Реквием

      Ричард открыл один глаз и тут же от резкой боли зажмурил его. Судя по всему, ему на лицо светило солнце, а он сам лежал прямо под его лучами. Он вновь попытался поднять веки, но все вокруг поплыло синими бликами, и он оставил эти попытки. Хотелось прикрыть глаза рукой, но тело было тяжелым, а лишние движения приносили боль и без того изможденному телу.       Стоп. Боль?       Но разве в Раю люди могут ощущать боль? До сегодняшнего дня Декарт был уверен в том, что умершие души ничего не чувствуют, ведь смерть — и без того процесс весьма и весьма болезненный… Что ж, пока что загробная жизнь несла для него одни разочарования.       Он попытался восстановить события, произошедшие с ним перед его смертью. Итак, он и его друг, Джеймс Уальд, нагнали Томаса, брата Генриха, отправились в бой против французов, которые с помощью шотландских наёмников оказали весьма солидное сопротивление. Дальше — провал. Наверное, на этом моменте его и убили. Вопрос «кто?» вертелся на языке, но задавать его даже самому себе было бы верхом глупости — ведь это война, а не дуэль. Отдельных личностей здесь нет. — Какого черта, Декарт? — возмущенно буркнул смутно знакомый голос со странным акцентом, и вдруг то, на чем Ричард лежал, слегка пошатнулось. Рыцарь осознал, что его куда-то везут. — Если бы я хотел иметь дело с такими тяжестями, я бы приобщился к английской интеллигенции и приложил бы все усилия, чтобы дослушать до конца хотя бы одного ее представителя.       Ричард предпринял ещё одну попытку открыть глаза — благо, солнце зашло за темную тучу. Параллельно поднялся ветер и Декарт обнаружил, что ему чертовски холодно.       На нем не было доспехов — они перекореженной и вымазанной в крови кучей валялись у него в ногах. Сам он лежал на медицинской телеге, которую использовали для того, чтобы перевозить тела раненых. А вёз её… — Рид? — удивлённо произнёс Ричард, но этого было достаточно, чтобы тот обернулся. — Я умер? — Хороший вопрос, — он опустил ручки телеги на землю, подошёл к стучащему зубами Ричарду и укрыл его какой-то накидкой. — Возможно, ты мог бы быть мертвым, но так как я жив (я в этом точно уверен) и говорю с тобой, значит ты, наверняка, тоже жив. — Но меня убили, — Декарт отвёл взгляд от зелёных глаз Гэвина и посмотрел на небо. — Меня убили и я должен быть там. — А ты уверен, что именно там? — усмехнулся Рид, вновь взял телегу за ручки и покатил её в неизвестном направлении.       Ричард хмыкнул. — А ты ни капли не изменился. Все такой же храбрый, если считать «храбрый» мягким аналогом слова «глупый». Ты, видимо, даже не догадываешься, что любой англичанин может запросто убить тебя одной стрелой из лука… — Осталось этот лук отыскать, — усмехнулся Рид, лбом утыкаясь в свое плечо, чтобы стереть пот. — И все же, найти его здесь гораздо легче, чем воду. Иначе почему я уже хочу тебя убить, а пить еще не расхотел? — Ты тоже не изменился, — рассмеялся Гэвин. — Слева от тебя в мешке лежит фляга с ежевичным элем. Пей осторожно — он крепкий.       Декарт послушно достал бутылку и сделал большой глоток, отчего тут же поморщился. Напиток горчил, но это было приятно, а по телу потихоньку расползлось тепло. — Что ты вообще делал в том поле? — внезапно спросил Гэвин, на секунду останавливаясь, а затем с новыми силами продолжая шагать в неизвестном для Ричарда направлении. — Вероятно, лежал. — Да, но почему полумертвый? — Рискну предположить, что меня ранили. — Я думал, ты не из тех, кого ранят. — Я тоже так думал. — Такие, как ты, — продолжил Рид, — либо умирают в первой же битве, либо живут вечно. — Может, Бог просто любит меня, — Ричард отхлебнул еще эля и поморщился. — И потому спас от этих двух несчастий. — Почти-смертельным ранением? — Гэвин приподнял бровь. — Странные у тебя представления о спасении. Вот кто действительно тебя спас — так это я. — Да, но лишь потому, что в противном случае ты был бы виноват в моей смерти. — Знаешь, а я уже почти пришел к выводу, что смог бы с этим смириться.       