Реквием

      Бьянка неслась во всю мощь своего старого тела, почти ни разу не споткнувшись во время пути, но до Кравана они с Ричардом всё равно добирались безбожно долго. Выехав в полдень, они перешли речку Йонну только к середине ночи. А дальше лошадь стала совсем слаба.       Гонец оторвался и скрылся из виду много часов назад. Декарт добирался буквально вслепую, на ощупь и с помощью размытых указаний, данных Ридом.       Он не видел дальше собственного носа. Бьянку приходилось буквально тащить на себе — он боялся, что если отпустит ее сейчас, ночью, то живой она, старая и слабая, из леса не выйдет. Было безумно жарко, и казалось, что воздух с каждой минутой становился все горячее и горячее. Ричарда после полутора десятка часов монотонной дороги жутко клонило в сон. Всё вокруг будто противилось тому, чтобы он всё-таки смог добраться до англичан. Ни одного признака их пребывания здесь видно не было. Декарт старался не отчаиваться и не паниковать, потому что отлично знал, что паника — его главный враг, но, глядя на то, как разворачивается ситуация, он не мог перестать прокручивать в голове все худшие варианты, которые имели бы место быть.       За поворотом поле? Ричард тут же представил, как на этом поле лежат мёртвые тела солдат английской армии, все покрытые грязью и кровью. Проезжая какое-нибудь болото, Декарт пытался разглядеть в нем плавающие разбухшие трупы. А в ночной тишине ему казалось, что он слышал звоны мечей и крики бойцов.       Соблазн отступить был высок, но Декарт не поддавался ему. К тому же, отступать было некуда — так он хотел думать. Он не любил неправильные решения, но ещё сильнее он не любил быть неправым. Но он был прав, в этом сомнений не было. Почти.       Ричард ехал вдоль правого берега Йонны, терзая себя мрачными мыслями, изнемогая от жары и сонливости, напряжённо прислушиваясь к каждому шороху. Так прошла вся ночь. Рассвет он встретил посреди леса, настолько густого, что он не сразу понял, что солнце встало и уже стало светло.       Выбравшись из него, он глянул на небо. Времени, по ощущениям, было около восьми утра. Кравана по пути он так и не встретил. Должно быть, заблудился и все-таки свернул не туда. — Чёрт, — выругался Декарт, оглядываясь по сторонам. — Чёрт-чёрт-чёрт-чёрт-чёрт...       Под копытами Бьянки была одна дорога, ведущая прочь от леса. Выбора у Ричарда не было. Они поехали вперёд.       Путь был такой же монотонный, как и до этого, и потому Ричард думал, что шум людей ему лишь кажется. Но с каждой минутой дороги он усиливался, нарастая, становясь объемнее и подробнее. Сомнений не было — Декарт был уже близко.       Выдохнув и поблагодарив Бога, Ричард обратился к Бьянке. — Осталось чуть-чуть, — тихо сказал он измождённой лошади на ухо. — Ты умница.       Та фыркнула, признавая его правоту. Вместе они медленно, но верно приближались к источнику шума.       Заехав на пригорок, Декарт судорожно вздохнул.       На горизонте среди обширных зелёных полей черным пятном расположилась армия, готовящаяся к походу. Армия англичан.       Ричард облегченно улыбнулся и припустил вниз по дороге.       Чем ближе он был, тем явственнее видел, как от сборища солдат к нему навстречу двигалась чёрная точка, со временем обретающая очертания всадника. И чем короче становилось расстояние между ними, тем яснее было выражение на его лице — враждебное и подозрительное.       Оба наездника остановились друг напротив друга, когда между ними осталось около двадцати шагов. Декарт отметил про себя, что он оказался старше, чем рыцарь мог бы подумать изначально. — Qui est-ce? — громко и хрипло спросил всадник. — Des négociations ne sera pas. — Я свой, — так же громко ответил Ричард. — Сир Ричард из дома Декартов. — Декарт? — переспросил незнакомец. — Знаю эту фамилию. Твой отец был близок к королю когда-то. Что ты здесь делаешь? — Пришёл сражаться. — Откуда? — Из Нанта. — Так значит, тебя послал герцог Бретонский? — Нет. Я же говорю, я свой. — Как и он, с недавних пор, — тон всадника сделался подозрительным. — Странно, что ты не знаешь. — Я... был в плену, — Декарт решил придерживаться продуманной ранее версии. «Герцог Бретонский свой? С каких пор?» — спросил он про себя, решая не озвучивать эти вопросы, чтобы не навлекать на себя ещё больше подозрений.       