Реквием

— Гэвин, только, пожалуйста, не дёргайся. — Давай уже поскорее. — Ты точно готов? — Да, да, да!       Декарт кивнул и занес разогретый пламенем факела клинок на рану от удара мечом на руке Гэвина. — Держись, иначе потом придётся отрезать руку.       Ричард прижал лезвие к ранению. Рид заорал сквозь сжатые на полоске кожаной ткани зубы, зажмурился, из глаз брызнули слезы. Ричард сочувственно поморщился, подержал его ещё несколько секунд, а потом быстро откинул в сторону, сию секунду перевязывая чистую прижженную рану куском ткани. Рид часто и рвано дышал, широко распахнув глаза. — Ты как? — спросил Декарт, закончив перевязь.       Гэвин взглянул на него. — Н-нормально, — ответил он, переведя взгляд на заштопанную рану. — Спасибо. — На здоровье, — хмыкнул рыцарь. — С тобой было бы слишком много хлопот, если бы я этого не сделал, — сказал он, не скрывая гордости за первую в его жизни проведённую операцию.       Гэвин же был напряжён и скептичен. Однако, хоть Ричард и не знал точно и, наверное, не мог знать, ему показалось, что в глазах Рида, и, пожалуй, только в них, мелькнула улыбка и расположение. Ему стоило больших усилий не улыбнуться в ответ на этот взгляд.       Декарт опустился на пол и придвинулся к противоположной от Гэвина стене, ближе к выходу. Вытянул ноги, с наслаждением потянул спину, положил руки за голову. Зевнул. — Нам ещё полночи тут сидеть, — через пару минут тишины произнёс он. — Может, поговорим? — О чем?       Ричард пожал плечами и замолчал, не отводя взгляда от Рида. Они сидели, смотрели друг на друга, и Декарт поймал себя на мысли, что ему, в целом, нравится сидеть и в тишине. А ещё ему показалось, что Гэвин хочет забраться к нему в голову. — Как ты, весь такой хороший и добрый, оказался на войне? — наконец подал голос Рид, сцепляя руки в замок. — Я рыцарь, и это мой долг, — похвастался Ричард, приподняв подбородок и сложив руки на груди.       Гэвин как-то по-злому усмехнулся. — А тебе это самому-то зачем надо?       Декарт задумался. — Хочу защитить страну, — уверенно и честно ответил он. — Может, если подвернётся случай, совершить подвиг. Прославиться. — Война — это не геройство и вечная слава, — хмыкнул Гэвин, глядя на Декарта исподлобья. — Это кровь, смерть и бесконечные попойки после неё, если останешься жив. И шрамы. Сколько тебе лет вообще? — Двадцать два. Так значит эта штука, — Ричард пальцем показал на свой нос, повторяя движение рубца на лице Рида, — у тебя тоже с какой-то битвы?       Гэвин поморщился, будто ему было неприятно об этом вспоминать, опустил взгляд, пальцами начал перебирать оборку одежды, нахмурился, а потом, краем глаза поймав заинтересованный взгляд рыцаря, не выдержал и громко рассмеялся. — Да нет, — сказал он сквозь смех, — этот остался после пьяной драки в таверне.       Ричард отчего-то тоже хихикнул, следя взглядом за пробегающей мимо худенькой крысой. Коротенькими лапками она засеменила в сторону приоткрытой двери, наверняка чтобы спуститься на улицу и чем-нибудь подкрепиться.       Гэвин же, как только тоже увидел её, вздрогнул, вжался в угол, подобрал под себя колени и испуганно посмотрел в ту сторону, откуда она выбежала, а затем туда, куда убежала. — Боишься мышек? — с усмешкой спросил Декарт, рассматривая насторожённое лицо Гэвина Рида. — Вот это неженка. — Моя бабка и тётка умерли от чумы, — тут же ответил он, даже не задумавшись о том, стоит ли открывать такие… специфические детали его личной жизни. — А я закапывал их изрытые гнойными язвами трупы. Так себе перспектива.       Ричард замер, даже дышать на несколько секунд перестал. — Оу, — он решил выдать самое тупое из того, что мог бы сказать. — Я не знал.       Удостоверившись в том, что крыса безвозвратно убежала, Рид немного расслабился. — Конечно, не знал, — он удивленно уставился на рыцаря. — А откуда тебе было знать? — Да это я просто…       Ричард отчётливо понимал, что из непринужденного их диалог сделался совершенно неловким, и это почему-то его напрягало. И он замолчал.       Из окна подул холодный ветер. Спящий рядом с ними старик как-то неудовлетворённо хрюкнул, но сна не прервал. Если прислушаться, можно было услышать шум ещё продолжающегося пира — уже гораздо тише, чем было ранее. Наверняка они все, вдрызг пьяные, позасыпáли головой на столах. — Ты сказал: «Война — это не геройство, » — осторожно начал Декарт после долгой паузы. Гэвин просто таращился в стену, но, услышав его голос, чуть вздрогнул и словно бы проснулся. — Почему? — Много ли геройства надо, чтобы резать всех направо и налево? — невесело усмехнулся он. — Низкое коварство, только и всего. — А как же спасение страны? — возразил Ричард. — Страна такова, каковы её граждане, — Рид пожал плечами. — И если люди готовы резаться друг с другом из-за того, что что-то не поделили, не договорились, неправильно поняли… Стоит ли идти на такие жертвы ради страны?       Он немного помолчал, а потом продолжил. — Это в любом случае не наша война. А значит — ни победителей, ни побеждённых. Только пустошь и те, чьи войска потерпели чуть меньший крах. И если бы у меня был выбор, я бы оставил всё на толстосумах и королях, которые это и затеяли.       Ричард отвернулся, посмотрел на дрожащее пламя факела и понял, что дыхание его дрожит точно так же.       «Ты не прав!» — хотелось сказать ему. Однако ни одного аргумента в свою пользу придумать он так и не смог. — Так значит ты — противник войны, и тем не менее прибывший во Францию на войну. Как это случилось?       Рид нахмурился, смотря на свои сцепленные в замок большие руки, на тонкие пальцы, на грязь под ногтями. Он закусил губу. — Долги, — просто ответил он и понуро пожал плечами. — Перед кем? Перед Короной? — Перед семьёй, — поправил его Гэвин. — Надо вытащить кое-кого из беды.       Ричард понял: для него эта тема закрыта. И потому следующий вопрос он задал, что называется, ни о чем: может, о детстве, может, о музыке или любимом деле — ему уже и не вспомнить. Но за этим разговором двое провели оставшуюся им половину ночи.       Гэвин Рид оказался на редкость для своего положения умным человеком. Он наизусть цитировал Джона Барбора, Иммануэля Римского, Франческо Петрарку, но больше всего ему нравился Данте. — «Я в опаленный лик взглянул пытливо, Когда рукой он взялся за кайму, И темный образ явственно и живо Себя открыл рассудку моему; Склонясь к лицу, где пламень выжег пятна: «Вы, сэр Брунетто?» — молвил я ему»       С выражением явного довольства собой он, улыбаясь, пересказывал отрывки «Божественной комедии». С улыбкой на лице он был гораздо более красив, чем без неё. — Ты, видимо, большой романтик, раз тебе нравится Данте, — заметил Ричард, приподняв бровь. — Его любовные сонеты очень нравились моей матери, — тень дружелюбия и хорошего настроения на его лице исчезла; вернулась угрюмость и болезненная бледность. Декарт не мог понять — он злился на мать или ему было больно? — Тётка рассказывала, что отец заманил её тем, что пьяным в каком-то второсортном борделе начал читать ей наизусть один из таких. — Твоя мать была проституткой? — переспросил Ричард.       Собеседник в ответ пожал плечами, что могло означать лишь согласие против своей воли. Расспрашивать о семье он больше его не стал. — А ты вообще откуда такой взялся? — Из Шотландии, — Гэвин взглянул на него недоуменно.       Ричард щёлкнул себя по лбу. — Точно, — хмыкнул он. — Этот говор. А старик, — он кивнул на дремлющего дядьку, — кто он тебе? — Никто, — фыркнул Рид. — Я не знаю, кто он. Зовут, вроде, Дугласом. Разговаривал с ним от силы несколько минут. Может, врачеватель.       Ричард удивлённо распахнул глаза и закрыл рот. Затем открыл рот. Затем снова закрыл. Он отдал отличные сапоги незнакомому человеку, хотя и нуждался в них. Больше они в эту ночь не говорили.

