ID работы: 8815465

Помни о жизни

Гет
NC-17
Заморожен
82
Размер:
93 страницы, 10 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
82 Нравится 73 Отзывы 19 В сборник Скачать

Часть 6

Настройки текста
— Михаил Юрьевич, я полностью уверена в Ваших навыках, но всё же ради приличия и соблюдения сценария спрошу… Это не больно? — Вам ответить честно? — Спасибо, но теперь я более не нуждаюсь в ответе…       Моё тело, соответственно с функционирующим мозгом, было уложено на кушетку, лицом на всеобщее обозрение. Можно было бы подумать, что я нервничаю из-за какого-нибудь укола или ещё чего-то подобного, но нет… Нервничаю, потому что Михаил Юрьевич сейчас будет мне перенастраивать мозг, в частности он изменит понимание языка.       В комнате были только мы и ветка какого-то дерева, которая, соприкасаясь с окном, издавала лёгкие звуки. Но если вспомнить, что погода была неблагоприятная для выхода на улицу, проще говоря штормовая, то ветка уже будет не соприкасаться, а бить со всей возможной силой, словно желая сломаться на несколько частей. Небо было серо-синее в тёмных тонах соответственно, а помимо этого тучи решили порадовать нас дождём. Прекрасная погода. Нет, это не ироничное умозаключение, мне и вправду симпатизирует такая форма проявления климата. Не знаю почему, но именно такая погода со своим разряженным воздухом, дарит мне некое «летящее» чувство, подобное едким испарениям ртути. Может быть я отношусь благосклонно к этому явлению потому, что меня уж точно никто не заставит покинуть уютный дом и горячий чай с книгой? Это конечно тоже факт, но я ещё люблю и некую темноту, наводимую этим проявлением климата. Но ветер с воздухом я тоже выделяю, вот только точно сформулировать не могу, почему эти компоненты мне так нравятся. Наверное они просто дополняют композицию. Помнится мне, что Жан-Батист Гренуй тоже искал женщин с идеальными ароматами тел, чтобы создать что-то возвышенное и заставляющее поклоняться создателю. Последняя девушка была финальным, но таким важным компонентом, который нужно заполучить любой ценой, иначе не станет божественного аромата. Я понимаю стремления Жан-Батиста, но то, что эти духи назвали божьими, меня несколько смущает… Бог, каким мы его представляем, никогда не требовал жертв, но, а если попробовать посмотреть с другой стороны? Может Гренуй был своеобразным ангелом, который должен был донести истинное значение людей в мире до них самих? Словно говоря, что каждый из вас является частью чего-то великого, а вместе вы-самая превосходящая сила. Но, а если Батист был демоном, желающим подчинения людей? Хотя, что тут обсуждать? Парфюмер, как был так и остался человеком, которого некоторое время направлял ангел, а в другой промежуток демон.       Пока я пыталась осознать тайны человеческого существования, Михаил Юрьевич уже настроился на процедуру, которая произойдёт сейчас. Я перевела взгляд на рядом стоящий стул с тазом исполненным льдом и на настежь открытые окна. В помещении стало значительно холоднее. Я почувствовала озадаченность, которую в свою очередь заметил и господин Лермонтов. — Во время работы с твоим мозгом, Антония, появятся некоторые осложнения с твоей температурой, из-за перегрузок сознания. Уж лучше твоя голова побудет в холоде, чем встретится с Богом на том свете.       Многообещающе… Это вполне прозрачный намёк на то, что я могу умереть? Да, что-то мне неуютно становится, страшно.       Михаил Юрьевич пододвинул таз со льдом к моей голове и многозначительно посмотрел на меня. Повинуясь немому наставлению, я опустила свою голову в чистейший холод. По голове прошло странное и ну уж очень неприятное чувство, словно мои кровеносные сосуды и нервные окончания быстро сузились и иглами впились в кожу до самого черепа. Дыхание перехватило чисто физиологически и сделать хоть маленький вдох я смогла только по прошествии некоторого времени. Голова заболела сильно, но не до потери сознания.       Лермонтов сел на стул со стороны моей макушки головы и внимательно всматривался в глаза. — Так как я буду на прямую работать с твоим мозгом, то будет очень неприятно, словно в твоём черепе, черви роют туннели. По прошествии процедуры, а точнее моего вмешательства в твою обитель мыслей, ты сможешь понимать как и японскую речь, так и свою родную, но чтобы сохранить нормальную жизнедеятельность я должен слегка «повредить» твой мозг… Что-то среднее между мутизмом и афазией*. Поняла? — Д-да, Михаил Юрьевич.       Дальше я почти ничего не помню, только то, что по моим головным сосудам словно текла лава, которая ещё и крошила мой череп на мелкие осколки. Я думала, что мой мозг вытечет у меня из ушей, носа и рта, я даже почувствовала, что мой рот сковала жидкость с привкусом чего-то солёного и достаточно тошнотворного…

