Маленький мир

Кёджуро любит лилии: он выращивает их в маленьком садике за домом, на клумбе около антикварного магазинчика, в котором он иногда подрабатывает, и в собственных лёгких. Его не пугает мысль о том, что он может умереть из-за них — если такое случится, то он действительно предпочтет смерть от раздирающих глотку белых бутонов, нежели от чьей-либо руки, пули или старости, пусть смерть от старости самая спокойная. Он со слегка саднящей болью и почти маниакальным наслаждением наблюдает за тем, как тонкие стебли охватывают сердце, переплетаясь в изящную паутину, а крохотные бутоны выглядят словно капельки росы. Это его эстетика. Он боится, что уличные кошки или маленькие дети сорвут его драгоценные цветы — такие чистые, невинные, — поэтому тщательно охраняет их от «нападений». Он боится, что его труды по выращиваю этих сокровищ пропадут зря, хоть в глубине души и знает, что сердечные бутоны никогда не прекратят своё цветение. — Неужели ты не хочешь избавиться от них? Ты же так умрёшь, — говорят ему который раз, а он в ответ лишь загадочно и горько улыбается. — Кто бы говорил, Тенген. Сам-то цветник развел, вся квартира в кувшинках. Того и гляди, в лягушку превратишься. — Тогда я буду самой прекрасной лягушкой и буду петь серенады. Хочешь тебе под окном спою? — Нет уж, спасибо, лучше парнишке тому спой — думаю, он оценит, — подтрунивает над Узуем Кёджуро и возвращается к поливу цветов. Мальчишка, в которого втрескался его лучший друг, обладает феноменальным слухом, в то время как его воздыхатель — феноменальным его отсутствием. Он разговаривает с лилиями, делится радостями и переживаниями, будто они могут ему ответить, будто они — люди или один конкретный человек, хотя делает так в большей степени для себя, чтобы не чувствовать одиночество. Он помнит, как они впервые проявили себя 4 года назад, когда Кёджуро спасли из-под колес летящей на него машины. Тогда его лилии в первый и последний раз окрасились в кроваво-алый. И с тех пор в его душе разрастается черная дыра. Он старается не быть один-на-один со своими мыслями, ведь они похожи на водоворот, но в противоречие этому он работает в антикварном магазине, куда редко кто заходит, и ему не остаётся ничего другого, кроме как общаться со своим отражением в запылённом зеркале и цветами. Кёджуро выращивает эти белые лилии в память о прошлом, о том дорогом, что осталось в нем. Он действительно любит лилии, но, стоя под долгожданным моросящим дождем, решает, что нежная лаванда больше подходит под момент и его состояние. Он проводит глазами по обработанному камню, по имени, высеченному на нем, радуется тому, что следующая неделя не будет такой жаркой как эта, а значит цветы не засохнут и не погибнут; смотрит на чуть выцветшую из-за палящего солнца фотографию и сердцем разговаривает с тем, кто на ней изображен. Рассказывает обо всем, что произошло в его жизни за эти 4 года. Он знает, его услышат. И его цветы тоже увидят. Он стоит так, совсем не уставая, пока солнце на начинает садиться за горизонт. Ренгоку будто просыпается, когда яркий луч попадает на фотографию и отражается в глаза Кёджуро, заставляя их заплакать. Он решает, что пора бы собираться домой. Ему ещё так много хочется рассказать, но уже поздно. Он думает, что у него ещё будет шанс продолжить этот разговор, и произнося последнюю, дорогую фразу, тихо уходит с кладбища. Скоро он прибудет сюда снова. У него за спиной заходящее солнце сжигает пожаром небеса, освещает каждое мраморное надгробие и задерживается на только посаженных кустах лаванды. Надпись на плите гласит: «Камадо Танджиро. 1998-2020.» А через месяц рядом появляется ещё одна плита, рядом с которой посажены белые лилии. Его любимые.