Реквием

      Ричард уже приучил себя воспринимать шум улицы как знамение чего-то ужасного. То это прилюдные казни, то погоня за каким-нибудь беднягой, то затмение, которое по всеобщему убеждению сулило неудачи и несчастья… Потому Декарт, проснувшись утром и услышав гомон с улицы, сразу напрягся, ожидая чего-то подобного.       Он посмотрел на пустующую прохладную сторону постели. Это прибавило ещё несколько капель в чашу его эмоционального напряжения. Вместо того, чтобы выбежать на улицу, он сперва выглянул в окно, пытаясь разобраться в происходящем. Но понять что-либо было невозможно: всюду сновали люди, не задерживаясь на месте ни на секунду, отчего нельзя было разобрать их выражения лиц и настроение, царил какой-то хаос, а неустанная беготня вызывала рябь в глазах.       Яростно потирая их ладонями и усаживаясь обратно на постель, Ричард шумно выдохнул. Все его существо тянуло его обратно в постель, но одновременно с этим он не мог позволить себе пропустить то, из-за чего народ был так взбудоражен, а потому продолжал сидеть на кровати, колеблясь между двумя одинаково соблазнительными вариантами.       В дом, держа в руках бутыль молока и буханку свежего хлеба, вошёл Гэвин. Выглядел он радостнее, чем обычно. — Что происходит? — спросил Ричард настороженно, следя за тем, как Рид кладёт еду на стол и разливает молоко по чашкам. — Ты о чем? — Что с настроением? — А, — Рид улыбнулся ещё шире. — Сегодня в городе праздник — не помню, в честь чего, освобождение от какой-то оккупации когда-то давно, вроде. И такое совпадение — к нам приехало «Братство страстей». — Это ещё что такое? — Не что, а кто. Это странствующая труппа, очень популярна во Франции. — Поэтому все так взбудоражены? — Сегодня будет замечательный день, — просиял Гэвин и стал едва ли не ярче солнца. Декарт сам не заметил, как подхватил эту улыбку. — Музыка, танцы, веселье… Всё уже началось, так что давай: быстро завтракаем, собираемся и идём гулять. — Хорошо-хорошо, — Ричард закатил глаза, не скрывая своей заинтересованной улыбки. — Как скажешь.       Быстро позавтракав и умывшись холодной водой, Ричард натянул на себя чистую белую рубаху. Дотронулся руками до почти совсем зажившего шрама — прикосновение не доставило никакого дискомфорта. Гэвин открыл дверь, и Декарт почувствовал, как его лицо обдуло легким летним тёплым ветром. — Ну, идём? — нетерпеливо спросил Рид, держа дверь открытой.       Ричард хитро взглянул на него и захлопнул дверь. — Сейчас пойдём, — сказал он с улыбкой, подошёл к нему в плотную, взял лицо в свои руки и быстро поцеловал, ощущая, как Гэвин через секунду замешательства заключил его в объятиях. Тогда он поцеловал его ещё раз — легко, почти невинно, — и отстранился. — Всё, я готов, — сказал Декарт, открывая дверь. Рид усмехнулся и вышел из дома вслед за Ричардом.       На этот раз протискиваться на центральную площадь не было нужды — праздник был сразу везде. Отовсюду звучали звуки музыки и людского смеха. Вереница странствующих актеров — гистрионы, шпильманы, жонглеры — вела толпу по городским улицам и старалась всевозможными приемами удивить и рассмешить публику.       В одном переулке кто-то играл на разных инструментах; в другом вертели на двух ножах мячи, перебрасывая их с одного острия на другое; возле одного из домов рядом с пышным кустом потихоньку отцветающей сирени какая-то девушка устроила кукольный театр и показывала марионеток. На одном из перекрёстков актеры прыгали через кольца, учили собак стоять на задних лапах на потеху зевакам, бегали и скакали по веревке, протянутой от одного столба к другому, смотря, чтобы она не поддалась… Всего, что здесь и сейчас происходило, было не перечислить. У Ричарда разбежались глаза. Картину дополняло сияющее солнце и яркое синее небо.       