Scotch whisky

Тэхён разглядывал листы, вычленяя из текста необходимую информацию. Его пальцы бездумно крутили подвеску, то и дело очерчивая изгибы буквы «S» — плавные, гладкие. Чонгук в это время сидел напротив и, не прекращая, выглядывал из-за крышки ноутбука; что-то искал в нём, высматривал, словно Тэхён натурщик, а Чонгук впечатлённый художник, изображающий его портрет. Что ж, недалеко от истины. — Я больше не могу, — не выдержал он, закрывая ноутбук. — Мне не вынести. Твоё лицо красивое, но беда в том, что оно слишком красивое! Его невозможно описать. Ты не мог попросить Создателя приложить к тебе книжечку с необходимыми для описания эпитетами? Это облегчило бы мне задачу. Тэхён выпустил из рук подвеску и глянул на часы за спиной Чонгука: без десяти девять. До будущего опоздания ровно шестьсот секунд. Можно начинать выдумывать оправдания. Он перебрал в голове события последних дней и попытался вспомнить, когда жизнь (смерть) стала такой сложной. Ах да, это случилось позавчера, когда он добровольно согласился встретиться в кофейне и посидеть с Чонгуком за одним столом. Стоило сразу понять, что их общим встречам лучше оставаться ночными. С момента разговора с Сокджином прошло четыре дня. Два из них Тэхён провёл с Чонгуком (сидел у него в комнате и пил виски, пока парень приводил в порядок рукописные черновики), а ещё два — в малоизвестных клубах, выбранных скорее для галочки в списке «что я должен успеть за неделю». Тэхён любил слоняться по подобным заведениям. Время в них течёт особым образом: плавным и невыносимо томительным. Тэхён чередовал. Виделся с Чоном через день, будто их неделя — поле шахматной доски. Белый квадрат — день встречи, чёрный — «давай-ка в следующий раз». Так и получилось, что осталось три дня, а Тэхён толком ничего не успел — ни с Чонгуком наговориться, ни с городом попрощаться. В один из их разговоров на постели — с бутылкой скотча в руке и пьяным дурманом во взгляде — он пообещал, что придёт утром в его любимую кофейню и просто побудет рядом, чтобы парень успел записать его портрет. Тэхён на самом деле не был уверен, что для письменных излияний нужна натура. Портреты в книгах чаще несут психологический характер, нежели описательный, но у Чонгука, наверно, свои методы. Или свои причины устроить лишнюю встречу. — Я не устройство, чтобы прилагать ко мне инструкцию, — ответил наконец Тэхён. — Может, мне всё-таки заняться гейской эротикой? — спросил он, поднимая жалостливый взгляд. — Публика к подобному жанру менее требовательна: возьмёт глубоко и не подавится. Или… — Его глаза вдруг загорелись. — О! Точно! Может, мне начать писать сценарии к гей-порно? За это хотя бы платят деньги. Да и в процессе можно подрочить. Сплошные плюсы! — Он наклонился вперёд, складывая руки на закрытом ноутбуке и вежливо поинтересовался: — Тэхён, а у тебя какие предпочтения в сексе? Мне это так, для справки. И, возможно, для вдохновения. Ким дёрнул бровью. — Слово на букву «с» у нас под запретом. Забыл? Чонгук уронил голову на руки и продолжил ныть: — Текст выходит нескладный. Из меня не получится путного писателя. — Ты ставишь слишком высокую планку, поэтому ничего и не выходит. Можно потерять кучу времени, если пытаться соответствовать статусу «шедевр». — Откуда ты знаешь, что я хочу написать «шедевр»? — Все писатели-новички этого хотят: ворваться в мир литературы с особенной книгой, чтобы снести крышу закоренелым критикам. Однако знаешь, скольким это удаётся? Двум с половиной писателям из ста. И это если повезёт. — Откуда ты взял половину писателя? - не понял Чонгук. — Не усложняй и пиши, как