Это объяснение устроило незнакомца. Он презрительно фыркнул. — Взял англичанина в плен, держал неизвестно сколько, а потом, как заключил соглашение с англичанами, отпустил как ни в чем не бывало? — возмутился он, не ожидая ответа. — Похоже на него.       Декарт промолчал. Он совершенно ничего не понимал. — Ладно, сир Ричард, — кивнул всадник. — Поедем. Армия скоро выступает.       Рыцарь подъехал к нему. Вместе они отправились к войску. — Вы знали моего отца? — спросил Декарт, чтобы хоть как-то завязать беседу. — Да, — ответил он. — Он жив ещё? — Когда мы виделись в последний раз, был жив.       Незнакомец кивнул. — Мы несколько раз были вместе в сопровождении у короля Генриха IV. — Кстати о королях... — Ричард выдержал паузу, решаясь на то, чтобы попытаться разобраться в происходящем. — Расскажите, что произошло в войне за последнее время? — А о чем вы знаете? — В целом, ни о чем.       Незнакомец подозрительно сощурил глаза. Декарт тут же поспешил добавить: — Не то чтобы я стремился узнать.       Лицо всадника тут же сделалось равнодушным. Он хмыкнул, кивая. — Могу это понять. С чего начать бы... — он задумался. — Весной герцог Бедфордский пригласил на встречу в Амьен герцогов Бургундского и Бретонского, чтобы выработать единый план войны против дофина Карла. Этот поганец успел стать костью поперёк горла даже герцогам своей страны... В общем, соглашение было достигнуто, оба герцога, Бургундский и Бретонский, признали английского регента «регентом Франции». — То есть, теперь они за нас? — Не думаю, что в полной мере, — поморщился всадник. — Но мы теперь помогаем друг другу. Пока это удобно.       Ричард замолчал, пытаясь осмыслить происходящее. Все это время он думал, что находится на вражеской стороне. Оказалось, герцог Бретонский — с англичанами. А что, если он был в курсе того, что в Нанте живет английский рыцарь, и ничего не сделал с этим именно потому, что стал союзником Англии? Вопросы эти навсегда останутся без ответов — Декарт это чувствовал. Потому решил сменить тему. — Почему Краван? — Для укрепления нашего влияния на северо-востоке Франции — сейчас оно слишком непрочно. Пока что Краван ничей. К тому же, это важный связующий пункт, через который к французам идут подкрепления, деньги и провиант. Мы хотим перекрыть эту дорогу, таким образом прервав связь между Пикардией и главными силами дофина. — Как думаете, битва будет трудной? — Сложно сказать, — признался всадник. — С одной стороны, граф Бьюкен вместе с шотландцами, испанцами и другими союзниками Франции осаждают город уже около пяти недель, они измождены голодом и устали. С другой... всё упирается в количество солдат. — Сколько нас? — Около четырёх тысяч. — А их? — Втрое больше, — неохотно ответил всадник. — Вы были на битве при Азенкуре пять лет назад? — Не довелось. — Там англичане выиграли у пятидесяти тысяч французов с десятитысячным войском. — Тут другое, — возразил всадник. — Тут анархия.       Ричард хотел спросить, что тот имел в виду, но не успел — они подъехали к собирающейся в строй армии.       Странно было то, что почти все, кто составлял войско, были на пешем ходу, а не верхом. Земля под солдатами была вся как будто бы взрыта — знак того, что стоят они здесь уже долго. Солнце нещадно палило. Лица солдатов были уставшими и изможденными, хотя, кажется, не сонными. Где-то останавливались на ночлег? Ричард оглядел все вокруг себя. На горизонте виднелся городок. Все в голове Декарта сложилось. Из кучки молодых солдат незнакомец выхватил какого-то паренька, на вид лет шестнадцати, с блондинистой всклоченной копной волос и тёмными карими глазами. — Сир Ричард, это Годвин. Годвин, это сир Ричард из дома Декартов. — произнёс всадник, а потом обратился к Ричарду. — Он пока будет вашим оруженосцем. — Доброго дня, сир, — тут же сориентировался Годвин и слегка склонился перед ним. — Большая честь. — Годвин, найди сиру латы и меч, — дал последние указания незнакомец, затем твёрдо кивнул Декарту на прощание и растворился в толпе.       