От завороженного наблюдения за этими шествиями его отвлёк голос Гэвина, который громко окрикнул: — Эй, Ирвин! Иди к нам!       Декарт посмотрел в ту сторону, куда кричал Рид. Этого рыжего здоровяка, Ирвина Лейдлоу, не заметить было сложно. Он махнул рукой Гэвину, когда тот позвал его, и направился к ним, идя против течения толпы. — Рид, ты в курсе, что ты здорово меня подставил? — тихо пробормотал Ричард, нахмурившись и схватив Рида за руку. Тот высвободился из этого захвата и посмотрел на Декарта с улыбкой. — Ты же сам понимаешь, что когда-нибудь вы должны поладить. Или хотя бы объявить перемирие. — Должны? Кому? — недовольно ответил Декарт, но Гэвин не успел ответить — Ирвин уже был здесь, оглядывая Ричарда с каким-то показно равнодушным презрением. — Я думал, ты сегодня будешь угощать всех вином. Или хотя бы продавать, — сказал ему Гэвин вместо приветствия и дружелюбно хлопнул по плечу. Тот немного напряжённо улыбнулся и помотал головой. — Я решил сегодня взять выходной. Нечасто к нам заезжают бродячие актеры. — А в Лондоне такие есть? — спросил Рид, обращаясь к Ричарду.       Тот слегка поморщился. — Своих достаточно, бродячие не нужны. — Англичане не умеют веселиться, — с чувством собственного превосходства отметил Ирвин. — Всё, что они делают в своё свободное время, — это думают, на кого ещё им напасть или сколько ещё времени просидеть в темном холодном доме без друзей, потому что им везде мерещатся враги. — А ты долго в Англии прожил? — Ричард расправил плечи и сложил руки на груди. — Может, поделишься опытом? А то меня уже давненько там не было. — Чтобы понять вас, жить там не надо. У вас все написано на ваших горделивых лицах. — Эй, — громко и строго произнёс Гэвин. — Прекращайте. Не будем портить праздник вашими дурацкими спорами. — Да я шучу, — отмахнулся Ирвин с таким лицом, чтобы всем было понятно, что он не шутил. — Типичное для шотландца чувство юмора, — Декарт приподнял брови, — грубоватое, пошлое и конфузное. — Ричард! — недовольно воскликнул Рид. — Да я шучу, — Ричард повторил мимику Лейдлоу, чтобы всем было понятно, что он тоже не шутил.       Гэвин шумно и немного грустно выдохнул. — Знаете, вы могли бы хотя бы попытаться. «Попытаться? Для кого?» — желчно ответил Декарт у себя в голове, а затем посмотрел на Ирвина. Тот наверняка подумал то же самое. И точно так же, как и Ричард, одернул себя и посмотрел на Декарта. Какой же глупый этот вопрос — «для кого?» Очевидно, для кого. Только этот кто-то усиленно избегал подчеркнуть то, как для него это важно.       Декарт и Лейдлоу ещё раз переглянулись. Рыжеволосый хрипло прокашлялся. — Ну что, Рик, — Ричард недовольно поморщился от такого сокращения. — Тогда будем друзьями?       Декарт сощурился и внимательно посмотрел на него. Он понимал, что Ирвин Лейдлоу предложил эту дружбу ради Гэвина. А Ричард ради Гэвина должен был это предложение дружбы принять.       