получается. Навык придёт со временем. Не сказать, что Чонгук был готов внимать словам мертвеца. Он продолжил лежать на руках, играясь от скуки с трубочкой кофейного напитка. Латте с марципановым сиропом его не вдохновил, как и Тэхён, к сожалению. Он скучал до тех пор, пока его взгляд не обрёл оттенки серьёзного настроения. Он поднял лицо, положил подбородок на кулаки и сказал осторожно: — Я хотел спросить у тебя кое-что. Тэхён ответил, не отвлекаясь: — Спрашивай. Чонгук выпрямился, посмотрел твёрдым взглядом. Тэхёна это напрягло. — Я читал книгу про вас. — Пауза. Тэхён перестал читать, но глаза от бумаги не оторвал. — Про офис по исполнению желаний. Оказывается, глава о вас есть в книгах по мифологии, чаще следует за жнецами. В общем, ничего нового и интересного я не нашёл, кроме одной строчки. В ней говорилось о том, что не сходилось с информацией, которую ты дал. Тэхён всё же поднял взгляд. Сначала он стал серьёзен, а затем усмехнулся, крепче хватая листы. — Интересно, и кому же ты поверишь — мне или писателю-фантасту? — Есть основания полагать, что в этой книге говорится правда. Доказательства, я бы сказал. — И что же там было написано, Чонгук-и? Парень пропустил ласковое обращение мимо ушей. В его душе шла неявная борьба, в ходе которой он мечтал отыскать правильное решение: рассказывать или нет. В итоге он всё-таки неуверенно начал: — Там говорилось, что в ваш офис попадают только… — вновь молчание. Глаза забегали, а долгожданное окончание так и не слетело с губ. Тэхён сначала терпеливо ждал, скользя взглядом по напряжённому лицу, но спустя время всё же не выдержал: — Ну? Чонгук вдохнул глубже. — Только те, кто добровольно расстался с жизнью. Взгляд Тэхёна не изменился. Он всё так же серьёзно глядел на Чонгука, будто тот сказал глупость. — Ложь. — Да, но… — Никаких «но». Это ложь. Говорю тебе как человек, который работает в офисе уже четыре года. — То есть ты не допускаешь мысли, что вас могут обманывать? — Зачем? — Чтобы заставить работать. — Глупости. Вот теперь Чонгук не боялся. Он взялся отстаивать идею уже более уверенным тоном: — Почему ты так рьяно отрицаешь? Я призываю тебя к критическому мышлению. Ты упоминал о распределении этажей между Раем и Адом. Напомни, на каком находится ваш офис? — Рабочие отделы на минус первом, архив и отчётность на минус втором, приёмка на минус третьем. — А бесплатные квартиры, которые вам выдают на время службы? — На минус четвёртом. — Этажи, что относятся к Аду. Нисколько не смущает? Тэхён попытался уловить суть намёка. А что именно его должно смущать? Все знают, что на верхних этажах ещё столетие назад случилось перенаселение. Хорошим людям не хватает квартир. — Все этажи в Раю заняты мёртвыми. Нам всего лишь не досталось места. Чонгук скрестил руки на груди и посмотрел на Тэхёна говорящим взглядом: «Серьёзно?». Аргумент его не убедил. — Значит, души с низким уровнем содержания осадка в карме заслужили этаж в Раю больше, чем сотрудники, у которых его вовсе нет? Тэхён молча уставился на парня, тщательно обдумывая выдвинутый аргумент. Да, возможно, такая формулировка несла в себе некоторые сомнения, но Тэхён ведь знает, что всё равно прав. Слова Создателя сомнению не подвергаются. Есть вещи, которые опровергать просто нельзя. Однако, когда Тэхён отвечал, голос его всё равно вопросительно дрогнул: — Да? — Интересная логика у Создателя. — Чонгук уже, не скрываясь, потешался над системой принятых истин в жизни Тэхёна. Смертный парень, что вёл себя самоуверенно. Разве не смешно? — Тэхён, зачем заставлять работать людей с идеальной биографией? Зачем отправлять в отдел «искупать» грехи тех, у кого их изначально нет? На эти вопросы Тэхёну нечего ответить. Но разве он должен? Существуют аксиомы, прописные истины, их нужно просто принимать, не ставя под сомнение. — Ты говоришь глупости. — Да? Может, тогда попытаешься меня переубедить? Тебе всего лишь нужно рассказать, как ты умер, тогда я поверю безоговорочно. Или что? Не можешь? Ах да, прости, я забыл: ты ведь не знаешь, как это случилось. Создатель тебе не рассказал. Тэхён глянул на него обиженно, отбрасывая резким движением чёлку со лба. Уверенность смертного парня начинала его бесить. — А у тебя какие доказательства? Может быть, это ты знаешь, как я умер? — Чонгук посмотрел на него — серьёзно, внимательно, — и отвёл взгляд в сторону, прекращая спор; весь его пыл резко исчез. Тэхёна подобная реакция смутила. Он ещё раз взглянул на пристыженные глаза и понял: Чонгук действительно знал, и доказательства были не в пользу Тэхёна. Он широко распахнул глаза, испугался. Ему не хотелось верить, что несколько произнесённых слов могут разрушить его спокойствие. Нет, он не должен на это вестись. Дешёвый трюк, пустой обман, попытки глупого человека убедить, что он тоже может что-то знать о смерти. Однако пока Чонгук это не озвучит, правдой оно не станет. Тэхён облизал пересохшие губы и принялся собирать документы. — Мне нужно идти. Спешно застегнувшись, он выпил остатки капучино и встал со стула. Чонгук спокойно наблюдал за его сборами, но под конец не выдержал: — Я не знаю, как ты умер, Тэхён. Мне это и не важно. Но в одном я уверен точно: это случилось на рассвете. — Почему? Чонгук улыбнулся. — В одной из книг, что я читал в детстве, говорилось: «Если умираешь на рассвете, душа навсегда обретает лик юности». Строчка красивых слов пронеслась мимо, задев шлейфом сентиментальности. Если бы смерть имела лирические отступления, он бы сейчас стоял с широкими крыльями за спиной, но, к сожалению, действительность куда скучнее. Тэхён устало ответил: — Душа обретает лик возраста, в котором ты погиб, а не сопутствующего времени суток. Что за странные книги ты читаешь? Парень улыбнулся шире и вновь раскрыл ноутбук, собираясь вернуться к работе. — Знаешь, забудь. Наверное, ты прав, книгу написал сумасшедший с чертовски богатым воображением. В ней помимо прочего говорилось, что после смерти душа человека превращается в тотемное животное, а это точно неправда, мы оба знаем. Ведь будь это так, ты бы сейчас был бутылкой шотландского виски, верно? Он громко засмеялся, а Тэхён принял это, как очередную попытку уйти от обязательств. Закатив глаза, он пробурчал в ответ: — Обхохочешься. Однако Чонгук был доволен шуткой. Он вернулся к ноутбуку и с деланым безразличием спросил: — Увидимся вечером? — Как хочешь. Да. Увидимся. Я напишу. — Набор обрывочных фраз, максимально точно описывающих его состояние: чёткая структура мысли без правильной хронологии. Он направился к выходу. Приблизился к стеклянной двери, надавил на ручку и только тогда заметил отражение, что смотрело на него внимательным взглядом. Чонгук всегда наблюдал, как Тэхён уходит, но тот заметил это впервые. Наверно, Чону хотелось, чтобы на него обернулись, проявили то внимание, какое он проявлял, но Ким раздачей милостыни не занимался. Он открыл дверь, позволяя отражению исчезнуть, и скрылся из чужого поля зрения. В офисе он появился уже спустя три минуты. Чимин разгребал желания, когда услышал, как открылась за спиной дверь. Он произнёс, не оборачиваясь: — Ты опоздал. Тэхён изо всех сил старался изображать собранность, однако слова Чонгука, на повторе крутившиеся в голове, сбивали с правильной