Реквием

      Ричард изо всех сил старался избегать Гэвина.       Он проигнорировал его, когда Ирвин Лейдлоу, поделившийся новостью о смерти Генриха и о коронации его годовалого сына, удалился в свою винодельню. Проигнорировал, когда вместо долгих разговоров ни о чем предпочёл шататься вокруг дома, изучая окрестности, но боясь отходить далеко. Проигнорировал, когда позволил Риду вновь заснуть на полу, потому что тот был слишком растерян и смущён, чтобы самому лечь рядом. Декарт игнорировал его нещадно, вычурно, даже не пытаясь скрыть это.       Он видел, что Гэвину это не нравилось. Ричард внимательно, но не показывая этого, наблюдал за этой сменой эмоций: растерянность, претензия, гнев, печаль, смятение, обида, а потом вновь дружелюбная улыбка, если Декарт вдруг ненароком задержит на нем свой взгляд.       Ричард ненавидел себя за это. Почему тогда он продолжал это делать? Он и сам толком не знал.       Наверное ему было страшно. Страшно за себя, за Гэвина, за их жизни, которые тут же бы встали под угрозу. Что бы с ними сделали, если бы узнали о том поцелуе на обрыве? Повесили? Сожгли? Скормили крысам в темнице замка Бретонского герцога? Список угрожающих их жизням опасностей возрос бы в разы и постоянно бы пополнялся. Но этот страх был не самым главным.       Страшно было открывать свою душу, показывать себя со всех сторон, даже, словно заживающая рана, нелицеприятных. Декарта вдруг осенило, что Рид, наверняка, знал его гораздо лучше, чем Джеймс Уальд, его лучший друг, убитый на поле боя при Божé, или та же Хлоя, которую он любил больше всех на свете, однако страх эмоциональной близости все равно никуда не ушел. Страшно было — как бы глупо при сложившихся обстоятельствах это ни звучало — доверять. Страшно было делиться собой и своими чувствами. Страшно было вдруг заговорить о том, что тяжелым грузом лежит на сердце. Ричарду всю его жизнь всегда было трудно переступать через себя, и сейчас он мучился от этого едва ли не круглые сутки.       В попытках разобраться в себе шли дни. Быть рядом с Ридом становилось все труднее. Невероятно хотелось прижать его ближе к себе, почувствовать жар его рук, всегда тёплых в отличие от рук Декарта, поцеловать его... К тому же, желания своего тела тоже игнорировать было весьма проблематично.       Но Ричард просто не мог. Он избегал Рида, и отнюдь не с альтруистичными мотивами — оградить его от опасности и лишних проблем. Нет. Лишних проблем он не хотел создавать себе. Но даже мысли об этом для него были проблемой.       Гэвин же... Чистая и нежная душа. Сидел и терпеливо ждал, глотая обиду. Декарт видел это и безумно сожалел, но поделать с собой ничего не мог, позволяя Риду заталкивать свою гордость подальше.       Ричард вдруг вспомнил их в самом начале их знакомства. Свободолюбивый, дерзкий, храбрый (хотя иногда его храбрость являлась мягким синонимом слова глупость), гордый... И все эти качества испарялись, как только дело касалось того, кто ему нравится, делая его... удобным.       Декарт отлично знал, что нравился Гэвину. Возможно, он даже (неосознанно!) этим пользовался. Но вот нести ответственность за эти чувства он не хотел. Его волновали переживания Рида, но при этом он был пассивен, не позволяя Гэвину двинуться ни туда, ни сюда.       Однако однажды, в очередной из одинаковых в этой цепочке день, все изменилось.       Тот день был особенно тёплым для начала мая. Во всем виделось неумолимое приближение сладкого лета: в летающих между ветвями сирени пчёлах, в распускающихся цветах на поляне за домом Гэвина, в греющем солнце, под жаркий поцелуй которого так и хотелось подставить щеку. Тёплый ветер трепал волосы и создавал мелкую рябь на озере, в которое Рид и Ричард пришли искупаться.       