Тогда рыцарь кивнул и протянул ему руку. Тот крепко пожал её, глядя ему в глаза. Ричард видел во взгляде Ирвина насторожённость и неприязнь, но тактично и во благо себе игнорировал это, так же как и Лейдлоу наверняка видел в Декарте претенциозность и враждебность и предпочитал об этом молчать. Ричард глянул на довольного и счастливого Гэвина, которому было достаточно номинального перемирия. Ирвин постарался сдержать улыбку при виде радостного Рида, но не смог. Декарт вновь взглянул на Лейдлоу и понял — всё же между ними было кое-что общее: они оба очень любили Гэвина. Хоть и немного по-разному. — А что на главной площади? — спросил Ричард, чтобы разрушить повисшую между ними тишину. — Танцевальный дом, — ответил Ирвин и вместе они отправились туда. — В смысле? — Гэвин недоуменно глянул на него. — Он же рядом с церковью. — На сегодня его закрыли. Решили, что громкая музыка и смех нарушат благочестивое настроение прихожан и служителей храма и вызовет их недовольство и бесконечные жалобы. Пришлось соорудить новый — на площади. — Не удивлюсь, если священники разгонят всех и с площади, — сказал Ричард, хмыкнув. Ирвин, на его удивление, слегка ухмыльнулся. «Может, не такой уж он и пропащий?» — пронеслось в голове Декарта, но он тут же отвлёкся на происходящее на площади.       «Танцевальный дом» представлял собой следующее: над деревянным настилом, слегка приподнятым над землей, соорудили крышу на четырех столбах. На нём располагались музыканты, а рядом плясали в кругу мужчины и женщины. Вот они собрались в хоровод, вот вдруг разошлись и стали импровизировать, вот какой-то пьяница, с самого утра приложившийся к выпивке, упал, и люди рядом весело рассмеялись, помогая ему встать. Ричард был уверен, что церковь назвала бы происходящее грубым и бесстыдным действом. Но всем было всё равно.       Декарт завороженно наблюдал за этим и вдруг ощутил, как Гэвин тянет его туда, в самую гущу. — Ну, что стоишь? — спросил он с улыбкой, щурясь от тёплого летнего солнца. Рыжая голова Ирвина Лейдлоу виднелась уже где-то в толпе. — Идём!       И вместе они вклинились в большой хоровод танцующих людей, которые быстро шли по кругу, держась за руки. В определенные моменты в музыке они останавливались, хлопали в ладоши и делали притоп ногой, а потом вновь продолжали скорую ходьбу по кругу. Ричард быстро приноровился к танцевальному ритму. Гэвин все время держался рядом и смеялся.       Ричарду было так хорошо, так радостно, что в уголках глаз почти наворачивались слёзы. Или это было из-за яркого солнца? Это было неважно. Он чувствовал себя просто волшебно.       Внезапно Ричард подумал, что он не заслуживает того счастья, которое сейчас чувствовал. Как будто вся эта жизнь, которую он сейчас живет, досталась ему просто так, без жертв и страданий. Достоин ли он был той радости и той беззаботности, что сейчас царили в его душе?       Ответов он не нашёл. Гэвин взял его под руку, как взяли под руки друг-друга люди в хороводе, и вновь понеслись по кругу, будто околдованные. Ричард глянул на Рида. Рот, лоб, брови, щеки, глаза — все в нем улыбалось. Он бросил взгляд на Декарта, и глаза его засияли.       Ричард бы не поверил тому, кто бы ему сказал, что он может так любить. Это было что-то другое, совсем не то чувство, которое у него было когда-то прежде. Весь мир разделился для него на две половины: одна — Гэвин Рид и там все счастье, надежда, свет; другая половина — все, где его нет, там все уныние и темнота… Ричард не мог не любить света, он не был в этом виноват. И он был очень счастлив. Даже если где-то глубоко в своей душе понимал, что, наверное, не заслужил этого.       