Реквием

      Ричард резко вздрогнул и проснулся от того, как сильно в болезненном спазме скрутило живот. Он выгнулся и обнял себя руками, издавая жалобный стон. Нет, в этот раз дело было не в ранении, он просто был… — Голоден? — спросил Гэвин участливо, когда заметил лицо страдающего Ричарда. Он, судя по всему, поднялся уже довольно давно, ведь сейчас, почти полный сил, размеренно катил за собой медицинскую телегу с Ричардом.       Тот кивнул. — Чертовски. Когда мы нормально ели в последний раз? — Когда в тот овраг забежал заяц? Два дня назад, кажется.       Декарт кивнул. — Как у тебя ещё есть силы тащить меня? — вздохнул он, стараясь отвлечься от боли в животе и переключиться на то, как прохладный воздух перебирает волосы и щекочет кожу. — Я бы уже давным давно бросил тебя где-нибудь в яме. — Правда? — с ухмылкой ответил Рид, почувствовав в этих словах иронию. — Тогда ты бы не узнал, что за тем озером в сотне шагов от нас проходит торговая дорога между Нантом и другим городом, и вдоль неё можно встретить таверну. — Ты серьезно? О, Боже, отличные новости, — облегченно выдохнул рыцарь и улыбнулся. Потом оглядел себя, помолчал немного, а затем уверенно произнёс: — Тащи меня к озеру.       Гэвин все понял и спорить не стал, увереннее потащив телегу в нужном направлении.       Водоем был спрятан густыми кустами и раскидистыми деревьями. Гладь озера отражала серебряное небо, словно дорогое испанское зеркало. Когда путники приблизились к ней, над ними тут же с жутким карканьем, слетев с высоченного высохшего ствола, пронеслась туча черных воронов. Опустив телегу на землю, Гэвин подошёл к воде и погрузил в неё руку, проверяя температуру. — Слушай, Рич, — нерешительно проговорил он, с сомнением глядя на озеро, — я не уверен, что это хорошая идея. — Я тоже, — признался Декарт. — Но если грязь с тела попадёт на рану, то она загноится. Да и бинт надо заменить.       Рид пожал плечами. — Ладно. Встать сможешь?       Ричард поджал губы, принял сидячее положение, свесив ноги и поморщившись от неприятных ощущений, и постарался встать. В ту же секунду бок пронзила вспышка боли, и он завалился назад, опираясь рукой о телегу. — Ясно, — поморщился Гэвин.       Он подхватил Декарта за талию, перекидывая его руку через своё плечо и позволяя повиснуть на себе, и медленно, подстраиваясь под неловкий, медленный и нетвердый шаг Ричарда, повёл его к озеру.       Когда вода стала совсем близко, Рид остановился, продолжая поддерживать рыцаря. Тот ухватился за край своей рубахи и хотел было снять её с себя, но как только приподнял руки, как тут же вскрикнул, резко опустил руки и обессилено повис на Гэвине. — Ясно, — Гэвин опять поморщился. — Вытяни руки вперёд.       Преодолевая боль, рыцарь слегка приподнял руки, и Рид кое-как стащил с него грязную рубаху.       Ричард был очень красив. Он выглядел худым и осунувшимся, но это его ничуть не портило, наоборот — было какое-то особенное, терпкое, бесстыдно-зазывное очарование в его выпирающих ключицах и плечевых костях, плавной линии плеч, жилистых руках, крепком несмотря на все испытания голодом и военными лишениями теле… Его кожа была ровной, без шрамов или царапин, что казалось очень странным, учитывая битвы, которые он прошёл. Лишь одно подтверждение его участия в войне сейчас зияло на его боку под давящей повязкой. Ричард был очень красив, но Гэвин старался об этом не думать.       Слегка коснувшись кончиками пальцев его живота, он схватился за узел бинта и потянул за него, снимая повязку. Ричард внимательно следил за его движениями и глубоко и редко дышал, но явно не от волнующих прикосновений или приятных ощущений. Его дыхание задрожало, когда Рид снял последний слой, чуть прилипший к коже и самой ране. Рыцарь видел её в первый раз.       Она была просто ужасна. Глубокая, ярко-красная, широкая, как разошедшийся и порванный шов на одежде. Из неё все ещё чуть-чуть сочилась ярко-красная кровь — Ричард вытер бегущую каплю пальцем и удивлённо посмотрел на него, как будто не ожидал, что внутри него есть что-то подобное. Руки его дрожали — ему все ещё было больно. — Надо же, — произнёс он тихо, рассматривая трясущийся палец со всех сторон. — Значит, вот как будет выглядеть моя смерть.       