Реквием

      Вечером того же дня, когда гуляния начали стихать, Рид выпросил у Ирвина его коней — Богача и Герцога, тех самых, на которых они с Ричардом уже ездили к морю. Вместе они неспешно поехали туда вновь — договориться с кем-то из лодочников о переправе в Англию. — Ирвин сказал, что тот гонец сегодня опять будет пить у него, — поделился Гэвин, когда они выезжали за городские стены. — И выедет в Краван, скорее всего, только завтра к полудню. — Зачем ты мне это рассказываешь? — неожиданно даже для себя ощетинился Декарт.       Риду эти слова не понравились, но он постарался не подать виду, спрятав легкую обиду за гримасой удивления. — Ты был так заинтересован им, когда он въехал на площадь. Я подумал, тебе стòит знать. В чем дело? — Ни в чем. Прости. — Ты хочешь к англичанам? В войско?       Ричард пожал плечами, рассеянно глядя на горизонт. — Просто это так странно — понимать, что мои люди так рядом. — Только не говори, что ты хочешь вернуться на войну. — Нет, — произнёс он тихо, а потом увереннее повторил. — Нет, не хочу.       Было ли это правдой или Ричард сказал то, что от него хотел услышать Рид, он и сам толком не знал. Но не мог позволить себе долго думать об этом — он боялся, к чему эти мысли приведут. Потому он уставился на медленно катящееся за горизонт закатное солнце, на розовое небо, на подсвеченную листву, которая казалась тёмно-синей, прислушался к пению птиц где-то в лесу и глубоко вдохнул тёплый летний воздух, позволяя телу расслабиться, выгоняя из головы ненужные думы.       Гэвин способствовал этому. — Слушай, я все хотел спросить, — начал он, разрывая между ними тишину, — с каким количеством мужчин ты был близок?       От внезапности этого вопроса Декарт рассмеялся. — А что? — Просто интересно, — Рид смутился, но тоже улыбнулся, глядя на повеселевшего Ричарда.       Декарт улыбнулся ещё шире и покосился на Гэвина. Тот явно ждал продолжения. — Хорошо, Рид, так и быть, — рыцарь вновь перевёл взгляд на горизонт. — Расскажу.       Он выждал несколько секунд, создавая своего рода драматичную паузу, а затем продолжил. — Впервые я попробовал это со своим другом. Нам было по одиннадцать. — По одиннадцать? — удивленно воскликнул Гэвин. Ричард усмехнулся. — А чему ты удивляешься? Я всё своё время проводил рядом с мальчиками. Учился письму, чтению, картографии, езде верхом, бою на мечах… Я ведь уже тогда мечтал стать рыцарем. В целом это, наверное, неудивительно, что первую свою симпатию я испытал к своему лучшему другу. Его звали Герберт. Его отец был в подчинении у моего, поэтому мы с ним всегда были вместе. — Боюсь спросить, до чего ты додумался в одиннадцать лет. — Все было почти невинно, — рассмеялся Декарт. — В один прекрасный день мы спрятались от всех в столье. Лошадей тогда там не было — наши отцы были частью сопровождения короля на охоте и забрали их. Как сейчас помню — темно, влажно и душно, и мы решили, что там лучшее место для того, чтобы укрыться от других ребят и просто поиграть во что-то вдвоём. Но происходящее приняло другой оборот. Мы решили показать друг другу, чем нас наградил Бог, — Ричард вновь рассмеялся. — Так смешно об этом вспоминать. Мы оба тогда вообще не поняли, что с нами происходит. Но тогда же ощутили, что нас тянет к друг другу, не только духовно, но и физически. Он коснулся меня, я — его, помогли друг другу справиться с напряжением, а потом вышли на улицу и начали играть во что-то, как ни в чем ни бывало. — А что потом? — В тот же день его отца случайно подстрелили из лука на охоте, — Ричард немного тяжело вздохнул. — Уж не знаю, как это произошло. В общем, до приезда домой он не дожил — истёк кровью. Герберт с матерью и другими детьми скоро уехали из Лондона. Больше я его не видел и не слышал. — Какой ужас. — Вот такая история, — Декарт пожал плечами. — Я поплакал об этом сначала, а потом со временем как-то забылось.       