Не может быть. Это очередная глупая шутка. Шутка Бетти, Генри и Патрика, шутка в отместку за все, что сделали неудачники.
Ричи больше не хотел спать, он только встал и начал одеваться так быстро, как только мог, дрожащими пальцами набрал номер Стэнли и позвонил ему. «Абонент разговаривает по другой линии» — равнодушно, механически произнес автоответчик. Ричи отбросил телефон на кровать — его сильно знобило, но он все-таки надел что-то легкое. Все ее нервно дергающимися руками взял очки, нацепил их, поправил волосы и открыл окно, позволив холодному ветру обжечь руки и ноги. Напоследок схватив телефон, Ричи проделал те же махинации с окном из дома и благополучно оказался на тротуаре, отойдя в тень фонаря. Через несколько минут перезвонил Стэнли. — Р-ричи. — Заикаясь, пробормотал Урис. Тозиер впервые видел, чтобы друг так сильно задыхался и плакал. — Р-р-ричи, они тебе т-тоже поз-звонили? В динамике послышался лязг и грохот — Стэнли садился на велосипед. — Это шутка. Это всего лишь шутка, Стэн. Он не мог умереть! — на глаза навернулись слезы, и Ричи вытер их рукавом. — Заедь за мной, Стэн, пожалуйста, я уже собрался… — А как ты думаешь, что я д-делаю? — Стэнли с трудом подавил рыдание, выдохнул и Ричи услышал фоновый звук скрипа колес по асфальту. — Давай. Жди. И Ричи стал ждать. Холодный фонарь жег спину через тонкую футболку, ветер безжалостно, с яростью, швырял в парня листьями, и на темном ночном небе начали собираться тучи — черные, с серыми краями, застилающие луну. Ричи обернулся, когда послышался знакомый грохот и увидел, что Стэнли резко тормозит, останавливаясь рядом с фонарем. У Уриса было красное лицо, и большие заплаканные глаза, сверкавшие так ярко, что они перекрывали блеск его волос в подсветке фонаря. Ричи повторял то, что было позавчера — перекинул ногу через багажник Стэнли, схватил его за спину и повернул голову в сторону, все еще плача и смотря на расплывающиеся из-за стоящих в глаз слез картинки. Им пришлось ждать остальных, не пришел только Бен. — Это м-может быть пр-просто ш-шуткой. — Билл остановился, в нерешительности слез с велосипеда, а потом со звоном опрокинул его в траву. — Не мог он так резко умереть. — Беверли вытерла лицо тыльной стороной ладони. — Ричи говорил с ним и все было в порядке. — Не мог. — Кивнул Ричи, тряхнув головой. — Действительно, не мог. Только на душе от этих слов стало еще тяжелей. Ричи знал — Эдди правда мертв. Нельзя было настолько реалистично все сыграть. И еще.«Они убили его, Ричи! Они правда убили его!»