Однако, несмотря на окружающую их идиллию, атмосфера между ними была напряженной. Гэвин пытался всеми силами вывести Декарта на диалог. Тот стоически молчал. Рид пристально глядел на него с призывом обратить на себя внимание. Тот упорно отводил глаза. Не только потому, что хотел избежать сложных разговоров. В большей степени потому, что ему сложно было никак не реагировать на красивое тело человека, который сильно ему нравился. Но Гэвин, конечно же, этого не понимал.       По дороге домой Ричард старался идти гораздо быстрее Рида, но тот все равно умудрялся его нагнать. — Эй, — слегка дёрнул он его за руку, когда дом был уже совсем рядом. — Что? — Поговорим? — О чем? — Не строй из себя дурака, — поморщился Гэвин. — Англичанам это не идёт. — Это ещё почему? — Англичане либо умные и всячески стараются показать это, либо глупые, и стараются выставить себя умными. А ты кто угодно, но точно не дурак. — Сочту за комплимент. — Ричард, — недовольно выдохнул Рид, когда они зашли в дом. — Ты ведь сам знаешь, что нам надо поговорить. — Знаю, что ты хочешь поговорить. И даже знаю, о чем. Вот только смысла в этих разговорах нет. — То есть у меня не должно вызывать вопросов то, что сначала ты набрасываешься на меня с поцелуями, а потом целенаправленно игнорируешь? — прошипел он.       Декарт резко развернулся к Гэвину. С удивлением обнаружил, что они оказались совсем близко. — Чего ты хочешь от меня? Может, это просто поцелуи. С чего ты вообще взял, что я должен хотеть быть с тобой? — Ты сам это сказал, — Рид чуть приподнял бровь, не подходя ближе, но при этом не отстраняясь, словно вновь позволяя Ричарду решать их дальнейшую судьбу.       Гэвин смотрел на Декарта, не отводя глаз, и Ричард встретил этот взгляд с такой же пронзительностью. Он не хотел проигрывать в этой битве, хотя и точно знал, что победителем ему не быть.       Рыцарь вдруг ощутил острую необходимость в том, чтобы поднести свою руку к его щеке и погладить щетину. Большим пальцем коснуться нижней губы. Поцеловать его наконец. Все его тело буквально заныло в тоске о хотя бы крошечном и легком прикосновении от Рида. Он бы наврал, если бы сказал, что не думал об этом все время, круглые сутки.       Гэвин будто услышал эти мысли. Неосознанно он облизнул свои губы, продолжая внимательно следить за Ричардом. Для него это стало последней каплей.       Он понимал, что Гэвин хотел поговорить. И так же он понимал, что не хотел сейчас разговаривать.       Ричард действовал на голых инстинктах. Сделав шаг навстречу Риду и оказываясь к нему непростительно близко, он вжался в него, запустил пальцы правой руки в его густые влажные нечёсаные волосы и собрал их в кулак на затылке, чтобы зафиксировать в удобном для Декарта положении. Левой же рукой он упёрся в столешницу за Гэвином, перекрывая ему путь к отступлению.       Без стеснения он провёл языком по неплотно сомкнутым мягким губам. Прикусил нижнюю губу Рида, несильно оттягивая, а затем сжал кулак с пучком его волос сильнее. Заставил его слегка задрать голову, и поцеловал его глубже. Ему показалось, что Гэвин попытался отстраниться, но Декарт ему этого сделать не дал, лишь усиливая напор.       Губы Рида были шершавые. И очень, очень горячие. Внутри Ричарда что-то перевернулось и сжалось. Он отчетливо ощутил дрожание своих рук. Дыхание перехватило. Голова закружилась от столь желанной близости. Ричард почувствовал, как у Гэвина, весьма вяло старавшегося остановить рыцаря, отчего-то задрожали колени, а сам лишь продолжил напирать. Поцелуй был слишком долгий. Губы Декарта засаднили, он почувствовал, что вот-вот задохнётся, но разорвать этот контакт он был не в силах.       Декарт ощутил, как зубы Гэвина слегка сомкнулись на его нижней губе, прикусывая ее, повторяя движение Ричарда, а затем впервые за всю ту вечность, что длился этот поцелуй, почувствовал, что Рид ему отвечает.       Это оказалось последним, что было нужно Ричарду, чтобы слететь с катушек.       