Они недолго помолчали, а потом Ричард продолжил. — У меня никогда не было ничего серьезного. Только мимолетные слабости, вызванные внезапным нахлынувшим возбуждением. Так что в каком-то смысле ты у меня первый. — Надо же, — настала очередь Рида ухмыляться. — Польщен. — Не зазнавайся, — Декарт иронично закатил глаза. — Первым и последним до тебя человеком, с которым у меня было хоть что-то, что можно посчитать за серьёзное, была девушка, ее звали Тереза. Высокая худая брюнетка. Познакомился я с ней на пиру у Генриха в канун Рождества. — Ты был на пиру у короля? — Да, и не один раз. Но тот, первый, был особенным. Его устроили месяца через полтора после того, как мы, прославленная английская армия, вернулись с битвы при Азенкуре. Тогда в замке собралось несколько сотен человек: рыцари, вельможи, торговцы, иностранные дипломаты — масштаб был впечатляющим даже для короля. Я в то время был разбит из-за смерти Хлои, а Джеймс Уальд, мой друг, пытался меня растрясти. Познакомил меня с первой попавшейся девушкой, расхвалил ей, мол, я герой, вернувшийся с великой битвы без единого шрама. Она на это повелась. Хотя с первого взгляда по ней не скажешь, что наивная, — темпераментная, смелая, острая на язык, умная. Не знаю, чем я ее зацепил. Но зацепил. И она мне понравилась, но, конечно, не в том смысле, в каком нравился ей я. У нас было много свиданий. Я дарил ей подарки, мы часто гуляли, ходили в театры, в танцевальные дома — в общем, я делал все, чтобы максимально оттянуть нашу с ней общую ночь. Она, казалось, из-за этого влюблялась ещё сильнее. Мол, я не такой, как другие мужчины, которые посягались лишь на ее тело. Но меня её тело вообще не интересовало. В один вечер мы с ней жутко напились вина. Она стала развязнее, чем обычно, разделась, но я не смог заставить себя даже прикоснуться к ней. Она не восприняла это близко к сердцу, решила, виновата выпивка. Но когда я на трезвую голову не смог ничего сделать, она с большим скандалом выгнала меня, крикнув вдогонку, что ещё ни один мужчина ее так не оскорблял. — Ричард опять рассмеялся. — В тот же день я переспал со знакомым солдатом, которого встретил в таверне.       Гэвин тоже рассмеялся. — Ну ты даёшь, Декарт. Морочить голову девушке… а ради чего? — Не знаю, — рыцарь пожал плечами. — Примерно в то время Джеймс Уальд собирался жениться, может, я не хотел отставать, не хотел показаться неудачником. Или хотел отвлечься от боли по Хлое. — Понимаю. — Дальше все продолжалось так же, как и раньше: случайные люди, которых я вдруг захотел и которые вдруг захотели меня, и с которыми мы никогда после не говорили о произошедшем. А потом я встретил тебя.       Рид улыбнулся. — Спасибо, что рассказал. — Мне нечего скрывать, — Ричард пожал плечами. — Спасибо, что послушал. Так забавно вспоминать такое. — Мне до твоих похождений далеко. — Внимательно слушаю.       Гэвин рассмеялся. — Хорошо. Мне тогда было четырнадцать.       Декарт фыркнул. — Не многим больше, чем одиннадцать, и чему ты тогда удивился? — Одиннадцать лет и четырнадцать — очень ощутимый возрастной мост, Ричард, — серьезно возразил Рид на его ироничный комментарий. — Это практически два разных человека. — Ладно-ладно, я понял. Рассказывай дальше. — Я тогда ещё жил в Эдинбурге. Познакомился с парнем из ближайшей пекарни, его звали Бакстер. И примерно в то же время, как мы познакомились, от нас с моим братом Майлзом сбежала мать, оставив на свою сестру, Грейс. Я рассказывал тебе об этом. В общем, Бакстер поддержал меня, я даже не заметил, как влюбился в него по уши. Он тоже был влюблён в меня, но мы сильно боялись этого, боялись друг друга, боялись церкви. Он решился поцеловать меня только через год — в тот день мы с Майлзом и Грейс должны были переезжать из Эдинбурга в деревню неподалёку из-за нехватки денег, и я пришёл рассказать ему об этом. Мы пообещали друг другу, что будем видеться при каждой возможности, но из этого ничего не вышло. Я много работал, он много работал, в