Фирвина, чувствовала его силу и знала со слов Рунных Эльфов, что он действительно всемогущ. Он может вернуть Стинга, нет сомнений. Она видела только правду, никакой уловки. — Выбирай: воскресить ненаглядного и гарантировать нам безопасность или навсегда признать Стинга погибшим, уготовив себе тоскливое будущее? Стать жертвой и осознанно шагнуть в пасть хищника, чтобы снова услышать голос Стинга и ощутить его прикосновения? Обречь этим Фиор и Земной Край на неотвратимый ужас под правлением Фирвина? Люси хмыкнула. — И что от меня нужно? Марвин хмыкнул тоже. — Всего лишь доказать свою преданность. Люси ощутила, как кандалы объяла холодящая магия Марвина и они, звякнув, рухнули на пол. На запястьях остались заметные багряные царапины и посиневшие синяки. Но это все — ничто в сравнении с окрыляющим чувством высвобожденной магии. Золотистым потоком она хлынула по венам, добралась до сердца и оттуда разлилась по всему телу. Царапины на ногах стали медленно затягиваться, а в мышцы вернулась прежняя уверенность. Мелко заискрился кардиган, отдавая накопленный эфир хозяйке. Хартфилия властно ухмыльнулась, снова почувствовав привычную смелость: — И как же? — А вот так, — Люси отшатнулась от вдруг открывшейся двери. Ей в спину дунул сильный ветер и множество знакомых запахов, из-за которых кровь резко отхлынула от лица. Она медленно развернулась и увидела на мраморном полу перед собой родных согильдийцев. По телу прошелся душащий озноб, когда Марвин кровожадно усмехнулся и протянул Хартфилии ее ключи. — Уничтожь все, что связывает тебя с настоящим и прими прошлое, как часть будущего. Люси дрожащими пальцами на автомате схватила обсидиановые ключи и взглянула на друзей. Грей, Эрза, Гажил, Аяз и… Нацу. Все пятеро едва находились в сознании. Они были абсолютно без сил, разбитые и истощенные. Их одежда испачкалась в грязи, на руках — уже знакомые заколдованные кандалы. И все пятеро смотрели прямо ей в глаза. Люси поджала губы и зажмурилась. Хартфилия отчетливо чувствовала на себе его прожигающий взор. Даже во взгляде у Нацу бушевал огонь, даже в кандалах от него исходило уютное магическое тепло. Люси несмело подняла веки и замерла, смотря в серо-зеленые глаза. Она поняла, что все это время он находился за стенкой и знал, о чем шел разговор, а поэтому серьезно вглядывался в ответ. Она слышала его без слов. Слышала, как Нацу просит остаться — не с ними — с ним. Слышала, как Нацу просит снова улыбнуться. Люси не могла. Люси слышала, но не желала слушать. Она лишь крепче сжимала ключи. *** Крокус всегда был для Нацу слишком вычурным, слишком дружелюбным и таящим в себе множество интриг. Драгнил не полюбил Крокус сильнее, когда приехал в него на Великие Магические Игры, ведь он не стал для него дружелюбнее. Он почти возненавидел столицу, потому что видел, какими глазами на нее смотрела Люси. Печально-скучающими, будто этот город отобрал у нее все и теперь лишь насмехался. Это было так обидно, ведь Хартфилия любила Крокус вопреки всему. Он подарил ей Стинга, подарил новые воспоминания, подарил радость, а теперь напоминал о их отсутствии. Нацу, если бы мог, разрушил весь Крокус ради нее и забрал бы всю грусть себе. Но он не мог. Все, на что Драгнил был способен — бежать навстречу Меркурию, попутно втягивая носом тяжелый воздух, хранивший в себе запах Хартфилии. Табак, корица, лечебные травы и недосягаемые звезды. Ее новый, но одновременно любимый и родной аромат Нацу выучил наизусть, ориентируясь по улицам не глядя, лишь с помощью обоняния. Позади бежали Аяз, Грей и нагнавшая их Эрза. Рядом несся Гажил, стискивая зубы от ярости. Нацу же сокрушенно просил Фейри, чтобы с Люси все было в порядке. Никто не знал, что могло произойти: виноват ли это Совет, или король, или Саблезубый Тигр? Вариантов было слишком много. Строить догадки никто не успевал, все неслись вперед за убийцами драконов. Они забежали во двор и судорожно оглянулись: никого, только тишина и тошнотворное умиротворение, возникшее совсем некстати. Нацу чертыхнулся. — Только не говорите, что нюх растеряли! — выругался Грей, остановившись на миг, чтобы отдышаться. Драгнил и Редфокс даже не стали отвечать. Нацу