Тозиер подавил себя и сделал первый шаг — вниз, к холодной ручке двери больницы, к стеклянным дверям, через которые был виден промежуточный коридор, но не более, и шагнул внутрь. Запах больницы на мгновение оглушил его и Ричи оперся на руку, чтобы устоять на месте. В глазах потемнело, и Беверли схватила его за руку, чтобы тот не упал — Тозиер бросил на нее полный благодарности взгляд и сел на скамью. Рядом с ним неловко, почти упав, устроился Билл. Стэн единственный остался стоять, вертя головой и все еще вытирая лицо. — Мы так глупо выглядим. Наверное. — Беверли слабо улыбнулась, смаргивая слезы, но не смогла больше ничего сказать, опустив голову и положив ее на ладони. Действительно, глупо. Особенно, когда Стэнли шагнул к самой первой женщине, вышедшей из какой-то палаты. Лицо врача было серо, нахмурено и брови, сведенные к переносице, иногда дрожали. Не заметив Уриса, она пробормотала: — Такой молодой, а уже… Ричи повернулся к Бев — и увидела, что она зажала себе рот руками, испуганно глядя на Стэнли, мгновенно побледневшего. Наконец, Урис осмелился дотронуться до плеча женщины, остановившейся у стены и та обернулась к нему. — Чего теб… — она примолкла, увидев парня. — Вы же Стэнли Урис, верно? — Он самый. — Кивнул тот, и женщина опустилась на скамью, потом, спустя несколько секунд поднялась и сказала: — Мне жаль. Мы сделали все, что могли. — Вы про Эдди? — спросил Стэнли, внимательно глядя той в глаза. — Да. — Помявшись, сказала женщина. — И еще: с вами есть Ричи Тозиер? Не тот ли кудрявый? — она кивком указала на парня, удивленно вскинувшего голову. Слезы стекали по его щекам, сердце глухо и часто билось, казалось, готовое сломать ребра, но он пересилил себя и заставил подойти к Стэнли, опершись на его плечо. Урис вздрогнул от навалившейся тяжести. — Он просил отправить вам кое-что. По Фейсбуку вроде. Вам всем. — Она помолчала и сунула руки в карманы: — Похороны. Насчет них. Как будете хоронить? Ричи опустился на лавку рядом, не слушая болтовню Стэнли и той женщины, ему хотелось завыть и сильнее всего было жегшее грудь чувство, что нет, ЭТО НЕ РОЗЫГРЫШ. И он действительно умер — умер, прежде чем все могло пойти по-другому. Он тоже стал бы членом клуба неудачников, Ричи признался бы ему и они могли стать хотя бы друзьями, Бауэрс перестал бы задирать его и все бы наладилось. А теперь всего этого не будет. Ричи закрыл глаза и подавил смешок, рвущийся из его груди. Ему не хотелось проверять телефон — до боли не хотелось. Он не знал, что там, но знал точно — это разорвет ему сердце и оставит в таком состоянии до самого конца жизни Тозиера. — Ричи, пойдем…пойдем…дорогой. — Стэнли осторожно обнял Ричи за плечи и поднял его со скамейки, держа нежно и осторожно, как-будто боясь чего-то. — Ричи, мне…жаль…я… Ричи! — Стэнли ткнулся Ричи в плечо и Тозиер почувствовал, что футболка намокает. — Погодите. — Неожиданно обернулся Ричи — что-то внутри него отчаянно запротестовало, но он спросил: — Когда он попросил это переслать? — Он записал это сегодня, когда ему поплохело. Он попросил нас отправить это вам. — Женщина взглянула на него и Ричи с удивлением увидел, что у нее по щеке катится слеза: — Всего вам… — Спасибо. — Сдержанно ответил Стэнли, поднимая голову от плеча Ричи. Они вышли из здания больницы. Ричи взглянул на небо, усеянное крупными белыми звездами, моргнул, и, неожиданно и резко, сверкнув, сверху бросилась вниз маленькая белая точка, оставляя светлый след. Тозиер обратил на нее внимание, но промолчал. Ничего не хотелось. Хлестнул дождь — нарастающими порывами. Ледяные капли лились с неба, стекая по спине и по лице, появлялась на очках и разбиваясь о колеса велосипеда. Ричи слез около своего дома, взобрался внутрь и запер дверь. Этой ночью он не будет спать.***
