Реквием

      Ричарду было больно смотреть на то, как Рид мучился из-за него. А он мучился — в этом не было никаких сомнений.       За эти несколько дней он побледнел, осунулся, стал каким-то нервным, дерганым. Целыми днями пропадал в городе или, что более вероятно по скромному наблюдению Ричарда и его твёрдому убеждению, отсиживался у Ирвина Лейдлоу и пил вино. А этой ночью даже не пришёл домой.       Декарт намеревался что-то с этим сделать. Правда, пока не знал, что именно.       Майский вечер в Нанте был прохладным. Ричард шел неуверенно, по памяти, стараясь соотнести окружающее с картинками в его голове. Получалось плохо. Прохладный ветер забирался под одежду, и Декарт ёжился, когда ему приходилось останавливаться и вспоминать, куда повернуть.       Нант был маленьким, почти крошечным, но от этого не менее запутанным. Огромным упущением стало и то, что Ричард почти совсем не знал французского, и спросить дорогу до местной винодельни было не у кого. А где искать Гэвина, если не там, он не знал.       Были поздние сумерки. Повсюду стоял гомон. В одном из домов раздался задорный детский смех. Окна верхних этажей были настежь открыты, а нижних — дрожащим пламенем свечек, горящих в них, освещали маленькие куски мощеной камнем дороги. На небе загорелись первые звезды, на горизонте маячила полная луна.       В какой-то момент Ричард понял, что сейчас выйдет на главную площадь, и хотел было развернуться и уйти, ведь он знал, что винодельня находилась в совершенно другой стороне, но ноги сами понесли его туда, где несколько недель назад девушку казнили за ведовство. Однако ярче всего он вспомнил не ее. И даже не Хлою, которая была так на неё похожа. Он вспомнил Гэвина.       Как он вывел его из удушающей толпы, как испугался, как обнял его, не столько из-за страха за Декарта, сколько, наверное, из-за растерянности. Но это было неважно.       Ричард тогда не обнял его в ответ, но руки его со всей силы сжали ткань рубахи Рида. Он не плакал, но все равно прижимался лбом к плечу Гэвина, словно бы его сотрясали горькие рыдания, а сам он задыхался от слез. Плечи его дрожали. Он чувствовал руки Рида на своей спине, которые гладили её в попытках успокоить, однако это только приумножало желание Ричарда вот так простоять в темном переулке всю жизнь и всю жизнь «проплакать» в плечо неудачно подвернувшемуся Гэвину.       Он, сам того не подозревая, спас Ричарда в тот день. В очередной раз.       Гэвин был такой безукоризненно нежный. Каждое его прикосновение, каждое слово, каждый взгляд — он всегда был таким. В этом состояло его очарование, и оно сводило Декарта с ума. А ещё его сводило с ума то, что Рид совсем своей нежности не стеснялся. Сам Ричард так не умел, хотя, наверное, очень хотел бы уметь.       Он ещё раз окинул взглядом площадь — это было весьма небольшое в масштабах Лондона и вполне приличное для такого города, как Нант, пространство, окружённое домами и переулками со всех сторон. За этой площадью находился замок герцога Бретонского, в центре стояла сцена, а узкие улицы ветвились и отсюда уходили, казалось, в никуда. Без толп людей оно выглядело совсем иначе. С ними было страшно, без них — уныло. Как и, наверное, везде на этой земле.       Ричарду вдруг представилось, как на сцене, на которой сожгли молодую девушку, выступает бродячий театр или священник с проповедями. Он почувствовал мурашки, мелкими жучками разбежавшиеся по рукам и спине, и холодный пот. Декарт развернулся и зашагал прочь, в сторону дома, бросив попытки найти винодельню и стараясь всеми силами выбросить страшные картинки и мрачные мысли из головы.       По около знакомой дороге он, незаметно для себя, смог добраться до дома.       Зайдя внутрь, он внезапно остановился у порога и резко вздохнул от удивления. Странно, что он совсем не ожидал увидеть здесь Рида — но он был здесь, испуганный, запыхавшийся, собиравшийся выбежать на улицу. Через секунду, как Декарт появился в дверном проеме, на лице Гэвина промелькнула смесь из облегчения, растерянности и злобы. — Что случилось? — спросил Ричард, осторожно оглядывая Гэвина с ног до головы. — Я думал... — произнёс он, язык его запнулся. — Думал, что ты ушёл. Уплыл.       