Ричард слез с уставшей лошади и, взяв ее за поводья, направился за юношей к одной из повозок. Гомон стоял страшный. В войске было неспокойно. Краем уха Декарт то и дело улавливал слова «перевес», «смерть», «страх» и ещё много других, не внушавших спокойствия. Ричард не заметил ни одного знакомого лица, что грузом обрушивалось на его натянутые нервы. Перед ним люди расступались, словно он был ядовит.       Внутри повозки было довольно много брони — грязной, кое-где побитой, с пятнами крови. — Везём на переплавку, — пояснил юноша. — Давайте я вам помогу.       Постепенно Годвин, предмет за предметом, помогал Декарту влезть в доспех. — Простите, что не рыцарский, — произнёс он, когда завязывал кольчугу. — Все в порядке, — заверил его Ричард. — То, рыцарь ты или нет, определяется не латами. — Сир, вы давно на войне? — Семь лет прошло с моей первой битвы. Мы тогда взяли какой-то маленький город, незначительная победа. А ты? — Впервые, — ответил Годвин и потупил взгляд. — Боишься? — Нет. — Вижу, что боишься, — по-доброму улыбнулся Декарт. — И правильно. Но не позволяй страху полностью овладеть тобой, держи его в узде — тогда он спасёт тебя, если ты прислушаешься к нему в нужный момент.       Юноша промолчал, видимо, задумавшись. Когда доспех был полностью надет, Декарт раскрыл ладонь — в зажатом кулаке был пузырёк с синей краской. Он окунул в него палец и на правом плече нарисовал ровный круг. — Что это, сир? — спросил паренёк, внимательно смотря за этим движением. — Упрощенный вариант герба моего дома, — соврал Ричард. — Приносит удачу.       Годвин понимающе кивнул. Декарт посмотрел на лошадь — старую, немощную. Жить ей осталось совсем недолго. — Сир, мы будем идти пешим ходом, — произнёс мальчик. — Оставили коней вчера вечером. Ей с нами нельзя. — Понимаю, — Ричард погладил голову Бьянки. Лошадь толкнулась лбом навстречу его руке.       Мальчик без слов протянул меч, не длинный, слишком легкий для руки Ричарда; он был не очень удобен, но это был единственный вариант.       В голову пришло то, что сегодня все шло как-то наперекосяк. Ехал он дольше, чем должен был, завернул в какие-то дебри, устал, был одарен неудобным оружием, но жаловаться он себе запретил. Это отвлекало от его цели. — Годвин, — позвал парнишку Ричард. — Да, сир? — Вон там, — Декарт указал на скопление домов, близ которого собиралась армия, — что это за город? — Это Винсель. — А в какой стороне Краван? — На восток отсюда, вниз по реке.       Ричард кивнул, снял седло с лошади и избавил ее от поводьев. — Беги в город, — шепнул Декарт, глядя в ее огромные глаза. — Там о тебе точно кто-то позаботится.       Он шлепнул ее по бедру, она недовольно фыркнула и побежала прочь, к городским стенам. Ричард внимательно посмотрел ей вслед, а затем вновь обратил все своё внимание на войско.       Солнце стояло совсем высоко. Несмотря на то, что его потихоньку начали закрывать светло-серые тучи, было ужасно жарко. Кроме того, вместо того, чтобы ехать верхом, Ричард и его братья по оружию были вынуждены идти своим ходом. Что-то подсказывало ему: сегодня будет особенно тяжело. Декарт подумал о Риде. «Боже, храни его,» — пронеслось в его голове и он зажмурился, повторяя эти три слова, пока командующий войском — Ричард узнал в нем лорда Солсбери; он был единственным, кто был на коне (за исключением ещё нескольких человек, вероятно, его помощников, среди которых был и тот, кто встретил Ричарда), — отдавал приказы о сохранении дисциплины и начале похода.