***

— Антония, ты меня слышишь?       Чей-то тихий, но твёрдый голос прозвучал на фоне некоего звона в моей голове. Определить кто именно говорил я не смогла, просто потому, что моя голова «раскалывалась» от этого фонового шума. Полежав минуты три и относительно придя в себя я открыла глаза и чуть в обморок обратно не ударилась. Перед моими глазами предстал почти в плотную склонившийся ко мне Коля, а с другой стороны стоял Лермонтов, с крайне вымученным и раздражённым выражением лица.       Гоголь быстро отпрянул от меня и положив руки на плечи начал слегка потрясывать, словно плюшевую игрушку. — Хватит, Николай! Ты её опять в обморочное состояние введёшь! — Ох, моя Антошка, я так волновался! Ты даже представить себе не сможешь, чего мне стоило пробраться к тебе! Михаил Юрьевич просто напросто отправил меня куда подальше, но я использовал свою способность и теперь стою пред тобой!       Гоголь перестал меня трясти, но голос его звучал излишне громко и звонко, как весенний ручей. Голова снова начала давать знать о том, что она у меня всё ещё на плечах, а не валяется где-то в банке с формалином. Лермонтов оттянул от меня Николая и выставил за дверь, при этом словно не затруднившись нисколько. Михаил Юрьевич подошёл к кофейному столику, стоявшему около кушетки, и взял оттуда хрустальный графин с водой, а после отлив из него живительной жидкости в стакан, поднёс его ко мне. Он подвёл свою руку мне под спину и помог принять сидячее положение, а после и помог отпить воды. — Подозреваю, что ты чувствуешь себя крайне плохо.       Я хотела уже ответить на его фразу, но только открыв рот не смогла выдавить и звука. Значит всё получилось? Вопросительно посмотрев на господина Лермонтова я попыталась хоть как-то попытаться донести до него свой вопрос, хорошо, что он всё понял. — Всё прошло более чем спокойно, но у тебя, Антония Павловна, достаточно объёмный словарный запас, который пришлось адаптировать под японские реалии языка. Писать ты сможешь на двух языках и это уже несомненно положительный результат. Ты сможешь без особых проблем выучить японский, но когда ты это сделаешь, то мне придётся снова провести данную процедуру, она пройдёт более мирно.       Обычно крайне молчаливый Лермонтов сегодня разговаривал достаточно долго. Но ещё раз пережить такой мозговой штурм я не очень то и хочу.       Михаил Юрьевич помог мне подняться и выйти из комнаты, как выяснилось тело у меня до невозможности занемело и ходить у меня получается только с большим трудом. Значит в бессознательном состоянии я пробыла достаточно долго. Медленно, но верно мы смогли добраться до моей комнаты, где нас ждала одна из сироток, оставшаяся с графом Толстым. Девушка с блондинистым цветом волос быстро подошла ко мне и придержав одной рукой за плечи и взяв другую под локоть, повела меня в ванную комнату. — Я Вам помогу, госпожа Антония, а то Вы слишком слабы.       Я смогла только кивнуть и довериться девушке. Она помогла мне снять одежду и залезть в ванну, наполненную горячей водой с какими-то маслами, острее всего я почувствовала аромат чайной розы. Расслабившись в горячей воде я начала смотреть на девушку, которая омывала мне руки. Красивая, а волосы особенно ярки и привлекающи, словно чуть поблекшее золото. Я даже позавидовала её шевелюре… Глаза её были совершенно обычны цветом-серые, но даже не со стальным оттенком или цветом грозового неба. Её глаза мне напоминали камни на пляже в Геленджике, которые только начали обсыхать на солнце от недавно попавшей на них воды. Кажется, что я начинаю понимать помещицу Салтыкову.* Убивать, конечно, у меня рука бы не поднялась, но если представить крайне завистливого и жестокого человека, то я вполне могу его или её понять.       