Декарт поморщился: «Я искал тебя.»       Он вдруг почувствовал острую нужду оправдаться. — Я бы не поступил так с тобой. Не уплыл бы без предупреждения. — Я знаю, — выдохнул Рид, закрыв глаза на пару секунд, а потом глубоко вдыхая. — Ты бы не смог.       Ричард зачем-то решил уточнить: — Ты сам сказал: я могу уплыть, когда мне вздумается.       «Идиот,» — ругнул он себя, но Гэвин, казалось, понял это высказывание по-своему. — И, тем не менее, ты все ещё здесь.       Декарт поджал губы и ничего не ответил. — Ладно, — Гэвин провёл рукой по своим волосам и посмотрел прямо на Декарта. Зрачки его были слегка расширены, а от дыхания пахло чем-то горьким и терпким, подтверждая догадки Ричарда о том, где был Рид. — Заходи уже. Нам нужно поговорить. — О чем? — рыцарь шагнул внутрь дома, закрыв дверь, и непонимающе взглянул на него, для убедительности приподняв бровь, но Гэвину этого не хватило. — А то ты не знаешь. — Понятия не имею.       Гэвин шумно выдохнул, подавляя своё раздражение. — Слушай: мы можем притвориться, что в тот вечер ничего не было, но оба знаем, что это не так. И сейчас можем сделать выбор. — Выбор? — Да, выбор, — ответил Рид и, уверенно смотря в глаза Ричарду, шагнул ему навстречу. — Кто мы друг другу? — Два шага назад, Рид, если не хочешь повторения того вечера. — Да кто сказал, что не хочу, — поморщившись, произнёс Гэвин. «Провоцирует,» — недовольно подумал Ричард, но Гэвин словно перебил его мысли. — Мне просто нужна ясность. Если ты делаешь это просто так, от нечего делать, если для тебя это ничего не значит, — хорошо, я готов это принять. Я даже злиться не буду, обещаю. Но если это правда, то никогда больше этого не делай. Я не хочу так. — Я не могу по-другому, — быстро ответил Декарт, хотя стоило сказать «я не знаю, как по-другому».       Но Ричард не сказал. Разумеется, он не сказал.       На лице Рида на секунду проскользнуло разочарование, но он быстро спрятал его за маской раздражения. Декарту даже подумалось, что ему показалось, хоть он и понимал, что не ошибся. — Я понял, — Гэвин сказал это на выдохе и замолчал ненадолго, обдумывая свои дальнейшие слова. — Самое странное, — он потёр переносицу и шумно выдохнул, — что я могу сделать себя счастливым и знаю, что для меня лучше всего, но вместо этого хочу тебя. И просто продолжаю тратить свое время. Но такое чувство, что... Возможно, я скоро устану от этого. — Хочешь... меня? — не ожидая от Рида такой искренности, как-то глупо и непонятливо переспросил Ричард. Он почти не заметил, как кольнуло его сердце на словах «продолжаю тратить время.» Думать об этом ему было некогда. Да и не хотелось. — Хочу, чтобы ты хотел меня. Так же сильно, как я хочу тебя.       Слова прозвучали, словно спусковой механизм на «греческом огне». Теперь уже Ричард шагнул навстречу Гэвину.       Все случилось быстро.       Декарт пальцами схватил Рида за взлохмаченные волосы на затылке и крепко сжал, слегка оттягивая их и впиваясь губами в его губы. Тот прижался ближе, обвив руки на его спине, и промычал что-то неразборчивое, не отстраняясь. Ричард улыбнулся сквозь поцелуй, опуская руку ниже и сжимая член Рида. Тот протяжно и податливо застонал.       Легкими и нетерпеливыми поцелуями переходя к его шее, Ричард прошептал: — Мне нравится. Давай ещё жалобнее.       Гэвин вдруг напрягся, а потом руками оттолкнул Декарта от себя, отшатнулся сам и выставил руки перед собой. — Нет, — резко произнёс Рид. — Даже не думай. Я не собираюсь спать с тобой на твоих условиях.       Ричард нахмурился. Он хотел было недоуменно переспросить, что ещё за «его условия», но вовремя закрыл рот. Все было очевидно и так.       Правда была в том, что Декарт тоже знал, чего хотел. И знал, чего боялся больше всего — что душа окажется слишком голой. Однако произнести это вслух у него, конечно же, не хватило духу. Он боялся себя, но ещё сильнее боялся Гэвина, боялся его нежности, боялся его симпатии.       Рид ушёл опять — сказал, что переночует у Ирвина Лейдлоу.       Никогда они ещё не были друг другу ближе, и никогда их отношения не были хуже, чем были сейчас.

