Водопад

      — Я, кажется, обещал вам историю о красавчике Альфи, — с отвратительной ухмылкой проговорил злой гений. — Я расскажу, но прежде вы должны пообещать, что ни одно слово не просочится за пределы этих стен. Речь не только о моей репутации, но и о жизни нескольких небезразличных мне людей.       — Звучит интригующе, — повернул в его сторону голову Холмс. — Что ж, я обещаю хранить молчание, но и вы со своей стороны…       — О, поверьте, меня абсолютно не прельщает идея хвастать тем, что я отдал победу в поединке за возможность оказаться с вами в одной постели. А ведь так оно и было. Я привык потакать своим слабостям, и поэтому ничуть не стыжусь, но рассказывать об этом не намерен.       — Договорились, — коротко резюмировал детектив.       — История моего друга Альфреда Дугласа тесно переплетена с моим собственным далёким прошлым, о котором я предпочитаю не вспоминать. Но я твёрдо верю в то, что случайности крайне редки, что Вселенная имеет свой великий замысел, и раз уж два гения, два противоположных полюса на время сошлись, да ещё и имеют одну важную точку соприкосновения в минувшем, я обязан вызвать в памяти образ своего первого друга, моего названного брата, слишком рано покинувшего этот мир.       — Вы меня изумляете, — вставил Холмс в театральной паузе, сделанной Мориарти.       — Нечего изумляться, — зло отозвался преступник. — Для меня это не самая простая история…       — Поэтому вы решили надеть очередную маску?       — Засуньте свою проницательность… Подальше! — взорвался Джеймс. — Могу не рассказывать! А лучше просто молчите и слушайте. Я не собираюсь придерживаться патетики на всём протяжении рассказа.       — Вот и отлично! Моё любопытство подбивает меня на новые бестактные реплики, а я вовсе не хочу оскорбить вас и потерять удовольствие от вашего рассказа.       — Вы тоже недурно меняете маски, — заметил Мориарти. — А мой рассказ стоит нескольких минут внимания. Для того, чтобы всё в нём обрело логику и смысл, мне придётся начать с рассказа о своей семье.       То, что вы знаете — легенда, годами создаваемая мной и работающими на меня людьми. Не было никакого поместья Мендерли (точнее есть, остов сгоревшего двадцать лет назад особняка до сих пор возвышается над одичавшим садом), не было богатого американского дядюшки, оставившего мне многомиллионное наследство, не было лучшего ученика… школы, ничего не было.       Мои родители перебрались в Лондон из захолустья Ирландии, сбегая от нищеты и осуждения родных и соседей. Брак аристократа из разорившегося рода и мещанки из зажиточной семьи ни у кого не встретил одобрения.       Однако в Англии дела сложились не так уж и плохо. Никто их там не знал, никто не смотрел с заранее сложившимся мнением. Отец устроился учителем в одну из самых престижных школ, а мать быстро приобрела множество заказов из высшего общества на свои поистине восхитительные кружева.       Я до сих пор не понимаю, что нашёл мой отец, один из самых образованных людей, которых я знал, в моей матери, не самой красивой и отнюдь не умной, не прочитавшей после окончания школы ни одной книги, почему терпел её истерики и бесконечные жалобы. Он обожал её вопреки всему. А когда становилось совсем невыносимо, пел старинную ирландскую песню о девушке, встреченной на дороге в Раглан. Начинал чуть слышно, а потом всё возвышал голос, заглушая очередные сетования мамы на устройство этого мира (точнее необустроенность нашего быта), а к концу песни они уже обнимались, прощая друг другу всё…       Джеймс задумался, а нетерпеливый Шерлок не замедлил задать вопрос:       — Что они прощали друг другу?       — Чёрт! Холмс, я и забыл, что вы здесь! Я слишком разговорился, но раз так вышло, поясню: мой отец был очень легкомысленен, мог спустить все заработанные деньги на раритетное издание книги или понравившуюся картину, а мать наоборот была прагматична до ужаса. И только её прагматизм спасал нас от голода и холода. А отец от обыденности…       Представьте, Холмс, эти пальцы, что несколько минут назад ласкали вас, держали прежде первое издание сонетов Шекспира!       — Надеюсь, вы испытали хоть долю того блаженства, касаясь меня…       — Ваша ирония… Неуместна. Вульгарна!       — Да, Джеймс. Вы правы. Но я пока не услышал ничего интересного…       — Как же вы меня бесите! Никакого чувства такта! И это я веду себя не по-джентельменски!       — Простите… Я ведь не аристократ! — Холмс лукаво улыбнулся и прижался всем телом к Мориарти. — Быть может, и не джентльмен вовсе… — прошептал он в ухо преступника.       Джеймс расхохотался и поцеловал тонкие губы, кривящиеся в усмешке.       — И тем не менее очаровательны, — прошептал он. — Я никогда не чувствовал такого притяжения. Может, отложим рассказ?       — Ну уж нет! Я заинтригован сильнее, чем возбуждён. Не для того ведь было это длинное предисловие, чтоб закончиться на полуслове.       — Да, вы правы. И пора перейти к сути.       Мы были счастливы и вполне самодостаточны, когда в квартире под нашей произошёл взрыв газа, уничтоживший всю мою семью. Всех моих близких: маму, отца и маленьких брата и сестру. Я гулял в соседнем дворе, и бросился к себе, услышав оглушительный хлопок и крики на улице. Увы, никакого «к себе» больше не существовало, и спасать было некого и нечего. Весь подъезд обвалился и пылал. С улицы доносились звуки пожарных сирен, а двор начали наполнять полицейские. Заметив пристальный взгляд домовладелицы, я рванул из двора на ватных ногах и, пробежав пару кварталов, разрыдался в какой-то подворотне. В тот момент я жалел лишь о том, что не остался дома в то воскресенье…       — Сколько вам было? — тихо спросил Холмс.       — Тринадцать. И передо мной стоял непростой выбор: работный дом или улица. Я выплакал в тот день все слёзы, отпущенные на человеческий век. Все…       Было уже темно, когда меня нашли знакомые бродяги — Оливер и Фин. Беспризорные мальчишки занимались мелкими кражами и жили в сомнительном доме на Флит-стрит. Понимаете, к чему я подвожу?       — Начинаю догадываться. И мне очень жаль.       — А как же ваша брезгливость, мистер Холмс? Или вы именно о своей податливости жалеете?       — Нет, Джеймс. Вовсе не о ней. Я сочувствие хотел вам выразить. А вышло, как всегда, неловко. Я не умею говорить о чувствах.       — Да уж, это точно.       Итак, двое беспризорников нашли меня. Более решительный Фин потрепал за плечо, привлекая внимание:       — Ты жив, вообще, Джим?       — Да, к сожалению.       — Это ужасно, — проговорил Оливер. — То что случилось с твоим домом и семьёй. Но… Это не конец. И мы можем помочь.       — Вставай! — без лишних церемоний скомандовал Фин. — Отведём тебя к Файгину. Он решит на что ты годишься.       Я послушно поднялся. Я знал кто такой мистер Файгин — беспринципный еврей, торгующий мальчишками, как мясник - телятиной. Он был владельцем дома на Флит-стрит, он кормил всех окрестных карманников, забирая большую часть их заработка за еду и жильё.       — Ты, главное, не выпендривайся, — шепнул Оливер, беря меня под руку. - Мистер Файгин нахальство не любит.       Фин подхватил меня под другую руку и мы помчались к известному вам дому. У него существовало несколько входов, вошли мы, как ты понимаешь, не через парадный. Тёмная узкая лестница, запахи кухни, подталкивающий в спину Фин — всё было противно и пугающе. Вероятно, я был очень бледен, когда мы вошли в кабинет Файгина.       Хозяин отсутствовал, и Фин отправился на его поиски, оставив меня на попечение Оливера.       — Ты только не хами, — вновь быстро зашептал тот. — Файгин не так уж плох. Уж лучше работного дома, можешь мне поверить!       Спустя пару минут заскрипели половицы в коридоре и распахнулась дверь.       — Благодарю, мой милый, — улыбнулся старик с серебряными волосами, переступая порог. За его спиной стоял Фин. — Не представишь мне своего юного друга?       — Джим Мориарти, сирота, сэр. Тринадцать лет, — заискивающе произнёс Фин.       — Джеймс, — поправил я, вглядываясь в водянистые глаза хозяина борделя и попечителя беспризорных мальчишек. — Меня зовут Джеймс.       — И ты очень симпатичен, мой милый. Породист, прекрасно говоришь, только вот склонен к хамству…       Оливер ткнул меня локтем в бок, а я, поджав губы и склонив голову, проговорил:       — Простите, сэр. Я просто не привык к уменьшительному имени. И очень расстроен. Я потерял сегодня всю свою семью…       — Здесь ты обретёшь новую, мой милый, — Файгин провёл рукой по моим волосам. — Можешь звать меня папой.       Меня почти выворачивало наизнанку, но я сумел сказать:       — Спасибо, сэр, — прежде чем мой хозяин распорядился отвести меня в комнату номер девять.       — Тебе чертовски повезло! — бормотал по пути Оливер, а Фин свирепо сопел. — Воровать — вовсе не весело. Точнее опасно. А ты очень симпатичный, с хорошими манерами. И тебе будет предоставлена легальная работа.       — Проституткой, — рявкнул Фин. — А ты, мой милый, завидуешь Джиму?       — Нет, завидовал бы, если б не любил тебя…       Фин грубо толкнул меня в спину, открыв дверь в комнату, а Оливер подхватил под руку.       — Вы будете спать здесь вдвоём с ещё одним мальчиком, — быстро проговорил он. — В комнате должна быть еда. А Красавчик объяснит тебе правила.       Я быстро нашёл еду. Кусок холодной телятины и полбатона хлеба на тумбочке у кровати. Случись подобное сейчас, мне бы кусок в горло не полез, но я был подростком, брошенным судьбой, столкнувшимся с новыми обстоятельствами, не понимающим, как в них себя вести. И чертовски голодным.       Мой сосед по комнате пришёл глубокой ночью, когда мне едва удалось задремать.       — Джеймс Мориарти? — спросил он, шурша снимаемой одеждой. — Альфред Дуглас, больше известный, как Красавчик Альфи. Подвинься, пожалуйста, ужасно устал.       Я видел лишь его силуэт — стройное юное тело. Он не пугал, как старик Файгин или грубиян Фин, и я спокойно подвинулся к стене. Он скользнул под одеяло и заложил руки за голову.       — Файгин велел мне тебя воспитывать, но отложим это на утро, ладно, Джеймс? — проговорил Альфи, а через несколько секунд уже мирно засопел.       Я смотрел на его тонкий профиль в свете уличных фонарей, пытаясь представить своего соседа при дневном свете, а затем уснул. Проснулся я, обнимая одеяло. Альфи кипятил воду на маленькой печке в углу и тихо насвистывал.       — Не свисти, денег не будет, — пробормотал я.       — А ты смешной, — обернулся Альфи, и я поразился его красоте. Я не могу передать, Шерлок, до чего он был прекрасен. Впрочем, вы его видели.       — Да, Джеймс, видел. И больше ни разу не встречал таких твёрдо очерченных губ, таких длинных и светлых ресниц… Я вас не обижаю?       — Нет, конечно. У всех нас разная красота. У моего любимого Морана и у вас, у Альфи…       — Вы очень его любили?       — Да, но не за красоту. Или не только за неё…       Нет, не только и не столько. Я любил его и не за… Я просто его любил.       — Чай или кофе? — спросил Альфи, намазывая бутерброды маслом.       — Кофе.       — Пожалуйста, — он протянул мне чашку и пару гренок, смазанных маслом. — Я не знаю, что с вами делать, — сказал он чуть слышно. — Файгин велел вас воспитать… Что вы знаете, Джеймс? О том, что происходит в постели?       — Пожалуй, ничего. Если я правильно понял вас, Альфред.       — Вы правильно поняли.       — Почти ничего. Даже не целовался ни разу. Ни то что большее…       — Хорошо. Позавтракаем и приступим к обучению.       Я уставился на Альфи, уплетающего гренки за обе щеки, а тот рассмеялся с набитым ртом и, запив еду кофе, промолвил: «Клиенты появляются уже с пяти вечера. Вам же лучше, если вы хоть что-то узнаете до этих пор».