Поняв, что Гэвин больше не будет пытаться уйти, Декарт запустил левую руку, которой раньше блокировал ему выход, под его рубаху, касаясь кончиками пальцев горячей кожи. Рид вздрогнул. А Ричард, почувствовав это, возбудился лишь сильнее.       «Интересно, в постели он тоже будет вздрагивать от каждого прикосновения? — вдруг подумалось ему. — И какой у него голос, когда он стонет? И какие части его тела особенно чувствительны? И я хочу увидеть его лицо, когда он... Остановись. Остановись. Остановись, пока не поздно.» Он больше не мог. Не хотел.       Рид поймал руку Ричарда и как-то вяло попытался убрать ее со своего живота. Декарт этот жест предсказуемо проигнорировал.       Тогда Гэвин упёрся руками в его плечи, но вместо того, чтобы в очередной раз попробовать отодвинуть от себя тело Ричарда, он обвил свои предплечья вокруг его шеи, придвигая его ближе. Хотя ещё секунду назад казалось, что ближе уже некуда.       Вдруг Декарт перестал вжиматься в Гэвина, убрал руку из-под рубахи, но лишь для того, чтобы подхватить его за бедра и одним махом усадить на столешницу. Послышался глухой стук посуды, падающей на пол. К черту.       Ричард, расположившись между ног Рида, впился пальцами в его поясницу, притягивая к себе и не смутившись того, что Гэвин точно почувствует уровень его возбуждения в паху. На секунду Декарт оторвался от него, чтобы глотнуть воздуха. — Нам нужно... поговорить... — прерывисто выдыхая, прошептал Рид.       Ричард усмехнулся. — Мы ведь и так общаемся, правда ведь?       Декарт вновь приблизился к Гэвину вплотную и упёрся руками в столешницу по обе стороны от него, ловя его тело в своеобразный капкан.       Своими губами он накрыл его шершавые губы. Еще один поцелуй, выбивающий лишнее дерьмо из головы. Почувствовал, как Рид, концентрируясь на происходящем, одной рукой вцепился в рубаху Ричарда, а второй сжал его правую скулу. И с таким же напором стал страстно отвечать на его поцелуй.       Декарт неожиданно даже для себя отстранился. Глаза Гэвина излучали возбужденный азарт. Он схватил Ричарда за ворот рубашки и с силой притянул его к себе. Тот резко наклонил голову вбок, уклоняясь от губ Рида, и впился ему в шею. Приподнял взгляд, внезапно столкнувшись взглядом со своим отражением в зеркале, что находилось за спиной Гэвина. С легким удивлением он посмотрел на свои расширенные зрачки, горящие щеки и слегка взлохмаченные волосы. Но ещё большее внимание приковал к себе эффектный вид на спину Гэвина, который с запрокинутой головой прижимался к Декарту и обнимал его за шею. Рубаха на нем была совсем тонкая, и сквозь ткань легко различались лопатки и трапециевидные мышцы.       Ричард с неохотой отстранился и увидел сначала на коже, а потом и в отражении в зеркале, алеющий засос размером со всю Англию.       Гэвин даже возмутиться не успел, когда Декарт с каким-то садистским наслаждением оставил на нем еще один след чуть ниже первого. Затем оттянул ворот его рубахи и третий засос поставил на выпирающей ключице.       Пока Рид чуть отвлёкся на ощущения в районе шеи, Ричард аккуратно расшнуровал пояс его штанов и запустил туда руку.       Гэвин чуть вздрогнул, шумно выдохнул и сглотнул. Было видно, что он еле сдерживался, чтобы бёдрами не толкнуться на встречу руке Ричарда, но у того были другие планы.       Повинуясь внезапному порыву, он слегка потянул Рида за руку, чтобы тот вновь оказался стоящим на полу, и опустился перед ним на колени.       Не осознавая и весьма плохо представляя, что он сейчас собирался сделать, Декарт оставил внизу живота ещё один засос, при этом сжав руками член Гэвина сильнее. Рид, чтобы удержаться на ногах, вцепился за край столешницы, на которой сидел минуту назад. Ричард поднял глаза на его лицо. Взгляд мутный, дыхание отрывистое. Рукой, покоящейся на члене Рида, Ричард почувствовал его бешеный пульс. Всем своим видом он молил о большем, и разве Декарт мог ему отказать?       