Вдруг веселую идиллию прервал какой-то всадник, появившийся на центральной площади прямо верхом на лошади. Хоровод остановился, музыканты отняли руки от инструментов, все взгляды были прикованы к нему. — Où est la porte du château du duc? — громким хриплым басом произнёс всадник и, когда несколько горожан прокричали ему что-то в ответ и начали махать руками в сторону, кивнул и поскакал вглубь города. — Он спросил, где ворота в замок герцога, — пояснил Гэвин. Ричард кивнул. — Похож на гонца. Узнать бы, из какого города, — ответил Декарт, пытаясь высмотреть хоть один опознавательный знак. — Не думаю, что это что-то важное. — Во время войны? Конечно, важное. — Он из Кравана, — откуда-то из-за спины раздался голос Ирвина. — Он был у меня в лавке вчера вечером. Видимо, только оправился после вчерашней пьянки. — Зачем он здесь? — спросил Рид. — Я точно не понял. Он очень много болтал. Кажется, ему нужно передать прошение о подкреплении для обороны Кравана. Планируется, что англичане нападут именно туда. — Вот как, — задумчиво протянул Декарт и посмотрел на удаляющегося гонца. — А они далеко? — Кто? — Англичане. — Не знаю. Думаю, днях в трёх. — Ясно. Спасибо, Лейдлоу, — ответил Декарт, даже не глядя на него. Он почувствовал, как Ирвин хмыкнул. Благодарность он проигнорировал.       Ричард тряхнул головой, чтобы прогнать нежелательные мысли из головы, но праздничный настрой совсем пропал. Музыканты вновь затянули какую-то задорную мелодию, люди стали собираться в новый хоровод, однако Ричард этой инициативы не поддержал. Он отошёл в сторону от столпотворения и подозвал к себе Рида. — Я наверное пойду домой, передохну немного, — произнёс Декарт. — Ты оставайся, если хочешь.       Гэвин кивнул. — Пойдём, я провожу.       Вместе они не спеша отправились в сторону дома.       Когда с главных улиц они свернули в узкие переулки и стало чуть тише, Ричард решился спросить: — Помнишь, о чем я тебе говорил недавно? — Ты в последнее время тот ещё болтун, — ласково пожурил его Рид, но, встретив серьезный взгляд Декарта, тут же убрал улыбку с лица. — О чем? — О том, что нам надо уехать отсюда.       Гэвин явно этого не ожидал. Он шумно выпустил воздух сквозь зубы и сложил руки на груди. — То есть, ты тогда был серьезен? — Конечно, серьёзен. Ну так что? — Нет, Ричард. Это глупо. Я не поеду и тебя не пущу. — Обещал отпустить, как только захочу, — приподняв бровь, напомнил Декарт, намекая на тот вечер на побережье, когда Рид впервые показал ему море. «Я хочу показать тебе, что не собираюсь держать тебя здесь. Твой дом совсем близко. Ты свободен и можешь уехать, как только пожелаешь.» — Тебе же нравится здесь. Ты сам говорил. — Нравится — не то слово, Гэвин, — взгляд Ричарда смягчился. — Я очарован Францией. Но как я уже говорил, нам с тобой в Нанте небезопасно, а где-то ещё мы просто не приживёмся — у нас ни денег, ни навыков, кроме боевых. У меня уж точно. А на одни твои умения нам не прожить. — Не уговаривай меня, Декарт, — поморщился Рид, и в этот момент они подошли к дому. — То, что ты предлагаешь, едва ли жизнеспособно. — Почему? — спросил Ричард и, взяв Гэвина за локоть, завёл его внутрь дома. — Назови хоть одно упущение. — Ты упустил всю мою жизнь здесь, — Рид закатил глаза. — Как, по-твоему, мне всё это бросить? И уехать — не куда-нибудь, а в Англию. Как ты себе это представляешь? — Ты должен хотя бы подумать об этом, — Декарт внимательно и настойчиво посмотрел на него. — Я ничего не обещаю.       Между ними повисла тишина. Они разошлись в разные стороны комнаты — Рид присел на край постели, а Ричард оперся спиной о стену рядом с дверью. Затем он посмотрел на Рида. Гэвину, казалось, было не по себе. В руках он теребил завязку от своей рубахи и закусывал губы то с одной, то с другой стороны. — В чем дело? — спросил Декарт, но этот вопрос остался без ответа. — Гэвин? Я открыт к любому разговору. Тебя что-то волнует? Хочешь что-то спросить?       