***

      Ричард проснулся посреди ночи от громких звуков за окном. Словно большая толпа людей на улице одновременно что-то кричит и куда-то вместе идёт. Из этих криков выбивался один — громкий и отчаянный, — но языка Декарт не знал, и понять, что происходит, не выходя на улицу, ему не удалось. Поэтому он быстро поднялся, окатил лицо холодной водой из кувшина, чтобы хотя бы немного взбодриться, и неуверенно открыл дверь.       С соседней улицы раздавались громкие злые возгласы. Слышался стук падающих булыжников о мощеные дорожки. Кто-то вдруг взвизгнул от боли.       От этого звука Ричард вдруг резко вздрогнул, оцепенел ненадолго, а затем встрепенулся и без разбора побежал навстречу шуму.       Шрам на боку болезненно тянуло, но он старался не обращать на это внимания.       На повороте на другую улицу перед ним открылась ужасающая картина.       Несколько десятков людей, вооруженных вилами, копьями и булыжниками, гнали по улицам худого обнаженного мужчину. Он убегал от них на дрожащих ногах, рыдал, пытался закрыть плечи и шею руками, но все было без толку. Это только раззадоривало разъяренную толпу. Исполосованный кровавыми ранами, он был будто покусан дикими зверьми. На самом же деле на него напали люди — его соседи. — Sodomite! — скандировали они, и не осталось сомнений, что так разозлило народ. — Brûle en Enfer! — Они призывают его сгореть в Аду, — из-за спины раздался голос Гэвина. Ричард вздрогнул и резко развернулся, бросая взгляд на запыхавшегося мужчину. — Из-за... — Ага, он спал с мужчиной. Видимо, их застали, — ответил Рид, переводя дыхание. — Его гонят на площадь, я думаю, — поделился он догадкой.       Ричард согласно кивнул. «На самосуд.»       Они оба это понимали, но произнести вслух не решались.       Декарт слушал глубокие вдохи и выдохи Гэвина, которые постепенно замедлялись. Молчание было напряженным, но отнюдь не из-за сложившейся между ними ситуации. — Нам надо его вытащить, — вдруг произнёс Гэвин и резко побежал навстречу бушующей толпе. — Стой, идиот! — крикнул ему вдогонку Ричард, тоже срываясь с места, однако догнать Гэвина у него почти не было шансов — при слишком большой нагрузке рана на животе рисковала разойтись.       Тем временем толпа загнала мужчину в тупик. Он пытался вырваться, но уже не так явно, словно смиряясь со своей участью. Кто-то набросил на него веревку, чтобы связать.       Тогда мужчина вновь оживился, закричал, хотел было побежать в другую сторону, однако колени его, измождённые ударами и долгим бегом, подкосились и он упал бы, если бы некто, все это время активно пробирающийся через скопление людей, не подхватил бы его.       Чертов Гэвин Рид. Чья храбрость, очевидно, являлась синонимом слова «глупость».       Быстро закинув его руку себе на плечо и схватив его за талию, Рид побежал вперёд, буквально волоча за собой незнакомца. Кто-то ударил вилами ему в спину и он завыл сквозь зубы от боли. И продолжил бежать.       Толпа неутомимо нагоняла мученика и грешника. Нужно было срочно думать, что делать.       К счастью, Ричард ориентировался в этих улицах. Эти узкие переулки вели к площади.       Увидев щель между домами и сообразив, что с помощью неё он здорово сократит свой путь, он юркнул туда.       Толпа как раз заворачивала на ту улицу, на которой оказался Ричард.       