Коридоры замка в Кале в ранний утренний час имели замечательную особенность — они были полны прислуги, которая как раз нужна была Ричарду, чтобы оставаться на виду, и совершенно пусты от рыцарей и приближенных к королю, чтобы оставаться незамеченным для тех, кто не должен был его видеть.
Ричард, пожалуй, первый раз с неизвестно каких времен вошел в нормальную, в смысле, в
обычную человеческую комнату — а именно, в одну из комнат замка, отведенную специально для его спокойного сна. Но он пришел сюда не для того, чтобы выспаться, или скрыться от внимания Гэвина Рида, или тайком сбежать от своей армии. Нет, все было гораздо прозаичнее — ему нужны были деньги. На цели, которые были далеки от прозаичных.
Следует сказать, что комнатка эта была маленькая — гораздо меньше, чем мог бы ожидать уважающий себя рыцарь; и все же она показалась ему, человеку, который несколько дней торчал в сырой, мрачной, холодной, пусть импровизированной, но все еще темнице, настоящим раем. Тут тебе и бьющее в окно солнце, и уютная, по-особенному пахнущая пыль, перелетающая с места на место, и нормальная постель с выточенным по дереву рисунку на изголовье, и даже книжный шкаф — впрочем, в нем были лишь карты, да и те на французском.
Ричард обратил взгляд на свой сундучок с вещами. Содержимого там было немного: нож с белой резной ручкой, свернутая зимняя накидка и пара мешочков с деньгами. Всё это, за исключением денег, он сложил вместе, завернул в какую-то простынь, связал и подхватил на руки. Мешочки с монетами отправились в карманы.
Твердым, уверенным шагом он пошел по длинным коридорам и высоким залам прочь из замка по направлению в город. Сегодня его ждали грандиозные планы, и для их свершения требовалось провести не менее грандиозную подготовку.
Выйдя из здания, Декарт остановился на секунду и вдохнул морозный воздух. Погода сегодня была потрясающая — прохладно, но не слишком, ясно, и всё казалось лучше, чем есть: солнце — теплее, небо — выше, а слегка заледенелая трава — зеленее. Придя к выводу, что именно такой день должен быть знаменательным, он кивнул сам себе, чтобы подбодрить, и начал спускаться по склону по похрустывающей мерзлой земле. Дойдя до ворот, он улыбнулся и, почти вслух смеясь, побежал вниз по пригорку ко входу в город. Поздоровался с городовой охраной, словно бы они были ему старые друзья, и сквозь дома и улицы отправился на поиски порта.
Кале был удивительно заземленным и пыльным. Все тут было крошечное — и дома, и люди, и улицы, песок с которых из-за густых толп поднимался наверх и летел в лицо. По мере продвижения к водному бассейну эти толпы только увеличивались.
Задолго до того, как Ричард попал на рынок, он почувствовал устойчивый запах затхлости, стоячей воды и рыбы. Создалось ощущение, что он обволакивал с ног до головы, и особенно лицо — таким он был плотным. И этот шум… Боже, в мире наверняка не найдется кого-то более шумного, чем французы. Слов было не разобрать — все слилось в цельный гомон, который, как и запах, словно впитался в воздух.
Декарт знал — на простой рыболовной лодке далеко не уйдешь, но большой корабль брать было слишком рискованно, да и дорого. Потому он и пришел именно сюда, на рынок; среди рядка рыболовных суденышек он нашел самое внушительное — с парусом, шагов шесть длиной, — и обратился к большому чёрному мужчине, который возился с сетями на борту.
— Где хозяин? — прикрикнул он не столько чтобы незнакомец его расслышал, сколько чтобы услышать себя самого.
Мужчина недоуменно взглянул на него.
— Quoi?
— Черт, ты же француз, — зачем-то произнес Декарт и виновато улыбнулся, пока рыбак смотрел на него, как на придурка. — Хозяин… как же это… maître?
Тот похлопал себя по груди большой грязной ладонью.
— Je suis le maître.
— Ты? — Ричард неуверенно ткнул в него пальцем.
Мужчина кивнул.
— Oui, que faut-il?
— Я тебя не понимаю, зачем ты со мной разговариваешь? — буркнул Ричард, а затем обратился к нему. — Лодка…
— Bateau?
— Oui, oui, bateau, — подхватил Декарт, отчаянно надеясь, что знания текста и перевода «Песни о Роланде» ему хватит, чтобы договориться с этим человеком. — Bateau нужна сегодня. Aujourd'hui.