Похороны. Ричи долго не мог приготовиться к тому, что все это произойдет когда-либо, он долго не мог осознать факта смерти Эдди и даже притворился больным на несколько дней, чтобы не ходить в школу и не видеть там этих улыбающихся лиц, не знающих еще о смерти Эдди, или, наоборот, злорадно ухмыляющихся. «Его это не спасет!» — Ричи подошел к шкафу и сдернул оттуда вешалку с черным костюмом, давно уже купленным, но все еще нетронутым, надеть его случая не представлялось. «И не спасло!» — черная бабочка лежала на комоде, рядом с зеркалом, и Ричи взял ее, туго затянув на своей шее. Душащее чувство, непонятное и страшное, убивало похуже, чем гладкая натянутая резинка какого-то жалкого бантика. — Ты уверен, что пойдешь? Ты же все еще болеешь, душка? — Мэгги, стоявшая на кухне — как обычно и банально, надоевшая обыденность — повернулась к сыну, спускавшемуся вниз. «Я и не болел, просто тот, кого я люблю, умер, и я никогда больше не увижу и, больше того, не признаюсь ему в чувствах. Что еще страшнее, так это то, что в школе будут его убийцы, и я знаю каждого из них в лицо» — Ричи мотнул головой и сухо сказал: — Ма, я выздоровел. Там будет весь класс. Действительно, весь класс — и Бетти, с Генри и Патриком, те еще актеры, и те, кто был с ними — все они трусы и мрази, сплошные змеи и крысы. «ты не лучше!» — шепнул вернувшийся внутренний голос. Ричи вышел на крыльцо, потоптался там, глядя на яркое солнце и прошептал: — Я знаю. Я знаю. Он пошел пешком, он не хотел ехать и был уверен — никто не приедет на велосипедах. На кладбище было светло — деревья здесь стояли голые — они были мертвы уже давно, лет пять-шесть назад, когда Ричи еще пятиклассником бегал рядом с теми же неудачниками и иногда перелазил через ворота, чтобы спрятаться под большим раскидистым кустом. Тогда он застал смерть все этого. В то лето хоронили много детей, страшно изуродованных. Убийцу так и не поймали, но с той поры деревья стояли мертвые и сухие, никогда не гнили, но постоянно страшно скрипели. Теперь Ричи пришел сюда не для того, чтобы поиграть в прятки. ОН не был уже ребенком и чувствовал запах смерти и запах древности, исходящий от всех этих надгробий и крестов. Улыбающиеся люди со старых серых фотографий. Ричи невольно задерживал на некоторых могилах взгляд: много молодых людей умирало. Красивые улыбающиеся девушки, парни, совсем маленькие дети — один такой же кудрявый и очкастый, как Ричи в детстве, что не могло не напугать — все они смотрели пустыми глазами на тех, кто проходил по усыпанной камнями дорожке. От свежевырытой ямы веяло сыростью и землей. Ричи протолкался сквозь собирающуюся толпу и присоединился к Стэнли, Биллу, Беверли и Бену, стоявшим совсем рядом. Друзья были одеты во все черное, как и Ричи. Беверли поправляла черные перчатки на руках, иногда одергивая свое темное платье. Ричи повернулся — и увидел в новоприбывших Бетти, Патрика и Генри, даже не сдерживающих наглой злорадной улыбки. Он отвернулся. Что-то говорили — говорили много, о боге и о том, что он забирает лучших; о том, что Эдди будет лучше на небесах; о том, что все в этом мире взаимосвязано и убийцы всегда получат по заслугам; о том, что Каспбрак был умным, хорошим, добрым и еще куча эпитетов, наверняка выдуманных из головы или вычитанных из толстой книги в потрепанном переплете. Потом началась молитва — длинная и протяжная, будто завязывающая мозг в узелок. Ричи заставил себя глядеть перед собой, на яму, которая с каждой секундой казалось все больше. Поднесли гроб — со стеклянной крышкой, поэтому