мысли. В офис попадают люди, наложившие на себя руки? Бред, причём не самый искусный. В подобное могут поверить лишь люди, ищущие логику в действиях Создателя, что само по себе ошибочно. Все знают: у Создателя нет логики. Однако внутри Тэхёна всё равно зародился странный зуд, призывающий расчесать мысли до крови. Он ответил тихо, словно сквозь плёнку: — Я начал заполнять отчёт по итогам года, поэтому задержался. Чимин, услышав это, обернулся. Недоверчиво уставившись на напарника, он пробежал взглядом по стопке листов в его руках, осмотрел внешний вид и за секунду всё понял. Выражение его лица резко изменилось, а взгляд, как всегда, стал печальным и осуждающим. Чимин умел замечать главное: среди тысячи деталей отыскивал ту, что несла в себе больше всего информации. — Ты был на нулевом, — заключил он, возвращаясь к работе. Тэхён смущённо спросил: — С чего ты взял? — По тебе видно. Нескончаемая опека начинала сводить с ума. В конце концов, Тэхён не стеклянный. Не нужно носиться вокруг него, будто он произведение искусства. У Хосока, должно быть, стальные нервы, раз он умудряется терпеть рядом ходячий синдром родителя. Неужели повышенное количество опеки развивается в каждом мёртвом после девяти сотен «прожитых» лет? — Ждёшь, что я что-то добавлю? — спросил Чимин. Он вернулся к сортировке конвертов, механически перекладывал их с одного места на другое. — А ты хочешь? — Нет. Тэхён ощутил необъяснимую обиду. Обиду на Чонгука и Чимина в одном лице. Почему один нарушал его спокойствие, распыляя вокруг неприятности, а второй указывал на них, призывая решать незамедлительно? Тэхён устал от каждого, а ведь день только начался. Ему хотелось сорваться, закричать, вылить на Чимина недовольство, но не только им одним, но и Чонгуком тоже. Разве он виноват, что за это утро его уже все успели довести? Но больше надоедливой опеки раздражала скрытность Чимина. Все эти грустные взгляды, повышенные тона. Почему он злится? Почему пытается задеть? Разве не должны друзья делиться любыми проблемами, которые у них возникают? — Я думал, мы друзья, — произнёс он с укором. — Друзья не утаивают друг от друга личные переживания. — Все мои переживания — это ты, Тэхён. Я ничего не утаиваю. Просто боюсь, что однажды ты вляпаешься в такую страшную неприятность, что вся оставшаяся вечность превратится для тебя в сущий ад. Твоя неделя на исходе. Уже придумал, как облажаешься под конец? Тэхён вспыхнул после услышанного. Он успел тысячу раз пожалеть, что рассказал Чимину про разговор с Сокджином. Ходячего таймера с напоминанием ему не хватало. И вообще, что это за обидная шутка в конце? — Меня не нужно опекать. Я взрослый мальчик, сам разберусь. — Тэхён, ты здесь всего четыре года. Тебя необходимо опекать. — А может, я сам буду решать, что мне необходимо, а что нет? — Когда ты решаешь сам, появляются проблемы вроде Чонгука. Ну вот, опять началось. Он этого почти ждал. Тэхён завёл глаза к потолку, приготовившись возмущаться. — Да сколько можно? Хватит уже сводить всё к нему! Он здесь вообще ни при чём. — Тэхён постарался усмирить гнев, но у него не вышло. Нравоучения Чимина начинали приобретать постоянный характер. — Что с тобой происходит в последнее время? Любое упоминание смертных или моих похождений на нулевом вызывают у тебя неприязнь. Или тебе просто нравится капать мне на мозг? Занимайся этим с кем-то другим. С Хосоком, например. Или что, у вас между сексом разговоры по душам не поощряются? Ты поэтому меня донимаешь? Некого воспитывать, трахая мозг? Чимин раскрыл рот, выдавливая глухой стон. Тогда-то Тэхён понял, что переборщил, однако