Рыбак фыркнул и помотал головой.
— Aujourd'hui, c'est impossible. Seulement après le cantonnement de la flotte anglaise.
Из всего сказанного Ричард понял только «impossible» и «la flotte anglaise», но этого было достаточно, чтобы прийти к выводу, что расклад не в его пользу.
— Слушай, я заплачу, — произнес он и показал мешочек с деньгами. — Но выйти надо сегодня ночью. Cette nuit.
Мужчина, заинтересовавшись, сошел с борта лодочки и подошел к Декарту.
— Où?
— В Шотландию, — ответил он. Француз приподнял бровь.
Ричард предпринял еще несколько попыток догадаться, как на их языке будет «Шотландия», а затем, бросив эту затею, принялся показывать жестами.
— Это Кале, — левой рукой он очертил маленький круг в воздухе.
— Calais, — кивнул рыбак.
— Вот тут — Англия. Angleterre, — слева от первого круга он «нарисовал» второй. Рыбак напрягся, но продолжил слушать.
Над вторым кругом Декарт разместил третий и ткнул в него пальцем.
— Вот сюда.
Мужчина в ужасе отпрянул.
— En Écosse?! — шокировано произнес он. Ричард сомневался, что ему правильно удалось донести свою мысль, но большего он сделать не мог.
Мужчина вновь спустился в свою лодку. Пошарив где-то, он достал какой-то свиток и показал Декарту.
— У тебя все это время была карта, — тихо произнес он то ли с разочарованием, то ли с раздражением, то ли с насмешкой над собой.
Рыбак ткнул пальцем в Шотландию.
— Tu veux que je t'emmène en Écosse?
— Oui, — неуверенно ответил Ричард, не поняв ни слова.
— Нет, — вдруг ответил француз. — Нет-нет-нет-нет. C'est impossible.
— Это важно! — прикрикнул Декарт. — C’est très important!
Но мужчина продолжал повторять «нет-нет-нет» и мотать головой. Он вновь прыгнул на борт своей лодки и продолжил заниматься своими делами.
Декарт сунул руку в мешочек и достал пригоршню монет.
— Это золото, — произнес он, взял из горсти одну монету и покрутил на свету. — Как это… métal jaune…
Рыбак завороженно поглядел на подсвечиваемую солнцем монетку и вновь подошел к Ричарду. Тот отдал ее ему.
— L'or, — тихо произнес он и подбросил монетку на ладони.
— Половина — когда отправишься, — рыцарь указал на горсть монет в своей руке, а затем на мешочек, — половина — когда прибудешь en Écosse. Moitié et moitié. Две половины.
Француз, кажется, понял.
— Сразу такой понимающий, когда дело касается денег, — фыркнул Декарт.
Рыбак точно так же, как несколько минут ранее, непонимающе приподнял бровь, а затем произнес:
— Viens à minuit. Полночь.
— Не я. Мой друг. Mon ami.
— Tu et ton ami?
— Нет, только mon ami.
Француз кивнул и вновь обратил свой взгляд к монетке.
— Оставь себе, — Ричард указал на нее. — Это будет твой raison d'accepter, повод согласиться помочь.
Пока рыбак внимательно разглядывал свой куш, Декарт про себя зарекся никогда больше не разговаривать с теми, с кем не говорит на своем языке.
Зеваки странно поглядывали на него, торговцы подозрительно щурили глаза, и, чтобы избежать чужого пристального внимания, он тихо ретировался.
Идти в городскую кузню он не решился и, вероятно, не пошел бы ни под каким предлогом, даже если бы на него была направлена стрела из лучшего английского лука, потому он направился обратно на территорию замка, где должен был чинить оружие, как Ричард надеялся, англичанин. С высоты своего роста он посмотрел на густые толпы маленьких жителей Кале, напоминающего сейчас муравейник, и, вздохнув, начал протискиваться сквозь город.
Подойдя к замку, Декарт не стал входить через главные ворота, но прошел вокруг, рассматривая стены на предмет какой-нибудь лазейки. Внимательно, пристально, обойдя сначала снаружи, а затем и внутри. Уже практически принимая свое поражение и признавая свой план неосуществимым, он увидел то, что ускользнуло от его взгляда: там, куда замок отбрасывал длинную и широкую тень, совершенно загораживая собой солнце, через каменную, тщательно спрятанную дверь, незаметную для глаза, который не искал чего-то подобного, вошел старый мужчина, одетый как врач, и завел за собой молоденькую блондинку, которая краснела и хихикала от каких-то его слов.