чувствовал, как любимый запах прервался на каменной кладке и практически исчез, обретя неприятные металлические нотки, от которых поморщился даже Гажил. Из-за этого снова понять куда делась Люси становилось труднее. Драгнил, упорно не теряя надежды, обернулся вокруг и принюхался. Его внимание привлек сверкающий на камнях треснувший серебряный браслет. Нацу нагнулся и аккуратно поднял украшение. В браслете неконтролируемая энергия бесновалась, будто вопила и скакала из стороны в сторону, причиняя убийце драконов едва ощутимую боль. Пальцы мелко покалывало, но это было неважно. От браслета отчетливо исходил тот самый другой, с металлическими отголосками, запах Люси. — Это ее, — кивнул Гажил, словно прочитав мысли Нацу. Драгнил медленно прищурился и оглянулся, стараясь снова найти след. — Погнали! — воскликнул он внезапно, перепугав всех, и тут же воспламенился. Прошел миг, прежде чем в прямом смысле горящий Нацу кинулся вперед на выход из дворов в сторону дворца Меркурия. Хвостатые едва поспевали за Драгнилом. Каким бы уверенным он не выглядел, Нацу боязно. Одна мысль о том, что Люси сейчас может быть больно, что ей страшно заставляла его испуганно смотреть на полыхающие янтарным пламенем ладони и до боли поджимать бледные губы. Драгнил терялся в собственных чувствах. Он, вроде бы, как и всегда стремился на помощь к подруге. Неизменно бежал к ней по первому зову, желал вытащить из любой передряги. Только вместе с этим испытывал нечто незнакомое, но согревающее. Стоило ему вспомнить о медовых глазах, о ласковой улыбке, о розовеющих щеках все становилось неважно. Какие преграды на пути? Все равно. Он сломает их все, он устранит любого. Лишь бы обнять Люси и уткнуться носом в ее волосы цвета плавленого золота. Лишь бы прошептать ей на ухо, что «Все будет хорошо. Я рядом» Разве раньше все было иначе? Нацу нахмурил брови и прикусил губу. Да, было иначе. Раньше ему было достаточно, чтобы Люси шла рядом, как Эрза или Грей. Чтобы их команда была крепкой, дружной и смело бегущей вперед. Так же веселее. А терять друзей — это грустно, это уничтожающая тоска. Да и мир без Люси стал бы темнее. Сейчас Нацу не хватало, что Люси просто поблизости. Он хотел касаться ее бледной кожи огрубевшими пальцами, прижимать худое тело к себе и согревать, согревать, согревать. Драгнил чувствовал, как в груди каждый раз поднимался дискомфорт, когда Люси с улыбкой смотрела на Аяза, обнимала Грея и бережно проводила ладонью по серьгам, что подарил Стинг. И абсолютно иное Нацу испытывал, когда Хартфилия так же нежно посмеивалась на его шутки, когда хватала его за руку и тут же, скрывая смущение, отстранялась. Внутри у Драгнила все каждый раз расходилось в волнительном трепете, если Люси мимолетно переглядывалась с ним. Нацу каждый раз тонул в ее глазах. Они — океан печали под палящим летним солнцем. Для кого-то в них — вечный шторм, а для Драгнила лишь мягкий штиль. Нацу этого недостаточно. Ему не хватало обычной дружбы, обычных фраз, обычных касаний. Ему хотелось, чтобы ее океан волновался рядом с ним так же, как у Драгнила рядом с Люси. Чтобы она чувствовала к нему то же самое, что и он. Чтобы она любила его так же, как и он ее. Нацу невольно улыбнулся. На щеках выступил нерешительный румянец. Он, наконец, признал это. Драгнил по-драконьи ревновал ее к каждому столбу, ловил каждый взгляд и всегда улыбался в ответ, а все потому что чертовски влюблен в Хартфилию. — Головешка, не отставай! — заорал Гажил, оборачиваясь к замедлившемуся Нацу. Тот поднял заискрившийся взгляд вперед и серьезно нахмурил брови. Драконы влюбляются лишь единожды и бьются за избранницу до последнего. А Нацу, пусть и не дракон в полной мере, от Игнила все же кое-что перенял. *** — Пропустите нас, — грозно прошипела Эрза, сжимая рукоять меча. Она изо всех сил стиснула челюсти и не сводила угрожающего взгляда с рыцаря, стоящего перед входом в Меркурий. Пятеро хвостатых столкнулись с очень упрямыми стражниками, которых не пугали разъяренные волшебники. Рыцари не вздрогнули даже тогда, когда Скарлетт на эмоциях взмахнула у них перед носом лезвием, лишь ловко уклонились и продолжили безмолвно держать