Гэвин молча вздохнул и потянул руку ниже, развязывая шнуровку на его штанах. Закончив с ней, он посмотрел на Ричарда снизу вверх и почему-то сглотнул. Декарт услышал или, скорее, почувствовал, как дыхание Гэвина слегка сбилось. Выражение его взгляда стало странным, каким-то тягучим, сладким и как будто жадным. Ричард поймал себя на мысли, что не узнал бы эти глаза, встреться они с Ридом случайно лицом к лицу, как тогда, в Кале. Эта перемена почему-то вызвала мурашки где-то в районе поясницы и иррациональный страх. Он неосознанно отшатнулся, вновь смотря на окровавленный палец. Другой рукой он стянул с себя болтающуюся одежду и, вновь облокотившись на Гэвина, шагнул в озеро.       Коснувшись ногой холодной воды, рыцарь вздрогнул и поморщился, заставив Рида рассмеяться. Тот закатал свои штаны до колена и, не раздеваясь, чтобы Декарту было комфортнее, аккуратно повёл его дальше.       Холодная вода обхватывала кожу, как плотная ткань, и Ричард успел уже тысячу раз пожалеть о своей затее. Ноги тут же будто потяжелели. От его шагов по озеру бежали маленькие волны — Декарт внимательно следил за ними, чтобы отвлечься от своих ощущений. Войдя в воду до бедра, когда даже закатанные штаны Рида уже были безвозвратно намочены, он сел на мягкий донный песок на колени. — Ты не… — начал Ричард, дрожа от холода. — Ты не поможешь?       Гэвин изумлённо посмотрел на него, но все же ответил «конечно» и, набрав в ладони воды, вылил её на плечи Декарту, как можно быстрее вытирая мокрыми руками с его тела следы грязи, тем самым безбожно врываясь в его личное пространство. Его белая кожа стремительно краснела, и Ричарду оставалось лишь морщиться от этого, от холодной воды и от контрастных ощущений горячих ладоней Рида на своих плечах и спине.       Декарт не помнил, сколько это продолжалось. Всё то время он сидел с закрытыми глазами, стараясь вспомнить что-то счастливое, чтобы отвлечься — и, конечно, у него не вышло. Ни событий, ни счастья, ни способов отвлечься — он забыл обо всем, прося лишь о том, чтобы вода стала теплее.       Будто в тумане он с помощью поданной Ридом руки поднялся, оперся на него и вместе они пошагали на берег. — Не хочу надевать грязную одежду, — произнёс Декарт, стуча зубами.       Гэвин хмыкнул, избегая смотреть на него. — Понимаю, но придётся потерпеть. Когда доберёмся до дома, я дам тебе чистую. — Хорошо, — ответил рыцарь, когда шотландец вновь забинтовал его рану, натянул на него рубаху и зашнуровал штаны.       Гэвин укрыл его плечи своей накидкой и разжег рядом с ним костёр, навстречу которому Декарт тут же вытянул руки.       Они помолчали немного. Ричард украдкой смотрел на шотландца, пока тот старательно прятал взгляд. Он был смущен, но Декарт не мог понять, чем именно — тем ли, что он увидел его обнаженным? В 27 лет это казалось глупым ребячеством. Однако другого ответа не было. — Ты каждый день продолжаешь спасать меня, Рид, — первым нарушил тишину рыцарь, — и я хочу сделать что-нибудь для тебя.       Гэвин удивлённо посмотрел на него и вдруг рассмеялся. Его смех был хриплым, низким и бархатным. «Красивый звук, » — подумалось Ричарду, и он сам едва сдержал улыбку. — Ты меня, конечно, извини, — проговорил он сквозь смех, вытирая несуществующую слезинку, — но что ты можешь? Ты даже не в состоянии сделать шаг без моей помощи. — Я имею в виду, когда окрепну, — поморщился Ричард, невольно признавая его правоту. — Я ведь не буду вечно немощным и нуждающимся в помощи. Ну, так что? — Мне ничего не нужно, — пожал плечами Рид. — Да брось. Проси, что хочешь. — Но я говорю правду, — произнес он, уверенно посмотрев в глаза Декарту, и повторил. — Мне ничего не нужно. — Всем всегда что-то нужно.       Гэвин долго смотрел на Ричарда, а затем перевёл взгляд на небо и шумно выдохнул. — Ладно, есть кое-что, — признаваясь, кивнул Гэвин, уставившись теперь на свои руки. — Но я никогда не смел бы тебя об этом просить. — Что это? Я перед тобой в долгу. Скажи — я все сделаю. — Нет, Декарт, — Гэвин покачал головой. — Даже не пытайся. Я никогда тебя об этом не попрошу.       Ричард поморщился, но решил пока оставить эту тему. В конце концов, разболтать Рида он ещё успеет — у них впереди ещё очень и очень много времени.