Завидев Ричарда, старик сначала круглыми от удивления глазами посмотрел на него, а затем громко бросил:
— Elle est malade! — это, наверняка, значило, что девушка, якобы, больна, и он сейчас собирается ее «лечить».
Декарт с сомнением оглядел развратный наряд девушки, однако спорить не стал — лишь пораженчески приподнял руки и кивнул, мол, не его это дело. Когда двое удалились в отдельную от основного замка довольно высокую и вытянутую постройку, бывшую, видимо, лечебницей, рыцарь подошел к той двери, из которой они появились, просто чтобы убедиться в своем невероятном везении — хотя, казалось бы, какую параллель можно провести между старым развратным лекарем и удачей? Он усмехнулся, зачесав ладонью уже весьма отросшие кудри назад, и, прислушавшись к звукам и уловив нужный — а именно, звон бьющегося о металл молота, — направился ему навстречу.
Кузня была совершенно обычная — три стены, печь, то тут, то там разбросанные покореженные и починенные доспехи и молодой кузнец, остужающий меч в воде. Несмотря на поздне-осеннюю прохладу, он был в одной рубахе, пот стекал с него ручьями, и Ричард через секунду понял, почему: в лицо ему ударило жаром настолько сильным, что он, даже не подходя к сооружению, уже почувствовал, как намокает его лоб в том месте, где начинается линия волос.
— Ты англичанин, я надеюсь, — громко произнес Декарт на ходу.
Кузнец обернулся и дружелюбно улыбнулся.
— Англичанин, милорд, — ответил он. — Прямиком из Лондона.
— Я не лорд, — исправил его Ричард.
— Простите, сир. Еще привыкаю к этим значениям.
Ричард улыбнулся ему в ответ.
— Из Лондона, говоришь? — он взял в руки рыцарский шлем и покрутил его, рассматривая на предмет дефектов. — В каком районе трудишься?
— В Саутворке.
— А звать как?
— Хью. Хью Уоллес.
— Красиво работаешь, Хью, — Ричард вернул кузнецу шлем. — Обращусь к тебе, когда вернемся в Лондон.
— Почту за честь, сир, — воодушевленно ответил он. — Вы здесь, чтобы проверить, выполняю ли я свои обязанности?
— Не совсем. Мне нужен молот.
— Э-э, конечно, — он нахмурился в непонимании, но начал бегать глазами по стенам и земле в поисках молота. Хью подошел к куче наваленных друг на друга испорченных плечевых доспехах и достал оттуда старенький молот с ржавой ручкой. — А вам зачем? Я могу помочь?
— Нет, — Декарт извиняюще улыбнулся. — Поспорили с другом, кто дальше кинет. Обещаю вернуть.
— Не расстроюсь, если не вернете, — хмыкнул кузнец. — Он здешний и мне без надобности.
— Спасибо, Хью! — Ричард хлопнул его по плечу. — Найду тебя в Лондоне, и вот тогда жди заказ.
— Вам спасибо, сир, — видимо, парнишка из Саутворка не пользовался большой популярностью; лицо его просияло, когда он услышал о подработке, и Декарт твердо решил правда обратиться к нему. Он показался ему славным парнем.
Перечислив в уме все сегодняшние достижения по пути к своему посту, он счастливо улыбнулся. Сегодня действительно знаменательный день.
***
— Где ты ходишь? — вместо приветствия произнес Гэвин с улыбкой. — Такими темпами я ведь и сбежать могу.
— Это именно то, что ты будешь делать сегодня, — уверенно ответил Декарт, явив его взгляду связанную в мешок простыню с зимней накидкой и ножом и молот.
— Чего? — переспросил Рид и, возможно, он сказал бы что-нибудь еще, если бы Ричард не присел перед ним на корточки, не замахнулся молотом и не ударил по немного заржавевшей от сырости цепи, которой нога Гэвина была прикована к стене. С оглушающим звоном инструмент отскочил от цепи, и Декарт раз за разом начал бить по самому ржавому звену, пока оно, наконец, не раскрошилось.
— Что ты, черт возьми, творишь? — шокированно произнес освободившийся пленник.
— Спасаю тебя, разумеется, — хмыкнул Ричард и так же раскрошил звенья цепи, сковывавшей между собой руки.
— Зачем?
— Не хочу видеть тебя на плахе.
— Польщен. А ты уверен в том, что делаешь?