пост. — Нашу согильдийку Люси Хартфилию задержали. Мы имеем право с ней увидеться! Никакой реакции не последовало. — Пропустите, пока мы не разнесли здесь все к херам! — не стал сдерживаться в выражениях Гажил, многозначно разминая кулаки. Несмотря на то, что они не хотели решать все дракой, ибо никто не знал, что могут сделать с Люси, на разговоры не осталось времени. Стражники снисходительно подняли затворки на шлемах и свысока взглянули на хвостатых. — Вашу Хартфилию, — с пренебрежением бросил один из них под усмешку второго, — наверняка уже к главным отвели, а может и повесили давно, — он скрипуче рассмеялся. Никто не заметил, как огонь вокруг ладоней Драгнила полыхнул ярче, чем полуденное солнце. — Жалко девку! Но нечего дорогу кому не надо переходить, сама виновата. — Да не-е-е, — хохоча, возразил второй и чуть повернулся в сторону напарника. — Ее когда притащили, она уже бледная, как поганка и полумертвая была! Такую убивать неинтересно, а тем более вести к главным. Наверняка где-нибудь в темницах отсырает, че с ней станется-то! Иногда полезно поваляться в холодной грязи, того и гляди на место мозги встанут… Стражник не успел противно загоготать после фразы — его объял огонь, расплавив тяжелый металл и оставив на коже ужасающие ожоги. Рыцарь упал на землю, содрогаясь от боли. Нацу сжимал кулаки так сильно, что побелели костяшки. Вокруг убийцы драконов скопился огромный столб разрушающего пламени. Второй страж испуганно отпрыгнул в сторону и выставил вперед меч, но языки огня тут же расплавили оружие. Волшебники лишь на секунду удивились такой перемене у Нацу. Всем хватило пары мгновений, чтобы понять, что ради Люси он готов на любые жертвы. — П-по-про-оходите… п-по-омогите-е… — залепетал рыцарь. Хвостатые во главе с Драгнилом уверенно разломали огромные ворота и ворвались в замок, невзирая на любые препятствия. Нацу нахмурился, увидев впереди себя расслабленного брюнета с длинными, как у Асура, ушами и синими глазами. Драгнил не стал думать долго, он сильнее воспламенился и безразличным взглядом ответил на усмешку. Пламя бегло пробегалось по мраморному полу, короткими мазками дотрагивалось до потолка и тут же оседало, через миг распаляясь вновь. — Пошел прочь, — не своим от ярости голосом приказал Нацу практически в лицо незнакомцу. Эльф вальяжно пожал плечами. — Не пойду, — усмехнулся он. Драгнил смело шагнул вперед, чтобы сжечь и его, но замер, стоило незнакомцу громко щелкнуть пальцами. Все хвостатые испуганно обняли себя за плечи из-за боли в груди. Первым на пол без чувств упал Грей, за ним — Эрза, Гажил и Аяз. Только Нацу остался неустойчиво стоять на ногах, из последних сил хватаясь за ткань жилетки на груди и физически чувствуя, как магия медленно перетекала к эльфу, а пламя стремительно угасало. — Сукин сын, — зарычал Нацу, осев на колени. Он бросил ненавидящий взгляд на незнакомца, упрямо не желая закрывать глаза, но все же завалился на бок и в сознании поселилась темнота. Напоследок зазвучал лишь насмешливый баритон эльфа: — Не-а, не угадал. Меня зовут Фирвин и ты вскоре запомнишь мое имя, сын дракона, — он говорил это с издевкой. — Потому что именно я стану единственным вашим богом. А ты останешься дьявольским отродьем, воспитанником уничтожителя Земного Края. Меня будут обожать, а тебя — ненавидеть!.. *** Нацу очнулся на сырой земле, окруженный железными прутьями и едва живыми согильдийцами, закованный в кандалы. Он попытался подняться, но тут же наткнулся на оглушающую боль и пустоту во всем теле. Драгнил не чувствовал родной магии, слышал только тяжелое дыхание друзей и ровные, точно солдатские, шаги с металлическим отзвуком. Кто-то — их было не меньше десятка — в рыцарских латах неспешно приближался к тесной камере хвостатых. Они кое-как очнулись, правда Грей был совсем плох. У него словно началась лихорадка, жар и сильный кровавый кашель. Эрза и Гажил тоже выглядели не очень: несвойственная бледность и слабость не прибавляла им красоты. Кое-как держался только Аяз и он — Нацу. Потому что на кону по-прежнему стояла жизнь Люси и Драгнил не мог сдаться. Нацу попытался встать вновь, но и здесь его постигла неудача. Магия