В ответ Рид лишь отрицательно покачал головой.       Ричард плотно сжал губы, а потом выдохнул. И так было ясно, что беспокоило Гэвина. Просто почему-то он не ожидал, что это решение дастся Риду с таким трудом.       Он вдруг почувствовал свою вину. Просить Гэвина вот так все бросить ради жизни, о которой он никогда даже не думал, ради неизвестности, было весьма эгоистично. С другой стороны, разве у них был выбор? Разве что эшафот. Но допустить этого было нельзя. И медлить нельзя. А других выходов Декарт не видел. Но… тогда почему ему сейчас стало так тяжело?       Он вновь посмотрел на Гэвина. На его лице было буквально написано то, что он разрывается между двух огней. И то, что он сразу не открестился от идеи Ричарда о том, чтобы уехать отсюда, вдруг стало для Декарта чем-то вроде шва на заживающий шрам: сперва поболит, придётся понервничать, но рыцарь знал, что то, что он предлагает, правильно, и Рид в конечном итоге примет верное решение. Он это чувствовал. — Гэвин… — начал Ричард тихо и не уверенно. — Я очень хочу тебя поцеловать. Можно?       Рид ещё сильнее и заметнее напрягся от этого вопроса. Он перевёл взволнованный взгляд на Декарта. — Почему ты спрашиваешь?       Ричард слегка опешил, а потом нервно усмехнулся. — А ты хочешь? — Конечно. — Не знаю. Боюсь тебя отпугнуть. После прошлого раза… — Ричард против воли вспомнил стальной голос Рида: «Я не хочу спать с тобой на твоих условиях.» — Мне нужно, чтобы ты мне доверял. Не хочу всё испортить. — Не испортишь. Я не позволю. — И манипулировать близостью не хочу. Я жду от тебя решения, но никогда не стал бы давить на тебя таким образом. — Откуда ты знаешь — может, мне бы понравилось?       Ричард тихо рассмеялся. — Что ты хочешь этим сказать? — Поцелуй меня. Сейчас.       Напряжение между ними вдруг приобрело иной характер. Ричард молчал. Гэвин тоже. И только шум народа и отдалённые звуки музыки напоминали, что между ними ещё есть воздух.       В два шага преодолев разделявшее их расстояние, Декарт оказался совсем рядом. Рид, продолжавший сидеть на постели, смотрел на него снизу вверх своими зелёными глазами, в которых горел огонёк желания. Ричард взял его лицо в руки, склонился к нему и коснулся губами его губ, с каждой секундой углубляя поцелуй. Гэвин активно отвечал ему, гладя его спину и плечи. Затем его руки опустились на шнуровку его брюк.       Тогда Декарт выдохнул сквозь зубы, отстранился, толкнул его на постель и навис сверху, фиксируя его руки над его головой своими руками. — Эй, — с улыбкой возмутился Гэвин. Ричард опустился ниже к его лицу. — Не распускай руки, — шепнул он прямо ему в губы. — Я всё сделаю сам.       С силой Декарт поцеловал его, вдавливая его голову в подушку. Тут же ощутил кончик языка, касающийся языка Ричарда. Продолжал держать его руки, хотя Рид не сопротивлялся. Чувствовал сквозь рубаху тепло, исходящее от его тела. Потерся пахом о его пах. И не увидел, но ощутил, как ноги Гэвина сжали его бедра.       Декарт не пытался нежничать. Он делал все так, как хотел он сам, а Гэвин откликался на это так, будто хотел того же.       Ричард перехватил запястья Рида так, чтобы держать их одной рукой; другую он опустил к поясу штанов, запустил в них руку и, дразня, огладил кончиками пальцев нежную кожу ниже пупка. Гэвин чуть зажмурился и сдавленно попросил: — Не делай так.       