Эдинбург я почти не ездил, он ко мне — тем более. В следующий и, как оказалось, в последний раз я увидел его, когда нам уже было по восемнадцать. Я приехал в город, чтобы договориться со священником из какой-нибудь церкви о похоронах Грейс и бабушки. На городском рынке встретил его. А он был не один — шёл под руку с какой-то дамой. Я тогда сбежал прежде, чем он смог меня увидеть. — Надо же, — Декарт приподнял брови. — Что ты почувствовал тогда? — Не уверен. Я к тому моменту успел к нему остыть. В конце концов, когда вы совсем не видите друг друга так долго, легко отвыкнуть. Но когда увидел его там, с этой девушкой… Меня обуяла такая ревность, какой я никогда в жизни до этого не чувствовал. Я хотел выяснить с ним отношения прямо там — и потому сбежал: испугался, что действительно решусь на это. — А что было потом? — Ничего. Словно не было никаких приступов беспричинной ревности. Я ведь уже был занят другим. С семнадцати лет я регулярно виделся с сыном рыбака. Он был без памяти влюблён в меня, я в него, наверное, нет, но тогда казалось, что да. Он был первым, с кем я был близок в этом смысле. Не знаю, как нам удавалось это скрывать, живя в маленькой деревне. А может, все знали и просто молчали. Но мы с ним пробыли вместе три года. А потом он утонул — пошёл на озеро на лодке пьяный, и она перевернулась. — Какой кошмар. — Я долго от этого отходил. Мучал себя, пока не ушёл на войну в двадцать три. Времени на страдания не стало, и все забылось само собой. Там, на войне, был ещё один мужчина, тоже наёмник. Его ждала жена дома, в Шотландии, но это не мешало ему спать со мной. Он говорил, что любил меня, но я сильно в этом сомневаюсь. Не знаю, что сейчас с ним. Однажды я просто не увидел его среди воинов. Может, он вернулся домой, к семье, может, его убили. Не знаю. Мы спали вместе где-то полгода. После него — никого. — Вообще никого? Прямо совсем-совсем? — Совсем-совсем, Декарт, что непонятного? — притворно возмутился Гэвин. — Почему? — Не знаю. Не до того было. Или я просто не хотел. — Тогда, если подумать, в каком-то смысле и я у тебя первый? С оговоркой «за долгое время»?       Рид рассмеялся. — Если тебе так легче, то да.       Да, Ричарду так было легче. Он вдруг почувствовал странное негодование — не к Гэвину, не к кому-то конкретному, а… Просто негодование. Он подумал о том, любил ли кто-то Гэвина так же сильно, как любил его он. Декарт крепко подозревал, что да. И сам боялся мыслей об этом. Глупо? Пожалуй, глупо.       На горизонте послышался шум волн. — Вот мы и приехали, — провозгласил Рид, ставя точку в разговорах о прошлом.       Вместе они подъехали к месту чуть западнее от того, где были в прошлый раз. Там склон был гораздо круче и напоминал обрыв, а спуск к морю был через пещеру, вход которой был перед ними, а выход — прямо у моря. Лошадей пришлось оставить на привязи. — Это не опасно? — взволнованно спросил Ричард. Приходилось повышать голос, чтобы сквозь шум разбивающихся о скалы волн можно было хоть что-то расслышать. — Вот так, без присмотра… — Не волнуйся, — ответил Гэвин, привязав обеих лошадей на мудреные узлы. — Здесь никто не будет красть.       Вместе они вошли в пещеру и аккуратно, держась за стенки, медленно пошагали вниз, к морю. — То есть, отсюда лодки плывут прямо до Англии? — уточнил Ричард. Его голос эхом разнесся по узкому каменному тоннелю. — Ага. — Но… — Контрабанда, Ричард, — ответил Рид, предвосхищая все вопросы. — Как думаешь, с кем ты отправил меня домой тогда, из Кале, шесть лет назад? — Я тогда не думал, кто это. Я просто искал способ и не задавал вопросов. — С твоей стороны это была самая верная политика.       Они помолчали немного, пересекая особенно крутой кусок перехода. — Значит, контрабандисты? — вновь подал голос Декарт. — Я почему-то не подозревал о том, что такие связи могут создаться между воюющими державами. — Эта связь прочна уже, думаю, несколько веков. Очень давно. К тому же, враждующие короли — не обязательно враждующие народы. Все мы вертимся, как можем. — То есть, ты хочешь отправить меня в Лондон вместе с контрабандистом? — Да, и это путешествие пройдёт в лучших условиях, которые ты только мог испытывать.       