***

      Таверна, встретившаяся Гэвину и Ричарду, когда они были уже на относительно ровной прямой дороге в Нант, имела вид приземистый, несуразный и почти совсем заброшенный. Внутри — старые пьяницы, торговцы ненужным товаром, потерпевшие неудачу на ярмарке в соседнем городке, темнота и сырость, и Декарт неосознанно поёжился от ассоциаций. — Ты чего? — спросил Рид, ведя его к дальнему столу, придерживая за талию, усаживая за него и садясь напротив. — Да так, — Ричард слегка повёл плечами и поёрзал на неудобной скамье. — В Лондоне есть похожее заведение. Его хозяйка — жена моего… друга. — А что за пауза перед «другом»? — полюбопытствовал Гэвин, не смотря на Декарта и подзывая к себе какую-то девушку.       Декарт смутился и опустил взгляд. — Он был со мной в той битве при Боже, и он мёртв. — Ты уверен? — шотландец резко повернул голову в его сторону. — Я имею в виду, он мог выжить и сбежать с остальными. — Я видел его труп. — О… — Рид стушевался и тоже уставился на сцепленные в замке руки. — Черт. Мне очень жаль.       Ричард хотел было что-то сказать, но тут же замолк, потому что к ним подошла девица — хмурая, неприветливая, худощавая, маленькая, с грязными чёрными волосами и большим носом. — Que désirent les deux voyageurs ce matin glorieux? — произнесла она со скучающим видом. Её голос был низким и скрипучим.       Рид натянуто улыбнулся девушке. — Je prendrais volontiers une grande portion de soupe, et mon ami… — он замолчал, выжидательно глянув на Ричарда. Встретив его недоуменный взгляд, он приподнял бровь и быстро продолжил, —… il prendra la même chose. Et apportez le pain et un pichet de bière.       Она кивнула и быстро удалилась. — Что ты только что сказал? — быстро и тихо спросил Декарт. — В смысле? — На французском. — Ты не знаешь французского? — Нет. — Я взял нам две тарелки супа, хлеб и кувшин эля, — Гэвин пожал плечами и фыркнул. — Я думал, его все знают. — Мой отец был бы не в восторге, если бы я взялся его изучать, — пожал плечами Декарт. — Он всегда был против Франции в целом.       Рид понимающе кивнул. — Так это он надоумил тебя идти на войну? — Нет, конечно, — рыцарь гордо приподнял бровь. — Это было моим решением. — Ну-ну. Ты уверен? — Да, — уже не так уверенно ответил Ричард. — Я хочу, я должен защищать страну, что ещё мне делать? — Ну, как знаешь, герой.       К ним вернулась девица с большим носом, с громким стуком поставила на стол две глиняные тарелки со странной жижей, круглый хлеб, больше похожий на лепешку, и кувшин с непонятно пахнущим элем.       Но это было неважно. Оба не обратили внимания ни на то, что кусок говяжьего мяса в супе был жестким и невкусным, ни на водянистый бульон с желто-зелёной морковью, ни на противно хрустящую на зубах картошку; после двух дней голодания казалось, что даже земельные черви — вполне себе лакомство. Они знали, что после столь долгого перерыва в еде закидывать большую порцию разом — плохая идея, но сдержаться не получалось. Ричард не смог подавить стон удовольствия, доедая последнюю ложку, а Гэвин засмеялся, глядя на его довольное лицо. — Если эта чертовщина кажется тебе съедобной, — сквозь смех пробормотал он, наливая себе в чашку эль, — то я даже не могу представить, в каком восторге ты будешь от моего рагу. — Рагу? А что это? — Ну как же, — опешил Рид. — Ты не знаешь? — Нет. — Тогда не буду рассказывать, сам попробуешь. Говорят, что пару сотен лет назад при осаде одного из здешних городов — Лангедока, — жители, обессилевшие от