совсем не восстанавливалась, из-за чего убийца драконов чувствовал себя, как после серьезной кровопотери. Тот эльф выкачал из него почти всю магическую силу, оставив лишь крохи, чтобы никто не скончался. Нацу злобно выругался. Как раз в этот момент рядом с камерой появились те самые рыцари — ровно одиннадцать. Драгнил был готов наброситься на каждого голыми руками, будь у него чуть больше сил. — Хвостатики, подъем, — пропел скорее безразлично, чем с издевкой самый мускулистый из стражников. Он отпер дверь и махнул рукой, жестом приказав подхватить волшебников под руки и вытащить из камеры. Первым забрали Грея и тут же поволокли вперед, чертыхаясь и матеря его на каждой кочке. Фуллбастер едва ногами шевелил, поэтому стражам пришлось буквально тащить его. Следом за ним вынесли Эрзу, Гажила и Аяза. Нацу же все-таки поднялся сам, но тут же получил насмешку и удар в живот от капитана. — Куда?.. — проговорил Драгнил упрямо, скорчившись и сложившись пополам от режущей боли. Рыцари без слов схватили его за плечи и повели на выход из темницы. Капитан неспешно закрыл камеру и, подкидывая в руках ключи, иронично усмехнулся Нацу вслед: — В последний путь. Драгнил через силу открыл зажмуренные глаза и тут же непроизвольно втянул носом воздух — он хранил в себе затхлый аромат смерти и совершенно неуместный запах корицы. Нацу чудом смог понять, что здесь была Люси — сквозь густой смрад прослеживалось благоухание астр. Тех самых, что ассоциировались со звездами и Хартфилией. Ее несли по тому же пути, что и хвостатых сейчас. Теми же поворотами, бесконечными коридорами и длинными лестницами. Драгнил был готов поспорить, что на одной из ступенек она споткнулась и чудом не упала, а на другой кое-как поспевала за стражами. Он чувствовал это на ментальном уровне, от чего было и приятно и горько. Рыцари замерли около огромных ворот и стали монотонно переговариваться о чем-то друг с другом, пока капитан стоял, прислушиваясь к происходящему за стенкой. Нацу нахмурился и прислушался тоже. Там звучал голос Люси. Надломанный, неуверенный и растерянный. Она негромко произнесла короткое «Помню», заставив Нацу ощутимо дрогнуть. Не успела ее фраза эхом отскочить от стен зала, как заговорил другой, совсем незнакомый, но с первых секунд противный мужчина. Он поначалу нес полную околесицу, из которой Драгнил не понял ни слова, но тут же осекся и потерянным взглядом уставился вперед. — Ему совсем не стоит воскресить какого-то паренька со светлыми волосами и синими глазами, которому Люси Хартфилия отдала душу и сердце… Нацу никогда не было так больно из-за каких-то там слов. Он прекрасно знал, о ком идет речь. О Стинге. Именно ему Люси отдала всю себя, именно его полюбила. Драгнил всегда оставался другом, родным, как брат. На ее сердце рубцами было высечено не Нацу, а Стинг. Делая выбор в пользу прошлого, Хартфилия отвергала не только Фиор, но и чувства Драгнила, что несколько часов назад заставляли драконью душу трепетать. Что от меня нужно? Не думал Нацу, что именно эта фраза расколет его сердце пополам. Драконы влюбляются лишь единожды — горько хмыкнул Драгнил, покорно закрыв глаза. Он резко выдохнул, а вместе с этим в груди что-то надломилось. Если у него когда-то и были бабочки в животе, то все разом сдохли именно в ту секунду. Когда прошлое Люси Хартфилии оказалось намного дороже настоящего, где и остался Нацу. Когда их затащили в огромный тронный зал, кинули на пол и захлопнули за спинами дверь, Драгнил не хотел подниматься. Он хотел разлететься по ветру, как карточный домик. Сломаться, подобно хрусталю. Но сдаваться Нацу не умел. Поэтому он медленно поднял голову и посмотрел Люси прямо в глаза. Он хотел сказать «Пожалуйста, не делай этого!» Он хотел закричать «Останься со мной!» Он хотел умолять «Улыбнись!» Но все, что смог — одними губами прошептать: «Я буду рядом, Лю» Даже когда Люси подняла Рунные ключи. Даже когда подбросила их в воздух для заклинания и с пустыми, но полными осознанности и уверенности глазами произнесла: «Я должна» Нацу будет рядом. Когда весь мир ополчится. Когда друзья назовут врагом. Он будет рядом. Даже если ей это совершенно не нужно.