не признал на какой фразе. Он приготовился принимать ответный удар, но Чимин отвёл взгляд и ядовито усмехнулся. — Ты прав. Прости. Я всего лишь… Это и правда не моё дело. Ты прав… — И снова: — Прости. Тэхён закрыл глаза. Он не хотел, чтобы всё так получилось. Ему казалось, что все вокруг сговорились, взялись давить на него, угнетая негативным посылом. Но что если всё наоборот? Вдруг это он источник отрицательной энергии, разъедающей диалоги изнутри? Может быть, именно он виноват в том, как всё обернулось? Желание говорить и тем более признавать возможные ошибки отпало. Он подошёл к столу, положил незаконченные отчёты и забрал часть отсортированных конвертов. — Я выполню эти. Он отправился к выходу в скверном настроении. Слишком много навалилось за утро, трудно для одного человека. Уходя, он не заметил, как заблестели глаза Чимина.

***

Тэхён с Чонгуком шли по ночным улицам, наслаждаясь тишиной засыпающего города. Веяло уютом, комфортом; они не чувствовали необходимости заполнять паузы и просто шагали в пустоту, прислушиваясь к голосу отсутствия. Время перевалило за полночь, пришло время возвращаться. Тэхён повернулся к Чонгуку, чтобы сообщить данный факт, но тот успел первым вклинить реплику: — Ты всё ещё думаешь об утреннем разговоре? Ты поэтому такой молчаливый? Тэхён замедлил шаг. Весь день он не переставал думать об этом. Информация, найденная Чонгуком, больше походила на вымысел. Сомнительные факты, не подкреплённые ничем, кроме «честного слова» автора. Но Чонгук почему-то верил в неё. Стало быть, обладал дополнительной информацией? — Ты правда знаешь, как я умер? — спросил Тэхён, глядя Чонгуку в глаза. Ему было страшно услышать ответ, но он всё равно ждал его. Пусть правда будет ужасной, пусть опустошающей, Тэхён её вынесет. Возможно, другого дня для принятия истины он уже не найдёт. — Я ведь сказал, что нет, — ответил Чонгук. — Ты лжёшь. — Если думаешь, что знаешь ответ, зачем спрашиваешь? Они стояли в безмолвии, пытаясь убедить друг друга взглядом. А потом Чонгук внезапно приблизился и протянул руки к Тэхёну, прикасаясь к подвеске, которую тот ещё утром вытащил из-под одежды. Тэхён только теперь понял: вот, что привлекло внимание Чимина. Подвеска. Именно этот пустяк его выдал, до чего просто. «По тебе видно» Тэхён всегда крутил подвеску в руках и оставлял её поверх одежды, когда проводил время на нулевом этаже. Всего лишь глупая привычка, о которой Чимин знал лучше других. Чонгук гладил ровную поверхность буквы «S», отрешённо глядя сквозь неё; Тэхён не мог поймать его фокус. Он тоже опустил взгляд на подвеску и прикрыл веки. — Ты читал мой некролог, — скорбно прошептал он. Не вопрос — утверждение. Чонгук провёл указательным пальцем по серебряной нити и с нежной улыбкой произнёс: — Цепочка ужасно длинная. Неужели другой не нашлось? Всегда он такой: дай только повод, уже готов сменить болезненную тему. Но что если Тэхён соскальзывать с этих слов не желает? Ведь разговор касается его жизни, его смерти. Почему же Чонгук прибирает к рукам право решать, что скрывать от него, а что нет? Кто позволил ему распоряжаться словами? Пальцы Чона отделили отрезок на одной из половинок цепочки, обернули серебряную нить вокруг себя, затем обернули ещё раз, потянули вниз и обогнули вокруг линии, пропуская через образовавшийся круг. Огромная петля повисла сбоку, из-за чего общая длина цепочки уменьшилась почти вдвое, а буква «S» оказалась на уровне середины грудной клетки. Чонгук осмотрел свои труды и довольно улыбнулся. — Ну вот. Совсем другое дело. Тэхён не оценил результат. Он осмотрел уродливую петлю и спросил: — Это ещё что? Выглядит ужасно. — Это альпийская бабочка, — рассмеялся Чонгук. — Не знаком с основными морскими узлами? — Я похож на того, кто этим интересуется? — он говорил с привычной надменностью, но голос его звучал с едва различимой насмешкой. Наверное, так в самом деле проще: имея виды на попытку распутать клубок лжи, всё равно хранить его в прежнем состоянии. Может, Тэхёну это нужно? Закрыть глаза на правду. Не просто так ведь мёртвым стирают воспоминания. Чимин был прав: «Нет ничего хуже, чем помнить, как прекрасна была жизнь, будучи уже мёртвым». Но и помнить, как ужасна она была, тоже чувство не из приятных. Сожалеть об ошибках, которые уже не исправить — не это ли худшее из наслаждений самобичевания? Он спрятал подвеску под пальто, оставил узел, поднял глаза на Чонгука. Тот стоял напротив и, крепко зажмурившись, беззвучно содрогался в приступе смеха. Тэхён глядел на это зрелище, затаив несуществующее дыхание. Как много красок жизни в одном человеке. Чонгук пылает ярко-красным, а иногда едва заметным лиловым. Он может быть холодно-синим, но вместе с тем насыщенно-жёлтым. Чонгук — это разноцветная палитра, а Тэхён в ней градация серого. Чонгук открыл глаза и заметил грусть в чужих напротив. Подняв руку, он пригладил серые пряди, чтобы они не падали на лицо. Ким понял, что вечер движется к гиблым сценариям, поэтому поспешил ретироваться. — Мне нужно идти. Время уже позднее. Отрезвляющие слова, завершающие полёт мысли. Чонгук внимательно на него посмотрел и опустил руку. Он промолчал, будто не услышал его слов, что было неправдой. Опять расставание, опять одиночество. И почему все встречи должны обрываться разлукой? Тэхён вздрогнул, потому что мир внезапно показался особенно холодным. Что отделяет его от возможности встретить утро с живым человеком? Позволить себе слабость и проникнуть в чужой сон. Глаза Чонгука напротив, когда за спиной сияние утра. Картины соблазнительных ошибок рисуются так чётко, что на одно иллюзорное мгновение он верит, что может их совершить. Однако и без того понятно, что это совсем не так. У них впереди два последних дня вместе. Нельзя усугубить всё близостью, не скрывающей за собой никаких чувств (для него — уж точно). — Когда мы увидимся вновь? — прозвучал среди тишины голос Чонгука. Тэхён наградил его печальным взглядом. Холодный отказ растворился где-то на пути к выходу. Тэхён не в силах сказать нет, не в состоянии противиться человеку, с которым губительная вечность кажется сладкой секундой. Сейчас он может ответить любым образом, но послезавтра подобной привилегии у него не будет. Что должен будет он сказать, когда Чонгук, глядя на него таким взглядом, спросит с надеждой: «Когда мы увидимся вновь?». — Завтра, — срывается с губ Тэхёна, и этот ответ неверный. Кажется, разум вновь потерял право голоса, а распоряжаться всем позволил неконтролируемым эмоциям. Чонгук улыбнулся, и сердце Тэхёна отозвалось гулким ударом. Обман. Механизмы его жизни уже никто не запустит. Чонгук опустил уголки губ и произнёс с глубиной, пробирающей до мурашек: — Но завтра уже наступило. Тэхён посмотрел на часы. И правда наступило; граница дней размыта в полночь. Ему вдруг показалось, что он застрял между вечностью и жизнью. Космический вакуум, где никогда не бывает «завтра», лишь бесконечные «сегодня». Неужели таков исход? Стоять вот так, в отчаянии, и надеяться, что конец не окажется болезненным? Шарф на шее Чонгука встрепенулся, проиграв сражение с январским ветром. Чон отвёл взгляд в сторону, и под светом фонарей стало заметно, как заблестели его глаза, хотя губы до сих пор улыбались. — Иногда