Ричард рассмеялся, отчего у него нещадно закололо бок. Но ему было все равно. — Ты просто не представляешь, как сильно я рад тебя видеть, — произнёс он сквозь смех. — Взаимно, — Декарт не видел лица Гэвина, но по голосу понял, что тот улыбается. — Особенно меня радует видеть тебя живым. — А может, тебя радует осознание того, что ты теперь герой? — Разве что для тебя, — фыркнул Рид, скорее всего, закатив глаза, — а пользы в этом мало. — Расскажи мне, что произошло, — попросил Ричард, переводя тему. — Как ты оказался здесь? Где мое войско? Куда мы едем? — И в каком порядке мне отвечать на твои вопросы? — Начни сначала, — попросил Декарт. — Что ж, — начал Гэвин, шумно выдохнув. — Я был среди наёмников Бьюкена на той битве. Мы опрокинули вас… то есть англичан, прижали к реке, обхватили с флангов и перебили почти всех. Я… заметил тебя. Понял, что ты умрешь, если тебя не вытащить. Донёс до телеги, взял все необходимое из лагеря и сбежал вместе с тобой. Что насчёт войска… В плен французам попали графы Сомерсет и Хангтингтон. Томаса убил Бьюкен. Наверняка его ждёт шикарная награда за это. — Томас мёртв?.. — спросил Ричард растерянно. — А армия?.. — Отступила в Нормандию, прихватив тела знатных вельмож, — Гэвин пожал плечами, словно его это не волновало. Хотя, и правда, ему волноваться было совсем не о чем. — А куда мы едем? — Не переживай, Декарт, — спокойно ответил Рид, вновь прерываясь на секунду, чтобы устало выдохнуть, а затем с новой силой схватиться за телегу. — У меня все схвачено. Мы едем в город Нант — там мой дом. — Я думал, ты живешь в Шотландии. — Да, я жил там, — согласился Гэвин, — но так как я — наёмник во франко-шотландской армии, я посчитал, что будет лучше, если я переберусь сюда, чтобы быть ближе к войне. Пешком отсюда до Нанта дней семь пути. Переждем там, пока твоя рана не заживет, а потом, когда война поутихнет, отправим тебя в Англию к твоим балам и напыщенным друзьям.       Перед глазами Ричарда возникло мертвое лицо Джеймса Уальда, который наверняка все ещё лежал на том поле, гния под солнцем, затем — Хлоя, по сей день преследующая его во снах… А больше и не было никого. Он поморщился от боли в сердце, затем — от ранения в боку, глаза его защипало, но он попытался не выдать этого, всеми силами сохраняя голос твёрдым. Он любил Уальда несмотря на то, что тот был редкостным ублюдком. — У меня нет друзей, — ответил он, внезапно вспомнив Вильму, которая осталась одна, как и предсказывала совсем недавно. — И на балы я не хожу. — Ещё одно какое-нибудь такое заявление, и я подумаю, что ты вообще не хочешь домой. «Даже если и так?» — пронеслось в голове Декарта, но он поджал губы, ничего не отвечая.       Он огляделся. Они шли по большому широкому полю, обрамлённому почти чёрным лесом. Оно, судя по всему, находилось на возвышенности, потому что впереди виднелось что-то вроде обрыва. Тучи начинали густеть, превращаясь в темно-лиловое нечто, которое вот-вот прорвёт ливень. — Надо бы нам укрыться где-нибудь, — произнёс Гэвин и аккуратно, чтобы не упасть и не уронить телегу с раненым Ричардом вслед за собой, начал шаг за шагом спускать телегу с высокого склона. — У подножия может быть овраг, — подсказал Декарт, и Гэвин кивнул. — Сейчас проверим.       И действительно — чуть обойдя холм у основания, они обнаружили травянистый овраг, образовавшийся здесь не ясно каким образом. Гэвин закатил под его «крышу» телегу, а сам сказал, что вернётся через минуту, и ушёл.       Итак… Ричард думал, что умер, но выжил. Он был совсем один, вдали от своей страны, вдали от армии, перешедшей в отступление, тяжело ранен, и единственным, на кого он мог бы положиться, был наёмник из вражеских войск. Положение, как заключил Декарт, весьма затруднительное. Он не хотел домой, но оставаться во Франции ему казалось чем-то из ряда вон выходящим. И что теперь делать?       Тем временем вернулся Гэвин, держа в руках кучу каких-то веточек и, взяв немного соломы, которой была устлана телега, какими-то совершенно непонятными для Ричарда манипуляциями разжег огонь.       Победно улыбнувшись, Рид уселся на землю рядом с костром, и по его лицу побежали дрожащие тени, отбрасываемые от маленького костра, который совсем скоро разгорелся и стал полноценным.       Декарт хотел бы спросить, как он это сделал, а Гэвин бы рассмеялся и пошутил насчёт его неотесанности и неопытности, но слова застряли в горле, а молчание, нарушаемое легким еле слышным треском костра, было слишком приятным.       