***

      Разведчики доложили, что позиции французов располагались на горе — по описанию это была довольно высокая гряда, расположенная примерно в двух с половиной километрах от Кравана по восточному берегу Йонны вниз по течению. — Эта гряда прерывается узким ущельем, слева от которого идёт заболоченный участок поймы, — краем уха Ричард услышал доклад одного из разведчиков. — Именно там располагаются французские позиции; они преграждают нам путь.       Английские войска располагались на западном берегу реки и продолжали продвижение в южном направлении с целью выбрать наилучшую позицию для боя. Французы шли параллельно им по противоположному — восточному — берегу.       Мыслей не было, кроме одной — скорее бы все закончилось.       Две армии встретились у узкого моста, который удерживался французами и шотландцами. Остановившись неподалеку от него, Солсбери перестроил свою армию в боевой порядок. Спешившиеся англичане выстроились в линию вдоль берега, лошади были помещены в тыл.       Армия была разделена на два фланга. Левым командовал Солсбери, он принялся посвящать в рыцари молодых людей; лорда-командующего правого фланга Декарт не видел. Если верить навыкам счета Ричарда, Солсбери произвел в рыцарское достоинство не менее 80 человек. — Река неглубокая, — тихонько произнёс Годвин, стоящий по левую сторону от Декарта. — Вода дойдёт где-то до пояса. Но течение быстрое.       Ричард на глаз прикинул ширину реки — около пятнадцати метров.       Он внимательно оглядел французскую армию, пытаясь среди солдат разглядеть одного-единственного, кто его интересовал. Но Гэвина Рида видно не было.       «Добрался ли ты? Все ли хорошо? Вдруг ты в плену?»       Декарт успокоил сам себя — командующий сам приказал не брать пленников без особого распоряжения. Это каралось смертью не только пленника, но и солдата, взявшего его в плен. Так что этот вариант отпал сам почти сразу.       «Тогда что? ... Убили?»       Нет, убить было некому — Нант находился по другую сторону реки, и если бы Гэвин появился на битве, то сразу среди своих товарищей по оружию.       «Может, ты передумал ехать, и решил дождаться меня дома?»       Ричард очень хотел в это верить.       Время шло. Солдаты начинали нервничать. — Сир Ричард, — тихо позвал его Годвин. — Что происходит? — Не переживай, — ответил Декарт, — это обычная ситуация. Перед битвой при Азенкуре мы стояли ещё дольше.       Однако вскоре последнее утверждение утратило смысл. Счёт пошёл на часы. Солнце с зенита давно переместилось ближе к горизонту. Гэвина все ещё не было видно — и Ричард в любом случае никогда не смог бы его разглядеть, — так что ему оставалось лишь гадать, что с ним и где он.       Устала спина, затекли ноги. Стоять на одном месте становилось все тяжелее и тяжелее, но ни приказа атаковать, ни призывов отступать слышно не было.       Декарт про себя спел все песни, которые знал, поспорил с воображаемым Гэвином о том, стоит ли продавать замок в Линкольншире, попробовал пересчитать французское войско, сбившись четыре раза и бросив эту затею на пятой попытке, запомнил рисунок камней под ногами. Солнце совсем ушло за тучи, но дождя, насколько Ричард мог судить, не предвиделось.       Вдруг по английскому войску пробежал шепоток. Вперёд армии вышел знаменосец. В эту же секунду Солсбери громко крикнул «Святой Георгий с нами!» Знаменосец вошёл в реку, командующий — за ним. Вслед за ними устремилось остальное войско, и Ричард вместе с ними.       Битва началась.       Декарт никогда, даже если бы захотел, не смог бы представить, что тогда видели перед собой французы. Четыре тысячи человек по пояс в реке, мечи их обнажены, а в них самих летят стрелы английских лучников.       