— Ну, — Декарт задумался на секунду, — нет, но ведь пути назад уже нет, правда?
Гэвин хмыкнул, не отвечая.
— Я тебя прошу подождать до ночи, — Ричард твердо посмотрел ему в глаза. — Я освободил тебя сейчас, в разгар дня, только чтобы не наделать шуму потом…
— …потому что сейчас все заняты своими делами, а ночью будет тихо. Я понял.
— Так ты согласен?
— Конечно, я же не самоубийца, — усмехнулся Гэвин.
— У меня еще есть дела с отрядом, но к ночи я вернусь.
Рид не знал, как реагировать и что отвечать, и потому просто произнес короткое «жду», пытаясь уместить в голове тот факт, что уже сегодня ночью он вновь почувствует землю под ногами и увидит раскинувшееся звездное небо.
***
— Эй, Гэвин, — Ричард потрепал спящего Рида по плечу. Тот сию секунду открыл глаза.
— Пора? — спросил он сонным голосом. Декарт в ответ лишь кивнул.
Гэвин грустно посмотрел на старика, сидящего рядом и бездумно таращившего в стену.
— Знаешь, — осторожно произнес Ричард, — мне кажется, тебе всё-таки стоит забрать мои сапоги у него. Они ему больше без надобности.
Рид кивнул. Им обоим было ясно — старый военный врач не переживет еще одного похода куда бы то ни было. Слишком велика была вероятность, что он не доживет даже до завтра. С выражением лица, полным искренней жалости, Гэвин стянул с его ног рыцарские сапоги и натянул их на свои. Поднялся, придерживаясь за стену и разминая застывшие мышцы. Ричард пока развязал импровизированный мешок и достал оттуда зимнюю накидку.
— Держи, — он протянул ее Риду, а тот принял ее из его рук, словно талисман или артефакт.
— У меня никогда такой не было, — Гэвин завязал шнурок у горла, а затем погладил ткань и меховой воротник. — Шикарная вещь.
— Носи на здоровье. И вот еще, — Ричард отдал ему свой нож с резной ручкой.
Рид завороженно оглядел его.
— Красота, — он пробежался пальцем по резьбе. — Не возьму. Он наверняка тебе очень дорог.
Дорог ли? Перед глазами Ричарда возник образ отца, на шестнадцатилетие вручающего ему этот нож со словами «я надеюсь, ты оправдаешь мои ожидания!» Сглотнул.
— Нет, — соврал он, — нисколько. Такие в Лондоне на каждом шагу делают. Бери, тебе нужнее.
Гэвин с сомнением взглянул на него, но спорить не стал, и засунул нож за пояс штанов.
— Готов? — спросил Декарт и, не дождавшись ответа, бодро произнес. — Вперед.
— Не верю, что мы это делаем, — прошептал Рид, когда они вышли на лестницу, и добавил, — не верю, что ты каждый день поднимался и спускался по этой лестнице. Я и забыл, что она винтовая.
— Если вдруг мы встретим караульных, не паникуй, — предупредил Ричард. — Держись уверенно, говорить буду я.
— Понял, — кивнул Гэвин, и оба они оказались на холодном ночном воздухе.
Рид остановился и хотел было начать оглядываться, впитывая в себя природу, которую он совершенно забыл за то время, что находился в темнице, но не успел. Декарт схватил его за локоть и почти потащил к другой стороне замка, практически прижимаясь к его стене, чтобы быть незаметным для тех, кто, быть может, повинуясь романтичному стремлению, смотрит на звезды и думает о недосягаемых мечтах или о доме.
Вдруг Ричард резко остановился и пригляделся: у той самой двери прочь с территории замка вновь сновал тот старый врач, что несколькими часами ранее приводил к себе проститутку. Сейчас он, по всей видимости, ожидал еще одну.
Дождался. В дверь вошла молодая блондинка — трудно было сказать, та же самая или другая, — и они вдвоем быстрым шагом направились прямиком в лечебницу. Старик хлопнул девушку по заду, та заливисто рассмеялась.
— Старый развратник, — с отвращением шепнул Гэвин.
— Ты должен быть ему благодарным, — ответил Декарт таким же шепотом. — Если бы не он, мне, вероятно, пришлось бы калечить охрану у главных ворот, чтобы вывести тебя.
— Ты бы пошел на это?
— Ну, а что делать? Король отдал распоряжение повесить вас всех утром, — он хотел сказать что-то еще, но заметил, что старик и блондинка остались вне поля зрения, и потому проговорил: — Всё, идем.
