KINKtober in 2019

Миша сначала поржал над ним. Потом, вроде как, разозлился. Потом истерически пошутил про извращенцев десять раз подряд, и Даня мог его понять, если честно. Он сам себя таковым и считал. Часть его мечтала прекратить все это, та часть, что отвечала за все хорошее и против всего плохого — сознательность там, жертвенность, альтруизм, умение различать правильное и неправильное, всякие переведенные через дорогу старушки туда же... Другая его часть, маленькая такая (хотелось верить, что маленькая), живущая внутри как опухоль — вот эта часть давала понять, что Даня не сможет отказаться от происходящего, даже если ему пригрозят его за это застрелить. Если это сделает Миша — Даня сам вложит пистолет в его руку. Тем более, если Миша в этот момент будет держать ногу на его коленке, сидя на бортике в ванной. — Хорошо. Закинь на плечо мне теперь. Миша заалел и отвернулся, занавесив лицо косматой челкой. Даня потянулся к нему, убрал за уши длинные пряди, нежно погладив по лицу и шее. «Хороший мой, красивый, котёнок», — он шептал бессвязно, на полувыдохе, пока пальцами осторожно обхватил тонкую лодыжку и положил к себе на плечо сам. На волосах и скуле тут же осели клочья не смытой пены, но было строго поебать. Юбка на Мише слегка приподнялась и съехала выше, обнажив под ней черное кружево — и в этот момент весь кислород у Дани из легких будто выкачали. Даня выдавил себе на ладонь ещё пены для бритья и скользнул по бедру ниже. В какой-то момент пальцы наткнулись на ткань, и Даня одними губами произнёс: — Подними. Миша вцепился в край и натянул юбку ещё сильнее. Даня терпеливо ждал, пока тиски в нем ослабеют, и он разожмется, раскроется и потянет вверх. Под тонким кружевным бельём у Миши уже крепко стояло. Для Дани это было выше его сил. Он наклонился и провёл сухими потрескавшимся губами по внутренней стороне бедра, прямо рядом с кромкой, мимолетно, почти не касаясь. Миша над ним завозился и шумно задышал, и Даня аккуратно придержал его одной рукой за спину, чтобы тот не упал. Он продолжил, осторожно проводя бритвой вверх и вниз, технично, чувственно, стряхивая пену в слив и возвращаясь вновь. Водил пальцами по влажной, слегка мыльной коже. Чувствовал, как покрытые тонким мягким волосом места становились гладкими. Закончив с одной ногой, он снял её с плеча. Влажно поцеловал ступню и поставил назад, к себе на колено, насухо вытирая полотенцем. На сером спортивном трико тут же расползлись темные влажные пятна от воды. Закончив, принялся за вторую. — Изврат ты. Зачем тебе делать это со школьником, если тебя школьницы возбуждают? Мог бы и школьницу трахнуть. Я даже подгоню тебе пару номерков одноклассниц, они точно не против будут в юбочке к тебе на хуй присесть. Миша смотрел на него сверху вниз своими огромными, влажными глазами недоенной коровы, размазанными и горящими от возбуждения, а Даня смотрел на него в ответ и не мог понять, как Миша вообще может задаваться подобными вопросами. — Меня не возбуждают школьницы. И школьники. Меня ты возбуждаешь, капиш? Но было бы лучше, если бы Миша ему таких вопросов не задавал. Дане и так нелегко приходилось. Миша издал короткий, пробирающий до позвоночника стон, когда Даня с полотенцем возился с его второй ногой, больше лаская и наглаживая, чем на самом деле вытирая. И Даня не выдержал — кинул полотенце куда-то в угол ванной, подтянул Мишу за бедра ближе к себе и головой поднырнул под край юбки. Опухоль в нем цвела, давая метастазы.