Декарт усмехнулся. «Ты хотел сказать, сделай так снова? Без проблем.» — Да что б тебя! — прошипел Рид. Он мог бы легко освободиться из захвата Ричарда и отнять от себя его руку, но зачем? Так было гораздо интереснее им обоим, и они оба это понимали. — Давай уедем, Гэвин, — не выдержав, с придыханием прошептал Ричард, оставляя поцелуи за ухом Рида. — Здесь опасно. Когда нас обнаружат — вопрос времени. А там… Мы выгоним прислугу. Будем вдвоём. Станем затворниками. Не будем отрываться друг от друга ни на секунду, — опускаясь губами все ниже, Декарт прикоснулся языком к его шее. Гэвин наклонил голову, открывая больше места для поцелуев, чем Ричард незамедлительно воспользовался. — Если тебе там не понравится, продадим замок и уедем куда-нибудь ещё. Что скажешь? — Скажу, что… — начал Рид, но вдруг шумно выдохнул, когда Декарт, не переставая целовать ему шею, опять коснулся кожи чуть ниже живота. — Скажу, что не могу всё здесь бросить. — Что «всё?» Франция никогда не была твоим домом, признай это. — А Англия станет? — Вполне вероятно. По крайней мере, там мы будем в безопасности. — Шотладец в Англии — в безопасности? — Лучший способ спрятаться — спрятаться на виду. К тому же, со мной тебя никто не тронет. А в том замке в Линкольншире тебя никто не сможет тронуть. В такую глушь никто не заезжает. — Я не знаю, Ричард. — Соглашайся, — ласково протянул Ричард и вновь поцеловал Гэвина в шею. Тот слегка покраснел и зажал рукой рот, чтобы не было слышно его стона. — Вот видишь. А там ты сможешь больше не сдерживаться, и стонать так громко, как тебе заблагорассудится. Соглашайся. — Ричард, — жалобно протянул Рид и откинул голову назад, — сделай уже что-нибудь своей чертовой рукой. — Я бы с радостью. Но только кое-кто тянет со своим решением. — Если я пообещаю подумать, ты заткнешься и поцелуешь меня? — Непременно.       Ричард не стал давить ещё сильнее. Когда Гэвин потянулся к нему, он поддался и поцеловал его, стараясь вложить в этот поцелуй все невысказанные слова. Почему-то «люблю» в тот момент показалось слишком пустым. К тому же, было бы, наверное, странно признаться именно сейчас. Он надеялся, что Рид понимал всё и так.       Оторвавшись от его губ, Ричард опустился ниже и провёл языком по левому соску. Почувствовал, как мужчина под ним начал слегка подрагивать. Вообще, по скудному опыту Декарта, редко кому из мужчин нравятся поцелуи в эти места — они гораздо вернее вызывали раздражение, нежели мурашки наслаждения. Но Рид был таким отзывчивым, словно каждой своей частью трепетно и бережно ловил любое прикосновение Ричарда… Декарту начинало казаться, что что бы он ни сделал, Гэвину это понравится. Хотя он всячески останавливал такие мысли.       Нависать над Ридом и одновременно держать его руки над головой стало гораздо тяжелее. Потому Ричарду пришлось высвободить его запястья и опереться целой кистью. Гэвин тут же воспользовался вновь обретённой свободой действий. Одной рукой Рид закрыл себе глаза, другую запустил в волосы Ричарду, перед этим заправив висящие отросшие пряди за ухо. Пальцами он начал слегка царапать затылок Декарта, отчего тот покрылся мурашками.       Почувствовав, как дыхание Рида стало ещё тяжелее, Ричард наконец опустил руку ниже и ощутил, насколько Гэвин был возбуждён. Положение Декарта было немногим лучше. Он притянул Рида к себе вплотную, развязал поясы обоих штанов и припустил мешающую одежду.       Затем Ричард навалился сверху и сжал в ладони оба члена, вплотную прислонив их друг к другу. Удерживаясь над Ридом на одной руке, он поймал его тихий стон губами, начиная ритмичные движения кистью.       Рид пах пóтом и чем-то ещё, чем-то терпким, похожим на то, что они пили когда-то, лет сто назад; в тот вечер он прижал Ричарда к стене дома в каком-то переулке и поцеловал его. Воспоминание об этом взбудоражило Декарта ещё сильнее. Запах тела Гэвина кружил ему голову. Пульсация в руке отдавалась во всем теле. Ричард отчетливо ощутил, что знает, что сделать, чтобы Гэвину было приятно. И как при этом было бы приятно ему самому.       