Идти по речке было трудно, несмотря на то, что вода доставала Декарту лишь до бедра. Взбаламученная несколькими тысячами парами ног, она из синей превратилась в грязно-коричневую. Быстрое течение только утяжеляло шаг. Доспехи показались Ричарду ещё более увесистыми, чем когда были сухими. «Всего несколько шагов,» — подбодрил он себя, когда грязь со дна начала мешать проходу.       Французы не остались в долгу. Их лучники стреляли в переправляющееся по воде английское войско. После очередного залпа бургундские пушкари ответили им огнём. Правый фланг пытался прорвать оборону франко-шотландской армии, забаррикадировавшей мост, но их атаки проваливались одна за одной.       Англичане достигли восточного берега. Завязалась ожесточенная битва.       Ричард рубил мечом направо и налево как никогда, не разбирая, кто есть кто. Никогда в жизни он не чувствовал себя таким изможденным, и никогда в жизни он не ощущал внутри себя такой стержень. Наконец в его жизни появилась настоящая цель, наконец война перестала ей быть и стала лишь средством... Наконец ему действительно было за что сражаться.       Отбиваться от франко-шотландского войска было сложно, и с каждой секундой становилось все труднее и труднее. Сырая одежда тяжелила ноги. Ричарду вдруг показалось, что время идет необыкновенно, нестерпимо медленно, и что один он торопится все это закончить, пока остальные если не упиваются процессом, то по крайней мере стараются замять свою вину за происходящее и безнаказанно продолжать.       В этот момент он понял: хоть война — это почти всегда про личные амбиции, и почти никогда — про интересы народа, именно этим народом по велению власти и совершается то, что «амбициями» или «интересом» оправдать нельзя, пока вместе с этим Богу потихоньку становится все равно, по чьей вине руки бойцов по локоть в крови.       На Ричарда со всех сторон замахивались мечами и секирами. Он едва ли успевал отбиваться.       Было страшно. Невероятно, ужасно, до тошноты и слез в глазах страшно.       Впервые он видел и ясно понимал возможность смерти.       Французы боролись отчаянно. Они, словно стервятники, налетали на англичан, коих было втрое меньше.       От одного нападавшего со спины Декарту кто-то помог отбиться. Ещё не до конца осознавая того, что он только что чуть не погиб, он обернулся. Но его спаситель уже бегом тащил его в ближайший перелесок. Ричард успел разглядеть небольшой синий круг на его левом плече.       Когда они стали невидимы для бьющихся народов, Гэвин Рид снял шлем. Перед Ричардом возникло его взволнованное и бледное лицо. — Ты здесь, — резко и несколько разочарованно выдохнул Декарт. «Лучше бы ты не приходил.» — Всё становится слишком опасным, — бросил Гэвин, хватая его за руку. — Тебе пора сматываться. — Что? — переспросил Ричард и резко выхватил свою руку. Движение получилось гораздо более озлобленным, чем он хотел бы, но извиняться он не стал. — Я не уйду! С чего бы? Мы победим. — Я тебя умоляю, Ричард, — Гэвин понизил голос до шёпота. Из глаз его брызнули злые слезы, которые он тут же — впрочем, безрезультатно — попытался загнать обратно. Он взял лицо Декарта в руки, чтобы тот не вздумал отвести взгляд. — иди домой. Прошу, Ричард, ради Бога, ради меня, иди домой. А лучше беги прочь из страны, подальше от этой войны.       