Контраст чувств

Она достала из-за пояса бутылёк и сразу же раскрыла, готовая обороняться. Но их было так много, они все смотрели. Никто не выражал согласие с хищником, но и отрицать его слова не стали. Слёзы застыли в глазах, готовые вот-вот пролиться. Амадей молчал. Он слегка нахмурился, глядя впереди себя. — Не жадничай, раз тебе уже удалось попробовать души этих тварей, так почему не дать попробовать нам? — как шакал стал кружить демон. Она сказал ещё пару фраз на демонической латыни, так что Канна могла только догадываться о чём идёт речь по лицам присутствующих. Кассиан добавил что-то короткое. Почти партнёр аменто смотрел на неё как-то отдалённо, задумчиво, будто его только что осенило. Он наконец сказал что-то на демоническом и все резко смолкли, а тот демон обомлел. Модест рассёк горло выступающему и с явным раздражением на лице вернулся на место. Оцепенение завладело телом Канны, она осела на пол, застывшим взглядом наблюдая картину, которую уже видела на карте — с рассеченным горлом, истекающий черной кровью демон криво осел на сзади стоящее кресло и глаза его замельтешили белизной, он вернулся к человеческому облику… — Чёрт, кто вообще позвал этого ублюдка? — раздражённо воскликнул Амадей, глядя на заляпанный кровью пол, — Следовало повырывать ему крылья с самого начала, ещё когда он сдал нас, — демон поднялся и подошёл к убитому. — Теперь проблем не оберешься, — заключил Модест. — Не думаю, — заключил Амадей. Он хлопнул поверженного по плечу и тот рассеялся будто залежавшаяся пыль, — Эта пыль не имеет значения, — пауза, оглядел присутствующих, — Что, никто не хочет продолжить танцевать, пить? — он прошёлся вокруг кресла, все молчали, хотя некоторые поняли намёк и уже намеревались убраться прочь, — Вот и я не настроен на продолжение. — Странное у тебя поведение друг, ты не самый благочестивый персонаж здесь, взять хотя бы… — Касс вновь перешёл на демонический, резко, громко и грубо, пускай и непонятно, но Канна ощутила направленную в свою сторону враждебность. Модест тоже добавил что-то сердито, а потом и Амадей пригрозил. Кассиан резко встал и поспешил покинуть компанию: — Надеюсь мне не придётся тебе напоминать… — О, нет, дорогой, я всё прекрасно помню, — перебил его Амадей, всплеснув руками. Модест ушёл следом. Так ушли все, пока они не остались вдвоём. Хозяин дома вернулся на кресло и, взяв трубку, сильно затянулся. Он так и сидел там, а Канна молча у стены. Голова кружилась уже довольно сильно, помещение казалось жутко тесным и душным, хотелось оказаться на улице, но ведьма продолжала смотреть ему в спину и молчать. Он затянулся ещё раз и на выдохе сказал: — Ты вела себя отвратительно, — он сделал паузу, дав девушке прокашляться от шока, — Не стоит пытаться быть тем, кем ты не являешься, это тебе не идёт. Канна прижала колени к груди покрепче. «Он говорил о танце? Или о чём-то ещё?» — Разве демонам такое не нравится? От того как она произнесла «демонам» Амадей неприязненно поджал губы. — Мне — нет. — её действия вызывали в нём отрицательную реакцию больше даже из-за отсутствия искренности, обычно присущей ей, из-за натянутости её поведения, и явной игры на публику. Она вела себя как ребёнок, а может и была им. — Отвратительны их взгляды, их внимание, — она оборвала фразу, имея в виду не только злые взгляды обращённые к ней, но и те, что были обращены на него; но демон уже поймал смысл. Амадей отложил трубку, поднял с пола бокал и сделал глоток. — Я понимаю, это просто разные миры и глупо рассчитывать на дружбу или хотя бы терпение, но они все ненавидят меня, а я даже не знаю за что, — она плеснула руками в воздухе, а затем поднялась наконец на ноги, — И как только я могла забыть, что я точно также ненавижу вас, демонов, — пауза, Амадей встал напротив ведьмы, — Вы ужасные, жестокие и ни перед чем не останавливающиеся существа, хитрые и коварные, — её речь заплеталась, а сама она точно росинка на ветру едва держалась на ногах, да ещё и потрясывалась от страха. Говорить захмелевшей Канне о том, что причины правда есть, и не ей, ведьме, причитать о ненависти демонов, о их жестокости, было совершенно бессмысленно, да Амадей и не хотел этого. — И меня ненавидишь? — он тотчас скопировал её удивлённый взгляд, ещё больше раззадоривая. Медленными шагами он подбирался к ней, пока не подошёл вплотную и не обхватил её запястья. — Да, — после долгого молчания, не слишком уверенно и внятно ответила Канна. — Да ну? — ненавязчиво, но настойчиво он переместил свою ладонь ей на талию и чуть приблизил к себе, на то ведьма, опять же слабо протестуя, уперлась руками ему в грудь, — А мне в какой-то момент показалось, что ты даже проявляешь ко мне интерес, — его хитрое лицо оказалось совсем близко к её, а затем наступил поцелуй. Канна не отдавала себе отчёта, когда он стал долгожданным, но руками всё же приблизила демона к себе, осторожно пропустила кучерявые волосы сквозь пальцы. — В партнёрских отношениях не нормально целоваться, — смущенно проговорила Канна, отстраняясь наконец