и было видно тело Эдди. Маленький, хрупкий, с бледной восковой кожей и закрытыми глазами, на веках которых четко видна была каждая венка, каждый сосуд, Эдди вытянулся на этих ярко-красных подушках. Его опустили вниз. Нет, НЕТ. Ричи хотелось закричать, броситься вперед. Эдди жив, он просто спит, он просто сложил руки на груди, пародируя смерть — ЭТО ГЛУПОСТИ, они не могут похоронить его ЗАЖИВО! Они не могут, вот сейчас он поднимется, стукнувшись головой, выругается и гроб откроют, и всем скажут, что это был розыгрыш — и Ричи тогда в ту же минуту признается ему обо всем. Только не это — первые крошки земли упали на стеклянную крышку, хороня под собой и лицо Эдди, еще красивее в смерти, и Ричи понял — с каждой вот этой песчинкой, с каждым кусочком земли они хоронят под землей не только тело; они хоронят и голос Эдди, и его постоянное ворчание, и его большие глаза, за который его называли щенком или олененком, они хоронят ЭДДИ. Не кого-то другого, а именно Эдди. Который не может быть мертв. Ведь солнце такое яркое, это не может быть днем похорон, это слишком счастливый день. И Эдди слишком живой. «Пожалуйста, пусть это будет розыгрыш. Он жив. Он жив!» — Тозиера раздирало внутри, хотя он знал — Каспбрак и правда мертв. Когда все закончилось, и последняя земля была уложена и заботливо притоптана, Ричи ушел первым. Он торопливо попрощался со всеми неудачниками, быстро вышел с кладбища и чугунная створка ворот, увитая побуревшими и обвислыми побегами плюща, хлопнула и зазвенела за ним. Ричи пошел домой не сразу, он решил зайти в аптеку. Улицы были серыми и невзрачными, они мелькали перед глазами, вывески смешивались в единое яркое и страшное месиво, от которого хотелось убежать и спрятаться. Да, день был яркий, но все бледнело — и так и надо было, ведь мир должен скорбеть. Ричи вошел в аптеку, вздрогнув от резкого медицинского запаха, от которого нахлынули не такие далекие воспоминания о больнице и плачущем Стэне на плече, и о Беверли, испуганно зажимающей рот, чтобы не сорваться на крик, и о Билле, с трудом сдерживающем слезы. — Вам что-нибудь подска… — консультант отшатнулся, и тут же как ни в чем ни бывало бросился к вошедшей старухе, выбиравшей таблетки от горла на витрине. Ричи решительно прошагал сквозь ряд длинных, белых стеллажей с выставленными разноцветными коробочками лекарств и остановился перед рядом полок, где продавались бритвы. Немного пройдя вперед, он присел и осторожно снял с крючка нужную коробочку, подошел к прилавку, положил туда покупку и положил деньги. — Не надо. — Аптекарша была молодой девушкой. Она сначала не хотела пробивать товар, но Ричи взглянул на нее злыми, усталыми глазами и она сдалась, схватив коробку и просканировав штрихкод. Зазвенела сдача в открываемом ящичке. — Правда, не стоит этого делать. — Да что ты вообще знаешь? — Ричи сдернул со стола коробку, сунул ее в карман и вышел, нет, выбежал из аптеки, на этот раз направляясь домой. Зайдя внутрь, он бросил коробку из аптеки на комод, поднялся на второй этаж и, не раздеваясь, взял телефон и наушники. Он не видел сообщения Эдди, откладывая его на потом, будто пытаясь сделать вид, что этого ничего не было. Так было бы лучше, но этот день он запомнит надолго. Точнее, как надолго, ведь осталось всего ничего. Щелкнул по вкладке на Фейсбуке, ткнул на сообщение Эдди — оно было голосовым. Только не это! Ричи не хотелось опять слышать голос Эдди, и вспомнить, что он теперь похоронен под двухметровым слоем земли — точнее, не его голос и даже не сам Эдди, а только его тело. Но надо было. Сначала в наушниках зазвучал скрип, потом кашель Эдди, а потом знакомый голос произнес:«Привет».