До ушей доносились сдавленные стоны. Рид больше не скрывал свои глаза. Устремив свой взгляд прямо на Декарта и ловя губами воздух, обеими руками он обнял Ричарда, ласково поглаживая его плечи и спину.       Эти прикосновения вместе с происходящим ниже волнами отдавались по всему его телу. В его горячие руки Декарт был влюблён сильнее, чем в свои мечты, которые почти все разом перестали существовать, кроме одной — Гэвин и его горячие руки везде, всегда, несмотря ни на что и вопреки всему. «— «Чистая душа?» — иронично фыркнул Ричард. — Ты за кого меня принимаешь? За священника? — Греховнее их нет людей на свете, — поморщился Рид. — Не знаю, может… за ангела. Только нимба не видно.»       И Рид действительно гладил его лопатки так, словно ожидал почувствовать там крылья.       Движения рукой Ричарда стали быстрее, стоны громче, вдохи и выдохи резче. Гэвин пытался выдавить из себя какие-то слова, но не мог, перебивая себя своими же жалобными протяжными звуками, вырывающимися из его рта. И за все это время он ни на секунду не отвёл от Декарта своего пронзительного взгляда.       Вдруг Рид сам начал толкаться в руку Декарта, ещё сильнее наращивая темп. Ричард последовал его примеру, не замечая, как сам громко, не сдерживаясь, простонал. Трение усилилось. Гэвин судорожно дёрнулся раз, другой — и кончил в ладонь Декарта, слегка попав на его рубаху. Еще пара движений — и Ричард последовал за Ридом, ещё раз громко простонав и повалившись рядом с ним на кровать.       Лёжа рядом, раскрасневшиеся и запыхавшиеся, они не двигались и просто молчали, пытаясь отдышаться и утихомирить звон в ушах. Затем Гэвин повернулся на бок и посмотрел на Декарта. Тот повернул к нему голову. Рид внимательно оглядел его лицо, убрал прилипшие пряди со лба, ласково погладил его скулу и, наконец, произнёс. — Чёрт с тобой. — Что? — Ричард непонимающе уставился на него.  — Я про твою авантюру. Я согласен. Конечно, черт возьми, я согласен, — произнёс он и его губы изогнулись в доброй ухмылке. — Я твой, куда мне ещё деваться? Куда ты, туда и я.       Декарт слегка опешил, укладывая в своей голове услышанное.       «Я твой.»       Он сказал это. И это показалось таким правильным, словно эти слова были чем-то обыденным.       «Я твой.»       Ричарду очень нравилось, как это звучало.       Он широко улыбнулся, навалился сверху на Рида, обнимая его, и, вложив всю нежность, на которую был способен, поцеловал его. — Я сделаю тебя самым счастливым, — пообещал он с улыбкой. Гэвин рассмеялся. — Ещё бы. К слову, ты и сейчас отлично с этим справляешься.       Ричард вновь лёг с ним рядом, не сдерживая радостной улыбки. Своей ладонью он нащупал руку Рида и переплел их пальцы. Весь мир для Ричарда сосредоточился в этом прикосновении, и он понял, что пожертвовал бы всем, только бы всегда вот так держать его руку. Гэвин, согласившись на этот смелый, граничащий с безрассудством, шаг сделал именно это, и Декарт был готов на всё, чтобы доказать, что это не зря. Хоть Гэвин — Ричард, зная его, отлично это понимал, — этого совсем не ждал.       «Я твой.»       Эти два слова стоили любых жертв.