С силой он провёл языком от яиц по стволу к самой головке и резко взял член Гэвина в рот. Рид выдал сдавленный хрип, сжимая край столешницы белеющими от напряжения пальцами. Ричард расслабил горло, беря настолько глубоко, насколько ему позволяла его глотка. Переборщил. Слегка подавился, но отстранился раньше, чем начал захлебываться. Взял снова. Аккуратнее. Почувствовал еле различимый солоноватый привкус. На языке ощутил вязкую смазку. Вернулся к головке и с лёгким нажимом обвёл ее языком. Гэвин резко зажал себе рот рукой. Значит, понравилось так? А что еще ему приятно? Ричард хотел знать больше.       Взял снова и снова, выставляя определенный ритм, едва касаясь языком чувствительной головки. Полностью погружаясь в процесс. Ричарда это возбуждало. Его запах. Его вкус. Его тело.       Обе ладони Ричард уложил на бёдра Рида. Сжал губы сильнее. Поменял наклон и увеличил темп. Гэвин продолжал закрывать себе рот дрожащей рукой, но Декарт все равно слышал, как из него то и дело вырываются не то стоны, не то всхлипы. А затем внезапно ощутил, как пальцами Гэвин провёл по его волосам и вцепился в них на макушке. Удерживал пряди, чтобы они не падали Ричарду на глаза. Не отталкивал его. Хотел видеть, как это делал именно он. Заставил брать глубже. Ричард смиренно принял правила игры, старательно вылизывая его член, чувствуя, что он напрягается.       Потом Декарт отстранился, поднимая взгляд на лицо Рида, смотря на него снизу вверх. — Ты когда-нибудь был с мужчиной?       Щеки Гэвина были раскрасневшимися, по шее бежала капелька пота, он сам тяжело дышал и, казалось, даже не сразу понял вопрос. — С таким, как ты, — нет.       Удовлетворённый этим ответом, Ричард, не отводя взгляда от глаз Рида, вновь провёл языком по его члену, сосредотачиваясь на головке. Гэвину нравилось наблюдать за тем, как Декарт отсасывал ему. А Ричарду нравилось, когда он смотрит.       Через пару движений языком Гэвин сдавленно прохрипел. — Ричард... я сейчас...       Повторять ему не пришлось. Декарт отстранился, взял член Гэвина в руку, и спустя пару движений тот обильно кончил в неё, впервые за все время громко и протяжно простонав.       Всем весом опираясь на столешницу, он сквозь тяжелое дыхание протараторил: — Чёрт, прости. Прости пожалуйста. — Не извиняйся, — ухмыльнулся Ричард, вытирая руку о первый попавшийся кусок ткани. — Это, вообще-то, для меня лучший комплимент.       Гэвин потёр рукой лицо и, сделав пару шагов, приземлился на постель. Ричард сел рядом.       Они помолчали немного. Потом Рид спросил: — А как же ты? — было вполне очевидно, на что он намекает. — Ничего, — заверил его Ричард и опять ухмыльнулся. — Потом сочтёмся.       Гэвин легко рассмеялся с коротким «договорились». А Декарт вновь задумался.       Он не хотел пускать в свою голову прежние переживания, но не мог им противостоять. Ровно те же мысли, которые одолевали его все это время, одолели и сейчас. Что он только что натворил? Теперь все только усложнилось.       Перемена в настроении Ричарда не скрылась от Рида. Он, слегка напрягшись, посмотрел на него. — Что с тобой? — Ничего, — поморщившись, отмахнулся Декарт. — Ты жалеешь? — Нет. Конечно, нет. — А что тогда?       Ричард шумно выдохнул, потирая переносицу, и, не глядя на Гэвина, озвучил меньшее из своих переживаний: — Как ты думаешь, чем это кончится?       Рид посмотрел на него растерянно. — Я не знаю. — Ты не понимаешь, насколько это неправильно? И опасно?       Гэвин печально и смиренно взглянул на него. — Всё-таки жалеешь.       Декарт не ответил.       Наверное, тогда они оба понимали, что Ричард нравился Гэвину гораздо сильнее, чем Гэвин — Ричарду. И оба молчаливо с этим соглашались. Их обоих это устраивало.       Ричард честно изо всех сил старался избегать Рида. Однако конца своим беспомощным метаниям, как конца войны, он не видел.