Наконец они вышли к берегу. На нем, полностью затащенные на песок, стояли лодки разных размеров, похожие на обычные рыбацкие. Ричарду даже не верилось, что перед ним — основной способ заработка контрабандистов. Их он видел впервые в своей жизни. Если не считать того, из Кале.       Тут во всю копошились люди. Кто-то вытаскивал привезённое добро, кто-то только приплыл и затаскивал лодку на песок, кто-то снимал старые вёсла, вероятно, с намерением поменять их на новые. — Они говорят по-английски? — тихо спросил Ричард Гэвина. Тот в ответ изумленно посмотрел на него. — Конечно. Как по-другому они общаются с заказчиками или продавцами на том берегу?       Декарт поморщился. — Точно. Сглупил. — Hé! — окрикнул их кто-то из контрабандистов. — Qui êtes-vous? — Хотим спросить, когда кто-то в следующий раз поплывет в Англию, — ответил Гэвин. — Не скоро, — ответил другой, уже по-английски. — Это пока была наша последняя вылазка. — Почему? — спросил Ричард.       Контрабандисты напряжённо переглянулись. — А вам для чего знать? — подозрительно спросил третий. — Я должен попасть в Англию как можно скорее, — ответил Ричард. — Ну так что? Кто-то плывёт? — Нет, — ответил самый первый. — Течения в море усилились. Лодки маленькие, а большую воду будет штормить ещё долго, думаю, до конца лета. А там и зима близко. Если тебе нужно попасть в Англию, придётся искать другой способ. — Но… — Этот разговор окончен, — бросил в ответ тот же контрабандист, и все они одновременно вернулись к своим делам, не обращая на Декарта с Гэвином никакого внимания.       Ричард, оглушенный этой информацией, больше не стал допытываться. Не проронив ни слова, он развернулся и направился через пещеру на вершину обрыва.       Всю дорогу наверх у него в голове звучали слова контрабандистов. Неужели это всё? Неужели им придётся остаться здесь и жить в вечном страхе за свою жизнь?       Он не мог поверить в то, что для них всё закончилось так быстро.       Нет. Нужно было думать дальше. — Видишь, Ричард, — начал Гэвин, когда они вновь оказались там, откуда пришли, — сама природа противится нашему отъезду в твой Линкольншир. Похоже, ты застрял здесь.       Ричард грозно взглянул на него. Гэвин добродушно усмехнулся. — Ты не подумай, я не передумал. Просто… — он выразительно приподнял брови, — сам понимаешь. Против сил природы не попрешь. — Зря ёрничаешь, Рид, — заметил Декарт, приподняв бровь. — Этот вариант был самым безопасным. Сейчас придётся думать более радикально.       Они уселись рядом и свесили ноги с обрыва. Герцог и Богач недовольно фыркнули, обращая на себя внимание, но сейчас было не до них. Ричард отчаянно всмотрелся в линию горизонта, где уже фиолетовое небо сталкивалось с почти чёрным волнующимся морем, а Гэвин взглянул на Ричарда с таким выражением лица, словно боялся представить, что творилось в голове Декарта.       Они оба не решались произнести ни слова. Ричард взволнованно кусал губы, пытаясь ухватиться хотя бы за одну полезную деталь, что могла бы ему помочь.       Вдруг его осенило. — Придумал, — просто произнёс он, ещё не осознавая, как план обрисовался в его голове сам собой. — Придумал? — переспросил Рид, словно не услышал. На самом деле он просто не ожидал, что какой-то ещё вариант существует и может прийти в голову Декарту. — Да. Придумал, — ответил он, поднимаясь на ноги. Гэвин последовал за ним. — Ну? — нетерпеливо спросил он. — Что придумал?  — У меня есть план, — начал Ричард, вдруг воодушевившись. — Смотри: я встречусь с английской армией у Кравана, поучаствую в грядущей битве и вместе с прославленным войском на больших кораблях вернусь в Лондон; дома заберу грамоту на передачу матушкиного замка в Линкольншире мне; вернусь за тобой; мы можем уехать жить туда или я выставлю его на торги и продам. Этих денег нам хватит, чтобы больше никогда не нуждаться в войне.       