Девушка перешла к моим волосам и начала расчёсывать их. Свои волосы я считаю крайне странными и неухоженными. Я бы сказала, что цвет у них достаточно красивый, но всё портит излишняя ломкость и матовый блеск, солома, если выразиться ещё более критически. — У госпожи красивые волосы, словно кора у темнохвойного дерева в Тайге.       Да ну? Правда? Я сомневаюсь в твоей искренности, но винить тебя уж точно не могу, как никак, а твоё нахождение здесь зависит от моих слов. Но это печально конечно.       Я опустила обе руки под воду и подняла одну из них, поднеся к своему лицу, рассматривая. Понятия не имею зачем это сделала, но если это совершила, значит в моём головном мозге что-то этому поспособствовало. Прекрасно, теперь я действую, совершенно не зная зачем. Печаль, тоска и всё подобное.       Девушка снова помогла мне выбраться из ванны и обтерев меня полотенцами, одела в халат. Меня подобная помощь не смущает, ведь дома я жила почти так же, как и сейчас здесь.       Я уж думала, что лягу спать, но моим желаниям не суждено было сбыться только из-за того, что было начало четвёртого по дню. Не люблю спать при дневном свете, режим сбивается и ещё больше спать хочется. Подойдя к гардеробу я открыла дверь и потонула в различных предметах одежды. Оденусь в что-нибудь закрытое, но мягкое, а то моя нега растворится, словно её и не было.       Я жестом показала сиротке подойти ко мне, что она собственно и сделала особо не сопротивляясь. Поможет одеться, а то руки у меня всё ещё слабые, как будто мои мышцы стали соединительной тканью, не знаю почему мне это сравнение пришло, но пусть уж будет так.       Хорошо, так где моё платье из мериносовой шерсти? Оно темно-коричневого цвета, можно сказать, что этот цвет неудачный, но на мне смотрится вполне сносно. Бабушка говорила, что тёмно-коричневый, когда я его использую в одежде, становится очень благородным и достойным, элегантным. А моя достопочтенная бабушка уж точно знала толк в цветовых гаммах и фасонах. Собственно, весь мой гардероб был составлен моей известной родственницей-аристократкой.       Наконец, найдя это платье я указала на него светловолосой девушке. Она поняв мои намерения, взяла в руки платье и повернулась ко мне лицом. — Мне подобрать обувь, госпожа Чехова?       И как я ей скажу, что хочу надеть что-то удобное? Ладно, не свалюсь же я от неразработанных мышц? Но мне не бывало повезло, на мои глаза попались туфли-перчатки бежевого цвета. Да название невероятно странное, но такие туфли очень удобны, твоя ступня словно находится в гимнастической чешке. Ещё один приятный бонус это то, что в этой обуви можно достаточно бесшумно ходить, что я очень ценю и люблю. Возможно, это будет выглядеть так, как будто я параноик или что-то на подобии, но я просто не люблю издавать звуков. Хм, странная привычка, я думаю, но что поделать? Наверное, это следствие из моей застенчивости и скромности?       Девушка взяла мои туфли и посмотрев на меня сказала подождать её здесь. Уж лучше бы я сама переоделась, ей Богу! Она что сопровождать меня постоянно будет? В конце концов я не калека.       Я подошла к столику, который стоял посреди гардеробной и села на рядом стоящий стул. Сердце участило свой ритм, а дыхание вторя сердечным движениям решило участиться тоже. Командная работа человеческого организма. Хах, и что мне в голову приходит? А более в мой мозг не пришло ни одной мысли, пустота и всё тут. Кажется у меня моральное истощение, чем иначе объяснить моё крайне неудовлетворительное состояние? Да у меня одни вопросы в голове! Давно такого не было, раньше я всегда находила ответы или их возможные варианты, а сейчас меня поразила чуть ли не лень, которая является грехом.       Как же сложно.       Только сейчас ко мне пришло осознание грядущего действа и дальнейших активных манёвров, которых, по всем известному закону, избежать нельзя.       Как же страшно.       И как всё пойдёт дальше? В плане всегда есть недочёты и «провалы», поэтому я не знаю, что может случиться дальше. Именно неопределённость и невозможность контролировать ситуацию пугают меня, а если у меня не будет уверенности в реальном и положительном для меня результате, то это уже… — Госпожа Чехова, Вы в порядке?       