Слушать надо было долго, и Ричи полностью забрался на кровать, откинувшись на подушку, закрыв глаза и подавив слезы, готовые снова хлынуть из глаз. На этот раз он не даст слабину. Не даст себе повода, не даст себе заплакать и почувствовать себя жалким. Мальчики ведь не плачут, верно?«Привет, Ричи. И теперь настало время сказать мне кое о чем. Ты думаешь, почему сейчас, а не потом: потому, что сейчас мне плохо, дико плохо и это страшнее, чем ты можешь подумать. Я не хочу записывать это сообщение на несколько часов, просто…просто потому, что я не смогу столько говорить, а во-вторых, потому, что через несколько часов меня и не станет, скорее всего. Я чувствую это, Ричи. И это правда. Прежде всего — я тоже люблю тебя. Я слышал все, что ты мне сказал тогда, потому что я не могу уснуть, когда кто-то рядом и сделал вид, чтобы ты поскорее ушел — звучит немного обидно, но так оно и есть. Поэтому…да, ты мне тоже нравишься. Если ты не пошутил, и сейчас мои слова не выглядят, как шутка от клоунов в цирке. Это взаимно, да. Но теперь уже все равно, правда — потому что теперь уже все равно, раз уж я решился это сказать. Ричи, я бы не хотел потерять тебя, но теперь это случится, и я не знаю, будешь ли ты жалеть о моей смерти, но знай — мне жалко, что я больше никогда не встречу тебя. Серьезно, мне ужасно осознавать это. Я люблю тебя и любил бы, но, как ты сейчас видишь, меня уже нет. Ричи, прощай. Прощай, потому что мы больше не увидимся, и я могу сказать тебе абсолютно все, что я считаю — смерть, возможно, не конец, но только не для меня. Прощай. Я буду скучать, я правда буду скучать — по твоему голосу, взгляду и шуткам, хотя ты никогда не обращал на меня внимания. Я буду скучать…и, если смерть — начало новой жизни, я никогда тебя не забуду. Пообещай мне, что ты меня никогда не забудешь, Ричи. И еще: Пообещай, что ты всегда будешь сильным. Ради меня».
— Я обещаю, Эдди.***
Ричи подошел к комоду, который раз за этот день, разделся и достал старый потрепанный свитер — серый, крупной вязкой, и шорты — тоже старые. Потом спустился вниз, схватил с комода коробку, купленную в аптеке, и шагнул в ванную. Холодный кафель больно обжег босые ноги, но Ричи не обратил на это внимание, подойдя к ванне и выкрутив кран так, чтобы вода была почти кипятком. Потом он дождался, пока ванна нальется — все это время он стоял, опираясь на ее бортики коленями и разглядывая в колеблющейся воде свое отражение, иногда наклоняясь очень близко. Когда вода достигла краев, он шагнул в ванну, немного постоял там, а потом набрал телефон Стэнли, позвонил ему, но Урис не взял трубку. Потом написал дрожащими пальцами: «Прости, Стэн, так нужно». Отложив телефон на стиральную машинку, Ричи вскрыл коробку и достал оттуда упаковку лезвий. Отделив одно от связки, парень опустился вместе с ним в ванную — горячая вода мгновенно достигла горла. Ричи сел, опираясь спиной на неширокую стенку ванны, приложил край лезвия к запястью, зажмурился и слегка надавил. Боль обожгла его руки, застлав глаза и Ричи откинулся назад, не отрывая лезвия и чертя им длинный кровавый след до локтя. Слезы стояли в глазах, но Ричи сдерживал их. — А-а. — Вскрикнул он, когда лезвие двинулось в сторону и еще несколько брызг крови попали ему на лицо. Бледное от боли. Вторая рука — все гораздо больнее. Ричи отложил лезвие в сторону — как отложил, уронил на пол, капая кровью и сам опустился в воду. Кровавые разводы двигались из стороны в сторону, вода краснела все сильнее и Ричи с постепенно успокаивающимся ужасом смотрел на новые струи, хлещущие из запястий, разорванных буквально в клочья. Из груди вырывались хриплые вздохи, было невыносимо больно, но ног уже касалось ледяное онемение. Ричи вздохнул, закрыл глаза и провалился в темноту.