Оба они тихо пересекли голое пространство между замком и ограждающей его стеной и подбежали к двери.
— Всех?! — хоть и шепотом, но весьма громким, ответил Гэвин. — Сколько нас, десять тысяч?
— Четырнадцать, — исправил Декарт. — Вы неуправляемы, вы превосходите числом, вас не перевезти, поэтому от вас нужно избавиться. Генрих считает так.
Гэвин не ответил, но по его глазам было видно, насколько он в ужасе.
— Дальше мне нельзя, — тихо произнес Ричард. — Если выйдем вдвоем, нас заметит караул.
— Я один? — удивленно и немного отчаявшись шепнул Рид.
— Да, и слушай внимательно: отсюда прямо на север вдоль главной улицы пересечешь город. По возможности иди в обход и прячься за домами. Если никуда не свернешь, дойдешь до портика, куда причаливают рыбаки. Там тебя будет ждать один бугай. Отдашь ему ровно половину этих денег, — Декарт протянул ему мешок с деньгами. — Другую половину отдашь, когда он высадит тебя у берегов Шотландии. Вот держи еще, — Ричард отдал второй мешочек, — это мои извинения за то, что пришлось держать тебя в таких условиях. Они понадобятся, чтобы купить лошадь, чтобы добраться до того места, где ты живешь, и в целом по жизни. Их тебе еще надолго хватит, первое время можно даже больше не… быть наемным воином. Вроде бы, всё сказал.
Гэвин покивал, показывая, что всё понял, а затем спросил.
— А ты?
— Что «я»? — не понимающе переспросил рыцарь.
— Что с тобой будет?
— Уж как-нибудь разберусь, — усмехнулся Ричард. — В конце концов, я еду домой. А там посмотрим.
Рид сжал губы и кивнул. Помолчал немного. Затем быстро прошептал:
— Прощаемся?
— Похоже, что так, — Декарт показно равнодушно пожал плечами.
— Тогда слушай, что я тебе скажу, — Рид выдохнул, сделал небольшую паузу и продолжил, — жизнь ломает каждого, и многие потом только крепче на изломе. Но тех, кто не хочет сломиться, она убивает. Она убивает самых добрых, самых сильных и самых нежных. А если ты ни то, ни другое, ни третье, то будь уверен, что и тебя убьют, только без особой спешки.
— Оптимистичный расклад, — произнес Ричард, выдавливая из себя какое-то подобие легкомысленной усмешки. Гэвин повторил эту гримасу. — Зачем ты мне это говоришь?
— Я хочу, чтобы ты остался жив, — ответил Гэвин. — До самого конца.
Ричард усмехнулся.
— Взаимно.
— Я серьезно.
Гэвин смотрел на него, внимательно, пронзительно, почти пристально. По спине у Ричарда побежали мурашки, и ему вдруг подумалось, что именно такие взгляды преследуют людей всю их жизнь. Он сглотнул.
— Я тоже серьезно. Давай, беги, иначе попадешься.
Он не шевельнулся, бегая глазами по лицу Декарта, словно прикидывая, есть ли у него еще какие-нибудь варианты. Нет, вариантов не было.
— О если б, Гвидо, Лапо, ты и я,
Подвластны скрытому очарованью,
Уплыли в море так, чтоб по желанью
Наперекор ветрам неслась ладья,
Чтобы фортуна, ревность затая,
Не помешала светлому свиданью;
И, легкому покорные дыханью
Любви, узнали б радость бытия, — Ричард процитировал письмо Данте к… Он, в сущности, не знал, к кому, но произнести эти строки именно сейчас почему-то показалось ему важным. Он помнил, что стихи Данте любила мать Гэвина, но раз и сам Гэвин их помнил, то, скорее всего, и он их любил.
Рид вновь посмотрел на него, и в глазах его мелькнула такая искренняя, такая глубокая, такая необыкновенная тоска, словно он уже видел перед собой Ричарда с перерезанной глоткой. Он протянул руку, легонько пробегая кончиками пальцев по его щеке, затем резко отнял ее, развернулся и побежал в сторону города.
Интересно, понимал ли он тогда, каково это — отпускать его?
Ричард проследил за тем, чтобы Рид, превратившийся в точку на горизонте, без проблем достиг города, оглянулся на крепко спящий замок и тихонько, чтобы никто его не заметил, поплелся на свой пост. Щека его все еще горела от того прикосновения.
Конец первой части.