Я кивнула и приняла помощь служанки с неизвестным именем, которая подставила своё плечо чтобы я смогла подняться. Хм, а ведь она спасла меня от замыкания в собственных думах, ведь самое страшное заточение это, то в которое человек сам себя загоняет. Спасибо, я сказать не смогу, да и странно это выглядело бы. Но, если подумать, то я сомневаюсь, что граф воспитывал своих подопечных, как слуг, поэтому она бы не удивилась моей благодарности и сочла бы её, как признательность за помощь. Но меня до безобразия смущает и нервирует то, что я не могу спросить её имени, ведь это совсем неприлично! Ах, вот она тягость немоты-нет практичности и экономии времени, так ещё и не все поймут даже с использованием языка жестов. И это не считая средств потраченных на письменные атрибуты, предназначенные для коммуникации. Ох, одни минусы в повседневной жизни немого человека.       Условимся, что девушку зовут Ульяной, пока не узнаем её имя. Понимаю, что это крайне некрасиво давать имя, не имеющее никакого отношения к человеку, но надо же мне её как-то называть в своих мыслях. Пусть даже мне и от самой себя противно за такую вольность. Думается мне, что некоторые придумывают не имена, а оскорбления, этого позволить я себе точно не смогу. Ульяна помогла мне одеться и в довершение она повязала на моей шее лёгкий бежевый шарфик. Именно шарфик, потому что дать другое название этой материи, висящей на моей шее аки облачко, я дать точно не смогу. Вот только представьте, как будет выглядеть реальность и название если это, величать шарфом. Если бы я так сказала, моя учительница русского языка схватилась бы за сердце, но не своё, а за моё… И выжгла бы в нем незаживающим клеймом надпись «искажение факта»! Она говорила, что именно искажение фактов и является довольно частой и распространенной ошибкой в сочинениях и подобных работах, слава Богу, я не страдала таким недостатком в своей речи и написании.       Время уже было половина шестого, я уж было подумала о том, зачем одевалась и мылась, ведь уже и отойти в комнату пора бы, но Ульяна сказала о вечернем ужине, на котором я точно должна присутствовать.       В итоге, Ульяна взяла меня под руку и открыв двери, ведущие в коридор, начала вести меня до трапезной. Всю дорогу я не могла нормально ходить, ноги очень быстро уставали и потому моя персона перенесла большую массу своего тела на блондинку. За это мне стало настолько неудобно, что с каждым моим резким движением я чувствовала, как мои щеки и лоб опаляет жар. Самым страшным были лестницы, на каждой ступеньке мои ноги подкашивались. Но всё плохое заканчивается поздно, поэтому мы через некоторое достаточно длительное время смогли доковылять до дверей столовой. — Госпожа, может быть перед тем как войти в трапезную Вы передохнёте? Я думаю, что если Вы появитесь в истощённом виде перед господами, то Вам станет крайне неудобно…       Я посмотрела в глаза служки, она в свою очередь смотрела затравлено и исподлобья. Боже, как будто я тиран какой-то… Но в её словах есть резон, пожалуй, мне и впрямь стало бы стыдно. Я кивнула девушке, которая заметно расслабилась после моего телодвижения. Как хорошо, что здесь есть стулья и кресла. Просидела я минуты три, но как только поняла, что так долго заставлять ждать джентльменов не может даже девушка, быстро, насколько это было возможно в моём положении, поднялась. Два мальчика открыли двери и пропустили нас с Ульяной вперёд.       Приглушённый свет от люстр сразу заставил мои зрачки сузиться, а нос дёрнуться. В коридорах было темнее. За столом сидели все члены «Смерти небожителей» и новоявленный Александр Сергеевич, который вёл себя несколько нагло. На него немигающим взглядом смотрел Фёдор, а когда Пушкин поднимал на него глаза, то сразу сглатывал и отворачивался. Фёдор Михайлович перевоспитывает непросвещённого? Это смотрится крайне комично.       Я улыбнулась всем присутствующим и подключила свою память… Ах, как давно я так не общалась.       «Простите за опоздание, были некоторые неприятности. Надеюсь, моё отсутствие не сильно тяготило и задерживало ужин»       Брат несколько раз моргнул и воспрянув духом, скорее из-за того, что понял меня решил ответить. — Нет, Чехонте, мы не особо долго ждали. Как ты себя чувствуешь?       Лермонтов посмотрев на наш интересный диалог расслабился и заметно повеселел. Переживал за свою работу? Ну, наверное да, я сомневаюсь, что он каждый день проводит процедуры перемены восприятия, это, я думаю, крайне волнительно.       «Я рада, спасибо за заботу, чувствую себя вполне хорошо. Но меня мучает вопрос, как долго я была без сознания?» — Ты пролежала без движения около четырёх дней, Антония. Хорошо, что ты вполне способна передвигаться самостоятельно.       Глаза у меня значительно увеличились в диаметре. Не знала, что Фёдор понимает немой язык, это несколько неожиданно. Я перевела на него взгляд, он смотрел спокойно и даже участвующе, но как только по за́ле разнёсся омерзительный скрип Фёдор медленно повернулся к Александру. Сама же жертва, коей являлся Пушкин, явно вздрогнула и начала мелко трястись. Что же такого сделал или сказал Достоевский, что беспардонный наглец так себя начал вести только при одном его взгляде?       Звонкий смех прозвучал по всей комнате. Думаю, не стоит говорить, кто так проявляет свою радость, догадаться достаточно легко. Гоголь схватился за свой живот и согнулся в три погибели, иногда его руки всё же переставали держать своё тело, но вздымались они для того чтобы утирать невидимые слёзы. Я только одно понять не могла, как его цилиндр с головы не слетел хотя бы в туже самую тарелку с салатом? Закончив изливание своих чувств, Гоголь ещё слегка потрясываясь и блаженно улыбаясь, решил наконец хоть что-то сказать. — Ох, птенчик, твоё лицо бесценно! Дост-кун умеет удивлять! Даже я не знал, что он знает язык жестов. Федя, это крайне обидно знаешь ли, мы с тобой с самого детства знакомы, а ты так вероломно скрывал свои познания!       Колю снова пробило на смех. Истерика? Переволновался за меня что-ли?       Я подошла к стулу, который мне любезно отодвинул черноволосый мальчик, и села за стол. — Николай, хватит нарушать своим смехом умиротворяющую тишину ужина! Антония наверное очень утомлена.       Гончаров посмотрел на меня в ожидании подтверждения своих слов. Я отняла свои руки от столовых приборов и снова начала выводить ими движения со смыслом. Таким темпом я уж точно буду заморена голодом…       «Я вполне хорошо себя чувствую, не волнуйся, Ваня» — Она говорит, что вполне здорова и бодра, просит чтобы никто не беспокоился.       Все, за исключением Достоевского, посмотрели на моего брата, озвучившего мои движения руками. Собственно, смотрели они на него непонятными взглядами, словно сурикаты. Я хихикнула от своего сравнения, что впоследствии и привело к тому, что некоторая часть нашей скромной компании перевела взгляды на меня. Я попыталась подавить свой смех, что на удивление у меня получилось. — Хорошо, что с тобой всё в порядке, Антония, мы все волновались, а особенно оба Мишеньки.       Граф тепло мне улыбнулся, на что я ответила зеркально. У меня складывается ощущение, что Лев Николаевич не может испытывать негативные эмоции. Моё сердце слегка замерло, а в душе потеплело, словно на грудь положили грелку.       В последующие минут двадцать за столом почти все молчали, конечно не считая Гоголя, который бросал забавные шутки, а также Пушкина, который издевался над столовыми приборами. Как только Ваня Гончаров смог стерпеть это? Он крайне ревностно относится к столовой утвари и серебру с сервизами. Со знанием этого становится вполне понятно, почему Иван Алексеевич так ненавистно смотрел на новоявленного члена организации и почему так сожалеюще и с затаённой болью глядел на столовые ложки, вилки и тарелки. Михаил Юрьевич был самой невозмутимостью, но он охотно вёл диалог с Фёдором и графом. Только мы с братом иногда перебрасывались несколькими жестами.       Думаю, что мне нужно объяснить откуда я знаю язык людей определённой группы. Всё просто, как выучить заповеди Корана или Библии наизусть. Дело было тогда, когда нас с братом признали родственники с ветвей матери и отца. Можно сказать, что нам было очень трудно видеться и общаться тем более. Собственно, наши встречи были только на званых приёмах и ассамблеях, но и там мы не могли разговаривать в полной и бесформальной форме. Конечно, мы могли бы и прислать друг другу приглашения на аудиенцию в поместье родителей матери или отца, но есть существенное «но». Даже в наш крайне прогрессивный век, в нашей индустриальной стране есть множество сплетен, которые очень любят распускать люди, как женщины так и мужчины. Династические