Гэвин помолчал немного, шокировано распахнув глаза и пытаясь произнести хоть слово. — Декарт, ты с ума сошёл? — наконец выдавил он из себя. — Ты забыл, что на войне можно умереть? — Но можно и не умирать, а оставшись в Нанте мы самолично подпишем себе смертный приговор. У нас нет другого выхода. — Ещё несколько минут назад ты считал, что у нас нет другого выхода, кроме как перебраться на лодке. Может, подумаешь ещё? — Больше вариантов нет. Это точно.       Они оба замолчали, обдумывая эти слова. Гэвин пытался найти какой-то другой выход, пока Декарт внимательно смотрел на него, пытаясь поймать его взгляд. — Война — это просто средство, Гэвин, — решился произнести Ричард. — Я постараюсь отсидеться в стороне. — И тебя не волнует судьба твоей страны? Её граждан? — Нет, не волнует. Единственный, кого я должен защищать, — это ты. — Если ты действительно собираешься провернуть это, то не прикрывайся мной. Ты уходишь, потому что сам хочешь. — И потому что ты тоже должен защищать меня.       Гэвин покачал головой, запустив руку в волосы. — Ты обещал, что больше не будешь участвовать в войне. — Знаю, но… Я не вижу других вариантов, как бы мне пробраться на большой корабль. Из Франции в Англию такие не ходят со времён начала войны, наверное. Единственный выход — английские. — И мне тебя не отговорить? — У нас нет другого выхода. — Тогда… — Гэвин на секунду замолчал, обдумывая то, что сейчас скажет. — На битву я пойду с тобой. — Зачем это? — Чтобы присматривать, разумеется. И чтобы защищать. — Трудновато тебе будет за мной присматривать с другой стороны боя. — Справлюсь. Нам просто нужны опознавательные знаки. И договориться быть с одного края битвы. — А что, если мы убьём друг друга? — Нужно что-то придумать. Не знаю, нацепим что-то на броню? — Да, подумаем.       Они помолчали немного, глядя друг на друга. Гэвин вдруг мягко и бесконечно грустно улыбнулся и ласково погладил его по щеке. — Мой Ричард опять нарывается на неприятности. Не перегнать его, не защитить… Как же мне хранить тебя, если ты все время лезешь в огонь?       Декарт подался вперёд и они соприкоснулись лбами, деля дыхание между друг другом. — Просто будь рядом. Это меня защищает.       Рид вновь печально улыбнулся. — Только мы должны пообещать друг другу, что вернёмся живыми. — Обещаю. — Я тоже. — А ещё пообещай, что не попадёшь в плен к англичанам, — усмехнулся Ричард. — А ты пообещай, что, если всё же попаду, ты будешь относиться ко мне так же, как относился тогда, в Калé. — А ты пообещай, что подлатаешь, если вдруг меня кто-то ранит. — А ты пообещай, что всегда будешь считать этот дом в Нанте своим, куда бы тебя ни занесло. — А ты пообещай, что покажешь мне Францию, когда война закончится. — А ты пообещай, что сделаешь всё, чтобы больше в ней не участвовать. — А ты пообещай, что остановишь меня, если что-то подобное ещё раз придёт мне в голову.       Гэвин выдохнул и нежно погладил ладонью скулу Декарта. Тот прильнул щекой к его руке. — Пообещай, — произнес Рид с придыханием, — что будешь ласков со мной всегда, даже если мне придётся умереть от твоей руки. «Пообещай, что позволишь мне любить тебя до конца наших жизней,» — хотел было продолжить Ричард, но не смог. Он струсил. Опять. — Обещаю, — ответил Ричард, закрыл глаза и чуть улыбнулся. Гэвин поймал эту улыбку и улыбнулся сам. — Я тоже обещаю.       Декарт обнял его, чувствуя его тёплые руки на своей спине. И в ту же секунду, как ладони Рида коснулись его, понял кое-что о себе.       Это оно — то, отчего Ричард всё время чувствовал, что не заслуживает своего счастья. Ричард уже тогда понимал, что новая жизнь не даром ему достанется, что ее надо еще дорого купить, заплатить за нее великим, будущим подвигом. И он был к этому готов.