В какой-то момент, пока Декарт наблюдал за беснующейся толпой и думал, что ему стоит предпринять, кто-то вновь бросил булыжник. Он попал прямо во впадину с внутренней стороны колена Гэвина. Он закричал от боли, шаг его сбился, он запнулся. Но наверняка устоял бы, если бы не ещё один булыжник, прилетевший ему в лопатку. Он повалился на землю и смог разве что откатиться с пути толпы. Она, будто не замечая его, пронеслась мимо, продолжая охоту за худым мужчиной. Гэвин Рид никого не интересовал.       Ричард подбежал к нему, схватил под руки, помогая подняться, и быстро завёл в ту щель между домами, где прятался до этого. — Идиот, — прошипел Декарт, глядя прямо в глаза Гэвину, но его злость и раздражение быстро испарились, когда он увидел этот взгляд. Взгляд бесконечно тоскливых зелёных глаз.       Чтобы как-то смягчить своё ругательство, Ричард аккуратно положил руки на его плечи и внимательно осмотрел. Губа была разбита, из неё сочилась кровь. Декарт мягко стёр ее большим пальцем. — Больно? — спросил он и только сейчас понял, насколько глупо звучал его вопрос.       Гэвин даже не думал скрывать свои чувства. — Да, — произнёс он, морщась, не давая слезам вытечь из глаз. — Но это были небольшие камни. Вроде бы ничего не сломал. — Я посмотрю дома, — пообещал Ричард и, повинуясь секундному порыву, обнял Гэвина. Когда он заговорил, его губы почти касались уха Рида. — Идти одному против разъяренной толпы было проигрышной тактикой. — А что я должен был делать? — спросил Гэвин, не отстраняясь, но и не обнимая его в ответ.       Декарт просто ответил: — Ничего. Ты уже ничем бы не смог ему помочь. — Как думаешь, они далеко ушли? — Наверное, они уже на площади. — Тогда нам нужно поспешить, — произнёс Гэвин, наконец отстраняясь. Лицо его больше ничего не выражало. Это больно отозвалось в груди Ричарда, но он предпочёл это не показывать. — Я должен знать, что с ним будет. — Тогда... — выдохнул Декарт. — Бежать сможешь?       Гэвин лишь кивнул, развернулся и побежал к площади. Спина его рубахи была будто исполосована медвежьими когтями, и за этими дырами красовались кровавые следы.       Спустя пару минут бега они буквально ворвались на площадь.       Никакого прилюдного унижения (если не считать того, как бедного мужчину сюда загнали), никакого суда, никаких одобрительных или неодобрительных возгласов, вопреки их ожиданиям, не было. Городская охрана разгоняла толпу, и люди, которые бросали камни в спину незнакомца, сами испуганно побежали домой. Солдаты призывали быстро разойтись и перестать преследование преступника.       Ричард подумал вдруг, что сейчас охранники помогут ему, постараются защитить, укрыть от беснующейся толпы или хотя бы подскажут, что делать, но этому не суждено было случиться. Беззащитного человека скрутили под руки двое охранников и повели куда-то в сторону замка. — Там тюрьма, — произнёс Рид гневно и разочарованно. — Его, наверное, ведут туда до суда.       Ричард посмотрел на него. Он же глядел в израненную спину обнаженного мужчины, наверняка не решаясь впустить в свою голову мысль о том, что он уже приговорён к смерти, и это — его последние минуты на свободе и последние часы — в живых.       Декарт легонько тронул его за плечо, но Гэвин отшатнулся от этого прикосновения, словно от меча, только что вытащенного из кузнечной печи. Ричард виновато посмотрел на него. Его рука зависла в воздухе, а сам он просто стоял, не решаясь повторить это прикосновение, не решаясь утешить, не решаясь сделать хоть что-то. И ему стало от этого нестерпимо больно — наверное, так же больно, как болели длинные царапины на спине Гэвина.