браки даже сейчас существовали, но они приобрели более компромиссное русло. Вообщем, если бы мы виделись наедине и достаточно часто, то многие бы пустили слухи о том, что в скором времени, высшая аристократия будет встречать новоявленную семью Ломоносовых. Именно из-за этого мы и начали изучать язык жестов. Естественно, что и без наших встреч многие говорили о нашем союзе, но в том то и дело, что эти слухи были без «корней», то есть практически не имели оснований существовать. И таким россказням не верили даже закоренелые интриганы. Согласитесь, что уж лучше так, чем пытаться оправдываться, почему мы не заключим союз, ведь он был бы крайне выгодным. Так нас и спас язык жестов, но мне достаточно хлопотно было его изучать. Даже сейчас могу допустить ошибку.       Собственно, на такой ноте и закончился ужин. Я была непомерно рада тому, что мне не пришлось вести беседу с Александром, осадок от прошлой малопонятной встречи у меня остался до сих пор. — Ты идёшь спать, Антошка?       «Нет, я посижу ещё немного здесь.»       Миша, увидев ответ, сказал мне долго не засиживаться и, поцеловав в лоб, он отошёл в свою опочивальню. Я хотела не сколько посидеть в тишине и покое, сколько поговорить с Фёдором, который собственно и остался на своём месте. Наши встречи становятся настолько регулярными, что в пору уже должны закладываться некие предположения о наших хороших взаимоотношениях. Но думаю, что люди, живущие здесь, слишком благородны и тактичны чтобы напрямую спросить, да и что плохого в наших отношениях? Разве это ни хорошо, когда люди в организации ладят и понимают друг друга? Вот и я думаю, что это благая весть… Единственные люди, которые могут беспардонно наплевать на приличия это Коленька Гоголь и Александр Пушкин. Гоголь сделает это чисто из-за своего задорного характера, а Пушкин из-за незнания правил поведения и такта в обществе. Хотя, на счёт Александра я чуть сомневаюсь… Слишком он затравлено и покорно смотрел на Достоевского. Не люблю, когда существуют разногласия, которые несомненно помешают образованию доверия и вершению общего дела, это дополнительный гвоздь в ногу, идущего человека.       «Я хотела бы поговорить, ты не против?» — Всенепременно, я знал, что ты захочешь обсудить ситуацию.       Ну и хорошо, тогда проще нам обоим будет.       «Михаил Юрьевич сказал, что он снимет действие своей способности только тогда, когда я выучу японский, но ты сказал, что он может ослабить влияние своего дара на мой мозг.»       Фёдор смотрел с некой ленцо́й и расслабленностью, словно данный, тонкий упрёк, его совершенно не тревожил нисколько. Либо он просто виртуозно скрывает свои эмоции, либо он и впрямь не о чём не переживает. Да, понять подобных людей крайне сложно. — Я предположил, что тебе будет проще изъясняться в устной речи, чем на жестах, потому и сказал, что Михаил Юрьевич будет ослаблять контроль. Он так же сказал, что это практически не принесёт тебе никаких болей или неудобств, кроме как некого странного физического ощущения происходящего с твоим головным мозгом.       Мои щеки слегка покраснели… Что поделать? Я могу смущаться только потому, что чего-то не знаю, даже если у меня не было возможности узнать нужную информацию. Фёдор, как обычно, всё популярно и доступно объяснил. Иначе чем магией подобное умение назвать нельзя, ведь зачастую очень сложно сказать то, что хочется, правильно. Моя фраза скорее не имеет значения в данной ситуации, но отчего то сказать это захотелось, опять мозг сам себе на уме. Да и что-то часто эта несомненно важная человеческая часть фигурирует в разговорах и мыслях, зазналась что-ли? Но как приструнить собственный мозг? Да и глупо это, мой мозг так и блещет упрямством и непокорством. Знаю, что это звучит крайне странно, но это идентично тому, когда в твоей голове непроизвольно начинает играть, так сказать «заедающая» музыка. На этом примере, я думаю, всё более менее понятно.       «Тогда у меня вопросов не осталось, спасибо за ответ.»       