***

      Гэвин Рид. Явный простолюдин — это видится в его манерах и поведении. Мать — обыкновенная проститутка. Тогда откуда он умеет читать, и где он достал столько книг? Кем был его отец? Кем-то из знати? И почему он был так хмур, когда говорил о матери?       Столько вопросов, но ответы на них получить Ричард не обольщался. Однако это не мешало им сновать у него в голове.       Задать или не задавать?       Ричард думал об этом, когда утром спускался по спиральной лестнице на улицу. Ему нужно было срочно поговорить с командующим.       Прохладный воздух взбодрил после бессонной ночи. Твёрдым шагом он направился в основное здание, чтобы специально застать командира, заснувшего на пьяную голову непонятно где, чтобы, пока тот ещё не слишком ясно мыслит, выдвинуть одно парадоксальное предложение.       Замок спал. Город тоже. Воздух был плотным, тяжёлым и будто бы не пропускал звук. Низко плывущие серые тучки загораживали уже вот-вот восходящее солнце. На улицах было необычно для армии с тысячами пленных тихо и пусто. Через маленькую деревянную дверь он вошёл в залу, где ещё вчера шла гулянка, и застал спящего во главе стола командующего. В руке он держал чашку с чем-то крепко и дурно пахнущим.       Тихо обойдя его с разных сторон, он присел рядом на длинную скамью, демонстративно прокашлялся и тронул его за плечо. — Командующий… — тихо позвал его он. — Милорд…       Он разлепил один глаз, глянул в сторону Ричарда, чавкнул ртом что-то вроде «я не лорд», зевнул и собрался с тем же успехом продолжить спать. — Простите, сир. Вы мне нужны. — Зачем это? — он разлепил второй глаз, оставив закрытым первый, и взглянул на Декарта. — Позволите задать вопрос? — Давайте уже, я вас слушаю, — буркнул он.       Ричард выдохнул и, не давая себе ни секунды передумать, начал: — Сир Генри, как вы смотрите на то, что на своём посту я буду единственным охранником?       Командующий нахмурился, закрыв и второй глаз, и ответил: — То есть? — То есть мне не нужна смена. Я справлюсь и один.       Сир Генри вздохнул, а после сухо откашлялся. — Мне все равно, поверьте, сир. Поступайте, как знаете. Только в следующий раз не вздумайте будить меня раньше, чем прокукарекает петух. — Простите, сир. Приятного сна. Спасибо вам. — Да, да… — уже не слишком ясно ответил он.       Ричард с довольной улыбкой направился обратно, теперь уже целиком на свой пост.       Где-то провозгласил о начале нового дня громкоголосый петух.