голода, собрались на главной площади. Они думали о том, как же им раздобыть еду: заманить противника в ловушку и отобрать провизию или отправить молодых красавиц, чтобы те отвлекли врага, а затем опоили его отравленным вином и принесли еду. А кто-то вообще предлагал идти напролом — обед или смерть. Пока длился этот спор, жители развели прямо на площади огромный костер, и каждый положил в котел те продукты, которые у него оставались. Огонь поддерживали до тех пор, пока не подоспела подмога и осада не была снята. И, кстати, на праздновании освобождения города главным угощением было именно то блюдо, приготовленное в огромном котле и ставшее символом всеобщего единения — это и есть рагу. — Это интересно, — задумчиво протянул Ричард. — А если его приготовишь ты, то это будет символом единения целых двух держав. Хотя нет, даже трёх — ты ведь шотландец во Франции.       Гэвин насмешливо и удивлённо взглянул на него. — И правда.       Они помолчали немного. Декарт взглянул в окно, в которое уже вовсю светило полуденное солнце, и спросил: — А нам долго ещё до твоего дома? — Ещё примерно столько же, дня три, — ответил Рид. — Но сейчас путь будет гораздо проще — почти по прямой по ровной протоптанной дороге.       Ричард задумался, глаза его блеснули хитрым блеском. — А что, если есть шанс ускориться? — Я бы непременно им воспользовался, — покивал Гэвин. — Но такого шанса не представляется. — Я бы не был так уверен, — произнёс рыцарь тише, хотя никто все равно бы не понял, о чем он говорит. — Здесь есть конюшня. — И что? — Рид приподнял бровь, а затем резко втянул воздух и отодвинулся. — Стоп. Стоп. Ты хочешь украсть лошадь? — Почему сразу «украсть?» — поморщился Ричард. — Есть ведь более красивые слова. Ну, знаешь… Позаимствовать… Одолжить… — Умыкнуть, — продолжил Гэвин уже без видимого протеста в глазах. — И как ты планируешь это сделать? — Так ты согласен? — Я такого не говорил. — План простой: ты отвлекаешь, я увожу. — Почему это я отвлекаю? — Потому что ты знаешь язык, очевидно, — Декарт закатил глаза. — Что скажешь? — Не уверен, что хочу в это связываться. — Зато, видимо, уверен, что хочешь тащить меня на этой телеге ещё три дня, — поморщился Ричард, — потому что долго идти я не смогу. Ладно, я тебя понял. Идём? — он нарочито медленно стал подниматься из-за стола. — Да стой ты, — Рид резко дернул его за руку, заставляя его сесть на место. Тот усмехнулся. — Ты уверен, что это сработает?       Рыцарь усмехнулся. — Кто бы мог подумать, что воин, спасший своего врага на поле боя, окажется таким… — он выдержал саркастическую паузу, — осмотрительным. — Ладно, прекращай, — Гэвин закатил глаза. — Я согласен, если ты заткнешься.       Декарт быстро-быстро закивал, словно ребёнок. — Заткнусь. Честно. — Тогда ладно, — усмехнулся Рид. — Идём.       Оставив на столе горсть монет, он поднялся, помог встать Ричарду, и вместе они вышли из сомнительного заведения. Декарт было продолжил путь до конюшни, но Гэвин не пошевелился. — А как же твоя рана? Ты справишься без поддержки? — Постараюсь, — пожал плечами Ричард. — Просто мне кажется, что ты должен сделать вид, что вообще не ранен и чувствуешь себя прекрасно, — произнёс он. — Чтобы не быть подозрительным.       Рыцарь усмехнулся. — Смотрю, ты уже втянулся.       Рид посмотрел на него и тоже не смог удержаться от улыбки. Плечом к плечу они направились за таверну, где стояли лошади обедавших в ней путников.       