Он кивнул и мы погрузились в спокойную тишину, которую разрушали только редкие звуки из других частей поместья. Ярые возмущения брата, вездесущий смех Коли и добродушного графа. Я даже смогла услышать чуть ехидный голос Ивана Алексеевича и ворчащий Михаила Юрьевича. Единственное, что я не слышала так это звуки, которые могли издавать живые люди в данной комнате и хоть какой-то отголосок присутствия Пушкина. Последнему я не доверяю и то, что он может быть где угодно в поместье, меня нервирует, в отличии от других обитателей дома. Фёдор подошёл к достаточно большому шкафу с литературой, понятия не имею откуда взялся этот громоздкий предмет мебели в трапезной. Проведя рукой по корешкам книг, он остановился на самой, на первый взгляд, старой книге. Не скажу, что этого хранилище знаний выглядело настолько древни, что развеется в прах прямо сейчас, но внешний вид говорил о почтенном возрасте. Он взял книгу и подержав её в одном положении несколько секунд, развернулся ко мне. — Твою прислужницу зовут Наталья, я думаю, что ты хотела это знать. Она как и другие слуги уже знает про твою особую ситуацию, разумеется в другом ключе.       Значит, Наталья? Хорошо, я учту и запомню. Достоевский подошёл к стулу, на котором я собственно и сидела, и протянув руку призывно посмотрел. Я поняла намёк и отняв свою руку от коленей протянула свою ладонь. Поровнявшись, мы неспешно вышли из столовой, как подобает благовоспитанным людям. Моя рука покоится на изгибе его локтя, а в другой, он держал выбранные недавно труды неизвестного мне автора. Конечно, я сомневаюсь, что Фёдор Михайлович будет читать низкосортную литературу, поэтому я думаю, что автор достаточно неплох. Я, по воле случая, решила попробовать подсмотреть, что читает кавалер, сопровождающий меня и каково было моё удивление, когда на обложке не было никаких надписей. Странно достаточно… Книга не настолько стара, чтобы название стёрлось. Парадокс, однако. — Это записи некоторых людей проживающих в поместье, поэтому на обложке нет ни названия ни автора, только год написания.       Ничего себе… Так это же полноценные многотомные повести. Видимо, очень много людей любило записывать что-то, мемуары или простые рассказы.       Я, как человек желающий услышать продолжение речи собеседника, непрерывно смотрела в глаза Фёдора. И конечно, он смог понять мои немые прошения. — Множество личностей не были мастерами слова и пера, поэтому в их записях и рассказах произрастает искренность, а не эксперимент над персонажами или ситуацией. Их повествование не идеальное, где-то даже весьма посредственное, но они рассказывают то, что думают и видят. В словах таких людей нет ни слова лжи… Мне интересно их изучать, когда я читаю такие дневники, я словно прикасаюсь к их мнению и мыслям, это и будоражит сознание. Такое чувство сложно передать словами.       У меня сердце замерло от такой речи. Он так трепетно относится к душам людей, даже не так… Они ему интересны в первозданном виде, без какого-либо умысла или заносчивой идеи. Я думаю, что именно так Достоевский и научился понимать людей и их намерения. В доме нет ни одной книги, созданной идеей, в этом я уверенна. Машинально, я осмотрелась вокруг, дабы просмотреть количество трудов, вот только мы шли по коридору, в котором редко встречались картины, но точно не то, что мне было нужно. Смутившись от своего, как я считаю, достаточно нелепого действия, я аккуратно высвободила свою руку.       «А ты, Фёдор, начал писать?»       Знали бы вы, какое предвкушение я испытала, когда спрашивала об этом. Мною завладело желание прикоснуться к личности человека, которому я симпатизировала, можно сказать, что это было сильное наваждение. Эта идея возбуждала мой мозг и частично тело, в движениях появилась некая резкость и истома. Кажется, я начинаю понимать Фёдора… Это чувство невероятно!       Достоевский смотрел на меня безразлично и прямо, что я уже успела почувствовать некую вину за свои эгоистичные и вероломные желания. Страшно представить, что испытывал Пушкин, оказавшись под таким надзором. Я уж было подумала, что он упрекнёт меня, но Фёдор сделал совершенно иное действие. Он снова подставил локоть, остановившись по среди длинного коридора. — Не будем пренебрегать правилами хорошего тона, даже если мы не посреди общества.       Намёк понят, но желание это не усмирило. Надеюсь, что хоть когда-то я смогу приблизился к его ходу мыслей и сумею понять лучше этого дивного господина…       Положив свою руку, мы снова отправились в путь. Только вот один у меня вопрос… Куда собственно мы идём?