Он продолжал плакать, глядя в глаза рыцаря перед ним сквозь пелену слез. Плакал он ужасно некрасиво, весь трясся, руки его дрожали, грудная клетка пыталась втянуть воздух, щеки вжались, напряженная челюсть непроизвольно сжималась и разжималась. Однако глаза — ранее привычно тёплые, улыбающиеся, полные преданности, — сейчас, в момент нервного перенапряжения и отчаянного страха, были ярче всех изумрудов, обещанных Ричарду за победу в войне. И рáвно как и тогда, когда мать настоятельно рекомендовала взять мешок драгоценностей, уехать в замок на отшибе и пересидеть наступления, согласиться на это он не мог. Это было бы преступлением — против страны, против себя? Нет — против Гэвина, ноги которого подкашивались от усталости и безостановочных рыданий. — Пожалуйста... Ты обещал просто отсидеться... — бормотал Рид, уже зная, что Ричард ни за что не пойдёт на это. — Пожалуйста, уходи... — Я не могу, — так же тихо ответил он. И они оба это понимали.       Гэвин сглотнул. Слезы ушли сами собой.       Он постарался выпрямиться, но руку тяготила чужая секира, к которой он, видимо, не успел привыкнуть. На пошатывающихся ногах он отошёл от Ричарда, снял с плеча рожок, какой был у всех шотландских бойцов, и отбросил его в сторону. А затем, кивнув головой на поле боя и надевая шлем, ринулся в атаку.       Против своих. Защищая Ричарда.       Поначалу это было нетрудно. Ещё сухая земля не успела пропитаться кровью и сделаться вязкой и топкой, солнце и не думало садится, прячась за серыми облаками, скрываясь от того, что должно было произойти сегодня, но при этом заходить не собиралось, и поэтому разглядеть, кто есть кто, было гораздо проще, чем могло бы быть. Под тяжелую руку Рида попадались те, кого он видел в лагере лишь один, может, два раза. Он рубил без разбора, создавая между собой и Ричардом «мёртвую» зону из тех, кто вздумает к нему — к ним — подойти. Декарт кричал что-то вроде «что ты творишь?!» и «чем ты думаешь?!», но Рид пропускал это мимо ушей. Отвечать и бить своих же ему было бы слишком тяжело.       Чаще всего он старался полосовать по ногам — убивать без прямой необходимости у него не поднималась рука. Или секира всё-таки была слишком тяжёлой.       Вдруг армия шотландцев прервалась на секунду, все воины поднесли к губам свой рог и одновременно затрубили в них, производя такой шум, что слышно было, как в крепости в Краване падает мебель и валятся с потолков канделябры.       Декарт взглянул на Гэвина немного обречённо. Секундная задержка — перерыв перед новыми наступлениями.       Примерно после двадцати незнакомых человек Риду пришлось столкнуться с первой сложностью: на него недоуменно и разочарованно глядел Ирвин Лэйдлоу. Стоя шагах в пяти, он словно позабыл о том, что вокруг ведётся ожесточенное сражение, продолжая во все глаза таращиться на Рида. — Что происходит? — громко спросил он, подходя ближе и беря того за грудки. — Что происходит, мать твою?!       Гэвин молчал — не потому, что у него не было слов, но потому, что не знал, какую правду выбрать.       Декарт вдруг опустил свой меч, глядя на встречу двух старых друзей по оружию. От Ирвина это не укрылось. Глаза его сделались испуганными, а после яростными, он отошёл на несколько шагов назад, вероятно, чтобы было время решить, стоит убить Рида прямо сейчас или все же немного подождать. — Ты дерёшься за него? — дрожащим голосом прокричал он. — За них?!       Гэвин молчал — только ощутил, как дрожит его нижняя губа. — Почему? — спросил Ирвин, перехватывая меч покрепче.       Рид продолжал стоически молчать. Хотелось отбросить секиру, но вместо этого он из последних сил обвил вокруг её рукоятки свои пальцы и настороженно глядел на Лэйдлоу, с которым ещё вчера они делили старую бутылку эля в темном подвале его дома.       Он вдруг резко подошёл ближе, вновь схватил Гэвина за грудки и совершенно помертвевшим голосом произнёс: — Почему мои братья по оружию убиты твоими руками? — Я люблю его, — быстро проговорил он и сглотнул. — Тогда тебе не повезло, — Ирвин опять сделал пару шагов назад, обхватывая меч двумя руками, — потому что прямо сейчас я собираюсь убить его. А потом и тебя.       