Он видел, как каждый уверенный твёрдый шажок отражается болью на лице Ричарда, и хоть он всеми силами старался этого не показывать, сжатые кулаки, напряженная шея и плотно сомкнутая челюсть говорили сами за себя. Он наверняка еле сдерживался, чтобы не завалиться на Гэвина или на стену таверны. Гэвин почувствовал, как что-то внутри него кольнуло и как в голове возникла мысль о том, чтобы не мучать Декарта и сделать все одному, но они оба отлично понимали — по одиночке им не справиться.       Конюшня была сквозной: с одной стороны была небольшая дверь для путников, с другой — широкие ворота для лошадей или даже небольших повозок. Ричард сразу прошёл внутрь к лошадям, пока Рид остался у двери, рядом с которой на стуле сидел разбойничьего вида малец, ковыряющий ножом меж своих зубов. — Bonjour, — вежливо поздоровался с ним Гэвин. Тот в ответ лишь безразлично кивнул, настороженно взглянув на спину Декарта, шагающего на первый взгляд удивительно уверенно для почти-смертельно раненого. — Vous ne savez pas qui est ce chariot médical? Quelqu'un est blessé?       Француз очень удивился вопросу о медицинской телеге, стоящей неподалёку. — Et vous, quelle affaire?       «Действительно, какое мне дело, » — пронеслось в голове у Рида, но он постарался не подать вида. — J'ai étudié la médecine avant de devenir chevalier et j'aurais pu aider. — Qui est ce mec? — спросил француз, кивнув головой в сторону Ричарда, почти потеряв к нему интерес. — Il est mon… — растерялся Гэвин, — écuyer. — L'écuyer? Il a trente ans.       Рид растерялся, но Декарт в этот момент открыл ворота, взял поводья двух лошадей и махнул ему рукой, мол, уматываем. Гэвин тут же просветлел. — Merci pour la merveilleuse conversation, bonne journée, Dieu est avec vous! — быстро пробормотал он и бегом бросился к Ричарду, который уже вовсю седлал лошадь. — Hé! — крикнул малец, но было поздно. Почти с разбега Рид оседлал свою серо-коричневую лошадь, и верхом на бегущих прочь лошадях они скрылись за склоном. — Почему он так пялился на меня? — крикнул Декарт сквозь дующий навстречу ветер.       Гэвин ухмыльнулся. — Я назвал тебя своим оруженосцем. — И он поверил? — потрясённо спросил рыцарь. — Мне же почти тридцать! — Вот и он так сказал, — продолжал улыбаться Рид. — Так ты, значит, воруешь лошадей перед носом их хозяев, и даже не стесняешься? — Стесняюсь. Очень. Но ведь, с другой стороны, мы оставили им первоклассную медицинскую телегу! — Поверить не могу, что у нас получилось, — Гэвин перевёл взгляд с горизонта на Ричарда. На его рубахе проступило пятно крови. — У тебя…       Тот опустил взгляд вниз, поморщился и отмахнулся. — Наверное, от резких движений, — он безразлично повёл плечами, однако было видно, что ему больно. — Заживет. — Приедем — зашью, — пообещал шотландец.       Ричард посмотрел на него, улыбнулся, устремил взгляд на бегущую под копытами лошади дорогу и понял, что улыбается так широко впервые за последние пять лет. Ему было невозможно, несправедливо, неправдоподобно хорошо, и несмотря на боль в боку и долгую дорогу, он чувствовал себя лучше всех на этой чертовой земле сейчас, когда холодный ветер обдувал со всех сторон, когда каждый подскок лошадиного галопа отдавался болью в боку, а Гэвин ласково говорил, что позаботится о нем. Голова Декарта была пустой, но пустота эта впервые для него была истинной благодетелью. И с пустой головы началось его исцеление.       Скакать на чужой лошади в неизвестность, прочь от всего, что было в его жизни и навстречу тому, что будет — таким сейчас было его счастье.