***

      Лёжа в кровати я понимала, что для меня сейчас сон-это самое ценное богатство. Ни Сомн, ни Морфей, ни Гипнос, или Фантазус не хотели принимать меня в свои прекрасные ночные царства, словно издевались. Вот, что это за боги, которые так жестоко поступают с людьми?.. Конечно, я понимаю, что обвинять богов в эгоизме крайне смешно, они ведь боги. Живут уже предостаточно, поэтому и не особенно тревожатся о людских горестях, которые понять сами не в состоянии. Но как же хочется просто по-человечески провалиться в бессознательное состояние и увидеть любой сон, а можно и просто ничего не видеть. Осознание того, что через несколько часов выглянут первые лучи солнца, которые Япония встречает первой, будоражит и заставляет с огромной силой зажмурить глаза в четной попытке заставить организм образумиться и не возникать. Но от этих действий спать расхотелось окончательно и поэтому, с многострадальным криками души, я решила просто посмотреть в пустоту. Конечно, назвать ночной пейзаж, который был виден из окна, пустотой было достаточно неправильно, но как объяснить то, что я как будто спала с открытиями глазами? Чёрт бы побрал меня заснуть в дневное время, ведь если это неведомым образом случилось, то можно смело заявлять, что я не буду спать ночью.       Подобрав своё расслабленное тело с тёплой кровати, я сползла на пол и расположилась там. Странно? Не то слово! Но в некоторые моменты мне хочется почувствовать себя в самом тёмном и беспросветном углу, который только можно было найти в поле моего зрения. Как меня за это ругала бабушка не передать словами… Словом, её месть заключалась не в громогласных криках, а в полной сдаче моих непристойных для леди действий, моей учительнице этикета… Как можно было понять, я старалась не попадаться на своих странностях, но пыталась не значит, что это выходило успешно. В общем, я могу сказать только то, что учителя этикета уж точно не ангелы, скорее люди подверженные влиянию бесов. Но несмотря на моё крайне нелестное замечание, которое я скорее сделала из вредности, чем из реальной неприязни, учителем она была совершенным и понимающим. Мировая женщина, если выразиться более всеобъемлюще.       Сейчас мне очень стыдно за такое поведение, но никто ведь не видит? Я закрыла глаза и, как бы это парадоксально не звучало, слушала тишину. Я думала, что в этом имении всегда будет издаваться какой-либо звук, будь то шарканье шагов или дыхание, но ночи были удивительно бесшумными, даже слегка звенящими от этой гробовой тишины. Поэтому для меня было сильной неожиданностью то, что непосредственно рядом с моей дверью послышались шорохи. Я физически ощутила, как в мою кровь влился адреналин, надпочечники постарались. Сердце участило свой ритм, а в голове пролетели тысячи вариантов исхода событий и моих последующих действий. Честно? У меня даже был построен вполне полноценный план по которому я собиралась действовать, вот только я решила выжидать. Сейчас у меня полностью отключилось понимание того, что в особняк никто пробраться не смог бы, наверное, мозг посчитал эту информацию бесполезной. Ага, как же… Я затаилась и почти не дышала, не только ради того, чтобы меня не услышали, но и чисто на инстинктах. Звуки приближались и затихли на несколько мгновений, это было самым страшным моментом, словно злодей решил прислушаться и решить в какую дверь первой войти. Моя кожа покрылась мурашками и я уже приготовилась отправить постороннего в близлежащий гроб, но в какой-то миг я поняла, что лучше будет, если я его или её не убью, а обезврежу. Поэтому между моих ладоней были плотно сжатые ленты для волос, думала чуть придушить человека, но слава Богу, пришелец ушёл при этом споткнувшись за что-то. Моё дыхание стало прерывистым и частым, но как хорошо, что те же самые надпочечники выделяют и норадреналин…       Первым моим порывом было выбежать за дверь, заставив врасплох неизвестного, но хорошо, что я начала думать, а не действовать. Поняв, что это был кто-то неуклюжий из обитателей дома, я успокоилась, но какой-то червячок сомнения грыз мой мозг.       С глубоким вздохом я поплелась к кровати и в прямом смысле завалилась на неё. Что-ж сказать, стресс и все дела, могу единожды себе позволить такое поведение. Накрывшись одеялом, ко мне пришло такое долгожданное чувство сильной усталости. Меня начало клонить в сон. Неужели на меня наконец обратили внимание боги снов и сновидений? Если да, то это несомненно хорошо…       Сны мне если и снились, то я их совершенно не помнила, ну и ладно не велика потеря. Хорошо, что я смогла вполне нормально отдохнуть, а то увидели бы мои сожители огромные синяки под глазами и даже без преувеличения трупный вид человека разумного.

***

      На следующий день я увидела хромающего Александра Сергеевича Пушкина, не сложно было понять, кто так хорошо сумел меня напугать в ночное время суток. Я испытала не только облегчение, но и лёгкий страх тоже. Всё же надеюсь, что мы когда-нибудь сможем доверять друг другу. А то либо я слягу с сердечным приступом либо он, с той же причиной смерти, из-за того, что испугался моего довольно несвежего вида. А если он умрёт, то это останется на чьей совести? Вроде бы и сам виноват, что довёл леди до истощения, а вроде бы и я тут изрядно потрудилась. Хах, замечательный парадокс!

В игру вступает пешка!

Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.