И все же, молчать Ричард не мог. Он хотел было сесть, но в боку, вторя искрам от огня, снова резануло, и он решил начать с безобидного: — Ты перевязал мою рану, — сказал Декарт, опуская руки на живот и ощупывая бинты, швы которых проступали через ткань рубахи. — Да, — кивнул Рид. — Не волнуйся, я помню о твоей щепетильности. Сперва я ее очистил и прижег. — Прижег? — с ужасом повторил Декарт. — Как? — Раскалённым мечом, конечно, — Гэвин приподнял бровь. — Я удивлён, что не запомнил этого. — У тебя ни одна мышца не дрогнула, — с гордостью ответил Рид. — Ты был в беспамятстве, когда я прижигал ранение, но меня поразило то, как даже столь сильная боль не вернула тебя в сознание. Ты, похоже, был действительно на волоске от смерти, и я рад, что ты справился с этим.   — Ты спас мне жизнь, — констатировал Ричард, обращаясь к Гэвину, но смотря прямо в пламя. — Забудь, — отмахнулся он. — Это меньшее, что я мог бы для тебя сделать. — Значит, ты спас меня, потому что когда-то я спас тебя? — Нет… — он подумал немного, а затем продолжил. — Понимаешь, есть логика намерений, а есть логика обстоятельств. И вторая всегда бьет первую. — И что это значит?       Рид улыбнулся. На его освещаемом пламенем лице ещё отчетливее стали видны морщины, которых, безусловно, было больше, чем когда они виделись в последний раз, но это совсем его не портило. Улыбка его была усталой и доброй, как будто он действительно был рад находиться с ним в сложившейся ситуации. — Это значит, что я не знаю, зачем я это сделал.       Он помолчал, так же внимательно смотря на пляшущее пламя. Услышав на горизонте гром, он, словно в отголосок ему, продолжил: — Ты лучший из всех, кого я знаю. Такие люди не должны умирать. Но умирают самыми первыми.       Декарт впервые за последние несколько минут поднял на Гэвина взгляд. — Не умирают, если рядом есть такие, как ты.       Тот слегка улыбнулся, не сводя взгляда с дрожащего пламени. Он шмыгнул носом, и Ричард понял — несмотря на непосредственную близость от огня, Рид мёрз.       Декарт не хотел предлагать то, что предложил — ему не нравилось, когда нарушают его личное пространство, ночью ему наверняка будет больно, да и вообще, мало кому бы понравилось находится так близко к почти незнакомому мужчине, но… Но Ричард видел, как Гэвин мёрз, сидя на холодной земле, которая наверняка после ливня станет еще и сырой, и потому, все же, предложил то, что предложил: — Будет холодно, так что… — неуверенно начал рыцарь. — Может, ты хочешь лечь со мной рядом?       Гэвин помолчал, словно задумавшись, а затем пожал плечами и встал. Декарт аккуратно подвинулся ближе к стенке медицинской телеги, так, чтобы Рид мог уместиться хотя бы боком. Тот лёг лицом к другой стене и Ричард понял, что, несмотря на то, что его спаситель откровенно мёрз, он был на самом деле очень тёплым. Ему едва удалось сдержать порыв прижаться к нему теснее — частично, конечно, из-за того, что ему было больно делать любые движения. — Гэвин, — неожиданно даже для самого себя позвал его Декарт. — Я же дал тебе целый мешок денег… Зачем ты так скоро опять пошёл наёмником на войну?       Спустя недлинную паузу, в течение которой Ричард начал крепко подозревать, что Рид не отвечает, потому что феноменально быстро заснул, тот произнёс: — Просто дома для меня ничего не осталось. — То есть… ты все потратил? — То есть тратить некуда и не на кого. — Что значит «не на кого»? — спросил рыцарь, недоуменно приподняв бровь, хоть и знал, что собеседник его не видит. — Я… я расскажу когда-нибудь, — голос Гэвина на секунду дрогнул. — Потом. — Понял, — сразу отступил Декарт. — Но это не объясняет того, что ты делал на войне.       Ричард почувствовал, как Рид пожал плечами. — У меня просто возникло впечатление, что я нигде и никому больше не нужен, кроме как здесь, в армии. Дома мне больше делать было нечего, и вот я приехал сюда.       Декарт поджал губы и вспомнил, как отправлялся на войну, ведомый ровно теми же причинами. Но что случилось с Гэвином? Почему ему не сиделось дома, с его огромной кучей денег?       И вот внезапно он осознал: в то время как он чудом остался жив, в Риде словно что-то умерло. И Ричард пообещал себе спасти Гэвина, ровно так же, как тот спас его. Несмотря на тяжесть и слабость своего тела, несмотря на то, что каждый вздох приносил боль, Декарт знал, что это лучше, чем смерть, и что любое страдание в мире лучше смерти. — Я жив благодаря тебе, — тихо начал рыцарь. — Я никогда этого не забуду.       Но Рид не услышал — он уже спал.