мне становится страшно, когда я представляю, какие из моих желаний могут долететь до небес. Четыре долгих года с отпечатками звёздных чернил на руках. Тэхёну скучные желания осточертели. Чонгук, влетевший в его жизнь с безнравственным посылом, показал совсем иной путь развития души. Он не злодей, не жертва. Он тот, кто оступился в попытках привести жизнь к равновесию. Тэхён не винил его за недопустимые мысли. Это ведь нормально, ненавидеть кого-то так сильно, чтобы желать ему смерти. Тэхён вообще не понимает, почему Чонгук должен прощать того, кто поступал с людьми бесчеловечным образом. Создателю стоило бы самому провести хотя бы сутки в компании созданных им творений, чтобы понять, как ничтожны его «истины» в реалиях жизни. Следовать им безукоризненно — всё равно что шагать в пропасть. Но такое понимаешь, лишь будучи смертным. Для Него это останется вечной загадкой. — Думаю, после желания «трахнуть Ким Тэхёна» меня уже мало чем удивишь, — пошутил Ким, но его улыбка разбилась о серьёзное лицо Чонгука. Тот кусал губы и продолжал наблюдать за мошкарой, устремившейся к искусственному свету. — Это совсем другое. То была скорее острая физическая нужда, помешательство на фоне потребности. Теперь же я мечтаю об иных вещах и меня это пугает. — Он не смотрел на него. Его взгляд, устремлённый к фонарям, пугал, но и завораживал одновременно. — Однажды ты придёшь на работу и прочтёшь на бумаге то, что обнажит мою душу хлеще, чем желание обладать тобой. — Ветер окончательно освирепел. Пальто прибило к ногам, пока Тэхён смотрел на Чонгука в молчании. Что он должен ответить? Он прекрасно понимал, о чём тот говорил, но произносить это вслух не решался. Зачем? Озвучивая бесформенную мысль, даёшь ей оболочку из жизни. А Тэхёну не нужны глупости, Тэхёну нужны пути к отступлению. Чонгук в последний раз закрыл глаза, почти простонав неизбежное признание: — Чёрт, я слишком сильно хочу поцеловать тебя прямо сейчас. Тэхёна будто окатили холодной водой. Он сжал челюсти, призывая разум успокоиться. Почему он говорит это? Зачем вынуждает чувствовать вину за то, что Тэхён позволил подобным мыслям родиться в его голове? Они противоположные полюсы — жизнь и смерть. Им не суждено даже дышать рядом, неужели Чонгук этого не понимает? — Оставь эту идею, — холодно ответил он. — Я мёртв и всё равно ничего не почувствую. Чонгук пустил пар воздуха, оставляя на губах усмешку. Он скорбно взглянул на Тэхёна и сообщил: — Я тоже. — Тоже мёртв или тоже ничего не почувствуешь? Они стояли в тишине и смотрели друг на друга. Что там, в голове у Чонгука? Какие тайны вселенной он хочет сообщить? Тэхён видел туман, застилающий чужие глаза, и наблюдал за ничтожными попытками удержать слёзы. Бессмысленно, мир в этих глазах уже начинал расплываться размытой неясностью. Тэхён ждал, когда единственная капля, вобравшая в себя апатию случившегося, не выдержит тяжести бед и спустится по щеке, рисуя дорогу в вечность. Чонгук аккуратно сжал предплечье Тэхёна, подавшись навстречу. Ким почувствовал хватку длинных пальцев сквозь грубую ткань пальто и захотел возмутиться, как вдруг тёплые губы прикоснулись к его скулам. Все вопросы в одно мгновение вылетели из головы, оставляя пустоту на прежнем месте. Чонгук отстранился; влажный след поцелуя уже остывал на щеке. Тэхён был готов закричать от обиды. Он этого не хотел. Не хотел брать ответственность за чужие чувства. Почему он должен стоять среди ночной тишины и чувствовать вину за то, что не может ответить взаимностью? Он даже почувствовать ничего не может; в груди осталось лишь разрывающее пустоту безразличие. Всё