от него. — Тебе это кто-то сказал или ты сама так думаешь? — он не спешил разрывать тактильного контакта. — Думаю, — соврала она и Амадей тут же её раскусил. — Ты такая наивная, — усмехнулся и потянул ведьму на диван, — Ты ведь и с той демоницей была уже знакома? — он говорил про Велли, — Тебя легко прочесть даже без слов, — он поднял бокал Канны с пола и протянул той, себе взял одну из трубок и затянулся, — Не стоит верить первым встречным, тем более демоницам, — он посмотрел ей в глаза, — Тем более, когда ты такая милая ведьма. Канна поджала под себя ноги и возмущенно выхватила бокал, украдкой поглядывая на трубку. — Что ты делаешь для Сената? — прямо спросила она, чуть не пролив на себя содержимое бокала. Она запрокинула голову, прикрывая глаза от какого-то непреодолимого блаженства нахождения здесь и сейчас вдвоём. — Много чего, — он наблюдал за её плавными действиями, — Конкретно, пресекаю восстания. Ведьма оживилась и подняла на него заинтересованный взгляд. — Какие восстания могут быть в Контрасте? — «самом мирном городе-нейтралитете». Неожиданно для себя, она пробежалась пальчиками свободной руки по его предплечью. — По большей части гражданские. Но масштабы не соответствовали тем, которые ожидались, так что вероятно это только начало, и грядёт что-то более ужасающее. «Ужасающе» -так много раз проносилось в голове Канны за этот вечер и ночь, что она едва ли могла воспринять это слово более пугающим, чем уже воспринимала. Она помнила о том, как пугает её Амадей и его компания, как страшно ей было во время рассказа, во время бесед с демонами, во время танца и его триумфального завершения. Какой трепет обуял ею во время их речи на демоническом, во время его жестокой фразы по отношению к убитому. Но темная гуща напитка так овладела её разумом в этот миг, да ещё и дым, которым она умудрилась, закашлявшись, напитать лёгкие. — Это ужасно, — она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза, сглатывая трепет, вызванный его темным непроницаемым взглядом; дрожащей рукой она хотела прикоснуться к его лицу, губам, но не посмела поднять руки; кожа распалялась от близости, руна горела, но это было так незначительно, — меня пугает. Он накрыл её губы поцелуем так резко, что она не успела опомниться, только обхватила его плечи, балансируя в сидячем положении. Губы словно плавились, под кожей разливался раскалённый воск и ей хотелось просто раствориться в этом ощущении. — Что такое инициация? — вопрос, обрывающий наслаждение, но он не выпустил девушку из объятий: он спустился к её шее, продолжив поцелуи, граничащие с болезненностью. Канне то и дело хотелось свернуться, закрыться от него, но что-то вечно останавливало, поэтому она покорно сложила руки на его плечах и продолжила испепелятся под натиском. — Древний обряд посвящения, — она замолкла, сдерживая в горле писк. — И для чего он нужен? — он прижал её к дивану за горло, наблюдая за ней и её реакциями. Амадей сбросил её поясную сумку на пол и уже расстегнул тонкую блузку. — Ведьма переходит на новый уровень, её объединяют с аменто, — она тихо застонала, когда почувствовала лёгкое, холодноватое прикосновение его пальцев. Коготками ведьма вцепилась ему в бедро, дрожа от ожидания. Только сейчас, она всё же может себе позволить слабость. Красное свечение бегает прыжками с тенями наперегонки по его коже. Взмах её пальцев и дрожащее прикосновение к разгоряченным бугоркам мышц на крепком животе. Выдох. Словно игрой на арфе тусклый свет перебирает мягкие изгибы её спины, играют с руной на рёбрах и перепрыгивают на увлеченные её телом мужские руки. Вдох. Он сжимает её, ласкает и снова отпускает. Глаза, затянутые мраком, поглощают редкие отблески, хватают, впитывают с голодной жадностью весь её облик. И глаза против него, затянутые пеленой нежности, эйфории, с восторгом ловящие каждое его прикосновение, взгляд. Пальцы скользят, прогоняя за собой линию мурашек, вызывая за собой хрупкое ощущение нежности, глубже погружая в объятия густой влажной пучины. Теплая дорожка стелится яркими вспышками чувствительности за его языком, захлёстывая волной его пламени, позволяя захлебнуться в любви. Она, подрагивая от сладкого ритма, вздымает руку над его головой и судорожно зарывается в блеске темных волос, слегка тянет, заставляя запрокинуть голову и, вторя отклику где-то в глубине удовольствия, неторопливо выстилает мокрый след, продолжает его, покусывая. Кончики его пальцев пробегаются по чувствительным местам, вырывая робкий всхлип, расплавляя мозг; напряжение в ней то нарастает, то снова обрывается, расходясь по телу то жаром, то легким ознобом. Она плавится как масло, повинуясь его движениям, ловя каждый импульс и тогда накал увеличивается. Тело обволакивает судорога, в голове рассыпаются вспышки искр, она тихо скулит и обнимает его крепче. Слабый тремор ног мало-помалу сходит, и на секунду она видит перед собой демона: чуть закрученные рога и утопающие в черноте зеницы, жесткая кожа и она закрывает глаза, бесследно теряя его из вида.