Водопад

      Шерлока разбудил стук в дверь.       — Холмс, можно войти?       — Входите.       Занавеска всё так же колыхалась, а детектива одолевала тоска и усталость.       — Вы плохо выглядите, — заметил Ватсон. — Не сотрясение мозга ли это?       — Нет, друг мой, скорее всего, нет. Хотя сотрясение многое бы объяснило.       — Вы вновь принимали морфий, — сердито заметил Джон. — Хотя даже упрекать вас не стану. При такой боли я бы и сам вам порекомендовал. Только меньшую дозу.       — Что вы знаете о моей боли? — Холмс захохотал. Смех его напоминал карканье вороны, а Ватсон смутился, но никуда не ушёл.       — Есть будете? Или пока только чай? — спросил он буднично. — Время обеденное.       — Вы замечательный друг, Ватсон! — воскликнул Холмс. — Будьте добры, распорядитесь, чтоб мне принесли чай, а минут через двадцать я с удовольствием пообедаю с вами.

***

      Моран вошёл в купе первого класса на станцию позже Мориарти. Из соображений безопасности он покинул отель Шнайдера ещё накануне.       Криминальный гений лежал, закутавшись в одеяло и читал газету. Морщинки собравшиеся между его бровей свидетельствовали о дурном расположении духа.       — Привет. Плохие новости? — осторожно поинтересовался полковник.       — Нет. Всё в порядке. Здравствуй.       — Тогда почему такой хмурый вид? Неужели ничего не получилось?       — У меня всегда всё получается. Иногда даже слишком хорошо, — зло ответил Джеймс.       — Почему же ты так не весел? — Себастьян закончил расставлять багаж и, скинув пальто, присел рядом с Мориарти.       — Почему? Да потому, что всё закончилось и повториться сможет не скоро. Если вообще повторится… Когда ещё мы вернёмся в Лондон, вернёмся ли? И как встретимся с ним — снова как враги? — Джеймс прикрыл лицо ладонью.       — Боже, да ты влюбился, мой мальчик! — вскричал Моран и затих на время. Мориарти тоже молчал, не возражая. Бледная кисть безвольно соскользнула с лица на одеяло.       — Не подумай, что я ревную, — тихо заговорил полковник. — Я всегда знал, что однажды это произойдёт, и чем старше становился, тем сильнее хотел этого, потому что ты не можешь быть один, а я становлюсь слишком стар для тебя, — он накрыл своей рукой руку Джеймса. — При всей своей гениальности и высокомерии, тебе всегда нужен кто-то близкий рядом. Тот, кто будет любить тебя, восхищаться и принимать таким, какой ты есть. Но почему именно он? Почему этот бесчувственный… — Моран сжал губы, чтоб с них не слетело крепкое ругательство.       — Я не знаю, Себастьян. Но разве мы выбираем? Разве ты выбирал меня? И ту жизнь, что ты вёл до меня и вместе со мной? Мы многое можем решать, но судьба всё равно извернёт все наши решения по-своему…       — Мой бедный израненный малыш! Столько потерь, столько боли! Стали бы они упрекать тебя, зная через что ты прошёл? Как потерял свою первую и единственную любовь?       — Конечно стали бы. Этому войску слабоумных только дай повод, а упрёки всегда найдутся. И что ты такое говоришь? Разве я не люблю тебя?       — Конечно же любишь, не волнуйся, Джим, я прекрасно об этом знаю. Как знаю и то, что наши отношения всё же немного… Напоминают отношения дяди и племянника. Прости, не могу найти более подходящих слов, хотя вовсе не хочу сравнивать себя с Чаттерлеем.       — Меня это чудовище больше не тревожит с тех пор, как ты сломал ему позвоночник и отрубил кисти рук. Немного не гуманно, но однозначно действенно — больше никто из-за него не пострадал.       — Что ж, я исполнил твою просьбу и сохранил ему жизнь.       — А он мою. И сохранил тебе свободу. Впрочем, можно ли расценивать как просьбу тот жёсткий ультиматум, который я ему поставил, едва лорд пришёл в себя?       Оба мужчины рассмеялись.       — И не спеши себя хоронить. Ты по-прежнему нужен мне. Лучше ляг рядом и обними меня, ты же знаешь, как плохо я сплю в поездах.       Уже устроившись в объятиях Морана как в гнезде, как в крепости, Джеймс вдруг захихикал.       — Что такое? — поинтересовался полковник.       — Ты представляешь, Шерлок подумал, что этот синяк на скуле от тебя! — Мориарти зашёлся смехом. — Ну не мог же я признаться в своей неуклюжести и в том, что просто поскользнулся и ударился лицом о камень!       — Господи, какие же вы оба идиоты! А теперь успокойся и спи, мой мальчик.       И тридцатипятилетний «мальчик» действительно успокоился, потёрся носом о шершавый подбородок Морана и, чуть повозившись, устраиваясь ещё удобнее, спросил:       — Ты сыр купил местный?       — Ох, Джейми! Само собой. И сыр, и несколько видов колбас, и свежайший хрустящий хлеб, и молоко… Можно подумать, ты их аромата ещё не расслышал. Я сам люблю это всё не меньше, чем ты. Проснёшься вечером и прекрасно поужинаем. А в Женеве скупим весь шоколад!       — Я тебя обожаю! И, быть может, нужно поужинать прямо сейчас? А потом спать до Женевы?       — Почему бы и нет? Только нарезкой и сервировкой займёшься ты. А я пока схожу за чаем.       — Хорошо, только напомни персоналу, что беспокоить нас не стоит.       — Полагаю, они это прекрасно поняли. Всё в этом саквояже, милый. Включая ножи.