Эти слова взбодрили Гэвина. Он приподнял секиру и угрожающим шёпотом произнёс: — Только попробуй.       Тот посмотрел на него и ухмыльнулся. — Кишка тонка, бастард.       И с этими словами замахнулся на Рида мечом.       Гэвин встретил этот удар лезвием секиры, и противник — либо от неожиданности, либо от того, что на самом деле не слишком хотел с ним драться — чуть не выронил оружие, которым секундой после начал ещё сильнее напирать на Рида. Краем глаза Гэвин увидел, как Ричард дерётся с кем-то другим.       «Не поможет,» — пронеслось в голове и, посмотрев в глаза своему другу-врагу, он со всей своей силы надавил на клинок, и тому пришлось опустить его. Замахнувшись, Рид хотел было ударить его в грудь, но Ирвин начал во всю отбиваться, впрочем, успевая наносить порезы и царапины.       Защищаясь от одного такого удара, Лейдлоу вдруг отвлёкся, посмотрев в сторону, и на мгновение чуть ослабил хватку, из-за чего под напором Рида ему пришлось упасть на колени. По его чертовски уставшему лицу прошла судорога боли и ужаса. Однако Гэвина это не остановило. Собрав всю свою силу в кулак, он дернул лезвие секиры вниз, выбивая из ослабленных рук меч, а затем, стараясь не смотреть в глаза человеку, которого он до этого момента называл лучшим другом, вонзил её ему в шею.       В тот момент все звуки для Гэвина смолкли. Ирвин взглянул на Рида удивленно, и в ту же секунду из его рта хлынула кровь. Оружие застряло меж сломанных позвонков, и чтобы вытащить его, Гэвину пришлось тянуть её на себя и одновременно отталкивать ногой уже безвольное тело Ирвина Лэйдлоу. В горле застрял всхлип, но Рид попытался подавить его.       В глазах было темно, голова кружилась, дыхание от усталости спёрло. Мозг отказывался осознавать произошедшее, да и сам Рид пытался не думать об этом.       Слабости для него стали слишком большой роскошью. Вокруг него вёлся бой, в который ему вновь нужно было вступать.       Схватив меч Ирвина, который тот выронил, и ещё раз с полным отчаянного сожаления взглядом оглядев его труп, он замахнулся было на следующего противника.       Вдруг ему показалось, что в кромешной тишине он услышал звук, будто кому-то вскрывают шею. Он обернулся, готовый атаковать, но вдруг пошатнулся. Меч выпал из разжавшихся пальцев. Он увидел, как Ричард безвольно падает на колени, как из смертельной раны на его шее брызжет кровь.       «Нет. Нет-нет-нет-нет-нет...»       Рид рухнул на землю и подполз к нему, сидящему на коленях и смотревшему куда то вниз. Сняв его шлем и взяв его голову в свои руки, он вдруг упёрся взглядом в видневшуюся в ранении кость. Ричард смотрел на него пустым взглядом, но Гэвин видел, что зрачки его ещё немного движутся, словно он пытается понять, что только что произошло. Из его рта полилась кровь, которой он тут же начал захлебываться.       По сердцу сильно резануло, живот скрутило. Рид почувствовал, что его вот-вот стошнит. Что есть мочи он, срывая голос, заорал, обратив взгляд к небу, а потом прижал к себе Ричарда, который сейчас больше напоминал незашитую тряпичную куклу, зарыдал, уткнувшись в его плечо, а затем вместе с ним упал на превратившуюся в месиво из крови и травы землю, продолжая прижиматься к нему, как оленёнок, чью мать только что из лука подстрелили охотники.       Сквозь доспех невозможно было почувствовать, как быстро остывало тело Ричарда. Гэвин крепко сжал его руку, желая, чтобы для него всё тоже закончилось быстро.       Его слёзы падали Декарту на щёки, отчего казалось, что он плачет вместе с ним.