обернулось чудовищным образом. Они не должны были познакомиться, не должны были стать взаимной причиной существования друг друга. Чувство несправедливости закипело у Тэхёна в груди, порождая бурю негодования. Что-то в этом мире пошло не так, Вселенная похоронила не того человека. Проклятый Космос, проклятая Вселенная, проклятый Создатель. Тэхён вновь вспомнил слова Чонгука и принялся отрицать их с новой силой. Он не мог добровольно расстаться с жизнью, не мог отдать то, что больше всего любил. Пусть он и не помнит, но знает наверняка: не было на Земле человека меньше заслуживающего смерти, чем он. Он должен был жить до тех пор, пока тело само бы не испустило прощальный вздох, отдаваясь на волю загробной жизни. Но Создатель убил его, позволил умереть, чтобы разбавить иллюзию утопии в собственном симуляторе. Тэхён не заслуживал, у него отняли даже право выбора. Если бы его спросили, о чём он мечтает больше всего на свете, то он бы сразу ответил: отжить свой век, охраняя сердцебиение любимого человека. Он всего лишь хотел быть счастливым, как и все в этом мире. Встретить кого-то вроде Чонгука и провести с ним остаток дней, наслаждаясь прелестями Жизни. Однако для некоторых желания никогда не исполняют. Отдел «Приём, обработка и исполнение желаний»? Вот уж нет. Отдел «Лицемерие и безнадёжность». Мы заберём вашу славную жизнь, а в благодарность за примерное поведение заставим делать счастливыми других людей. Тэхён злился, его разрывало от бешенства, а Чонгук в это время стоял напротив и с печальной улыбкой утирал его слёзы. Ким почувствовал влагу на щеках и понял: это он плакал всё это время. Это его глаза застилал туман из слёз. Чонгук взял лицо Тэхёна в свои руки и спросил, убирая пальцами влажные дорожки на щеках: — Увидимся завтра? — Завтра. И, возможно, именно в этот момент всё стало ещё хуже. Тэхёна опять посетило странное чувство, что частенько преследовало его, когда он гулял по нулевому этажу: будто он застрял в неведомом месте. Не умер, но и не остался жив. Маленькая карманная вселенная, в которой он существовал, ожидая великого события. Но о каком событии идёт речь? И кто собирается обрушить на него милосердие? Милосердие ли? Чонгук сдался и прильнул к его губам, запуская пальцы в волосы. Тэхён ответил на поцелуй на уровне рефлексов, хотя, если честно, не думал, что смог бы иначе. Не чувствовать чужие губы? Не хвататься за запястья? Не закрывать глаза, не хмурить брови? Не умирать, не ощущать, не кричать, не умолять? Если бы Тэхён мог, он бы сделал хоть что-то из этого. Однако действительность слишком сурова, чтобы не содержать в себе кучу ошибок. А Чонгук — это именно ошибка. Ошибка, которую по возможности пытаешься исключить. Чонгук — это боль, счастье и апофеоз жизни в одном флаконе, но ощутить их мёртвым едва ли хочется. На такое нужно подписываться живым, а Тэхён к их числу уже давно не относится. Чонгук целовал с напором, с уверенностью, что завтрашнее утро может не наступить. Тэхён же отвечал с яростью, гневом, потому что верил, что у этого ночного кошмара будет конец. Слишком просто: пока один из них мёртв, счастье никому не достанется. И, возможно, Тэхён всего лишь сошёл с ума, но ему вновь померещился вкус скотча на языке, когда он провёл им по горячим губам Чонгука. Будто всё в этом мире тонуло в алкоголе. Они прервались спустя долгую минуту, встречаясь неуверенными взглядами. Чонгук смотрел серьёзно, почти болезненно, а глаза его излучали признание, которое Тэхёну не хотелось услышать. Но он прочёл его, и вот тогда стало по-настоящему страшно. Ловушка захлопнулась. Он в неё угодил.